ла или предполагала.
Можно сказать, она почти испугана. Что же это за предательство, если оно
способно заставить нервничать и бояться Элайду? Гибель всей Башни.
   Внезапно разрозненные части головоломки встали на свои места, и брови
у Сине снова полезли на лоб. Сходится, все сходится. Кровь отхлынула  от
лица, руки  и  ноги  неожиданно  заледенели.  Запечатано  Пламенем.  Она
сказала, что сохранит все, что узнает, в своем сердце, но тогда она  еще
ничего не понимала. В тот момент, когда логическая цепочка  завершилась,
ей стало просто страшно, но уже через мгновение ее охватил ужас.  Ей  не
справиться с  этим  в  одиночку.  Но  кто  ей  поможет?  С  учетом  всех
обстоятельств - кто? Ответ на этот вопрос оказался не столь  уж  труден.
Для того чтобы взять себя в руки, потребовалось немного времени, но  она
покинула  свои  комнаты  и  вообще  апартаменты  Белых  гораздо  быстрее
обычного.
   Слуги, как всегда, сновали по коридорам - Сине шла  так  быстро,  что
они не успевали поклониться или присесть, - но сестер было  меньше,  чем
обыкновенно  в  этот  ранний  час.  Значительно   меньше.   Большинство,
по-видимому, предпочитали по какой-то причине держаться поближе к  своим
апартаментам.
   Однако те немногие, которые решались  на  это,  производили  примерно
одинаковое впечатление. Они спешили по увешанным гобеленами коридорам  с
замкнутыми, настороженными лицами, шаря взглядами по сторонам. Если двое
или трое разговаривали, они все время  оглядывались,  опасаясь,  видимо,
что их подслушают. И все  эти  небольшие  группки  состояли  из  женщин,
относящихся к одной Айя.
   Еще вчера, Сине не сомневалась, сестры из разных Айя относились  друг
к другу вполне  дружелюбно.  Принято  думать,  что  Белые  стараются  не
поддаваться эмоциям,  но  она  никогда  не  считала,  что  это  означает
ослепнуть и оглохнуть.
   Всеобщая подозрительность привела  к  тому,  что  атмосфера  в  Башне
заметно сгустилась. Такое случалось и прежде, к несчастью, сама нынешняя
Амерлин способствовала этому своими грубыми, резкими поступками, а слухи
о Логайне лишь усугубили положение, но так, как этим утром, еще  никогда
не бывало.
   Навстречу Сине из-за угла вышла Талене Минли. Шаль не просто лежала у
нее на плечах, она раскинулась по рукам до самых запястий, будто  Талене
выставляла  напоказ  зеленую  бахрому.  Кстати,   отметила   Сине,   все
встреченные  ею  сегодня   утром   Зеленые   были   в   шалях.   Талене,
золотоволосая, величавая и  привлекательная,  поддержала  в  свое  время
свержение Суан, но она пришла в Башню еще в те времена, когда Сине  была
Принятой, и это разногласие не разрушило  их  долгой  дружбы.  У  Талене
имелись  свои  причины  для  такого  поступка,  с   которыми   Сине   не
соглашалась, но которые признавала. Сейчас  подруга  Сине  на  мгновение
остановилась, искоса поглядывая на нее.
   Складывалось впечатление, что теперь очень многие сестры изучают друг
дружку, прежде чем заговорить. В другое время Сине тоже остановилась бы,
но не сейчас, когда голова у нее готова лопнуть, точно перезрелая  дыня.
Талене была ее подругой, и она считала, что может доверять ей, но сейчас
этого недостаточно. Позже, если  удастся,  она  сама  зайдет  к  Талене.
Надеясь в глубине души, что  такая  возможность  еще  не  утрачена,  она
торопливо прошла мимо, ограничившись лишь кивком.
   В апартаментах Красных настроение было еще хуже, атмосфера сгустилась
еще заметнее. Как в любой другой Айя, комнат здесь было гораздо  больше,
чем сестер, - и так было еще до того, как из Башни сбежали мятежницы,  -
но в Красной Айя сестер все же больше, чем  в  любой  другой,  и  сестры
занимали этажи, пустующие в других Айя. Красные часто носили  шали  безо
всякой необходимости, а сейчас и  подавно  все  они  выставляли  напоказ
красную бахрому, точно знамя. Разговоры обрывались,  когда  приближалась
Сине, ее провожали холодными взглядами и  ледяным  молчанием.  Пересекая
выложенный своеобразным узором пол - красные слезы Пламени Тар Валона на
белом фоне, она чувствовала себя так,  словно  находилась  на  вражеской
территории. Однако в подобной ситуации любая часть Башни могла на  самом
деле оказаться вражеской  территорией.  Эти  алые  языки  пламени,  если
смотреть на них с другой стороны, вполне можно принять за Клыки Дракона.
