жиданным для него самого. Совершенно не в его характере. Уж не сошел ли он с ума?
     Калеб прошествовал в ванную и включил подогрев воды в душе. Его поразило, что одна стена была целиком стеклянной. Подняв глаза к потолку, он обнаружил там световой люк. Как видно, Мейкпису нравилась иллюзия купания в лесу. Кроме деревьев, за окном ничего не было видно, но Калеб знал, что будет чувствовать себя ужасно незащищенным от чужих глаз, моясь под этим душем.
     Ожидая, пока нагреется вода, он мельком поймал в зеркале отражение собственной физиономии, мрачной и небритой, и поспешил отвернуться. В последнее время он стал избегать зеркал и других отражающих поверхностей. Они пугали его.
     Он понимал, как это дико, но почему-то начал бояться, что в один прекрасный день, случайно бросив взгляд в зеркало или на какую-нибудь другую полированную поверхность, он там вообще ничего не увидит. Он не был уверен, что призраки видят свои отражения.
     Он встал под душ и постарался сосредоточиться на том, что ему предстояло.
     За каким дьяволом он здесь? Уж никак не из деловых соображений. Тогда зачем?
     В холодном свете раннего утра он заставил себя прямо взглянуть на свои истинные мотивы. Горячая вода струилась по телу, согревая его, а сквозь стекло он видел лес. Какой смысл лгать самому себе? Он приехал в Уиттс-Энд не из-за этого незавершенного контракта, своей профессиональной репутации или прибыли, которую мог бы получать в будущем от какой-то там мелкой фирмы, торгующей по почтовым заказам.
     Он приехал в Уиттс-Энд из-за Сиренити.
     И из-за того, что с ней он чувствовал, что живет.
     Через сорок минут, свежевыбритый и одетый в джинсы и толстый шерстяной свитер, Калеб был уже в кухне. Он нашел ее еще холоднее, чем вчера, но ему не захотелось опять возиться с растопкой печи. Он стал открывать все шкафы подряд, пока не нашел банку с гранолой  домашнего приготовления. Молока не было - холодильник оказался пуст.
     Ему потребовалось несколько минут, чтобы сгрызть миску сухой овсянки с орехами. Хорошо еще, решил он, что у него здоровые, крепкие зубы. Надо не забыть купить по дороге молока. Зубы хоть и хорошие, но все-таки не из стали.
     Жуя гранолу, он разглядывал развешанные по стенам произведения искусства. Большинство картин в аккуратных рамках представляли собой любовно выписанные изображения старинных мотоциклов. Было очевидно, что эти полотна с хромированными монстрами, блестящими и странно величественными, принадлежат кисти талантливого художника. Калеб всмотрелся в подпись на одной из картин. Джесси Бланшар.
     Картины с мотоциклами висели между книжными шкафами. Калеб взглянул на несколько корешков на полках. Джеймс Джойс, Пруст и Мильтон соседствовали с Керуаком и Гинзбергом.
     Он покончил с овсянкой, сполоснул миску, вытер ее и аккуратно поставил обратно в шкафчик. Потом взял куртку и вышел из дома.
     От тумана остались редкие серые пряди. Стоя на крыльце дома Мейкписа, Калеб за группой деревьев различал коттедж Сиренити. Несмотря на неважное настроение, он слегка улыбнулся и стал вспоминать свои первые вчерашние впечатления.
     Домик Сиренити был похож на иллюстрацию к волшебной сказке. Построенный из бревен и натурального камня, с толстой дымовой трубой и круто наклоненной крышей, он явно был творением любящих рук. Он был маленький, изящный и излучал невероятное радушие и очарование. Идеальное жилище для леди, которая выглядит так, словно ей нравится в полночь танцевать на лугу при лунном свете. Несмотря на прохладный прием, который ему там оказали накануне, он обнаружил, что горит нетерпением туда вернуться.
     Он натянул кожаные перчатки и спустился с крыльца. В этот момент он с радостью пошел бы на убийство за чашку кофе. Он надеялся, что кофе есть у Сиренити. В такое утро просто чаем было не обойтись.
     Дорога до коттеджа была недолгой. Ее джип по-прежнему стоял на дорожке рядом с его "ягом", но когда он забарабанил в дверь, никто ему не ответил. Калеб попробовал ручку и с досадой покачал головой, когда она легко повернулась у него под рукой. Эта женщина и в самом деле не от мира сего. Даже не потрудилась запереть дверь.
