а, что граф одет  в  костюм  для
верховой  езды,  без  галстука,  обычно  безукоризненно  повязанного   и
отглаженного. Ей редко доводилось видеть его одетым со  столь  нарочитой
небрежностью, разве что  в  спальне.  При  воспоминании  о  спальне  она
покраснела и тоже занялась пирожком.
   - Да, - продолжала Мередит, становясь все более разговорчивой,  -  ее
брат был нортамберлендским Баллинджером, как и сама  Августа.  Они  все,
оказывается, очень храбрые и  безрассудные.  Разве  ты  этого  не  знал,
папа?
   - Пожалуй, я тоже об этом слышал. - Гарри продолжал жевать, не  сводя
глаз с разрумянившейся Августы.  -  Я  и  сам  могу  засвидетельствовать
бесстрашие некоторых нортамберлендских Баллинджеров.  Просто  невозможно
себе представить, на какие только безрассудства не  способны  порой  эти
нортамберлендские Баллинджеры! Особенно в ночное время.
   Августа чувствовала, что ее щеки стали малиновыми...  Она  бросила  в
сторону своего мучителя предостерегающий взгляд:
   -  По  моим  наблюдениям,  некоторые  графы  Грейстоуны  тоже   могут
проявлять удивительное безрассудство... Можно даже сказать, чрезмерное.
   - Да, в нашей семье такое случалось.  -  Гарри  ухмыльнулся  и  снова
принялся поглощать пирожки.
   Мередит ничего не поняла в этой словесной  перестрелке  и  продолжала
болтать:
   - А брат Августы был ужасно смелый. И замечательный наездник. Он один
раз даже в скачках участвовал, разве тебе Августа не говорила?
   - Нет.
   - Ну так вот, участвовал! И победил! Он всегда побеждал в скачках.
   - Просто поразительно!
   Августа слегка откашлялась:
   - Не хотите ли фруктов, Мередит?
   Этим  ей  удалось  отвлечь  на  время  внимание  девочки.  Потом  она
предложила ей поиграть в кораблики, что значило просто пустить две щепки
по течению ручья и посмотреть, чей  кораблик  доплывет  до  назначенного
пункта первым.
   Мередит колебалась, но, когда Гарри встал и сам  показал,  как  нужно
играть в эту игру, она необыкновенно воодушевилась и принялась  носиться
по  берегу.  Гарри  постоял  у  воды,  внимательно  наблюдая,  как  дочь
забавляется с импровизированным флотом, потом вернулся  к  расстеленному
покрывалу и опустился на траву рядом с Августой.
   - Она от души веселится. -  Он  прилег,  лениво  и  с  чисто  мужским
изяществом облокотившись на траву и согнув одну ногу в колене. - Похоже,
ей не хватает подобных игр на воздухе.
   - Я очень рада, что вы пришли к такому выводу, милорд, На мой взгляд,
вольные игры столь  же  необходимы  любому  ребенку,  как  и  история  с
географией. И кроме того,  с  вашего  разрешения,  я  хотела  бы  ввести
несколько дополнительных предметов в расписание ее занятий.
   Гарри нахмурился:
   - Например?
   -  Ну,  для  начала  рисование  акварелью  и  чтение   художественной
литературы.
   - Господи, ни в коем случае! Это я  запрещаю,  я  не  желаю  занимать
мысли Мередит подобной чепухой.
   - Но вы сами сказали, милорд, что Мередит нужно  побольше  бывать  на
воздухе.
   - Я сказал, что ей, наверное, нужно побольше играть на воздухе.
   - Прекрасно! Она может рисовать на  природе,  да  и  читать  тоже,  -
весело заключила Августа. - По крайней мере, летом.
   - Черт побери, Августа...
   - Тише, милорд. Вы же не  хотите,  чтобы  Мередит  услышала,  как  мы
ссоримся? У нее и так хватает переживаний из-за вашего нового брака.
   Гарри сердито посмотрел на Августу:
   - А вы, мадам, уже успели, по-моему, заморочить ей голову историями о
вашем храбром братце, искателе приключений?
   Августа нахмурилась:
   - Ричард действительно был храбрым человеком  и  очень  любил  всякие
приключения.
   - М-м-м, - нетерпеливо промычал Гарри.
   - Гарри...
   - Да? - Он не сводил глаз с Мередит.
   -  А  те  слухи,  что  ходили  в  обществе  после   смерти   Ричарда,
когда-нибудь доходили до вас?
   - Да, я что-то припоминаю, однако никогда  не  считал  их  достойными
внимания.