Сине никогда не доверяла совершенно нелогичным слухам о  Красных  и  Лже
драконах, но... Почему тогда никто из них никогда не отрицал этого?
   Ей пришлось спросить дорогу.
   - Я не стану беспокоить ее, если она занята, - заверила Сине женщину,
к которой обратилась за помощью. - Прежде мы были добрыми друзьями, и  я
хотела бы, чтобы мы стали ими снова. Сейчас больше чем когда  бы  то  ни
было Айя не могут позволить себе отгораживаться друг от друга стеной.
   Все правда, хотя Айя не только отгородились друг  от  друга  -  между
ними возникли глубокие и,  казалось,  непреодолимые  трещины.  Доманийка
выслушала ее с застывшим лицом, будто отлитым  из  меди.  Среди  Красных
было мало доманиек, но эти немногие обычно отличались особым коварством.
   - Я покажу тебе дорогу, Восседающая, - наконец произнесла  она  -  не
слишком почтительно.
   Красная сестра привела Сине к двери и не сводила с нее глаз, пока  та
стучалась, будто не считала  возможным  оставить  ее  одну.  На  дверных
панелях тоже было вырезано Пламя цвета свежей крови.
   - Войдите! - произнес бодрый голос. Надеясь, что поступает правильно,
Сине открыла дверь.
   - Сине! - радостно воскликнула Певара. - Что привело тебя  сюда  этим
утром? Входи! Закрывай дверь и садись.
   Эти слова были сказаны таким тоном, что годы, прошедшие  с  тех  пор,
как они  вместе  были  послушницами,  а  потом  и  Принятыми,  мгновенно
растаяли как дым и унеслись прочь.  Весьма  полная  и  невысокая,  -  по
правде говоря, для кандорки просто  низкорослая,  -  Певара  была  очень
хорошенькой,  с  веселыми  огоньками  в  темных  глазах   и   постоянной
готовностью к улыбке. Печально, что Певара выбрала Красную Айя, какие бы
веские у  нее  ни  имелись  для  этого  причины,  потому  что  она  была
неравнодушна  к  мужчинам.  Женщины,  имеющие  природную  склонность   к
мужчинам, редко становились Красными, и все же некоторые из них выбирали
именно эту Айя, считая  задачу  розыска  мужчин,  способных  направлять,
крайне важной. Любили они мужчин, или не любили, или этот вопрос  вообще
вначале не волновал их, так или иначе, с годами почти у всех Красных при
виде мужчины  начиналось  разлитие  желчи;  Певара  принадлежала  к  тем
немногим, кто подобных чувств не испытывал. Вскоре после получения  шали
ее строго наказали за то, что она заявила о желании иметь  Стража.  Став
Восседающей, она открыто говорила, что, имей Красные Стражей, их  работа
была бы гораздо легче.
   - Не могу выразить, как я рада видеть тебя,  -  сказала  Певара,  как
только обе женщины расположились  в  креслах  с  резным  узором  в  виде
спиралей, популярным в Кандоре  еще  сотню  лет  назад,  и  с  изящными,
разрисованными бабочками чашками чая из голубики в руках. - Я  частенько
подумывала, что надо бы зайти к тебе, но меня останавливал страх. Я ведь
сама прервала наши отношения много лет назад, и ты  имела  полное  право
высказать все, что думаешь по этому поводу. Готова присягнуть на клинке,
Сине, что не сделала бы этого,  если  бы  не  Тесьен  Джорхалд,  которая
буквально тащила меня за шкирку, а я тогда только что получила шаль и не
сумела проявить должную твердость. Ты простишь меня?
   - Конечно, - ответила  Сине.  -  Я  все  понимаю.  -  Красные  всегда
препятствовали тому, чтобы их сестры заводили дружбу вне своей Айя.
   Препятствовали решительно и достаточно эффективно. - Мы не могли идти
против своих Айя, когда были  молоды,  а  потом  восстановить  отношения
казалось почти невозможным. Тысячу  раз  я  вспоминала,  как  часы  били
полночь и мы с тобой тут же начинали шептаться. Ох и  проказницы  же  мы
были!  Помнишь,  как  мы  подсыпали  в  постель  Серанхе  толченую  кору
чесоточного дуба? Но, стыдно сказать, меня пугала эта  мысль.  Причем  я
сама себе не могла толком объяснить почему. Я хочу, очень хочу, чтобы мы
снова  стали  друзьями.  Но  сейчас  мне  нужна  твоя   помощь.   Ты   -
единственная, кому я могу довериться.
