оворить,  -  сказала Моргейз,  и Алтейма мысленно
улыбнулась. Вот это точно успех. - Верно ли, - продолжила королева, - что он
привел с собой в Твердыню айильцев?
     - О  да! Громадные дикари, лица у  них почти  всегда скрыты. И женщины,
даже  они готовы  в любой  момент убить. Бегали за ним, будто  псы, устрашая
всех, и похватали в Твердыне все, что им приглянулось.
     - Я считала, это просто дикий  слух, чистая выдумка, - размышляла вслух
Моргейз. - Весь прошлый год ходили слухи об айильцах, но они двадцать лет не
выходили из Пустыни, с  самой Айильской Войны. Миру уж точно незачем,  чтобы
Ранд ал'Тор  вновь спустил на нас айильцев. - Взгляд  королевы  опять  обрел
пронзительность. - Вы сказали "бегали". Они разве ушли?
     Алтейма кивнула:
     - Как раз перед тем, как я оставила Тир. И он ушел вместе с ними.
     - С ними! - воскликнула Моргейз. - Я боялась, он сейчас в Кайриэне...
     -  У  тебя гостья,  Моргейз?  Следовало  бы  известить  меня,  я должен
поприветствовать ее.
     В комнату вошел крупный, рослый мужчина; шитый золотом красный шелковый
кафтан подчеркивал  массивные плечи и  широкую  грудь. Алтейме незачем  было
видеть  сияющее лицо  Моргейз, чтобы  понять: это  и  есть  тот  самый  лорд
Гейбрил. Об этом сказала уверенность, с которой он перебил королеву. Гейбрил
поднял палец, и женщина в ливрее присела в реверансе и быстро вышла. И он не
спросил  у Моргейз  разрешения отпустить ее слуг. Он  был загадочно  красив,
просто неправдоподобно, и его красоту еще больше подчеркивали белые пряди на
висках.
     Согнав с лица всякое выражение, Алтейма нацепила минимально приветливую
улыбку - в  самый  раз для престарелого дядюшки, не имеющего никакой власти,
без всякого богатства и влияния. Пусть этот Гейбрил ослепителен, но, даже не
принадлежи  он Моргейз, он  не тот мужчина,  которым  Алтейма  попыталась бы
манипулировать. Если только не останется  иного выхода. От Гейбрила исходили
волны могущества и силы и, наверное, даже большие, чем от Моргейз.
     Гейбрил остановился возле  Моргейз и привычным движением положил ладонь
на ее обнаженное плечо. Она  подвинулась,  склонила голову,  коснулась щекой
его руки, но  Гейбрил  не  сводил глаз с Алтеймы.  Ей  было  не  привыкать к
взглядам мужчин, но эти глаза заставили ее встревожиться -  слишком они были
проницательны  и видели  многое,  заглядывали глубоко, в  самые  сокровенные
мысли.
     - Вы приехали  из  Тира?  - От  звука  его  глубокого голоса  у Алтеймы
мурашки побежали  по  спине;  кожу  обдало холодом, будто  Благородную  Леди
окунули в ледяной,  пробирающий до  костей ручей. Но,  как ни странно, через
миг ее тревога растаяла.
     Ответила Гейбрилу Моргейз. Алтейма же под его внимательным взором будто
языка лишилась.
     - Гейбрил, это Благородная Леди Алтейма. Она мне о Возрожденном Драконе
рассказывала. Алтейма была в Тирской Твердыне, когда та пала. Гейбрил, там в
самом деле были айильцы...
     Чуть сжав пальцы, он прервал ее. Гнев вспыхнул  на лице Моргейз, но тут
же исчез, сменившись адресованной Гейбрилу лучезарной улыбкой.
     Взор Гейбрила, пронзающий  Алтейму, вновь  окатил ее дрожью, и на  этот
раз она глубоко вздохнула.
     - Должно  быть, долгая беседа утомила  тебя, Моргейз, - произнес он, не
отрывая  взгляда от  Алтеймы. -  Ты  очень устала.  Ступай  в свою спальню и
поспи. Ступай. Отдохни, я потом тебя разбужу.
