Создателя  и  занять их место.  Она  совсем свихнулась? Или  мощь  этих двух
са'ангриалов в самом деле настолько  велика, как заявляет  она?  О таком  он
вообще не желал думать.
     -  Почему Равин именно  сейчас решил напасть на меня? Асмодиан говорит,
что Равин заботится лишь о своих интересах,  что даже Последнюю  Битву, коли
удастся,  он  пересидит  где-нибудь  в  сторонке,  выжидая, пока  Темный  не
уничтожит меня. Почему именно он, а не Саммаэль? Не Демандред? Ведь они, как
говорит Асмодиан, ненавидят меня. - Нет, не меня! Они ненавидят Льюса Тэрина
Теламона. Но для Отрекшихся  это все равно.  О Свет, пожалуйста, я - Ранд ал
Тор.  Он  отогнал прочь невесть откуда  появившееся  воспоминание о том, как
сжимал эту  женщину  в  объятьях - они оба молоды и только что  узнали,  что
способны  творить с помощью Силы. Я - Ранд  ал'Тор!  - Почему не Семираг, не
Могидин, не Грен...
     - Но ты ведь и в самом  деле покусился сейчас на его интересы. - Ланфир
рассмеялась. - Разве ты  не знаешь,  где он?  В Андоре, в самом Кэймлине. Он
там правит, разве что королем  не титулуется. Королева  глупо ему улыбается,
танцует для него. Кроме нее там таких  еще с полдюжины. - Губы ее скривились
от отвращения. - Его люди  рыскают по городу  и окрестностям,  выискивая для
него очередных милашек.
     На мгновение известие  потрясло его. Мать Илэйн - в  лапах Отрекшегося.
Но  он  не  имел права  выказывать  к этому интереса.  Ланфир уже  не  раз в
открытую демонстрировала свою ревность; она  вполне способна выследить Илэйн
и  убить, если  у нее  мелькнет мысль,  что он испытывает к девушке какие-то
чувства. А какие чувства я к  ней испытываю? Кроме  того, вне Пустоты плавал
еще один суровый факт,  жестокий и холодный в  своей правдивости.  Даже если
Ланфир сказала правду, Ранд не может бросить все и напасть на Равина. Прости
меня,  Илэйн,  я не  могу. С  Ланфир станется и соврать -  вряд ли она  хоть
слезинку прольет о ком-то из Отрекшихся, кого убьет Ранд, ведь все они стоят
на пути к осуществлению ее собственных планов.  Но в  любом случае для  себя
Ранд решил: он больше  не будет отвечать  на чужие удары и действия. Ведь по
его поступкам они могут додуматься, как он намерен поступить дальше. Поэтому
пусть они реагируют на его  действия -  то-то  удивятся,  как  поразились  и
Ланфир, и Асмодиан.
     - Как Равин считает, я кинусь защищать Моргейз, - промолвил Ранд. -  Да
я ее всего раз в жизни видел. По карте выходит, что Двуречье - часть Андора,
но  я  никогда  не  видывал  там королевского  гвардейца. Сколько  поколений
сменилось,  а их там и в помине не бывало. Скажи  двуреченцу, что Моргейз  -
его королева, он, чего доброго, решит, что ты спятил.
     -  Сомневаюсь, чтобы  Равин  ожидал, что  ты встанешь на защиту родного
края,  - скривила губы Ланфир. - Но он  предполагает, что  свои честолюбивые
замыслы ты защищать будешь. Он намерен усадить  Моргейз на  Солнечный Трон и
прикрываться ею, как  ширмой,  дергая за  веревочки,  пока  не  придет время
выступить открыто  самому. С  каждым днем в  Кайриэне  все  больше андорских
солдат. А  ты послал армию Тира на север, чтобы гарантировать свое влияние и
самому завладеть страной. Чего  же удивляться, что  он напал  на тебя сразу,
как только обнаружил, где ты.
