трел на него с такой же ненавистью, как и Шайдо. Масима, воняющий безумием, и наполненный презрением и ненавистью. Нужно уметь причинять боль даже камню. Эдарра, ее лицо было такое же невозмутимое, как и у Айз Седай, руки спокойно сложены на груди. Даже Шайдо знают, как терпеть боль. На это уйдут дни. Сулин, шрам пересекающий ее щеку бледнел на покрытой морщинами коже, взгляд был спокойный, а запах требовательный. Они будут поддаваться медленно, настолько медленно, насколько это возможно. Берелейн, остро пахшая правосудием, правительница, которая приговаривала людей к смерти, и никогда не терявшая из-за этого сон. То, что должно быть сделано. Суметь причинить боль камню. Использовать боль. О, Свет, Фэйли!
     Взлетая, топор в его руке был легким, как перышко, а упал с силой молота, бьющего по наковальне, перечеркнув левое запястье Шайдо.
     Человек скорчился от боли, затем судорожно разогнулся, нарочно обрызгав кровью лицо Перрина.
     - Исцелите его, - сказал Перрин Айз Седай, сделав шаг назад. Он не пытался вытереть лицо. Кровь просочилась ему в бороду. Он чувствовал пустоту. Он не смог бы поднять топор снова, даже если бы ему пришлось сделать это ради спасения собственной жизни.
     - Ты сошел с ума, - гневно произнесла Масури. - Мы не можем вернуть человеку руку!
     - Я сказал просто: исцели его! - прорычал он.
     Сеонид уже приближалась, поднимая юбки чтобы присесть возле человека. Он пытался дотянуться до обрубленного запястья, чтобы зубами попытаться остановить кровь. Но в его глазах не было страха. Как и в его запахе. Ни капли.
     Сеонид схватила Шайдо за голову, и неожиданно он снова содрогнулся, дико размахивая рукой. Поток крови из его руки уменьшался и исчез, когда он с посеревшим лицом опустился на землю. Он поднял обрубок левой руки чтобы взглянуть на гладкую кожу, которая теперь покрывала запястье. Перрин не разглядел остался ли шрам. Мужчина снова ему улыбался, скаля зубы. И по-прежнему в его запахе не было ни капли страха. Сеонид тоже как-то посерела и осунулась, словно подошла к своему пределу. Алхарра и Винтер, сделали шаг вперед, но она отстранила их, с тяжелым вздохом поднявшись самостоятельно.
     - Мне сказали, что вы можете терпеть боль днями и ничего не сказать, - произнес Перрин. Его голос прозвучал слишком громко, даже для него самого. - У меня нет столько времени, чтобы вы смогли показать мне насколько вы крепкие и храбрые. Да, я знаю, что вы храбрые и крепкие. Но моя жена слишком долго в плену. Вас разделят, и будут спрашивать о нескольких женщинах. Видели ли вы их и если да, то где. Это все, что я хочу знать. Не будет никаких углей или чего-нибудь в этом роде; только вопросы. Но если кто-нибудь откажется отвечать, или если ваши ответы будут слишком разными, тогда каждый будет что-нибудь терять. - Он был удивлен, что все еще может держать топор. Лезвие было покрыто красным.
     - Две руки и две ступни, - холодно произнес он. Свет, его голос похож на лед. Он чувствовал себя так, словно его кости превратились в лед. - Это значит, что у вас будет четыре шанса ответить одинаково. А если вы все не скажете ни слова, я все равно вас не убью. Я отыщу деревню, в которой вас оставлю, какое-нибудь местечко, где вы сможете попрошайничать, где-нибудь, где мальчишки будут бросать монеты безногим и безруким свирепым айильцам. Подумаете над этим, и решите, не лучше ли вернуть мне мою жену.
     Даже Масима уставился на него, словно никогда прежде не видел стоящего перед ним человека с топором. Когда он повернулся, чтобы уйти, люди Масимы и гэалданцы расступились перед ним так широко, что между ними без труда смог бы пройти кулак троллоков.
     Он обнаружил перед собой ограду из заостренных кольев и лес на сотню шагов вокруг, но не изменил направления. Держа топор в руках он шел, пока его не окружили огромные деревья, и запах лагеря не остался позади. Он нес с собой запах крови, острый и металлический. От него некуда было деться.