   - Ну разумеется нет! Все это ложь! Но существует неопровержимый факт:
в ночь убийства при нем нашли кое-какие документы. Должна признаться,  я
часто задумывалась о дальнейшей судьбе этих документов.
   - Августа, иногда следует  согласиться  с  утверждением;  не  на  все
вопросы можно получить ответ.
   - Я прекрасно понимаю это, сэр. Но у меня уже  давно  сложилась  своя
версия  относительно  гибели  брата,  которую  мне  очень  хотелось   бы
доказать.
   Гарри помолчал, потом спросил:
   - И что же за версия?
   Августа глубоко вздохнула:
   - Мне кажется,  у  Ричарда  эти  бумаги  оказались  потому,  что  он,
возможно, был тайным агентом Британской Короны.
   Поскольку ответа на это заявление не последовало, Августа повернулась
к Гарри и внимательно  на  него  посмотрела,  однако  ничего  не  смогла
прочесть по его глазам, оттененным длинными  ресницами.  Он  по-прежнему
смотрел на дочь.
   - Гарри?
   - Так ты просила Лавджоя проверить именно эту версию?
   - Да. Как ты считаешь, такое возможно?
   - Я считаю, что это почти невероятно, - тихо проговорил Гарри.
   Августа была оскорблена: его ответ показался  ей  слишком  поспешным,
ведь она так хорошо все продумала!
   - Ну, неважно. Мне вообще не следовало говорить с тобой  об  этом.  В
конце концов, откуда тебе знать о подобных делах?
   Гарри тяжело вздохнул:
   - Как раз об этом я обязательно бы знал, Августа.
   - Вот уж не похоже!
   - Да, я бы обязательно знал  об  этом,  потому  что  если  бы  Ричард
действительно  был  агентом  британской  разведки,  то  почти  наверняка
работал бы на меня.

Глава 11

   - Что вы хотите этим сказать? Почему мой брат в таком случае  работал
бы на вас? - напряженным голосом проговорила Августа; в голове у нее все
смешалось. - И чем занимались вы сами, если подобные сведения попадали в
первую очередь к вам?
   Гарри ничуть не изменил своей ленивой позы,  однако  наконец  оторвал
взгляд от Мередит и посмотрел Августе прямо в глаза:
   - Чем  тогда  занимался  я,  теперь  уже  совершенно  неважно.  Война
закончена, и я весьма счастлив забыть о  сыгранной  мною  в  этой  войне
роли. Достаточно сказать, что я был связан со сбором сведений  в  пользу
Англии.
   - Ты был шпионом? - вырвалось у  Августы.  Губы  Гарри  изогнулись  в
легкой усмешке.
   - Очевидно, дорогая, ты никак  не  можешь  представить  меня  в  роли
человека действия?
   - Нет, дело  совсем  не  в  этом!  -  Она  нахмурилась,  не  в  силах
сосредоточиться. - Должна признаться, мне не давала покоя мысль  о  том,
где это ты научился так здорово отпирать любой  замок  и  почему  всегда
оказываешься рядом со мной именно тогда,  когда  я  меньше  всего  этого
ожидаю. Теперь понятно: типично шпионские замашки. И  все-таки,  на  мой
взгляд, подобная карьера совершенно не для тебя, Гарри.
   - Совершенно с тобою согласен. Более того, я никогда не  рассматривал
свою деятельность во время войны как способ сделать карьеру или хотя  бы
как профессию. Я всегда  считал  это  занятие  не  более  чем  временным
неудобством, ибо оно крайне мешало мне посвятить себя  любимому  делу  -
античной  филологии,  а  также  отвлекало  меня  от   управления   моими
владениями.
   Августа прикусила губу:
   - Но все это, наверное, было очень опасно?
   - Иногда, - пожал плечами Гарри. - Большую часть времени  я  проводил
за письменным столом, руководя действиями  своих  агентов  и  разгадывая
послания, написанные симпатическими чернилами или зашифрованные.
   -  Симпатическими  чернилами?  -  Августа,   похоже,   была   безумно
заинтригована. - То есть невидимыми на бумаге?
   - М-м-м...
   - Но это же просто чудесно! Как бы мне хотелось иметь немножко  таких
невидимых чернил!
   -  Я  с  удовольствием  приготовлю  их  для  тебя.  -   Гарри   вдруг
развеселился. - Но должен предупредить,  они  не  слишком  пригодны  для
обычной переписки. У получателя такого  письма  должно  быть  под  рукой
специальное вещество, которое сделает написанное видимым.