     Ранд покачал головой. Вовсе  не для того он посылал тайренцев, но разве
Ланфир поймет, чего он добивается. И, пожалуй,  не поверит, попытайся  он ей
это
     втолковать.
     - Спасибо  за предупреждение,  -  сказал Ранд.  -  Это  ж  надо,  какая
учтивость с Отрекшейся!
     Разумеется, ему ничего  не остается, кроме как надеяться, что  из всего
сказанного  ею хоть какая-то часть - правда. Хорошая причина  ее не убивать.
Если  будешь   внимательно  ее  слушать,  она  выболтает  куда  больше,  чем
намеревается. Ранд надеялся, что это его собственная мысль, такая холодная и
циничная.
     - Ты охраняешь свои сны и не пускаешь меня в них, - заметила Ланфир.
     -  Я  никого  не  пускаю. -  Это  была  чистая  правда, хотя  в  списке
нежеланных гостей в его снах Ланфир стояла не ниже Хранительниц Мудрости.
     - Сны - моя вотчина. А ты и, тем паче, твои сны принадлежат мне. - Лицо
Ланфир оставалось  безмятежным, но голос  стал  жестче. -  Я могу прорваться
через защиту. Тебе это вряд ли понравится.
     Чтобы выказать равнодушие. Ранд уселся в изножье тюфяка, скрестив ноги,
и положил руки на колени, надеясь, что лицо у него такое же спокойное, как и
у нее. В  нем волнами  перекатывалась Сила. У него  имелись наготове  потоки
Воздуха,  чтобы связать ими Ланфир,  и потоки  Духа.  Из  них сплетают  щит,
ограждающий от Истинного  Источника. Разум Ранда бился, напряженно  стараясь
вспомнить,  сколь  отдаленными  ни  казались ему эти  попытки,  но ничего не
получалось.   Не   зная,  как  создать   щит,  все  остальное  предпринимать
бесполезно. Даже не  видя  преграды,  Ланфир  распорет  или  прорежет  любое
плетение, какое бы  он  ни  создал. Асмодиан  пытался научить  Ранда  такому
приему, но, не имея женского плетения, практиковаться крайне трудно.
     Ланфир  оглядела  Ранда  в  своей  приводящей в замешательство  манере,
легкое недовольство омрачало ее красоту.
     -  Я  проверила сны  айильских женщин. Этих так называемых Хранительниц
Мудрости. Им неизвестно, как надежно защитить себя. Я могла бы напугать их -
тогда они больше никогда снов не увидят. И уж точно  зарекутся  вторгаться в
твои.
     - Мне казалось,  ты не хотела помогать мне в открытую. - Ранд не посмел
сказать Ланфир, чтобы она оставила Хранительниц в покое; она вполне способна
учинить что-нибудь ему назло. С самого начала Ланфир ясно дала понять, пусть
и  не  выразив  своего  намерения  словами,  что  в  отношениях  между  ними
верховодить  намерена  она.  -  Стоит  ли  рисковать? Вдруг  узнает  кто  из
Отрекшихся? Не тебе одной известно, как проникать в людские сны.
     - Из Избранных, -  рассеянно поправила Ланфир. Она  задумчиво  покусала
нижнюю  губу.  -  Как-то  я  подумала, что ты  неравнодушен к  той девчонке,
Эгвейн. И я пронаблюдала ее сны. Знаешь, о ком она грезит?  О сыне Моргейз и
о  ее пасынке. Чаще всего ей снится сын.  Гавин. - Улыбаясь, она с напускным
изумлением  промолвила:  - Ты  не  поверишь, чтобы о таком  грезила  простая
сельская девчонка!
     Ранд понял:  Ланфир  пытается  выяснить, не ревнует ли он. Она и впрямь
считает, что он защитил свои сны, дабы скрыть свои мысли о другой!
     -  Меня бдительно охраняют Девы, -  мрачно заметил  он.  -  Если хочешь
знать, насколько бдительно, загляни в сны Изендре.