     Он не смог бы сказать, как долго он шел. Он почти не замечал, что пятна света позади него становились все меньше. Кровь покрывала его лицо и бороду. Она уже начинала подсыхать. Сколько раз он говорил себе, что сделает все, чтобы вернуть Фэйли? Мужчина делает то, что должен. А ради Фэйли, все что угодно.
     Он резко завел свой топор за голову и обеими руками изо всех сил бросил его. Топор летел, вращаясь, пока с сочным чмоканьем не воткнулся в толстый ствол дуба.
     Выдохнув воздух, который, казалось, застрял в его груди, он уселся на грубый камень, который был широким и высоким как скамья, и положил локти на колени.
     - Теперь ты можешь показаться Илайас, - устало произнес он. - Я чувствую, ты там.
     Мужчина легко вышел из теней, его желтые глаза слабо мерцали под полями широкой шляпы. По сравнению с ним, Айильцы были слишком шумными. Сдвинув свой длинный нож, он уселся на камень рядом с Перрином, но какое-то время он просто сидел, перебирая пальцами свою ведую бороду, доходившую ему до груди. Он кивнул в строну топора, который торчал из ствола дуба.
     - Однажды я сказал тебе, берегись, чтобы тебе не начало нравиться им пользоваться. Это произошло? Там, на поляне?
     Перрин с силой мотнул головой.
     - Нет! Не так. Но...
     - Но... что, мальчик? Я думаю, что ты напугал даже Масиму. Правда, ты тоже пахнешь испугом.
     - Наконец он чего-то испугался, - пробормотал Перрин, неловко пожимая плечами. Некоторые мысли было трудно облечь в слова. Хотя, наверное, пришло время. - Топор. Поначалу я не замечал этого. Только, оглядываясь назад. Сперва той ночью, когда я встретил Гаула и белоплащники попытались нас убить. Потом, сражаясь с Троллоками в Двуречье, я не был уверен. Но позже у Колодцев Дюмай, уже понял. Во время битвы я испугался, Илайс, испугался и был расстроен, что, возможно, никогда снова не увижу Фэйли. - Его сердце забилось так, что стало больно. Фэйли... - Только... Я слышал, Грейди и Неалд рассказывали о том, каково это - удерживать Силу. Они говорят, что чувствуют себя более живыми. Во время битвы я ужасно боюсь, но чувствую себя живее, чем когда-либо, кроме тех моментов, когда я с Фэйли. Не думаю, что смогу выдержать, если начну думать также, как было только, что там, в лагере. И не думаю, что даже Фэйли удалось бы вернуть меня, если меня затянет.
     Илайас фыркнул.
     - Я не думаю, что в тебе есть это, мальчик. Послушай, опасность толкает людей на разные поступки. Некоторые остаются холодны и расчетливы как часовой механизм, хотя, за тобой я подобного не наблюдал. Твое сердце начинает биться сильнее, и это горячит твою кровь. Это обостряет твои чувства. Поэтому, ты чувствуешь себя более живым. Может быть, ты через несколько минут умрешь, а может быть через один удар сердца, но сейчас ты не мертв, и ты чувствуешь это от корней зубов, до кончиков ногтей. Так и должно быть. Но это не значит, что тебе должно это нравиться.
     - Хотел бы я поверить в это, - тихо сказал Перрин.
     - Поживи сперва с мое, - сухо ответил Илайас, - и ты поверишь. А до того, просто принимай все как есть. Я живу дольше, чем ты, и был там раньше тебя.
     Они оба сидели, глядя на топор. Перрин хотел поверить. Теперь кровь на топоре казалась черной. Раньше кровь никогда не казалась ему такой черной. Сколько прошло времени? Судя по тому, как падают пробивающиеся сквозь ветки лучи, солнце уже садиться.
     Его уши уловили звук хруста копыт по снегу, медленно приближающийся к ним. Минутой позже появились Неалд и Айрам, бывший Лудильшик шел по следу, а Аша'ман нетерпеливо подергивал головой. След был очень четким, но по правде, Перрин не верил, что Неалд в одиночку смог бы его проследить. Он был городским жителем.
     - Арганда решил, что нам необходимо подождать пока ты не остынешь, - сказал Неалд склонившись в седле и глядя на Перрина. - Мы подумали, что холоднее уже некуда. - Он кивнул себе с оттенком удовлетворения на губах. Он привык, что люди его бояться из-за его черной одежды, и того, что она означает.
