вительно считаешь, что сможешь управлять этим  Куаррелом  в
бальную ночь? - с тревогой спросила она.
   - Разве ты не видела, как подействовала на него эта шпага?
   - Мягко  сказано  "подействовала"!  Я  думала,  он  вот-вот  потеряет
рассудок! Когда этот Куаррел сумел-таки подняться и вырвался из комнаты,
я, грешным делом, решила, что он вот-вот кого-нибудь  прикончит!  Ох,  и
натерпелась  же  я  страху...  Боюсь,  он  и   впрямь   был   близок   к
помешательству, Кейтлин. А ты еще говорила, что Куаррел не опасен,  пока
обстановка не соответствует прошлому оружия!
   - Да, его реакция оказалась несколько сильнее, чем я предполагала,  -
согласилась художница. - Но ведь в конце концов он все-таки справился  с
собой.
   - Да уж! Скажи спасибо, что он не перерезал  глотку  своей  подружке!
Или нам с тобой. Боже упаси... Он же совершенно обезумел, когда  схватил
эту шпагу! - Тави  остановилась  за  спинкой  кресла  Кейтлин  и  мрачно
уставилась на море.
   Хозяйка отрицательно покачала головой:
   - Нет, ты не права, Тави! Поверь мне, уж я-то знаю о нем даже больше,
чем он сам знает о себе.
   - Ты сумеешь заставить его убить Кинкейда?
   - Ни секунды не сомневаюсь! Теперь Куаррел  настроен  на  эту  шпагу.
Когда он коснется ее в следующий раз, то еще быстрее окажется во  власти
прошлого. Я  хорошо  изучила  эту  зависимость,  Тави.  После  того  как
установлена связь между Куаррелом и каким-нибудь событием прошлого - тем
более событием из  эпохи  Ренессанса,  -  возобновление  этого  контакта
значительно упрощается. А уж  я  постараюсь,  чтобы  декорации  на  моей
вечеринке как можно больше соответствовали духу прошлого.
   - И Куаррел воспользуется той же самой шпагой,  которой  терзал  тебя
Кинкейд, - с глубоким сочувствием произнесла Тави.
   - Да. - Лицо Кейтлин превратилось в ледяную маску, и лишь  безобразно
горел рваный шрам на ее щеке.
   - Насколько  я  поняла,  ты  хочешь  подстроить  так,  чтобы  Кинкейд
попытался  изнасиловать  Верити.  Но  с  чего  ты  взяла,  что  она  ему
приглянется?
   Кейтлин удивленно приподняла брови:
   - Неужели ты думаешь, что за эти годы  я  не  изучила  повадки  этого
негодяя?  На  балу  Кинкейд  быстро  соскучится,  и   его   потянет   на
развлечения. Не сомневайся, я  особенно  подчеркну,  что  приглашаю  его
одного,  без  спутницы.  Верити  непременно  понравится  Кинкейду.   Она
относится именно к тому типу женщин,  которые  пробуждают  все  скотские
инстинкты его натуры. Кроме того,  я  расстараюсь,  чтобы  дом  выглядел
точно так же, как в ту ночь, много лет назад... Думаю, это  тоже  навеет
определенные воспоминания.
   - Ты считаешь, что все это подстегнет его похоть?
   - Милая моя, Кинкейд только и делает, что ищет новые жертвы. А Верити
очень  похожа  на  жертву.  Представь  ее  в  роскошном   платье   эпохи
Возрождения, с пышным водопадом волос, убранных в классическую прическу!
   Наша Верити будет просто обворожительна,  поверь.  Кроме  того...  Ты
заметила,  Тави,  что  эту  женщину  окружает  особая  аура  чистоты   и
невинности? Кинкейд просто не справится с искушением, чтобы не  извалять
в грязи такую безгрешность!
   - Но Верити спит с Куаррелом, - быстро возразила Тави.