   - Такими чернилами можно писать, например, дневник...  -  мечтательно
проговорила Августа. - Но возможно, шифр был бы еще лучше.  Да,  идея  о
шифре мне очень нравится.
   - Я бы предпочел думать, что моей жене не  нужно  записывать  в  свой
дневник ничего сверхсекретного, для  чего  потребовались  бы  бесцветные
чернила или тайный шифр.
   Августа не обратила внимания на скрытый намек.
   - Значит, ты поэтому провел так много времени на Континенте во  время
войны?
   - К несчастью, да.
   -  А  ведь  все  считают,  что  ты  и  тогда   продолжал   заниматься
классической филологией!
   - Так и было, особенно когда я попадал в Италию и Грецию. Но  все  же
большую часть времени я  действительно  отдавал  деятельности  во  славу
Британской Короны.  -  Гарри  выбрал  один  из  выращенных  в  оранжерее
персиков и вынул его из корзинки. - Теперь, поскольку война закончена, я
могу подумать о поездке на Континент с совершенно  иными  и  куда  более
интересными целями. А  ты  бы  хотела  поехать  со  мной,  Августа?  Мы,
конечно, взяли бы с собой и Мередит. Путешествия очень познавательны.
   Августа приподняла бровь:
   - Так кого ты хотел бы просветить в первую  очередь:  меня  или  свою
дочь?
   - Мередит, без сомнения, получила бы  от  такого  путешествия  больше
всех. А тебе, чтобы углубить кое-какие знания, совсем необязательно даже
выходить из спальни. И должен сказать, ты все схватываешь  буквально  на
лету.
   Августа не выдержала и смутилась:
   - Гарри, честное слово, порой  ты  говоришь  совершенно  непристойные
вещи! Тебе должно быть стыдно.
   - Прошу прощения, дорогая. Никогда не думал,  что  ты  станешь  такой
поборницей приличий. Склоняю голову перед твоими глубочайшими познаниями
в этой области.
   - Ох, Гарри, пожалуйста,  замолчи,  иначе  я  вывалю  остатки  нашего
пикника тебе на голову!
   - Как вам будет угодно, мадам.
   - Ну хватит, лучше расскажи, почему ты так уверен, что  мой  брат  не
был вовлечен в тайную деятельность английской разведки.
   - Дело в том, что если бы он  был  штатным  агентом,  то  работал  бы
именно на меня - либо непосредственно, либо через кого-то другого. Я уже
объяснял, что моя  работа  главным  образом  заключалась  в  том,  чтобы
руководить другими людьми. Эти люди, в свою очередь,  собирали  огромное
количество   сведений,   благодаря   своим   собственным   агентам,    и
предоставляли эти сведения мне. Я должен был разбираться  во  всей  этой
чертовой каше и отделять зерна от плевел.
   Августа лишь изумленно покачала головой, не в силах представить  себе
Гарри за подобной работой.
   - Но  ведь  в  таких  делах,  должно  быть,  участвовало  невероятное
количество людей как здесь, так и за границей?
   - Порой даже чересчур много, - сухо  подтвердил  Гарри.  -  Во  время
войны шпионы кишат, как муравьи на скатерти для пикника. Это  доставляет
массу неприятных хлопот, но без тайных агентов невозможно  выполнить  ни
одну задачу.
   - Но если так, то Ричарда вполне могли завербовать, и ты  никогда  бы
не узнал об этом? - спросила Августа. Гарри молча ел персик.
   -  Я  учитываю   эту   возможность.   А   потому   провел   кое-какие
расследования.
   - Расследования? Какие еще расследования?
   - Попросил кое-кого из старых  друзей  выяснить,  не  был  ли  Ричард
Баллинджер каким-то образом приобщен  к  работе  официальной  британской
разведки. Ответ был отрицательным, Августа.
   Августа подтянула колени к подбородку и  обхватала  их  руками,  явно
недовольная категоричностью последних слов Гарри.
   - И все-таки я думаю, что мои предположения заслуживают внимания.
   Гарри не ответил.
   - Ты все же должен допустить, что существует - пусть очень  небольшая
- возможность того, что Ричард  оказался  замешанным  в  дела  разведки.
Может быть, он сам обнаружил  что-нибудь  важное  и  собирался  передать
сведения кому следует.
   Гарри по-прежнему не отвечал и молча доедал персик.
   - Ну? - теребила его Августа, пытаясь скрыть волнение. - Разве ты  со
мной не согласен?
   - Ты хочешь, чтобы я солгал тебе, Августа?