     - Они рассказывают, - сказал Айрам, - и все дают одинаковые ответы. - Судя по тому, как он нахмурился, Перрин понял, что эти ответы ему не нравятся. - Думаю, твоя угроза бросить их попрошайничать, испугала их больше, чем твой топор. Но они говорят, что никогда не видели Леди Фэйли и остальных. Мы могли бы снова попробовать угли. Тогда они могут вспомнить. - В его голосе прозвучало нетерпение? Искать Фэйли или снова использовать угли?
     Илайас поморщился.
     - Теперь, они просто вернут тебе те ответы, которые ты уже дал им. Скажут тебе то, что ты хочешь услышать. В любом случае, шансов было мало. Там тысячи Шайдо и тысячи пленников. Среди такого скопления людей человек может прожить жизнь, и никогда не вспомнит и сотню из тех, кого он повстречал.
     - Тогда мы должны их убить, - мрачно сказал Айрам. - Сулин сказала, что Девы захватили их, когда у них в руках не было оружия, так что их можно допрашивать, но могут возникнуть проблемы. Они не будут довольствоваться ролью гай'шайн. Если хоть один из них сбежит, он может рассказать Шайдо, где мы находимся. И тогда они придут за нами.
     Затекшие суставы дали о себе знать, отозвавшись болью, когда Перрин встал. Он не мог позволить Шайдо просто уйти.
     - Их можно охранять, Айрам. - Спешка привела к тому, что он чуть не потерял Фэйли, и теперь он снова спешит. Поспешность. Какое мягкое определение для отрубленной человеческой руки. И абсолютно без пользы. Он всегда пытался думать и действовать неторопливо и осторожно. Он должен был сейчас подумать, но каждая мысль причиняла боль. Фэйли потерялась в белом море пленников. - Может быть другие гай'шайн знают, где она, - пробормотал он, двигаясь обратно к лагерю. Но как заполучить в свои руки хотя бы одного из гай'шайн Шайдо? Им никогда не позволяют выходить за пределы лагеря, кроме как под охраной.
     - Так что будем делать, мальчик? - Спросил Илайас.
     Перрин знал, что он имеет в виду. Топор.
     - Оставь, пусть остается здесь, пока кто-нибудь его не найдет. - Его голос стал резким. - Может какой-нибудь глупый менестрель сложит из всего этого сказку. - Ни разу не оглянувшись, он направился к лагерю. Теперь, когда кольцо было пустым, пояс, опоясывающий его талию, стал слишком легким. Все было напрасно.
     Три дня спустя из Со Хэбо вернулись тяжело груженные повозки, и в платку Перрина вошел Балвер, вместе с высоким небритым мужчиной, в грязной шерстяной одежде с мечом, который выглядел так, словно о нем не мешало бы позаботиться. Сначала Перрин не узнал его из-за бороды. Затем он уловил его запах.
     - Не ожидал увидеть тебя снова, - сказал он. Балвер моргнул. Несомненно, маленький птицеподобный человечек ожидал сделать сюрприз.
     - Я искал... Майгдин, - грубо сказал Талланвор. - Но Шайдо двигались быстрее меня. Мастер Балвер сказал, что ты знаешь, где она.
     Балвер бросил на молодого человека острый взгляд, но его голос остался столь же сухим и безучастным, как и его запах.
     - Мастер Талланвор добрался до Со Хэбо как раз перед моим отъездом, милорд. Шанс на нашу встречу был мизерный. Но, возможно, это был счастливый случай. У него могут найтись для вас кое-какие союзники. Но пусть он сам вам расскажет.
     Талланвор нахмурился, глядя себе под ноги, и молчал.
     - Союзники? - встрепенулся Перрин. - Мне ничто не сможет помочь, кроме армии, но я приму любую помощь, которую вы сможете предоставить.
     Талланвор посмотрел на Балвера, который вернул ему поклон и вежливую ободряющую улыбку. Небритый мужчина глубоко вздохнул.
     - Пятнадцать тысяч Шончан, или где-то так. На самом деле, большинство из них тарабонцы, но они идут под шончанскими знаменами. И... И, по крайней мере, дюжина дамани. - Он быстро заговорил, из-за необходимости договорить прежде, чем Перрин его прервет. - Я знаю, это все равно, что принять помощь из рук Темного, но они тоже охотятся за Шайдо, а я бы принял даже помощь самого Темного, лишь бы освободить Майгдин.