   Кейтлин снисходительно улыбнулась:
   - Непорочность совсем не обязательно означает девственность, Тави. Уж
это-то  ты  должна  знать!  Это  категория   скорее   духовная,   нежели
физиологическая. Верити -  чистый  и  светлый  человек.  Куаррел  только
поэтому увивается за  ней.  У  него-то  самого  душа  больше  похожа  на
постоялый двор! Неудивительно, что его так  тянет  к  этому  безгрешному
существу...  И  Кинкейд,  со   своей   стороны,   тоже   найдет   Верити
очаровательной.
   - Не нравится мне все это. Ох как не нравится!  Все  слишком  сложно.
Слишком опасно. Одумайся, Кейтлин!
   Ради всего святого, послушай меня! Мы должны отказаться от мести! - В
голосе Тави слышалось беспредельное отчаяние. - Заклинаю тебя, опомнись!
   - К чему эти советы, Тави? С того самого дня, как Кинкейд изнасиловал
меня, я не могу думать ни о чем другом. Поверь мне,  я  прекрасно  отдаю
себе отчет. Я избрала свою дорогу. Пусть свершится правосудие, и тогда я
успокоюсь, а может быть, и обрету утраченную внутреннюю  гармонию.  Люди
назовут  это  величайшей  трагедией  современности.  Все   решат,   что,
одержимый своим даром,  Куаррел  окончательно  сошел  с  ума.  Никто  не
догадается связать это убийство со мной, и только мы с тобой да  Кинкейд
будем знать, что правосудие восторжествовало!
   - Я боюсь, что  убийство  Кинкейда  обойдется  тебе  слишком  дорого,
Кейтлин, - прошептала Тави. - Этот подонок того не стоит.
   - Ошибаешься, - тихо проговорила Кейтлин. - Месть стоит  того,  чтобы
заплатить за нее жизнью.
 
Глава 11 
 
   Дэмон Маркус Кинкейд взял в руки тончайшей работы  стилет  и  бережно
погладил его. Личный секретарь Кинкейда,  молодой  человек,  старательно
подчеркивающий свою безликость, с уважением посмотрел на хозяина.
   Хэтч был  буквально  зачарован  сверхъестественным  сходством  своего
босса с этой изящной вещицей. Он  уже  знал,  что  Кинкейд  относится  к
стилету с  гораздо  большим  уважением  и  трепетом,  чем  к  любому  из
смертных.
   Порой секретарь испытывал весьма тревожное  ощущение,  что  его  босс
нисколько не жалует людей.
   Сильные, гибкие пальцы Кинкейда с невероятной  нежностью  порхали  по
стали  кинжала.  Такие  пальцы  могли  бы  оказать  честь  пианисту  или
художнику, человеку с душой  творца...  Дэмон  Кинкейд  всю  свою  жизнь
творил лишь деньги да собственную власть. Он вполне подошел бы  на  роль
чудовищного Борджиа.
   Хэтч  предпочитал  не  вдаваться  в  историю  стилета.  Недаром  ведь
поговаривали, что  его  босс  тесно  связан  с  миром  теневых  дельцов,
частенько  пренебрегающих  общепринятыми  законами   честного   бизнеса.
Приятно, конечно, работать на столь могущественного шефа, но  безопаснее
все-таки не совать нос в его тайны.
   И тем не менее  честного  Хэтча  сильно  настораживали  эти  секреты.
Кинкейд платил щедро, грех жаловаться, но ведь деньги  отнюдь  не  самое
главное... В Сан-Франциско немало приличных работодателей,  и  Хэтч  уже
начал наводить справки - исподволь, разумеется.
   - Прелестная вещица, не находите? - с искренним  восхищением  спросил
Кинкейд, как будто кинжал был женщиной, которой он  мечтал  овладеть.  -
Начало шестнадцатого века. Превосходная работа.  Знаете,  Хэтч,  ведь  в
Италии во время поединка кинжал зачастую использовался  одновременно  со
шпагой. Шпагой делали выпад, кинжалом парировали удар.