   - Нет, конечно же нет! - Она сжала кулаки. - Я просто хочу, чтобы  ты
согласился, что мог и не знать всего о деятельности  разведки  во  время
войны.
   Гарри коротко кивнул:
   - С этим я, пожалуй, соглашусь. Никто не мог бы знать абсолютно  все.
Во время войны  всегда  слишком  много  тумана.  Большая  часть  военных
действий - как на поле брани, так и вне его - совершается как бы в серых
сумерках.  А  при  ярком  свете  остается  лишь  подсчитывать  потери  и
оставшихся  а  живых.  Никто  не  может  с  уверенностью  сказать,   что
осведомлен обо всем, пока туман не рассеется. Возможно, так оно и лучше.
Я убежден, что многого о войне лучше вообще не знать.
   - Например, того, чем занимался мой брат? - горько бросила Августа.
   - Помни своего брата таким, каким ты его знала,  Августа.  Сохрани  в
памяти образ последнего  из  безудержно  смелых,  дерзких,  безрассудных
нортамберлендских Баллинджеров и не терзай себя мыслями о том, что могло
быть, и могло и не быть во время войны, это уже в прошлом.
   Августа вздернула подбородок:
   - Но в одном вы все-таки не правы, милорд!
   - В чем же?
   - Мой  брат  не  был  последним  из  нортамберлендских  Баллинджеров.
Последняя в нашем роду - я!
   Гарри сел, глядя на нее с холодным предостережением:
   - У тебя теперь новая семья, Августа. Ты сама сказала об  этом  вчера
ночью в картинной галерее.
   - А теперь я передумала! - Августа лучезарно улыбнулась ему. - Теперь
мне уже  кажется,  что  твои  предки  совсем  не  так  хороши,  как  мои
собственные.
   - В этом отношении ты, без сомнения, права. Никто и никогда не мог бы
назвать  моих  предков  хорошими.  Однако  теперь  ты   стала   графиней
Грейстоун, и я постараюсь, чтобы ты никогда об этом не забывала.

***

   Прошла неделя. Августа сидела в кресле  на  залитой  солнцем  галерее
второго этажа прямо под портретом своей прекрасной предшественницы.  Она
в  задумчивости  обратила  свой  взгляд  на  обманчиво  безмятежный  лик
предыдущей графини Грейстоун.
   - Я намерена восполнить тот ущерб, который  вы  нанесли  этому  дому,
Кэтрин, - произнесла она вслух. - Я далеко не идеал, но любить я умею, а
вот вы, как мне кажется, даже не представляли  себе,  что  означает  это
слово. В конце концов, вы ведь не были образцом добродетельной  женщины,
не правда ли? Ах, как  много  вы  потеряли,  погнавшись  за  обманчивыми
иллюзиями! Ну а я, к счастью, не так глупа, -  твердо  заключила  она  и
состроила портрету рожицу. Потом вскрыла конверт с письмом от Клодии.

   Дорогая Августа!
   Надеюсь, у тебя и твоего уважаемого супруга все складывается  хорошо.
Должна признаться, мне очень не хватает тебя  здесь,  в  Лондоне.  Сезон
кончается, и все как-то замерло. Как мы и договорились, я несколько  раз
заезжала в "Помпею" и вела в высшей степени интересные  беседы  с  твоей
подругой, леди Арбутнотт.
   Должна сказать, что она  совершенно  очаровательна.  Я  думала,  меня
несколько оттолкнут ее эксцентричные  манеры,  ведь  она  ими  славится,
однако этого почему-то не произошло. Я нахожу  общество  леди  Арбутнотт
чрезвычайно приятным и страшно огорчена ее тяжким недугом.
   С  другой  стороны,  ее  дворецкий  вызывает   во   мне   несомненное
раздражение. Если бы это зависело от меня, я  ни  секунды  не  стала  бы
держать его в доме. С каждым моим приходом он становится все  нахальнее,
и боюсь, в один прекрасный день я буду вынуждена  сказать  ему,  что  он
переходит  всякие  границы.  И  я  по-прежнему  не  могу  избавиться  от
ощущения, что я его где-то встречала.
   К моему удивлению, не могу не признать,  что  в  "Помпее"  мне  очень
нравится.  Естественно,  я  не  могу  одобрить   таких   введений,   как
существующая в клубе книга для записей пари. А ты знаешь, кое-кто ставил
на то, что ваша помолвка долго не продлится?  Не  одобряю  я  и  слишком
большого  увлечения  азартными  играми.   Однако   я   познакомилась   с
несколькими весьма интересными дамами, которые разделяют  мое  увлечение
изящной словесностью. И у нас было немало увлекательнейших дискуссий.