     - Сиренити?
     Ответа не было. Он закрыл дверь и сошел по ступенькам. Взглянул на джип и понял, что пешком она вряд ли ушла далеко. Было рано, но она могла пойти в поселок выпить кофе.
     Он не мог не отметить, что она не пригласила его с собой.
     Меньше чем через десять минут он уже был в центре Уиттс-Энда.
     Единственное, что можно было сказать о небольшой группе причудливых, в высшей степени оригинальных сооружений индивидуальной постройки, составлявших центральную часть Уиттс-Энда, - каждое из них было единственным в своем роде. Там было несколько необычных геометрических конструкций из дерева и стекла, с украшениями в ярких и сочных тонах. Рядом с продовольственным магазином Калеб заметил маленькое кафе. Внутри горел свет.
     Свет горел и в магазине. Из любопытства Калеб свернул и вошел сначала в магазин Сиренити. Где-то над головой звякнули колокольчики, когда он открывал дверь.
     - Сиренити? Вы здесь?
     В проходе между полками появилось что-то странное в развевающихся одеждах шафранного и оранжевого цветов. Оно плавно приблизилось к нему, словно плывя по воздуху. В первый момент он не мог решить, было ли представшее пред ним существо мужчиной или женщиной. Его голова была обрита наголо. Нос украшало продетое в него кольцо.
     - Сиренити здесь нет. - В голосе звучали замогильные полутона, но он был определенно женский.
     - Кто вы? - спросил Калеб.
     - Меня зовут Зоун.
     - А меня - Калеб Вентресс.
     - Калеб Вентресс. Опасность, смятение и неразбериха.
     - Вы не правы. Все как раз наоборот, - сказал Калеб. - Я консультант по вопросам бизнеса. Моя работа - разбираться в неразберихе и приводить все в порядок.
     - Вы - великое неизвестное. - Зоун воздела руки к потолку ритуальным жестом. Широкие рукава ее одежды соскользнули вниз, и стало видно, что на каждой руке у нее надето несколько серебряных браслетов. - Из хаоса и риска родятся перемены, но пока еще нет знака, чтобы судить, будут ли эти перемены к лучшему.
     - Мой послужной список ясно показывает, что перемены будут крайне выгодны всем заинтересованным сторонам. Не скажете ли мне, где моя клиентка?
     - Клиентка?
     - Сиренити. Может, помните? Она ваша работодательница.
     - Сиренити ушла.
     - Куда?
     - В хижину бедняги Эмброуза. Сказала, ей что-то нужно оттуда взять.
     - Негативы, - пробормотал себе под нос Калеб. - Конечно же. Я должен был сам догадаться.
     - Всем негативным силам противодействуют позитивные, - нараспев произнесла Зоун. - Такова природа вселенной.
     - Разумеется. Послушайте, как мне найти дом Эстерли?
     - Беспокойство и смятение, - прошептала Зоун. - Беспокойство и смятение. И большая опасность. Я видела предупреждение в тумане. Я надеялась, что это сон, но теперь боюсь, это было настоящее видение.
     - Давайте так, - терпеливо продолжал Калеб. - Если вы не скажете мне немедленно, как туда идти, мы с вами серьезно побеседуем о вашем возможном - в лучшем случае - пособии по безработице.
     - Как выйдете, поверните направо. От конца поселка первый поворот налево. Хижина Эмброуза в конце дороги.
     - Спасибо, - сказал Калеб. - Вы мне очень помогли.

Глава 4

     Глубокое чувство печали охватило Сиренити, когда она просматривала обширный архив, хранившийся у Эмброуза в подвале. У человека был такой талант, думала она. Но вечная борьба с бутылкой и характер, мешавший нормальным отношениям с окружающими, поставили под угрозу его художнический дар. Перед Сиренити предстали свидетельства его постоянных неудач. Шестнадцать картотечных ящиков, набитых непроданными фотографиями.
     И соответствующими негативами.
     К счастью, Эмброуз систематизировал материалы по времени, чаще всего объединяя работы трех-четырех лет. В этих пределах он располагал все в алфавитном порядке. Сиренити вытянула один из ящиков, где были собраны материалы Эмброуза за последние три года, и стала искать себя. Как она и ожидала, папки находились в прежнем идеальном порядке.