   - Наверное, это было непростое искусство, - равнодушно заметил Хэтч.
   -  Разумеется.  Участие  в   настоящей   дуэли   требовало   огромной
тренировки. Впрочем, эти усилия с  лихвой  оправдывались,  ведь  обычное
посещение церкви порой грозило смертельной опасностью! Заказные убийства
были   неотъемлемой   частью   национального   колорита   Италии   эпохи
Возрождения. Такой же, как похищения с целью получения выкупа.
   -  Представляю.  -  Хэтч  едва  заметно  поморщился  от   собственной
банальности. Но ведь не мог же он прямо сказать хозяину, что ему кажутся
нездоровыми все эти неумеренные восторги кровавым прошлым!
   Слишком часто во взгляде Кинкейда секретарь  ловил  нечто  такое,  от
чего у него испуганно замирало сердце. Что это  было?  Хэтч  чувствовал,
что к обычному звериному энтузиазму воротилы американского  бизнеса  это
не имело отношения. Если бы Хэтча все-таки  попросили  выразить  словами
то, что он смутно угадывал в натуре своего шефа, он, наверное, назвал бы
это страстью. Но что это была за страсть? К чему?  Этого  Хэтч  тоже  не
знал. Тайная склонность Кинкейда не была влечением ни к женщинам,  ни  к
мужчинам. Хэтч подозревал, что она  вообще  не  имеет  ничего  общего  с
сексом. Нет, здесь явно крылось  что-то  болезненное...  Что-то  глубоко
порочное. Извращенное.
   - Любопытный стилет. Итальянский, вы сказали? -  вежливо  осведомился
секретарь.
   Кинкейд медленно обернулся и окинул его холодным  взглядом  странных,
ничего не выражающих глаз.
   Выдерживать этот взгляд всегда было страшным  испытанием  для  Хэтча,
который хотя и проработал на своего шефа вот  уже  целых  два  года,  но
совершенно точно знал, что никогда не научится спокойно смотреть  ему  в
глаза.
   Возраст Дэмона Кинкейда неуклонно приближался к сорока, но он все еще
был в превосходной форме. Тело его  было  гибким,  сильным  и  стройным.
Такие  легкие,  тренированные  тела  обычно  бывают  у  профессиональных
танцоров или фехтовальщиков.
   Увидеть в Дэмоне Кинкейде танцора мог только слепец или  непроходимый
тупица. С первого взгляда становилось ясно - этот  человек  предпочитает
смертельно опасные упражнения. Фехтование было одной  из  самых  сильных
привязанностей Кинкейда. Большую часть своего офиса  он  оборудовал  под
спортивный зал, где  с  потолка,  как  повешенный,  свисал  манекен  для
отработки ударов Впрочем, не только прекрасная  фигура  делала  Кинкейда
привлекательным мужчиной.  Точеные  черты  его  аристократического  лица
возникли словно из-под резца скульптора Возрождения. И лишь  глаза  были
чужими на этом прекрасном портрете. Цвет их мог меняться  от  серого  до
голубого, порой они казались стальными. И лишь иногда  серебристая  мгла
этих очей вдруг зажигалась дикой, нечеловеческой страстью.
   Несчастному секретарю, отчаявшемуся подметить хоть что-нибудь в  этой
ледяной бездне, приходилось  подбирать  другие  ключики  к  душе  своего
босса. Он  должен  был  хоть  как-то  предугадать  или  истолковать  его
поведение. Иногда это удавалось, чаще всего нет... Как сейчас, например.
"Господи, - взмолился несчастный Хэтч, - неужели я выказал недостаточное
восхищение этой старинной железкой?!"
   - Итальянский, - холодно  подтвердил  Кинкейд,  но  не  стал  бранить
своего секретаря за  неспособность  оценить  неземную  красоту  стилета.