     На скулах Ланфир заполыхали  алые пятна. Ну конечно. Он  не должен  был
знать, что она  уже пыталась.  Замешательство накатило на кокон Пустоты. Или
она  считает?..  Изендре?  Ланфир  известно,  что  та  Приспешница  Темного.
Вообще-то, именно Ланфир  привела в  Пустыню  и  Кадира,  и  эту женщину.  И
подбросила  большую  часть  украшений,  в  краже  которых обвинили  Изендре.
Неприязнь  Ланфир даже в мелочах  прорывалась жестокостью. Однако,  если  ей
втемяшится в башку, будто Ранд мог полюбить Изендре, скорее всего, не станет
особой помехой то, что Изендре - Приспешница Тьмы.
     - Не  стоило  вмешиваться, пусть бы  ее отправили пешком  к  Драконовой
Стене,  - небрежно продолжил Ранд. - Но кто  знает, что  бы она  наговорила,
лишь бы спасти свою шкуру? В известной мере мне приходится  защищать и ее, и
Кадира - чтобы уберечь Асмодиана,
     Румянец исчез с лица Ланфир, но, когда она опять  открыла рот, раздался
стук в дверь. Ранд вскочил. Опознать Ланфир не мог никто, однако, если в его
комнате  увидят  женщину,  причем которую не видела входящей ни одна из  Дев
внизу, неминуемы вопросы. А на эти вопросы у него нет ответов.
     Но  Ланфир  уже  открыла  проем, ведущий куда-то в облако занавесей  из
белого шелка и серебра.
     - Помни, любовь  моя:  я - твоя единственная надежда выжить. - Для слов
любви этот  голос  был  чудовищно холоден  и  спокоен. - Рядом со мной  тебе
нечего бояться. Рядом со мной ты можешь властвовать - всем, что есть или еще
только будет. - Приподняв краешек снежно- белой юбки, она шагнула в проем, и
тот в один миг захлопнулся.
     Вновь раздался стук,  и только тогда Ранд заставил  себя  оторваться от
саидин и открыл дверь, потянув ее на себя.
     Энайла подозрительно вгляделась в комнату за спиной Ранда, ворча:
     -  Мне  тут показалось...  Неужели Изендре...-  Она  бросила  на  Ранда
обвиняющий взор. -  Сестры по копью тебя обыскались. Никто  не видел, как ты
вернулся. - Тряхнув  головой,  Энайла  выпрямилась  -  она  всегда старалась
держаться как можно прямее, чтобы казаться  выше. - Вожди явились говорить с
Кар'а'карном,- промолвила она церемонно. - Они ожидают внизу.
     Как выяснилось,  вожди, как  и положено мужчинам,  ожидали у  входа,  в
многоколонном  портике. Небо все  еще было  темным, но  горы  на востоке уже
очертили первые предрассветные отблески.  Если вожди  и  испытывали какое-то
нетерпение, на затененных лицах оно ничем  не  проявлялось,  тем  более  что
между ними и высокими дверями стояли две Девы.
     - Шайдо движутся, - отрывисто бросил Ган, едва появился Ранд. - И Рийн,
и Миагома, и Шианде... Все
     кланы!
     - К кому они идут? К Куладину или ко мне? -
     спросил Ранд.
     - Шайдо движутся к Перевалу Джангай, - сказал Руарк. - Насчет остальных
говорить  еще рано. Но они  на марше - все копья.  Остались только  те, кого
хватит для защиты холдов, пастбищ и стад.
     Ранд лишь кивнул. Только он решил, что никому не позволит диктовать его
действия -  и такая новость!  Что бы ни  замышляли прочие  кланы, у Куладина
один  план  - перебраться  через горы  в Кайриэн.  Что толку  от грандиозных
замыслов  установить  всеобщий  мир,  если,  пока  Ранд  сидит в  Руидине  и
дожидается остальных кланов, Шайдо примутся разорять Кайриэн.
