бойти  маленькую  статую  Пана,
гордо стоявшего посреди цветочной клумбы.
   - Не слишком-то благоразумно бродить здесь в одиночестве, - выходя из
темноты, сказал Уэйкот. - Женщине нетрудно заблудиться в таком саду.
   Софи вздрогнула и повернулась. Неподалеку стоял виконт. Ее  невольный
испуг сменился гневом.
   - Милорд, прекратите преследовать меня.
   - Но ведь это единственная возможность поговорить с вами наедине.
   Уэйкот шагнул вперед, его белокурые волосы серебрились в свете  луны,
а  черная  одежда,  которую  он  так   любил,   придавала   его   облику
загадочность.
   - Сомневаюсь, что нам есть о чем поговорить наедине, - сказала  Софи,
стискивая веер. Ей не хотелось оставаться с глазу на  глаз  с  Уэйкотом,
Предупреждение Джулиана звучало у нее в ушах.
   - Вы ошибаетесь, Софи, нам как раз есть о  чем  поговорить.  Я  хочу,
чтобы вы знали правду о Рейвенвуде и Элизабет. Я поведаю вам правду.
   - Мне уже известно все, что должно быть известно,  -  ровным  голосом
ответила Софи.
   Уэйкот покачал головой. Его глаза блестели в темноте.
   - Никто не знает всей правды. А вы меньше всех. Если  б  вы  хотя  бы
догадывались обо всем, вы не вышли бы замуж за графа.  Вы  такая  милая,
нежная, - и добровольно отдались в лапы такого чудовища, как Рейвенвуд?!
   - Я прошу вас немедленно прекратить этот разговор, лорд Уэйкот.
   - Пусть поможет мне Бог, но я не могу остановиться. -  Голос  Уэйкота
стал резче. -  Не  думайте,  что  я  начал  бы  разговор,  если  бы  мог
сдержаться. Если бы все было  так  просто...  Я  не  могу  не  думать  о
случившемся с  Элизабет.  Видения  преследуют  меня.  Это  съедает  меня
живьем. Я мог бы ее спасти. Но она мне не  позволила.  ~~  Впервые  Софи
начала понимать, что, каковы бы ни были чувства Уэйкота к Элизабет,  они
не были столь легкомысленны или поверхностны,  как  казалось  на  первый
взгляд. Уэйкот явно страдал, и естественный порыв -  выразить  ему  свое
сочувствие - заставил ее шагнуть к нему и дотронуться до его руки.
   - Тише, не надо себя обвинять. Элизабет была легковозбудимой.  И  все
жители Рейвенвуда знали об этом. И что бы ни случилось - все в  прошлом.
Не терзайте себя.
   - Он погубил ее! - Голос Уэйкота звучал глухо. - Именно он сделал  ее
такой. Элизабет не хотела выходить за него замуж. Ее заставила семья. Ее
родители думали только о титуле  Рейвенвуда  и  его  деньгах.  И  совсем
забыли о ее чувствах. Они не понимали ее нежной натуры.
   - Пожалуйста, милорд...
   - Он убил ее! - Голос Уэйкота стал громче. - В самом начале это  было
не очень заметно... Он делал ей мелкие пакости. А потом вел себя  с  ней
все хуже. Она говорила мне, что несколько раз он бил ее  плеткой,  точно
она лошадь, а не хрупкая женщина.
   Софи торопливо покачала головой и подумала, что  хотя  частенько  она
сама  вызывала  гнев  мужа,  но  он  никогда  не  применял  силу,  чтобы
отомстить.
   - Нет, я не могу в это поверить.
   - Однако это правда. Вы же не знали ее, какая она была раньше. И  как
изменилась после замужества. Он всегда пытался запереть в клетку ее  дух
и погасить ее внутренний  огонь.  Она  боролась  единственным  возможным
способом - не поддавалась ему. Но, стараясь освободиться, она сходила  с
ума и порой казалась совсем дикой.