   Что же касается светской жизни, то она, повторяю, без  тебя  утратила
большую часть своего очарования. Тебе всегда  удавалось  привлечь  самых
интересных людей и лучших партнеров по танцам. А сейчас  рядом  со  мной
постоянно  оказываются  лишь  самые  добродетельные  из   представителей
противоположного пола. Знаешь, если бы не Питер Шелдрейк, мне уже  давно
стало бы ужасно скучно. К счастью, мистер Шелдрейк, великолепный танцор.
Он даже убедил меня станцевать с ним  вальс.  Мне  бы  только  хотелось,
чтобы он стал серьезнее и увлекся чем-нибудь более интеллектуальным.  Он
по природе своей человек довольно легкомысленный и без конца  надо  мной
подшучивает.
   Мне страшно хочется приехать к вам в  гости  и  повидаться  с  тобой!
Когда же ты вернешься?
   С любовью, твоя Клодия

   Августа дочитала письмо и медленно свернула листок. Было  удивительно
приятно получить весточку  от  кузины  Клодии.  Не  менее  приятно  было
узнать, что всегда сдержанная и замкнутая Клодия скучает по ней.
   - Августа, Августа, где  вы?  -  Мередит  летела  к  ней  по  длинной
галерее, размахивая листом бумаги. - Я закончила свою акварель!  Как  вы
ее находите? Тетя Кларисса сказала, что я обязательно должна спросить  у
вас, поскольку это вы предложили, чтобы я начала заниматься рисованием.
   - Да, разумеется. И мне не терпится посмотреть, что у вас получилось.
- Августа подняла глаза на Клариссу, которая спокойно следовала за своей
воспитанницей. - Благодарю вас,  мисс  Флеминг,  что  позволили  девочке
попробовать свои силы в рисовании.
   -  Его  сиятельство  сообщил,  что  в  этих  вопросах  мне   надлежит
руководствоваться вашим мнением, хотя мы с ним и  пришли  к  заключению,
что рисовать акварелью не слишком достойное занятие для Мередит.
   - Да; я знаю, однако это может быть  очень  приятным  занятием,  мисс
Флеминг.
   - От человека, если он чем-то занимается  серьезно,  следует  ожидать
полной отдачи и чрезвычайного прилежания, - заявила Кларисса. -  Занятия
- не забава.
   Августа улыбнулась Мередит, беспокойно  переводившей  глаза  с  одной
женщины на другую.
   -  Я  уверена,  Мередит  работала  над  своим  рисунком   с   большим
прилежанием, потому что получилось очень  хорошо.  Я,  например,  просто
убеждена в этом.
   - Вы действительно так думаете, Августа?  -  живо  склонилась  к  ней
Мередит, заглядывая через плечо.
   Августа отодвинула рисунок как можно дальше от себя и склонила голову
набок, внимательно его изучая. Рисунок состоял из бледно-синего фона, на
котором были разбросаны довольно редкие, но забавные пятнышки зеленого и
желтого цвета, а на заднем плане виднелся какой-то  огромный  золотистый
пузырь или капля.
   - Вот это деревья, - пояснила Мередит, указывая на зеленые  и  желтые
пятнышки, - У меня кисть очень растрепалась, и с  нее  все  время  текла
краска.
   - Деревья получились просто прелестно. И особенно мне  нравится,  как
вы нарисовали небо, Мередит. - Выяснив, что зеленые и желтые пятнышки  -
это  деревья,  нетрудно  было  догадаться,  что   размытый   синий   фон
представляет собой небо. - А вот это уже  совсем  интересно,  -  заявила
Августа, указывая на золотистый пузырь.
   - Это Грейстоун, - гордо пояснила Мередит.
   - Ваш отец?
   - Нет, нет, Августа, наш дом!
   Августа засмеялась:
   - Я так и поняла! Я просто пошутила.  Ну  что  ж,  справились  вы  на
удивление хорошо, Мередит, и, если позволите, я попрошу,  чтобы  рисунок
немедленно повесили на стену.
   У Мередит округлились от изумления глаза.
   - Вы хотите повесить это на стену? Где же?
   - Как где? Да прямо  здесь,  в  галерее.  Мне  кажется,  здесь  самое
подходящее для него место, - Августа обвела взглядом череду портретов. -
Может быть, вот здесь, под портретом вашей матери.
   Мередит при