     Мгновение Перрин таращился на эту парочку. Талланвор, нервно постукивающий большим пальцем по рукояти своего меча, и Балвер, похожий на воробья, который ждет, с какой стороны выскочит сверчок. Шончан. И дамани. Да, это было бы все равно, что принять помощь Темного.
     - Садись и расскажи мне поподробнее об этих Шончан, - сказал он.

ГЛАВА 28

БУКЕТ РОЗ

     Путешествие из Эбу Дар, вместе со Странствующей труппой Валана Люки, обещающей грандиозное представление сверхъестественных чудес и диковин, с лихвой оправдало худшие ожидания Мэта. Во-первых, почти каждый день по несколько часов шел дождь, а однажды он лил, не переставая, в течение трех дней. Пронизывающий ледяной ветер, мало чем отличающийся от снежной вьюги, гнал ледяные струи, которые медленно, но верно протекали под плащ, заставляя дрожать от холода. Несмотря на то, что вода стекала по плотно утрамбованной до состояния камня дороге, оставляя за собой лишь тонкий слой грязи, к восходу длинная колона фургонов, лошадей и людей одолела лишь несколько миль. Сперва, актёры были само рвение в стремлении оставить город, где по ночам молнии топили корабли и приходилось ежеминутно оборачиваться, зная о зверских убийствах, а также, чтобы подальше сбежать от ревнивого шончанского аристократа, разыскивающего неверную супругу и готового извести любого подозреваемого в содействии её побегу. В начале, все просто рвались вперед, с такой скоростью, с какой лошади могли тянуть фургоны, подгоняя животных пройти ещё милю. Но каждая пройденная миля, вселяла в их сердца покой и заставляла их чувствовать себя несколько уверенней в собственной безопасности, что уже к полудню первого дня...
     "Мы должны заботиться о наших лошадях", - заявил Люка, наблюдая сквозь моросящий дождь, как от его чудовищно разукрашенного фургона отцепляют упряжку, и отводят к коновязи. Солнце еще находилось на полпути к зениту, когда из дымовых отверстий палаток и металлических дымоходов, похожих на раскрашенные коробки фургонов, потянулись первые серые усики дыма. - "Никто за нами не гонится, а до Лугарда путь не близкий. Хороших лошадей достать трудно, и они слишком дороги". - Люка скорчил кислую мину и покачал головой. Упоминание о возможных расходах всегда портило ему настроение. Он был чрезвычайно скуп, кроме случаев, касавшихся его жены. - "По дороге не так много мест, ради которых стоило бы останавливаться больше, чем на день. Большинство деревень не смогут обеспечить достаточно зрителей, даже если соберётся всё их население. К тому же, никто не может предсказать, как пойдут дела, пока не остановимся. Ты платишь мне не так много, чтобы отказываться оттого, что можно заработать". Запахивая поплотнее свой расшитый алый плащ, он взглянул через плечо в сторону своего фургона. Сквозь легкий дождь доносился какой-то горький запах. Мэт не был уверен, что захотел бы попробовать стряпню жены Люка. - "Ведь ты уверен, что нас никто не преследует, не так ли, Коутон?"
     Раздраженно натянув шерстяную шапку поглубже и еле сдерживаясь, чтобы не заскрипеть зубами, Мэт побрёл прочь сквозь скопление ярко раскрашенных палаток и фургонов. Он платит недостаточно? Да за предложенную сумму Люка должен был гнать лошадей галопом, не останавливаясь, до самого Лугарда. Ну, не обязательно галопом, он вовсе не хотел загнать лошадей до смерти, но - кровь и пепел! - этому расфуфыренному шуту стоило бы серьёзно поднажать.
     Неподалеку от фургона Люка, сидел Чел Ванин, развалившись на треногом табурете. Он был полностью поглощен процессом помешивания какого-то подозрительного тёмного варева в небольшом котелке, висящем над маленьким костром. С края его шляпы в котелок капал дождь, но толстяк, кажется, старался этого не замечать. Гордеран и Фергин, двое Красноруких, ворча проклятия, забивали в размокшую землю колья для грязно-коричневой холщовой палатки, в которой они жили с Гарнаном и Метвином. И с Ванином тоже, но у Ванина были другие способности, которые, по его мнению, ставили его выше возни с установкой палаток, с чем остальные Краснорукие согласились после недолгих прений. Ванин был опытным коновалом, но что важнее, он был лучший следопыт и конокрад в стране, о чём вряд ли можно было догадаться по его виду, хотя это было верно для любой страны на выбор.