   - Но все говорят, она была не просто дикая,  а  сумасшедшая,  -  тихо
сказала Софи. - А если это и правда, то очень печальная.
   - Он сделал Элизабет такой.
   - Однако вы не можете осуждать Рейвенвуда за ее болезнь. Сумасшествие
- это в крови, милорд.
   - Нет, - стоял на своем Уэйкот. - Ее смерть -  дело  рук  Рейвенвуда.
Она могла бы жить, если бы  не  он.  И  он  заслуживает  мести  за  свое
преступление.
   -  Какой  вздор!  -  возмущенно  проговорила  Софи.  -  Ее  смерть  -
случайность. Вы не должны бросаться такими обвинениями. Вы  знаете,  что
подобные заявления способны принести вам неприятности.
   Уэйкот покачал головой, будто хотел освободиться от тумана. Казалось,
его глаза потухли. Он провел рукой по волосам:
   - Послушайте меня, Софи. Я, конечно, выгляжу  глупо,  распинаясь  тут
перед вами.
   Сердце Софи потянулось  ему  навстречу,  когда  она  догадалась,  что
заставляет его бросать эти дикие обвинения.
   - Вы, наверное, очень-очень любили ее, милорд.
   - Больше жизни, - проговорил Уэйкот усталым голосом.
   - Мне очень жаль вас, милорд. Очень жаль. Это все,  что  я  могу  вам
сказать.
   Виконт слабо улыбнулся:
   - Вы добры, Софи, очень добры. Я начинаю верить, что вы действительно
понимаете меня. Я не заслужил вашей доброты...
   - Да, Уэйкот, ты, конечно,  не  заслужил.  -  Голос  Джулиана,  точно
лезвие ножа, прорезал ночь.
   Он вышел из-за кустов, снял руку Софи с рукава Уэйкота. Бриллиантовый
браслет блеснул на запястье, когда он властным движением взял свою  жену
под руку.
   - Джулиан, пожалуйста! - воскликнула  Софи,  испуганная  его  грозным
видом.
   Он не обратил на нее  никакого  внимания.  Кроме  виконта,  для  него
сейчас никого не существовало.
   - Моя жена питает слабость к тем, кто, по ее мнению, испытывает боль.
Но я больше никому не позволю  воспользоваться  этой  слабостью.  И  тем
более тебе, Уэйкот. Ты понял меня?
   - Да. Спокойной  ночи,  мадам,  благодарю  вас.  -  Уэйкот  грациозно
поклонился Софи и крупными шагами удалился в темноту сада.
   Софи вздохнула:
   - Джулиан, не было никакой необходимости устраивать сцену.
   Джулиан выругался про себя, увлекая ее к дому:
   - Нет необходимости устраивать сцену? Софи, ты не  понимаешь,  что  я
вот-вот потеряю терпение. Я, кажется, ясно сказал, что  не  хочу  видеть
тебя рядом с Уэйкотом.
   - Он вышел за мной в сад. А что я должна была делать, по-твоему?
   - А почему ты, черт побери, одна выходишь в сад? - вопросом на вопрос
ответил Джулиан.
   Софи молчала. Не могла же она сказать, что хотела  выудить  из  лорда
Аттериджа побольше информации.
   - Было очень жарко в зале, - нашлась  она,  пытаясь  сочинить  что-то
правдивое, чтобы не краснеть от собственной лжи.
   - Ты должна знать, что нельзя уходить одной. Где твой здравый  смысл,
Софи?
   -  Ох,  милорд,  я  начинаю  подозревать,  что  брак  может   оказать
неблагоприятное воздействие на удивительную способность мыслить здраво.
   - Это не Хэмпшир, чтобы свободно бродить, где тебе вздумается.
   - Да, Джулиан.
   Он застонал:
   - Когда ты говоришь таким тоном, я понимаю, что кажусь тебе  занудой.
Софи, я понимаю также, что читаю тебе слишком много нотаций. Но ты  сама
вынуждаешь меня делать это. Почему ты всегда попадаешь в такие ситуации?