     - Тогда мы тоже выступаем к Джангаю, - наконец проговорил он.
     - Если он решил пройти через перевал, мы  его не нагоним, - предупредил
Эрим. Ган мрачно добавил:
     -  Если  кто-то идет на  соединение  с  ним, это  не  сулит  нам ничего
хорошего - мы растянемся колонной, точно слепозмейка на солнце.
     - Я не собираюсь сидеть и ждать, когда все выяснится, - ответил Ранд. -
Если я не нагоню Куладина, то  намерен оказаться в Кайриэне следом  за  ним.
Поднимайте копья. Выступаем на рассвете, как только сумеем.
     Отвесив Ранду  необычный  айильский  поклон,  уместный только  в  самых
официальных случаях, - одна нога впереди, рука вытянута,  - вожди удалились.
Один лишь Ган обронил:
     - До самого Шайол Гул.



        ГЛАВА 7. Отбытие


     В сером  свете раннего утра Эгвейн,  позевывая,  взобралась на кобылу и
резко натянула поводья, когда Туманная принялась вытанцовывать на месте.  На
лошади не ездили несколько недель. Айильцы предпочитали  передвигаться пешим
ходом  и почти не ездили верхом, хотя вьючных лошадей и мулов  использовали.
Даже если бы в Пустыне нашлось достаточно  древесины для постройки фургонов,
то сама земля здесь была  негостеприимна для  колес  - не одному торговцу на
свое горе довелось узнать это.
     Долгое путешествие на запад  не  радовало Эгвейн. Сейчас  горы скрывали
солнце, но с каждым часом, по мере того как оно станет подниматься все выше,
жара будет усиливаться. Кроме  того, еще неясно, поставят ли  с наступлением
ночи уютную палатку, куда можно будет спрятаться. И девушка не была уверена,
что  айильское одеяние подходит для  верховой  езды.  Шаль на голове, как ни
странно, с успехом оберегала от жары, но громоздкие  юбки, если зазеваешься,
задирались  и обнажали ноги  чуть не  до бедер. Не меньше  благопристойности
Эгвейн беспокоили волдыри от солнечных ожогов. С  одной стороны, солнце и...
Неужели  она  размякла за  какой-то  месяц, когда и не  вспоминала  о седле?
Девушка надеялась,  что  не  отвыкла  от  верховой  езды, иначе  путешествие
окажется для нее слишком длинным.
     Успокоив  нервничавшую Туманную, Эгвейн  встретилась взглядом с  Эмис и
улыбнулась  Хранительнице в ответ на ее  улыбку. Сколько бы Эгвейн  минувшей
ночью ни бегала,  отнюдь  не  по  этой  причине она чувствовала  сонливость;
пожалуй, после той  пробежки  она спала  даже крепче обычного. Ночью девушка
все-таки  отыскала сон Эмис,  и,  чтобы отметить это достижение, они во  сне
выпили вдвоем чаю - в Крепости Холодные Скалы. ранним вечером, когда детишки
играют на террасах среди  взошедших хлебов, а  на  заходе  солнца долину так
приятно обдувает легкий ветерок.
     Разумеется,   потом   у   Эгвейн  было   время   выспаться...   Однако,
переполненная  ликованием,  она  покинула  сны  Эмис  и  не  остановилась на
достигнутом. Да  и не смогла  она  тогда  справиться со своим  возбуждением,
сколько бы  Эмис  ни твердила об  осторожности.  Вокруг были  сны - чьи они,
Эгвейн не ведала. Правда, в нескольких случаях она узнала, что  кому снится.
Мелэйн грезила о том, как кормит ребенка грудью, Бэйр снился один из умерших
мужей,  оба - молоды и  желтоволосы. Эгвейн была крайне осторожна,  чтобы не
вступить ненароком  в их  сны - о  непрошенной гостье  Хранительницы  узнают
тотчас же, а о том, что они с ней  сделают, прежде чем  отпустят,  Эгвейн не
могла думать без содрогания.