     Она нашла папку с этикеткой "Мейкпис, Сиренити" почти моментально. И уже собиралась заглянуть туда, как вдруг у нее над головой раздались чьи-то шаги по деревянному полу. Она замерла на месте.
     - Сиренити?
     Из-за толстого деревянного перекрытия подвала ее имя прозвучало глухо, но не узнать этот низкий, глубокий голос было невозможно. Наверху был Калеб.
     Сиренити не знала, радоваться ей или сердиться. Именно в этом и заключалась одна из проблем, образовавшихся у нее с Калебом за последнее время, подумала она. Он вызывал в ней смешение противоречивых чувств.
     - Я здесь, внизу. В подвале. - Она торопливо выхватила из папки единственный большой конверт, который там был, сунула его под мышку и задвинула ящик.
     Гулкие шаги Калеба приблизились к двери в подвал. Через секунду он появился наверху лестницы.
     - Я должен был догадаться, что вы попытаетесь сделать что-то в этом роде. Скажите, просто ради того, чтобы удовлетворить мое праздное любопытство: законы о взломе и проникновении здесь, в Уиттс-Энде, не такие, как в Сиэтле?
     - Откуда мне знать? - Сиренити решила, что в этот момент она испытывает чувство раздражения. Крайнего раздражения. - У меня не было возможности сравнить кодексы. Как свободная духом дочь вселенной, я не ощущаю нужды обращать много внимания на законы, созданные людьми.
     - Удобная философия. - Калеб начал спускаться вниз. - Вы нашли фотографии?
     Она вздрогнула.
     - Откуда вы знаете?
     - Я, возможно, и не сын вселенной, но все-таки не идиот.
     Она крепко прижала к себе конверт и со злостью уставилась на Калеба.
     - Я, знаете ли, не краду их. Они принадлежат мне. Эмброуз как-то сказал, что если они мне когда-нибудь понадобятся, то я могу их взять.
     - Ну да? - Взгляд Калеба переместился на конверт у нее под мышкой. - И что же вы собираетесь с ними сделать?
     - Не знаю. Порвать и выбросить, наверно. - Она смотрела на него, сдвинув брови. - Они и так уже причинили мне достаточно неприятностей.
     - Помнится, вы говорили, что это произведения искусства.
     - Да, произведения искусства. Но оказалось, что они еще и источник неприятностей. Поэтому я собираюсь от них отделаться. Мне самой они определенно не пригодятся.
     На лице Калеба мелькнуло задумчивое выражение.
     - Надеюсь, вы понимаете: то, что фотографии нашлись здесь, заставляет предположить, что шантажировал вас все-таки Эстерли. Теперь совершенно ясно, что он никому не отдавал и не продавал этих негативов.
     - Да, я знаю. - Сиренити ощутила еще один наплыв печали. - Но все равно не могу поверить, что Эмброуз поступил бы так. Наверно, у него были некие причины.
     - Черт побери, вы готовы найти оправдание для самого сатаны. - Калеб остановился на нижней ступеньке, огляделся и тихонько свистнул. - Я вижу, Эстерли любил хорошее фотооборудование и пользовался в работе, похоже, только самым лучшим.
     - Эмброуз страстно любил свою работу.
     - Да, разумеется. Настоящий художник. А теперь давайте убираться отсюда.
     Сиренити холодно усмехнулась.
     - Вам наверняка ни к чему, чтобы вас видели выходящим отсюда вместе со мной? Если нас поймают, вы можете оказаться замешанным в мои криминальные действия.
     - Мне, как вашему партнеру и консультанту, придется пойти на такой риск. Это, видите ли, входит в мою работу. Пошли, Сиренити.
     Теперь это ее искренне забавляло.
     - Вам на самом деле неприятно находиться здесь?
     - А что в этом странного? Там, откуда я родом, за такое арестовывают.
     - Расслабьтесь, Калеб. Эмброуз был моим другом. Он не был бы против моего прихода. - Сиренити направилась к лестнице. - Но теперь и я готова уйти. В этом подвале какая-то гнетущая атмосфера.
     Она была уже в двух шагах от того места, где на нижней ступеньке ее нетерпеливо дожидался Калеб, когда услышала приглушенный звук автомобильного мотора.
     - Проклятие, - пробормотал Калеб. - Там кто-то приехал.