Может, хочешь доказать мне, что я не имею права контролировать  поступки
своей жены?
   - Да, нет нужды контролировать меня, милорд, - проговорила отчужденно
Софи. - Но я начинаю  верить,  что  вам  никогда  этого  не  понять.  Не
сомневаюсь,  вы  чувствуете  необходимость  так  поступать,  исходя   из
печального опыта с вашей первой женой. И я  не  могу  вас  убедить,  что
никакой контроль с вашей  стороны  не  в  состоянии  был  спасти  ее  от
собственных страстей. Она  была  неподвластна  ни  вашему  контролю,  ни
любому другому. Насколько я понимаю, ей никто не в силах был  помочь.  И
вы, милорд, не должны осуждать себя за то, что не справились с ней.
   Сильная рука Джулиана сжала ее пальцы.
   - Черт побери, я не хочу обсуждать Элизабет. И один  Бог  знает,  что
это я не сумел ее спасти. И ни один мужчина не сумел бы защитить  ее  от
того, что привело ее  к  сумасшествию.  Не  сомневайся,  Софи,  я  сумею
защитить тебя.
   - Но я не Элизабет,  -  отрезала  Софи.  -  И  пока  не  собираюсь  в
сумасшедший дом.
   - Мне это известно, - спокойно ответил Джулиан. - И благодарю Бога за
это. Но тебе нужна защита, Софи, ты слишком уязвима.
   - Я в состоянии постоять за себя, милорд.
   - Если ты такая умная, почему же тогда купилась на трагическую сцену,
разыгранную Уэйкотом? - нетерпеливо спросил Джулиан.
   - Он не лгал. Я уверена, у него были глубокие чувства к Элизабет. Он,
конечно, не должен был влюбляться в чужую жену, но  его  чувства  к  ней
были искренними.
   - Я не оспариваю: он обожал ее. Поверь, он  был  не  одинок  в  своем
горе. Но вне  всякого  сомнения,  сегодня  он  пытался  вызвать  у  тебя
сочувствие.
   - А что в этом плохого? Мы все иногда нуждаемся в сочувствии.
   - Уэйкот не впервые  отправился  за  добычей  в  открытое  море.  При
малейшей возможности  он  сбросит  тебя  на  дно.  Для  него  главное  -
соблазнить тебя и швырнуть свой успех мне в лицо.  Ты  хочешь,  чтобы  я
выразился еще яснее?
   Софи была в ярости:
   -  Нет,  милорд!  Вы  очень  ясно  все  изложили.  Но  вы  ошибаетесь
относительно чувств виконта! В любом случае я вам  торжественно  обещаю:
никто не сумеет соблазнить меня! Ни он, ни кто другой. Я уже клялась вам
в своей преданности. Почему вы не верите мне?
   Джулиан помолчал, потом тихо сказал:
   - Софи, ты можешь попасться на его уловку.
   - Милорд, - продолжала Софи,  не  обращая  внимания  на  его  попытки
загладить свою резкость. - Самое меньшее, что вы можете сейчас  сделать,
- это принять мою клятву.
   - Софи, я не имел в виду...
   - Хватит! - Софи резко остановилась посреди дорожки. Он тоже вынужден
был остановиться.  Она  посмотрела  на  него  с  горячей  решимостью.  -
Поклянитесь честью, что вы уверены в том, что я  не  позволю  соблазнить
себя Уэйкоту или кому-то другому. Я должна получить от вас слово  чести,
милорд, прежде чем сделаю еще один шаг.
   - Неужели? - Джулиан долго всматривался в ее лицо в свете  луны.  Его
лицо, как всегда, было непроницаемо.
   - Вы меня очень обяжете, милорд. Неужели так  трудно  произнести  эти
слова? Когда вы дарили мне браслет и книгу Калпепера, вы сказали, что  я
должна их хранить как знак вашего уважения. Я хочу иметь  доказательства
вашего уважения и имею в виду не бриллианты или изумруды.