Вместо этого он отложил кинжал на мраморный столик  и  прошел  к  своему
рабочему креслу, стоявшему за богато  инкрустированным  столом  красного
дерева. У этого стола не было ни единого ящика. Уже один этот  маленький
штрих красноречиво  говорил  посетителю  о  всесилии  хозяина  кабинета.
Король  могущественной  корпорации   мог   позволить   себе   пренебречь
современным деловым стилем.
   В  огромном  помещении  не  было  никакой  мебели,   за   исключением
роскошного стола и  рабочего  кресла,  напоминающего  королевский  трон.
Каждый, кто попадал в этот кабинет, вынужден  был  решать  свои  вопросы
стоя.  Кинкейд  мнил  себя  психологом:  единственный  сидящий   человек
неизбежно будет  восприниматься  олицетворением  самой  власти  Бедолаге
Хэтчу оставалось только восторгаться  столь  глубоким  проникновением  в
тайны человеческой природы.
   Сам оставаясь абсолютно непроницаемым, Кинкейд, однако, обладал даром
моментально оценивать других людей и  определять,  насколько  они  могут
быть полезны ему. Именно этот талант он поставил на службу своему успеху
в бизнесе.
   Пол офиса был выложен гладко отполированным мрамором. Никаких  ковров
- ничто не должно смягчать холода и блеска  сияющей  поверхности.  Стены
украшали шпаги и кинжалы  -  все  подлинные,  относящиеся  к  периоду  с
четырнадцатого по шестнадцатый век;
   И лишь висящая здесь же картина кисти Кейтлин  Эванджер  не  несла  в
себе общего духа смерти и насилия, присущего  этому  кабинету.  Хэтч  не
любил шедевров Кейтлин, хотя  признавал,  что  они  производят  на  него
сильнейшее впечатление. Многие разделяли его чувство.  Кинкейд,  однако,
был страстным коллекционером работ художницы.
   Казалось, ему были вполне по  душе  и  тревожный  стиль,  и  жестокие
образы, возникающие под ее руками.
   Усилием воли  Хэтч  подавил  желание  переступить  с  ноги  на  ногу,
дожидаясь распоряжений шефа. Застыв в почтительном молчании, он смотрел,
как Кинкейд, развернувшись в кресле, разглядывает  расстилавшуюся  внизу
панораму Сан-Франциско.
   - Вы приготовили  недельный  отчет  о  Кейтлин  Эванджер?  -  спросил
наконец Кинкейд, не отводя прищуренных глаз от залива.
   - Да, сэр. Согласно вашему распоряжению, частное агентство установило
круглосуточную слежку за домом художницы. Наблюдение ведется с тех самых
пор, как до вас дошли слухи о намерении Эванджер продать свою  последнюю
картину. - Секретарь порылся в своих бумагах,  хотя,  как  всегда,  знал
назубок всю  необходимую  шефу  информацию.  По  сообщениям  детективов,
Кейтлин Эванджер и ее компаньонка вернулись с минерального курорта перед
уик-эндом. Единственный по-настоящему интересный факт  -  в  понедельник
Эванджер принимала гостей. На следующее утро визитеры уехали.
   - У Эванджер были гости? - Голос Кинкейда прозвучал непривычно резко.
- Это в самом деле любопытно. Мои информаторы  особо  подчеркивали,  что
Эванджер живет отшельницей. Она одинока и очень замкнута. Она ни разу не
дала ни одного интервью прессе.
   - Да, я помню. - Хэтч снова уткнулся в бумаги.  -  Ее  гостями  стали
двое людей, с которыми художница познакомилась  на  водах.  Это  хозяйка
местного кафе некая Вериги Эймс и  работающий  на  нее  Джонас  Куаррел.