     Фергин встретился глазами с Мэтом, и сразу завопил, так как попал молотком мимо колышка по большому пальцу. Опустив молоток, и посасывая пострадавший палец, он присел на корточки, жалуясь на судьбу подлянку. - "Мы собираемся торчать здесь всю ночь, охраняя этих женщин, милорд. Вы не могли бы нанять кого-нибудь из этих конюхов, чтобы они хотя бы это делали за нас так, чтобы мы хоть недолго могли оставаться сухими, пока нам не придётся промокнуть?"
     Гордеран ткнул Фергина в плечо толстым пальцем. Он был столь же широк, как Фергин был тощ, и к тому же тайрейцем, несмотря на свои серые глаза. - "Как же, они поставят палатку, а заодно загребут всё, что плохо лежит", - За фразой последовал ещё один тычок. - "Ты ведь не хочешь, чтобы один из этих ворюг ушел отсюда с моим арбалетом или седлом? А это очень хорошее седло". - Третий тычок почти вытолкнул Фергина на дорогу. - "Если мы не постановим эту палатку, Харнан заставит нас дежурить всю ночь напролёт".
     Фергин с негодованием посмотрел на него и заворчал, но снова поднял молоток, стряхнув грязь с кафтана. Он был хорошим солдатом, но не слишком смышленым.
     Ванин сплюнул сквозь щель в зубах, чуть не попав в котелок. По сравнению с тем, что готовила Лателле, варево пахло замечательно, но Мэт решил, что здесь он есть то же не станет. Вытащив деревянную ложку, которой он помешивал варево, чтобы её очистить, толстяк посмотрел на Мэта сонными глазами. Его круглое лицо часто выглядело сонным, но только дурак бы этому поверил. - "Такими темпами мы доберемся до Лугарда только к концу лета. Если вообще доберёмся".
     "Доберёмся, Ванин", - сказал Мэт увереннее, чем чувствовал на самом деле. Грубый шерстяной кафтан, который он высушил всего несколько часов назад, было уже всё в мокрых разводах, и вниз по спине сочилась вода. Трудно чувствовать себя уверено, когда по вашей спине течет ледяная вода. - "Зима почти закончилась. Как только придёт весна, мы будем двигаться быстрее. Вот увидишь. К середине весны мы будем в Лугарде".
     Он и сам не был в этом уверен. Они продвинулись не больше, чем на две лиги за первый день, и дальше путь в две с половиной лиги за день считался неплохой нормой. На Большом Северном тракте, название, которое начало быстро меняться, чем дальше они продвигались на Север, было не много мест, которые можно было считать городами. Люди назвали её "эбударской дорогой" или "Торговым Трактом" или иногда просто "трактом" - как будто он был единственным. Люка же останавливался в каждом придорожном городе, не важно, был ли это на самом деле город, или только по названию стихийно возникшая деревня, окруженная стеной, с шестью улицами и с грубо утрамбованным пространством, именуемым городской площадью. Почти полдня уходило только на установку циркового шатра, окруженного стенами, с синей, украшенной огромными красными буквами, вывеской над входом: "Великое Странствующее Шоу Валана Люка". Он просто не мог упустить шанс выступить перед толпой. Или отказаться от возможности облегчить кошельки населения. А может, боялся упустить шанс пощеголять в одном этих красных плащей, купаясь в восторге аудитории. Люка любил это почти так же, как он любил звон монеты. Почти.
     Присутствия заезжих исполнителей и клеток с животными из дальних стран, обычно уже хватало, чтобы собрать толпу. Хотя, для этих зрителей хватило бы и местных животных, мало кто из них заходил так далеко в лес, что видел медведя, не говоря уже о льве. Только сильный дождь уменьшал толпу, а когда дождь был слишком сильным, жонглеры и акробаты отказывались выступать без крыши над головой. Что, безусловно, приводило Люку в бешенство, и он с исступлением принимался сетовать на отсутствие возможности раздобыть достаточно материи, чтобы укрыть каждую сцену, или изготовить единый общий шатер для всего цирка. Единый шатер! Да, амбициями Люка обладал, явно гранди