   Что-то блеснуло в глазах Джулиана, когда он  поднял  руки  и  взял  в
ладони ее лицо.
   - Ты приходишь в бешенство, когда затрагивается твоя честь.
   - Так же как и вы, если подвергается сомнению ваша честь.
   Его брови поднялись.
   - А ты собираешься подвергнуть сомнению мою  честь,  если  я  оставлю
твою просьбу без ответа?
   - Конечно, нет. Я не сомневаюсь,  что  ваша  честь  не  запятнана.  Я
просто хочу быть уверенной, что вы  в  равной  степени  уважаете  и  мою
честь. И если уважение - это все, что  вы  чувствуете  ко  мне,  милорд,
дайте мне хоть какое-то значительное свидетельство своего уважения.
   Он еще некоторое время постоял молча, глядя ей прямо в глаза.
   - Ты слишком много просишь, Софи.
   - Не больше, чем вы от меня, милорд.
   Он медленно наклонил голову и нехотя сказал:
   - Да, ты права. Я не знаю другой женщины, которая отстаивала бы  свою
честь  таким  образом.  И  я  не  знаю  других  женщин,  которые  вообще
беспокоились бы об этом.
   - Может быть, потому, что мужчины не  обращают  внимания  на  чувства
женщины. Кроме тех  случаев,  когда  появляется  угроза  их  собственной
чести.
   - Больше не надо.  Прошу  тебя.  Сдаюсь.  -  Он  поднял  руки,  желая
прекратить спор. - Отлично, мадам, я торжественно клянусь, что целиком и
полностью доверяю вашей женской чести.
   Софи почувствовала  глубокое  облегчение.  Она  трепетно  улыбнулась,
зная, как трудно далось ему это признание.
   - Благодарю, Джулиан. - Она вдруг встала на цыпочки и  коснулась  его
щеки губами. - Я никогда не предам тебя, - прошептала она горячо.
   - Ну тогда вместе мы справимся со всеми неурядицами. Ты и я.
   Он обнял ее, привлек  к  себе,  его  губы  прижались  к  ее  губам  с
требовательной жаркой страстью. А когда Джулиан поднял голову, то прочел
в ее глазах ожидание.
   - Джулиан?
   - Пожалуй, моя самая верная жена, нам пора ехать домой. У  меня  есть
кое-какие планы на вечер.
   - Правда, милорд?
   - Совершенно точно. - Он снова взял ее под руку и  повел  в  зал  так
быстро, что Софи едва поспевала за ним. - Мы поедем сейчас же.
   Но когда они вошли в  парадное  своего  дома,  встречавший  их  Гаппи
выглядел озабоченным, что случалось с ним крайне редко.
   - А вот и вы, милорд. Я только что собирался послать за вами в  клуб.
Ваша тетушка, леди Синклер,  заболела,  и  мисс  Раттенбери  уже  дважды
посылала к нашей мадам за помощью.

Глава 15

   Джулиан беспокойно ходил по комнате, не в силах  заснуть.  И  причина
бессонницы в том, что Софи нет в ее спальне  -  там,  где  ей  надлежало
быть. Он провел рукой по взъерошенным волосам и  с  удивлением  подумал:
неужели без нее он уже не может спать?
   Он  устроился  в  кресле,  изготовленном  по   его   заказу   младшим
Чиппендейлом  в  ту  пору,  когда  столяр  и  краснодеревщик  увлекались
неоклассическим  стилем.   Это   кресло   в   какой-то   мере   отражало
идеалистические  воззрения  молодого  Джулиана,  и   он   иногда   любил
вспоминать о том времени.
   В те давно минувшие дни он мог до полуночи рассуждать о  греческих  и
латинских  классиках,  он  увлекался  радикально-либеральными  реформами
вигов и даже - хотя, как оказалось, совершенно зря, - продырявил  пулями
конечности двоих джентльменов, защищая честь Элизабет.