Сотрудники агентства предполагают, что они, возможно, любовники. Но  все
это совершенно не важно,  мистер  Кинкейд!  Эймс  едва  сводит  концы  с
концами, а Куаррел моет у нее посуду и обслуживает клиентов. Такие  люди
равнодушны к дорогим картинам! Думаю, вам не стоит беспокоиться.
   - Вы глубоко  заблуждаетесь,  Хэтч.  Люди  искусства  эксцентричны  и
непредсказуемы. Даже по тем крохам информации, которыми мы  располагаем,
я заключил, что Кейтлин Эванджер  обладает  еще  большими  странностями,
нежели многие ее  коллеги  по  цеху.  Почему  бы  ей  не  показать  этим
ничтожествам свой шедевр? Нет ничего невозможного в том,  что  "Кровавая
страсть"  могла  заинтересовать  их.  А  теперь   представьте,   что   у
кого-нибудь из этих голубков есть богатый  дядюшка,  способный  тряхнуть
мошной и одолжить кругленькую сумму на покупку?
   Хэтч решил раскрыть карты:
   - Сегодня утром Эванджер позвонила своему агенту и  сообщила  условия
продажи "Кровавой страсти".
   Кинкейд не шелохнулся, но Хэтч чувствовал, что босс весь  превратился
в слух.
   - Аукцион?
   -  Частные  торги,  сэр.  Эванджер  пожелала  провести  их  сама,   в
собственном доме.
   - Когда?  Кто  приглашен?  -  Вопросы  прозвучали  как  два  коротких
выстрела.
   - Здесь имеется маленькая неясность, - озабоченно нахмурился Хэтч.  -
Очевидно,  художница  хочет  устроить  большой  прием.  Прощальный,  так
сказать, поскольку она, по-видимому, твердо намерена  навсегда  оставить
живопись.
   На  этот  вечер  планируется  собрать  огромное   количество   людей,
вращающихся в высшем свете, но лишь немногим избранным  будет  позволено
участвовать в аукционе.
   - Я должен быть в числе  приглашенных,  Хэтч!  Более  того,  мое  имя
следует включить в оба списка. Займитесь этим. Я куплю эту картину.
   Хэтч кивнул. Это будет несложно. Любой  художник,  пусть  даже  самый
экзальтированный, сойдет с ума  от  счастья,  узнав,  что  его  холстами
интересуется лично Дэмон Маркус Кинкейд! Всем известно, что этот человек
никогда не скупится, оплачивая свои прихоти! Если босс что-то  возжелает
- будьте уверены, он за ценой не постоит! Стало быть, если эта  Эванджер
не  дура,  она  вылезет  из  кожи,  стараясь  залучить  к  себе   такого
покупателя. И тогда ей останется лишь затащить к  себе  еще  пару-тройку
толстосумов, дабы придать живость состязанию и повысить ставки.
   -  Я  свяжусь  с  галереей  Эванджер  в  Сан-Франциско,  -   пообещал
секретарь.
   - И немедленно.
   Хэтч недовольно поджал губы, хотя давно уже привык к властной  манере
своего шефа.
   - Я сейчас вернусь, мистер Кинкейд, - ответил он и с  легким  сердцем
покинул кабинет.
   Если хочешь держаться на плаву среди акул, приходится каждую  секунду
быть начеку. Иначе в два счета из помощника превратишься в добычу.
   Когда дверь за секретарем закрылась, Кинкейд снова отвернулся к окну.
Неужели этот проклятый  уродливый  дом  будет  вечно  преследовать  его?
Мистика какая-то... Нет, Кинкейд, конечно,  знал,  что  в  жизни  бывают
самые странные совпадения, но все-таки чувствовал безотчетную тревогу.
   Он мысленно вернулся в тот день, когда впервые увидел дом.  Тогда  он
был молод, немного навеселе и только-только начал входить  в  силу.  Дом
принадлежал старине Сэндквисту, с которым он был в ту пору необыкновенно
дружен. После смерти Сэндквиста Кинкейд больше никогда не позволял  себе
подобных отношений с кем бы то ни было. Слишком опасно.