   - Серанха тогда была ужасно ограниченной и самодовольной,  да  она  и
сейчас такая, - засмеялась Певара. - Серая Айя -  самая  подходящая  для
нее.
   Но я не могу поверить, что тебя что-то способно напугать.  Ты  всегда
руководствовалась логикой, а  она  подсказывала,  что  не  нужно  ничего
бояться, и ты начинала сомневаться в этом только тогда, когда все  самое
страшное было уже позади и мы оказывались в своих постелях. Как  я  могу
обещать тебе помощь,  не  зная,  в  чем  дело?  Все  равно  что  обещать
проголосовать в Собрании неизвестно за что. Что стряслось?
   В этот решительный момент, прихлебывая  чай,  Сине  заколебалась.  Не
потому, что у нее возникли сомнения насчет  Певары,  но  было  крайне...
трудно заставить себя заговорить.
   - Сегодня утром ко мне пришла Амерлин, - сказала  она  наконец,  -  и
велела провести  расследование,  запечатанное  Пламенем.  -  Певара  еле
заметно нахмурилась, но не сказала ни слова о том, что  в  таком  случае
Сине не вправе ничего рассказывать и ей. В  юности  зачинщицей  всех  их
шалостей бывала Сине, но именно Певара обладала достаточной смелостью  и
являлась движущей  силой.  Она  очень  осторожно  подбирала  слова,  но,
немного поразмыслив, я поняла, чего она хочет. Я должна отыскать... - на
этом последнем этапе мужество почти покинуло ее, - Приспешников  Темного
в Башне.
   Глаза Певары, темные и такие же глубокие, как  отливающие  голубизной
глаза Сине, вспыхнули; она кинула  взор  на  полочку  над  камином,  где
аккуратно выстроились в ряд миниатюры, изображающие членов ее семьи. Все
они погибли, когда она была еще послушницей, родители, братья и  сестры,
тети, дяди - все погибли, когда внезапно изо всех щелей  полезли  Друзья
Темного, трезвоня на всех перекрестках, что Темный вот-вот  освободится.
С ними быстро расправились, но... Вот почему Певара стала Красной,  хотя
Сине по-прежнему полагала, что та была  бы  счастливее  в  Зеленой  Айя.
Певара считала, что, разыскивая мужчин,  способных  направлять,  Красные
имеют больше шансов наткнуться на  Приспешников  Темного.  Сама  она  со
своей задачей справлялась прекрасно; в груди аппетитной  привлекательной
женщины скрывалось стальное  сердце.  И  сейчас  именно  у  нее  хватило
мужества произнести то, что язык Сине отказывался говорить:
   - Черная Айя. Ну, нечего удивляться, что Элайда была осторожна.
   - Певара, я знаю, что она всегда отрицала ее  существование  упрямее,
чем кто бы то ни было, но мне ясно, что сейчас она имела в  виду  именно
это. И если уж она убеждена...
   Подруга остановила ее взмахом руки:
   - Нет необходимости убеждать меня. Сине. Я уверена,  что  Черная  Айя
существует, потому что... - Странно, но Певара явно колебалась, глядя  в
свою чашку, точно ярмарочная гадалка. - Что тебе  известно  о  событиях,
произошедших сразу после Айильской Войны?
   - За пять лет внезапно умерли две Амерлин подряд,  -  ответила  Сине,
тщательно подбирая слова. Она полагала, что Певара имеет в виду события,
произошедшие в Башне. По правде говоря, став Восседающей почти пятьдесят
лет назад, на год позже Певары, она не особенно интересовалась тем,  что
происходило за стенами Башни. А возможно, и тем, что творилось внутри. -
За эти годы умерло очень много сестер, насколько мне помнится. Ты хочешь
сказать... Ты считаешь, что к этому приложили руку Черные  Айя?  -  Сине
наконец произнесла эти слова, и они не обожгли ей язык.
   - Не знаю,  -  чуть  слышно  сказала  Певара,  качая  головой.  -  Ты
поступила очень мудро, полностью погрузившись в философию. За  эти  годы
многое... произошло... и было запечатано Пламенем. - Она тяжело задышала
от волнения.
   Сине не хотела на нее давить. Она сама совершила нечто вроде  измены,
нарушив запечатанное Пламенем, и  Певара  должна  была  принять  решение
сама.