   Многое изменилось за последние годы, думал  Джулиан.  У  него  теперь
очень редко возникало желание говорить о классиках: на это не оставалось
времени. А что касается  вигов,  то  он  пришел  к  выводу:  виги,  даже
либеральные, так же продажны, как и тори. И  очень  скоро  ему  пришлось
смириться с тем фактом,  что  даже  сама  мысль  о  наличии  у  Элизабет
какой-либо чести просто смешна.
   С отсутствующим видом он гладил  ладонями  красивые  подлокотники  из
красного дерева. С изумлением Джулиан понял, что в глубине души  он  все
еще тянется к классическому стилю. И вдруг какая-то часть  его  существа
потребовала, чтобы  он  сопроводил  предназначенные  Софи  бриллиантовый
браслет и книгу  о  травах  несколькими  поэтическими  строчками.  Стихи
получились неуклюжими.
   Он не писал ни строчки со времени Кембриджа и  первых  дней  жизни  с
Элизабет. Откровенно говоря, он понимал, что  у  него  нет  поэтического
дара. После  нескольких  неудачных  попыток  он  в  сердцах  разорвал  и
выбросил бумагу, заменив стихи короткой запиской, приложенной к подаркам
для своей Софи.
   Но оказалось, это еще не все. Идеализм молодости еще жил в нем,  хотя
он был убежден, что предпринял все,  чтобы  похоронить  его  под  грузом
циничного и прагматичного взгляда  на  мир.  Джулиан  не  мог  отрицать:
где-то в глубине души он  понимал,  что  Софи  надеется,  что  он  будет
уважать ее право на чувство собственного достоинства.
   Джулиан размышлял: стоило ли отпускать ее к Фанни и Генриетте на  всю
ночь? Должен ли был он повлиять на ее  решение?  И  мог  ли?  Она,  едва
услышав о болезни Фанни, тотчас поехала к ней.
   Джулиан не возражал. Он искренне беспокоился о здоровье тетки.  Фанни
эксцентрична, непредсказуема, склонна к истерикам, но Джулиан обожал ее.
И  после  смерти  его  родителей  она  осталась  единственной  из  клана
Рейвенвудов, к кому он относился с искренним почтением.

***

   Получив известие о болезни Фанни, Софи быстро переоделась и разбудила
горничную. Мэри суетилась, упаковывая все необходимое,  а  Софи  собрала
медицинский  саквояж  и  не  забыла  свою  драгоценную  книгу  о  травах
Калпепера.
   - У меня кончаются кое-какие травы, - сказала она Джулиану, садясь  в
нанятый им экипаж. - Может быть, кто-то из местных аптекарей продаст мне
ромашку хорошего качества и турецкий ревень? Жаль, что старая  Бесс  так
далеко. Ее травы самые надежные.
   Когда они подъехали к дому Фанни, у порога их встретила  Генриетта  в
состоянии крайнего смятения. Джулиан, увидев обычно спокойную  Генриетту
столь расстроенной, понял  наконец  что  болезнь  тетушки  действительно
серьезна.
   - Слава Богу, что ты уже здесь,  Софи.  Я  так  беспокоилась.  И  уже
хотела послать за доктором Хиггсом. Но Фанни и слышать о нем  не  хочет.
Она считает его шарлатаном и не разрешит ему переступить даже  порог  ее
комнаты. Я не могу ее осуждать, он  и  вправду  остался  без  пациентов.
Поэтому я послала за тобой. Надеюсь, ты не рассердилась на меня?
   - Конечно, нет. Я немедленно иду к Фанни.
   Софи, попрощавшись с Джулианом, поспешила вверх по лестнице. Слуга  с
саквояжем  в  руках  едва  поспевал  за  ней.  Взволнованная   Генриетта
повернулась к Джулиану, все еще стоявшему в прихожей:
   - Спасибо, что ты разрешил ей приехать в столь поздний час.