     Сны Ранда были для нее  вызовом, на который она не могла не ответить. И
теперь, когда Эгвейн способна порхать от одного чужого сна к другому, как не
рискнуть, не попытать счастья там, где  спасовали Хранительницы? Вот  только
попытка войти в его сон привела к тому, что  она  будто  ткнулась  головой в
невидимую каменную  стену. Девушка знала: по ту сторону лежат  сны Ранда;  и
была убеждена,  что рано  или поздно  сумеет пробиться сквозь барьер. Однако
имелась одна  закавыка -  не на что было воздействовать, не на что смотреть.
Просто стена из  ничего. Над этой задачкой надо  подумать, помозговать, пока
не  удастся  ее разрешить. Если Эгвейн  за что-то  взялась всерьез,  она  не
отступится - вцепится как барсук. Или рогами, как бык, упрется.
     Повсюду  вокруг  суетились  гай'шайн,  свертывая  палатки  Хранительниц
Мудрости и укладывая груз на мулов. Вскоре только айилец или какой-нибудь не
менее искушенный  следопыт  сумеют определить, что на  этом  пятачке твердой
глины когда-то стояли  палатки.  Окрестные  горные склоны  тоже походили  на
растревоженный муравейник - и там собирались в дорогу. Доносящийся из города
шум сливался с гомоном голосов. Уходили если и не все, то тысячи человек. На
улицах толпились айильцы, через всю  центральную  площадь растянулся караван
мастера Кадира;
     фургоны загрузили  тем, что отобрала  Морейн. Позади цепочки  виднелись
три  крашеные  белые  цистерны с водой,  походившие  на  громадные  бочонки,
оснащенные  колесами  и  в упряжке  из  двадцати  мулов. Собственный  фургон
Кадира, в голове колонны, являл собой небольшой белый домик на  колесах,  со
ступеньками  сзади и металлической печной трубой над крышей. Эгвейн проехала
мимо  Кадира - коренастого купца с  ястребиным  носом, облаченного сегодня в
одежды   цвета  поделочной   кости.  Тот  приветственно  сдернул   с  головы
невообразимо мятую шляпу,  в его  раскосых темных глазах не было и намека на
широкую улыбку, которой он сверкнул на девушку.
     Эгвейн, напустив  на себя холодность, проигнорировала купца. Его-то сны
были если  не похотливыми,  то уж  несомненно, жуткими и  дурными. Вот  кого
хорошо  бы  с  головой  окунуть  в  бочку  с  настоем  из  голубой  колючки,
неприязненно подумала девушка.
     Подъезжая  к  Крову  Дев,  Эгвейн  петляла  между  бегающими  туда-сюда
гай'шайн и терпеливо стоящими мулами. К ее удивлению, на одной из  тех,  кто
грузил пожитки Дев, оказалась  не  белая  одежда,  а черная. Пошатываясь под
тяжестью, женщина, с Эгвейн  ростом,  тащила на плечах перевязанный веревкой
узел.  Подъехав  ближе,  Эгвейн склонилась  с  седла, заглянув  под  капюшон
женщины, и увидела измученное лицо Изендре. Пот  градом катился по ее щекам.
Эгвейн  порадовалась,  что  Девы  перестали  выпускать   Изендре  за   порог
совершенно  голой,  но   вырядить  ее   в   черное  представлялось  излишней
жестокостью.  Если уже сейчас Изендре обливается потом,  то когда  воцарится
дневной зной, она будет умирать от жары.
     Но, так или иначе, Изендре - дело Фар Дарайз Май, и Эгвейн это никак не
касается.  Так сказала подруге  Авиенда -  хоть  и мягко, но будто обрубила.