   - Просматривать отчеты мне  кажется  безопаснее,  чем  расспрашивать,
ведь мы не знаем,  кому  именно  задаем  вопросы.  Рассуждая  логически,
Черная сестра  способна  лгать  вопреки  Клятвам.  -  Иначе  Черных  Айя
давным-давно бы обнаружили. На этот раз ужасные слова дались ей  намного
легче. - Если какая-нибудь сестра напишет, что делала одно, в  то  время
как нам совершенно точно известно, что  она  в  указанное  время  делала
нечто иное, наверно, это и будет означать, что она Приспешница Темного.
   Певара кивнула:
   - Да, но нам не следует ограничивать себя. Возможно, Черные Айя и  не
приложили руку к мятежу, но вряд ли они не извлекли пользы из всей  этой
неразберихи. Я считаю, нужно  как  можно  тщательнее  изучить  все,  что
произошло за последний год.
   Хоть и неохотно.  Сине  согласилась  с  ней.  Поскольку  речь  шла  о
последних месяцах, неизбежно придется не столько изучать отчеты, сколько
расспрашивать. Решить, кого еще можно  привлечь,  оказалось  значительно
труднее. Особенно после того, как Певара сказала:
   - Ты проявила большую смелость, придя  ко  мне.  Сине.  Я  знаю,  что
Друзья Темного  не  останавливаются  даже  перед  убийством  собственных
братьев, сестер и родителей ради того, чтобы не выплыло наружу, кто  они
такие  и  чем  занимаются.  Мне  нравится  это  в  тебе,   ты   проявила
исключительную храбрость.
   Сине содрогнулась, будто увидела  привидение.  Она  никогда  не  была
храброй, иначе выбрала бы Зеленую Айя.  Она  почти  жалела,  что  Элайда
пришла к ней,  а  не  к  кому-нибудь  другому.  Однако  случившегося  не
изменишь

Глава 33

ВАННА

   После того как Ранд отослал Перрина, дни казались ему бесконечными, а
ночи еще длиннее. Он уединился в своих комнатах и велел Девам никого  не
впускать. Только Нандере позволялось открыть дверь с  эмблемой  золотого
солнца, чтобы принести еду. Она ставила  накрытый  поднос,  клала  рядом
список тех, кто просил разрешения увидеться с ним, и  бросала  на  Ранда
полный упрека взгляд, когда он повторял, что  никого  не  хочет  видеть.
Из-за двери до  него  доносились  неодобрительные  замечания  Дев,  пока
Нандера не закрывала ее за собой; они и предназначались для того,  чтобы
он их услышал, иначе Девы воспользовались бы языком жестов. Но если  они
воображают, что могут выманить его отсюда болтовней о том,  что  у  него
плохое настроение... Девы не понимали и, возможно, не  поняли  бы,  даже
если бы он объяснил им. Но он ничего не хотел объяснять.
   Он без всякого аппетита ковырялся в еде,  потом  пытался  читать,  но
даже самые любимые книги удерживали  его  внимание  лишь  на  протяжении
нескольких страниц. По крайней мере раз в день - хотя  и  обещал  самому
себе не делать этого, - он поднимал в спальне массивный платяной шкаф из
полированного черного  дерева,  отделанного  резной  костью,  с  помощью
потоков Воздуха отодвигал его в сторону и осторожно распутывал  ловушки,
которые  расставил,  и  Маску  Зеркал,  придававшую  стене   за   шкафом
нетронутый вид. И то и другое  было  сплетено  таким  образом,  что  мог
увидеть только он. Здесь, в нише, выдолбленной с  помощью  Силы,  стояли
две маленькие статуэтки из белого камня примерно в фут высотой.  Мужчина
и женщина в развевающихся одеяниях, каждый держит  в  руке  над  головой
сверкающую хрустальную сферу. Отослав армию в Иллиан, Ранд той же  ночью
один отправился в Руидин, чтобы забрать  оттуда  эти  тер'ангриалы:  они
могли понадобиться в любой момент, и лучше,  чтобы  они  находились  под
рукой. Так он объяснял этот поступок самому себе. Его рука потянулась  к
фигурке бородача, тому тер'ангриалу из пары,  который  мог  использовать
мужчина, - потянулась и замерла, вздрагивая. Одно прикосновение пальца -
и в его распоряжении окажется больше Единой  Силы,  чем  он  даже  может
вообразить. Пока у него есть эта вещь, никто не нанесет  ему  поражения,
никто не устоит против него. Как сказала однажды  Ланфир,  пока  у  него
есть эта вещь, он может бросить вызов самому Создателю.