   Но в те далекие времена повеса Кинкейд был просто в восторге от того,
что старший приятель полностью разделяет  его  экзотические  сексуальные
вкусы и пристрастия. Сэндквист... Кажется, за  всю  свою  жизнь  Кинкейд
больше не встречал человека, настолько свободного от норм морали!  В  те
золотые деньки они оба старались вовсю, превращая дом на утесах в уголок
самых  пикантных  забав.  Совсем  нетрудно  оказалось  заманивать   туда
тщательно  отобранных  женщин.  У  Сэндквиста   был   настоящий   талант
устраивать безумные в своей  изысканности  оргии.  Наркотики,  деньги  и
угроза физической расправы легко затыкали рот  жертвам,  большинство  из
которых были найдены на улицах.
   И только однажды они с Сэндквистом едва не  прокололись  на  женщине,
которая  вполне  могла  бы  обратиться  в  полицию..,  если  бы  они  ей
позволили, конечно. Привезти в дом Сьюзен Коннели  было  непростительной
ошибкой, но Кинкейд просто не устоял перед  искушением.  Малышка  Сьюзен
была превосходна - красивая, невинная, доверчивая, наивная и  в  придачу
ко всему по уши влюбленная в него! Как тут было  удержаться?  Кинкейд  и
сейчас испытывал мгновенную эрекцию при одном воспоминании о том, как он
постепенно сдирал с крошки все ее добродетели...
   И все-таки эта волшебная ночь была смертельно опасна.
   Когда  Кинкейд  опомнился,  то  решил  избавиться  от  своей  жертвы.
Автокатастрофа на одиноком витке идущего  над  берегом  шоссе  послужила
прекрасным  выходом  из  положения.  Сьюзен  погибла.   Кинкейд   всегда
отличался осторожностью и осмотрительностью,  он  внимательно  перечитал
некролог, чтобы убедиться в этом.
   Именно это событие заставило его отказаться от причудливых уик-эндов.
В ту пору Кинкейд как раз начал восхождение по крутой лестнице  большого
бизнеса,  где  забота  о  респектабельном  фасаде  была  неотделима   от
налаживания тесных  контактов  с  дельцами  теневой  экономики.  Поэтому
Кинкейд прямо  заявил  Сэндквисту,  что  не  сможет  больше  предаваться
еженедельным оргиям.
   Друг воспринял это известие спокойно... И только через три года  пути
их  снова  пересеклись.  Кинкейд  до  сих  пор  помнил  животный   ужас,
охвативший  его,  когда  от  Сэндквиста   пришло   письмо   с   угрозами
разоблачения.
   Старый приятель  оценил  свое  молчание  в  астрономическую  сумму...
Сейчас, оглядываясь на далекое прошлое, Кинкейд весьма сожалел  о  своей
юношеской наивности.
   Ему и в голову не приходило, что в каждой спальне Сэндквист установил
скрытые камеры и записывал на пленку самые жестокие безумства.
   Решившись шантажировать бывшего дружка, Сэндквист, по сути,  подписал
себе приговор. Кинкейду пришлось снова посетить дом  на  утесах.  Болван
Сэндквист не потрудился даже сменить систему охранной сигнализации!  Все
осталось как в те приснопамятные деньки. Кинкейд без труда вспомнил коды
и проник в дом.
   Он нашел Сэндквиста в  большой  угловой  комнате  на  третьем  этаже.
Одурманенный  выпивкой  и  наркотиками,   несчастный   даже   не   узнал
предполагаемую жертву своего шантажа.  Кинкейд  просто  выволок  его  из
постели, спустил с лестницы и сбросил с высокой скалы.
   Когда тело было найдено,  причиной  смерти  сочли  несчастный  случай
из-за передозировки  на