   - Я не смог бы ее остановить, даже если бы и  захотел.  И  потом,  ты
знаешь, я обожаю Фанни. Замечу,  я  совершенно  согласен  с  ней  насчет
доктора. Единственное  средство  Хиггса  -  кровопускание  и  промывание
желудка.
   Генриетта вздохнула:
   - Боюсь, ты прав. Я никогда не верила в кровопускание. И поверь  мне,
бедной Фанни больше  незачем  промывать  желудок.  Из-за  этой  скверной
болезни желудок Фанни совершенно пуст. Мы надеемся на Софи и ее травы.
   - Софи прекрасно в них разбирается, - заметил Джулиан. - Я могу лично
это засвидетельствовать. У наших слуг самое  крепкое  здоровье  во  всем
городе.
   Генриетта улыбнулась на шутку Джулиана:
   -  Да,  я  знаю,  слуга  чувствуют  себя   прекрасно   благодаря   ее
рекомендациям. И мой ревматизм отпустил меня, после  того  как  я  стала
пить настои, приготовленные Софи. И что бы  мы  вообще  без  нее  сейчас
делали, милорд?
   - Не знаю, - ответил он.
   Двадцать минут спустя Софи появилась  на  лестнице  и  сообщила,  что
Фанни за обедом отравилась рыбой и бедняжка будет страдать еще несколько
часов, прежде чем она почувствует себя лучше. Софи решила остаться у  ее
постели.
   Понимая, что возражения неуместны, Джулиан в том же экипаже  вернулся
домой.
   Он почувствовал беспокойство,  как  только  отпустил  Кнэптона,  и  в
одиночестве стал готовиться ко сну. Он уже подумывал, не пойти ли ему  в
библиотеку и поискать книгу  поскучнее,  как  вдруг  вспомнил  о  черном
кольце.
   Дарегейт прав: от кольца надо немедленно избавиться. Он решил забрать
его из шкатулки Софи. Ему неприятна была сама мысль, что кольцо  до  сих
пор у нее. И она могла снова надеть его.
   Джулиан взял свечу и заглянул в комнату Софи. Без  хозяйки  там  было
пусто и уныло. Как, оказывается, он привык к ней, как прочно вошла она в
его жизнь. Он проклинал всех продавцов подпорченной  рыбы.  По  их  вине
Софи нет сейчас в постели.
   Если бы не болезнь Фанни,  он  уже  занимался  бы  любовью  со  своей
упрямой, нежной, страстной и невероятно гордой женой.
   Джулиан  подошел  к  туалетному  столику,  поднял  крышку   шкатулки,
осмотрел скудную коллекцию ее украшений. Единственно  достойная  вещь  -
бриллиантовый браслет, его подарок. Он лежал на красном бархате. К этому
браслету надо подарить Софи еще пару бриллиантовых серег, решил Джулиан.
   Потом его взгляд упал на черное кольцо в углу шкатулки. Оно лежало на
маленьком,  сложенном  в  несколько  раз  листке  бумаги.   Незатейливое
украшение вызвало в Джулиане гнев. Софи знала,  что  кольцо  подарил  ее
сестре бессердечный насильник, без всяких угрызений совести  совративший
невинную девушку. Но она и вообразить не могла, какая опасность таится в
этом кусочке металла.
   Джулиан вынул кольцо, коснувшись листка бумаги под ним,  нехотя  взял
его, развернул. На нем было  написано  три  имени:  Аттеридж,  Варлей  и
Ормистон.
   Тихий гнев Джулиана вспыхнул ярким пламенем ярости.

***

   - С ней правда будет все в порядке? - Генриетта стояла возле  кровати
Фанни и с беспокойством смотрела на бледное лицо подруги.
   После нескольких часов изнуряющей рвоты и боли Фанни наконец заснула.
   - Думаю, да, - ответила Софи, размешивая щепотку трав  в  кипятке.  -
Плохой пищи в желудке нет, и теперь, как видите, она больше не  мучается
от боли. Но я должна наблюдать за ней до  утра.  Я  считаю,  что  кризис
миновал, но не могу быть абсолютно