   - Это мое по праву, - бормотал Ранд всякий раз, поднося дрожащую руку
почти к самой фигурке. - Мое! Я - Дракон Возрожденный!
   И всякий раз он заставлял себя отступать, снова сплетал Маску  Зеркал
и невидимые ловушки, которые испепелят любого, кто попытается проникнуть
сквозь них, не зная ключа. Громадный шкаф перышком скользил  обратно  по
воздуху и вставал на место. Он - Дракон Возрожденный. Но  достаточно  ли
этого? Должно быть достаточно.
   - Я - Дракон Возрожденный, - временами шептал, а временами выкрикивал
он, обращаясь к стенам. - Я - Дракон Возрожденный! - Он сметет со своего
пути тех, кто выступает против него, всех этих слепых  глупцов,  которые
ничего не могли понять или отказывались понимать  из-за  своих  амбиций,
жадности или страха. Он - Дракон Возрожденный, единственная надежда мира
против Темного. И сам Свет помогает в этом миру.
   Но вся его ярость, все раздумья о том,  как  он  сможет  использовать
тер'ангриал, были лишь попыткой избавиться  от  других  мыслей,  и  Ранд
понимал это. Оставшись один, он ковырялся в еде, хотя ел с  каждым  днем
все меньше, пытался читать, правда, редко,  и  заставлял  себя  спать  и
днем, и ночью. Спал он урывками, и то, что не давало  ему  покоя  наяву,
проникало  и  в  сны,  заставляя  просыпаться  прежде,  чем  он  успевал
отдохнуть. Он мог сплести вокруг  себя  любой  защитный  экран,  но  как
защититься от того, что внутри? Его ожидала  схватка  с  Отрекшимися,  а
рано или поздно -  и  с  самим  Темным.  Он  окружен  глупцами,  которые
боролись с ним или убегали от него,  в  то  время  как  их  единственной
надеждой  было  поддерживать  его.  Почему  ему  часто  снится   сон   о
собственной гибели? Один сон заставлял его вскакивать, просыпаясь,  чуть
только тот начинался, и лежать,  испытывая  острую  неприязнь  к  самому
себе, со спутанными  от  недосыпания  мыслями,  но  остальные...  Он  не
сомневался, что заслужил их все.
   Во сне ему являлась  Колавир,  с  почерневшим  лицом  и  впившимся  в
раздувшуюся шею шарфом, на котором она  повесилась.  Колавир,  безмолвно
обвиняющая его; а позади нее рядами  стояли,  тоже  молча  и  пристально
глядя на него, все Девы, которые погибли ради него, все женщины, в  чьей
смерти он повинен. Каждое из этих лиц Ранд знал так же хорошо, как  свое
собственное, и все их имена - кроме одного. Пробуждаясь от этих снов, он
плакал.
   Сотни раз он отшвыривал  Перрина,  и  тот  летел  через  Большой  Зал
Солнца, сотни раз им овладевали кипящая ярость  и  страх.  Сотни  раз  в
своих снах он убивал Перрина и просыпался от собственного крика.  Почему
тот так упорно спорил  с  ним  именно  из-за  пленных  Айз  Седай?  Ранд
старался не думать о них; лучше бы он с  самого  начала  не  замечал  их
существования. Слишком опасно долго удерживать  их  в  плену,  и  он  не
представлял, что делать с ними дальше.
   Они путали его. Иногда ему снилось, что он снова сидит, связанный,  в
сундуке или что Галина, Эриан или Кэтрин вытаскивают его  оттуда,  чтобы
избить. От этих снов он просыпался, жалобно скуля даже после  того,  как
убеждался, что глаза его открыты и он не  в  сундуке.  Ранд  боялся  Айз
Седай, хотя правильнее было бы  сказать,  что  он  боялся  самого  себя,
боялся, что даст выход страху, гневу, и тогда... Он пытался не думать  о
том, что может произойти тогда, но  иногда  ему  снилось  и  это,  и  он
просыпался в холодном поту. Он так не поступит. Он способен  на  многое,
но этого не сделает.
   В снах он собирал всех своих Аша'манов, чтобы напасть на Белую  Башню
и отомстить Элайде. Он выскакивал  из  прохода,  исполненный  праведного
гнева и саидин, и понимал, что письмо Алвиарин было ложью. Он видел: она
стояла бок о бок с Элайдой, видел рядом с ними Эгвейн, и Найнив, и  даже
Илэйн