     - Может, это просто Джесси или кто-нибудь еще из Уиттс-Энда, - сказала Сиренити, надеясь, что так оно и есть.
     - Что, если это кто-то из родственников приехал забрать его вещи? Или полиция? Если не возражаете, то мне не хотелось бы быть схваченным за руку, когда я выношу какие-то вещи из дома умершего человека. - Калеб бегом вернулся наверх, перепрыгивая через две ступеньки, и быстро закрыл дверь в подвал Потом он опять спустился вниз, схватил Сиренити за руку и заставил прижаться к стене.
     - Да вы что? Что это вы делаете? - выдохнула Сиренити.
     - Тихо. - Калеб щелкнул вторым выключателем, который находился у подножия лестницы. Подвал моментально погрузился в сплошную темноту. - Если нам по-настоящему повезет, то визитер, кто 6ы он ни был, просто уедет.
     - Я уверена, что это кто-то знакомый, - недовольно сказала Сиренити.
     - Ни слова больше, - прошептал ей на ухо Калеб. Теперь Сиренити на самом деле почувствовала страх, несмотря на свое храброе заявление, что беспокоиться не о чем. Она услышала, как наверху открылась входная дверь. Шаги быстро пересекли комнату.
     Кто бы это ни был, он или она, похоже, этот кто-то знает, куда пришел, подумала она. Значит, кто-то из друзей Эмброуза. Джесси, может быть.
     Она уже хотела было поделиться своим умозаключением с Калебом и сказать ему, что причин для тревоги нет, когда услышала, как шаги прозвучали прямо у нее над головой и направились к двери, ведущей в подвал. Она беззвучно застонала и толкнула Калеба локтем. Она надеялась, он понимает, что спрятаться здесь негде, если кто-то наверху откроет эту дверь.
     - Проклятие, - пробормотал Калеб. - Похоже, придется действовать по обстоятельствам. Попробуйте держаться как ни в чем не бывало. Просто старая приятельница наводит порядок или что-то в этом роде.
     - В самом деле, Калеб, вы слишком сильно беспокоитесь.
     - А мы, консультанты высокого класса, всегда беспокоимся. За это нам и платят такие высокие гонорары.
     - Когда же вы перестанете, наконец, говорить о ваших безобразных гонорарах?
     - Эта тема мне очень близка и дорога. Так, давайте это сюда. - Он выхватил конверт у нее из-под мышки.
     - Калеб, это мое.
     - Я потом вам отдам. - Он снова щелкнул стенным выключателем. Верхняя лампочка осветила комнату без окон. - Ладно, начинаем наступление. Ведите себя так, будто у нас есть полное право здесь находиться.
     - Это так и есть. В некотором смысле.
     Наверху лестницы открылась дверь. Показался какой-то мужчина.
     - Что за черт? Кто там внизу?
     - А вы кто такой? - спросил Калеб тоном того естественного высокомерия, которое люди склонны связывать с полицейскими и другими облеченными властью фигурами. - Это частная собственность.
     Незнакомец наверху заметно вздрогнул и неуверенно посмотрел вниз.
     На вид ему было под шестьдесят, он был худой и жилистый, с узким лицом курильщика и глубоко посаженными глазами. Одет он был в старый свитер и брюки и выглядел беспокойным, дерганым человеком, живущим в основном за счет нервной энергии. Он был явно встревожен тем, что в подвале кто-то есть. Его рот открылся, закрылся и опять открылся.
     - Нет, минуточку, черт возьми, - громко сказал он наконец. - Я имею право здесь быть.
     - Привет, - сказала Сиренити. Краем глаза она заметила, что конверт с ее фотографиями исчез во внутреннем кармане куртки Калеба. - Мы не хотели испугать вас, извините. Вы член семьи?
     - Семьи? - Человек уставился на нее. - Какой семьи?
     - Семьи Эмброуза, - мягко объяснила Сиренити. - Извините нас за вторжение. Мы не знали, что у него были близкие родственники. Он никогда ни о ком не упоминал.
     - Я не родственник, я друг. - Мужчина запнулся. - Я хочу сказать, я был его другом. Meня зовут Галлахер Файрбрейс. Я фотограф из Сиэтла. Я знаю, то есть знал Эмброуза очень давно. Вчера вечером мне позвонил один знакомый фотограф из Буллингтона и сказал, что слышал, будто произошел несчастный случай. Вот я и приехал узнать, не могу ли быть чем-то полезен.