Промолви Эгвейн еще хоть слово на эту тему, Аделин и Энайла,  того и  гляди,
сорвались  бы  на  грубость,  а  седоволосая  Дева  по  имени  Сулин  вообще
пригрозила за ухо отволочь Эгвейн обратно к Хранительницам. Хоть сама Эгвейн
не пожалела времени и сил и уговорила Авиенду не обращаться с ней  как с Айз
Седай,   девушку   несколько   задевало,  что,   переступив   тонкую   грань
неуверенности,  остальные   Девы  вскоре  низвели  ее   до  простой  ученицы
Хранительниц. Да что там, Эгвейн бы и за порог Крова не  пустили, не сошлись
она на данное ей поручение.
     Девушка  поторопила  каблуками  Туманную,  пробираясь  сквозь  суматоху
сборов, но в душе все не находила себе места. Она никак не могла примириться
с тем, как Фар  Дарайз Май,  наказали  Изендре,  и очень неуютно чувствовала
себя  под  взглядами некоторых Дев, несомненно готовых строго  ее  отчитать,
если они решат, что Эгвейн опять  вмешивается  не  в свое дело. И нелюбовь к
Изендре  тут  ни при чем.  Эгвейн и вспоминать-то  не хотелось  о мимолетном
взгляде  на  сны  этой  женщины, незадолго  до  того,  как девушку разбудила
пришедшая  Ковинде. Едва соприкоснувшись с  этими  мучительными кошмарами, в
которых  несчастную  подвергали немыслимым  пыткам,  Эгвейн  в  ужасе бежала
прочь,  а что-то злобное  и мрачное  хохотало ей вслед. Неудивительно, что у
Изендре такой измочаленный  вид.  Эгвейн так поспешно  выскочила  из  глубин
сновидений, что,  резко сев на постели, испугала Ковинде -  та отшатнулась и
отдернула руку от плеча девушки.
     На  улице перед Кровом  Дев  Эгвейн  увидела Ранда.  На нем  была шуфа,
надежно защищающая от  палящего солнца  Пустыни.  Голубая шелковая куртка, с
богатой золотой вышивкой, уместная больше во дворце, наполовину расстегнута.
У поясного ремня новая пряжка в виде  Дракона, искусно  сработанная  вещица.
Нет  никаких сомнений, он  и  впрямь  слишком  о себе возомнил.  Стоя  возле
Джиди'ина, своего крапчатого жеребца. Ранд разговаривал с клановыми  вождями
и с несколькими айильскими торговцами, которые оставались в Руидине.
     За плечом у  Ранда, буквально в шаге  от него, стоял Джасин Натаэль. За
спиной менестреля болталась арфа, в руке он держал поводья оседланного мула,
которого  для  него  купили  у  мастера  Кадира.  Натаэль  был  разодет  еще
роскошнее:  богатое серебряное шитье  чуть ли  не  скрывало под  собой  шелк
черного  камзола,  над  воротом  и  из-под манжет  пенной  волной выбивались
белоснежные  кружева.  Даже высокие  сапоги  на  отворотах у колен  блистали
серебряной  отделкой.  Всю  картину портил характерный  плащ  в  многоцветье
заплат, но менестрели - чудной народ, чего от них ждать?
     Мужчины-торговцы  носили кадинсор, и  хотя  ножи у них на  поясах  были
меньше, чем у воинов, Эгвейн знала:
     если потребуется, они и  с  копьями управятся  с  ловкостью. В них было
много, очень много, от  смертоносной грации их  привычных к копьям  братьев.
Женщин-торговцев, в свободных  белых блузах  из  алгода и  длинных шерстяных
юбках,  в  косынках  и  с  шалями,  отличить от  прочих  большого  труда  не
составляло. За исключением гай'шайн  и Дев - и Авиенды - все айилки щеголяли
множеством браслетов и ожерелий: золотыми, серебряными, из поделочной кости,
с  драгоценными  камнями, некоторые украшения  были  изготовлены  айильцами,
некоторые куплены  у торговцев,  а иные  взяты в  бою. Так вот,  у айильских
торговок украшений было раза в два, а то и в три больше.
     Эгвейн расслышала часть того