     - Калеб Вентресс, - с легкостью представился Калеб, словно ему было не привыкать, чтобы его заставали прячущимся по чужим подвалам. - А это Сиренити Мейкпис. Она тоже дружила с Эмброузом. Мы зашли немного прибраться.
     - Понятно. - Галлахер взглянул на Сиренити верху вниз. - Вы правы. У Эмброуза нет родственников.
     - Интересно, кто все это унаследует? - задала вопрос Сиренити.
     - Понятия не имею. - Глаза Галлахера прошлись по массе дорогого оборудования, сложенного в подвале - Он был должен мне кучу денег.
     - Да? - Калеб внимательно наблюдал за ним.
     - По всей вероятности, он у многих поназанимал денег. - Галлахер тяжело вздохнул. - Он был чертовски хорошим фотографом. Жаль только, что не справился с собой в личном плане. Выпивка как раз и сгубила его дело.
     - Похоже, выпивка постепенно губила у Эмброуза все, - тихо произнесла Сиренити.
     - А под конец убила и его самого. - Галлахер стал медленно спускаться. - Удивляться тут, видно, не приходится. Но все-таки это был мой приятель, брат-профессионал, и я вроде как надеялся, что он все-таки бросит пить. Ну, теперь-то поздно об этом рассуждать. Интересно, что будет со всем его оснащением. Знаете, он истратил на него целое состояние. В том числе и кучу моих денег.
     - Здесь и в комнате наверху действительно есть несколько по виду довольно ценных вещей, - заметил Калеб.
     - Эмброуз не очень-то интересовался людьми, но в фотооборудование был просто влюблен, - сказал Галлахер. - Дурачок несчастный. Он всегда был так уверен, что стоит только купить новый фотоаппарат или осветительный прибор по последнему слову техники, как его дела сразу же придут в порядок.
     Сиренити нахмурилась.
     - Я до сих пор как-то не очень задумывалась над этим, но Эмброуз, должно быть, действительно потратил кучу денег на оборудование за все эти годы.
     - Мне вы можете не говорить. - Галлахер удрученно усмехнулся. - Одному Богу известно, сколько я ему передавал. И кто знает, кого еще он уговорил одолжить ему несколько баксов.
     - Наверно, его подруга Джесси давала ему что-то, - сказала Сиренити. - Я знаю, Джулиус давал ему немного денег время от времени. И Монтроуз, и Куинтон. Да и я, если на то пошло.
     - Сколько бы кто ни давал ему, ему всегда нужно было еще и еще, - продолжал Галлахер. - Haдо прямо сказать, парень доил кого мог. И все-таки было в Эмброузе что-то такое, что невольно вызывало к нему симпатию, правда?
     - Правда, - откликнулась Сиренити. - Это его страсть к работе, я полагаю. На нее люди и реагировали.
     - Наверно, так оно и было. - Галлахер помолчал. - У Эмброуза был талант. Но в Сиэтле он прославился тем, что слишком часто являлся на съемки пьяным, и это каждый раз ставило на нем крест. Он перебрался сюда, в Уиттс-Энд, и практически стал недосягаем для всех нас. Но все же, когда я услыхал, что случилось, то решил приехать и проверить, правда ли это.
     - А может, и разжиться кое-чем из фотооборудования, которое собрал Эстерли? - предположил Калеб. - По приблизительной прикидке я бы сказал, что, например, объектив "Никон" - вон тот, на последнем в ряду ящике, - стоит где-то тысячу, а то и полторы.
     - Э, послушайте, - рассерженно начал Галлахер. - Я же сказал, он был мне должен деньги. Кучу денег. Я имею право получить долг так или иначе.
     - Возможно, у окружного шерифа найдется, что сказать по этому поводу, - предположил Калеб. - Если не появятся ближайшие родственники или наследник, чтобы заявить права на эту хижину со всем содержимым, то имуществом покойного распорядятся власти штата.
     Галлахер сжал губы в тонкую, недовольную линию.
     - Да, наверно, так.
     - Можете не сомневаться. - Калеб взял Сиренити под руку и стал решительно взбираться по лестнице. - Думаю, нам всем пора идти. Похоже, здесь особенно прибирать нечего.
     Сиренити посмотрела на Галлахера, когд