     Моргейз тут же встала, продолжая преданно улыбаться Гейбрилу. Взгляд ее
будто заволокло легкой дымкой.
     - Да, я устала, Гейбрил. Пойду вздремну.  Она плавной походкой вышла из
комнаты, не взглянув на  Алтейму, но внимание той было приковано к Гейбрилу.
Сердце  ее билось  все  быстрее; дыхание  участилось.  Он  несомненно  самый
красивый мужчина, которого она видела. Сильнее всех, внушительнее всех... Он
- самый могущественный, самый  величественный.  Все "самое-самое"  водопадом
обрушилось в ее разум.
     На уход Моргейз Гейбрил  обратил  не  больше  внимания, чем Алтейма. Он
уселся  на стул, на котором сидела  королева,  откинулся на  спинку, вытянул
ноги в высоких сапогах.
     - Расскажи-ка  мне,  Алтейма, зачем  ты  явилась в Кэймлин. -  Вновь ее
пробрал  озноб.  - Абсолютную  правду,  но  коротко.  Если я захочу,  детали
изложишь потом.
     Она не колебалась.
     - Я пыталась отравить мужа и вынуждена была бежать, пока Тедозиан и эта
шлюха Истанда не  успели в отместку убить меня или чего похуже учинить. Ранд
ал'Тор  не  мешал  их намерениям,  видимо,  в назидание. -  Рассказывая, она
ежилась от страха. Не потому, что это было правдой,  которую она скрывала. А
потому, что обнаружила: больше всего на свете ей хочется ублажить Гейбрила и
она страшится, что  он прогонит ее прочь. Но ему  нужна правда. -  Кэймлин я
выбрала  по  той  причине,  что не переношу  Иллиан. Пусть  для  меня  Андор
немногим лучше Иллиана, но ведь Кайриэн чуть ли не в руинах. В Кэймлине же я
могу найти мужа  побогаче или  того, который, если понадобится, станет  моим
покровителем, А потом я смогу использовать его власть и влияние.
     Взмахом руки Гейбрил остановил ее и усмехнулся:
     - Порочная кошечка, но премиленькая.  Вероятно, настолько  хорошенькая,
чтобы оставить ее  при  себе.  Только сточить  клыки  и затупить  коготки. -
Внезапно лицо его  стало еще внимательнее. - Расскажи мне, что тебе известно
о  Ранде  ал'Торе. Особенно о  его  друзьях, если  они  у него есть.  О  его
спутниках, союзниках.
     Алтейма говорила и  говорила,  пока у нее не пересохло в горле и она не
охрипла. Лишь когда Гейбрил велел ей, она подняла кубок и отпила вина. Потом
вновь стала  рассказывать. Она сумеет понравиться ему.  Сумеет угодить  ему.
Она ублажит его так, как Моргейз и думать не смеет.
     Горничные,  прибиравшие  в  опочивальне, поспешно присели в  реверансе,
удивленные появлением Моргейз в неурочный утренний час. Она  жестом отослала
их  и, не снимая  платья,  забралась  на кровать.  Некоторое  время  Моргейз
лежала, разглядывая  позолоченную резьбу на кроватных столбиках. Там не было
львов Андора, только розы. Из-  за Андорской Короны Роз, но цветы  нравились
ей больше львов.
     Хватит  упрямиться, пожурила себя Моргейз и задумалась - с  какой стати
этот упрек? Она сказала Гейбрилу, что устала и... Или это он ей сказал? Быть
того не  может.  Она  - королева  Андора,  и  ни один  мужчина не  смеет  ей
указывать. Гарет. Почему она сейчас подумала о Гарете Брине? Уж  он-то точно
никогда  не  указывал  ей,  что  делать. Капитан-  Генерал  гвардии королевы
повинуется королеве, а никак не наоборот. Но  он, бывало, и упрямился, стоял
на своем  - не сдвинешь, пока она не передумает.  Почему я о  нем думаю? Мне
хочется, чтобы он был тут. Что за нелепость. Ведь она сама отослала его - за
то, что  он  возражал ей. Против чего он возражал, казалось сейчас не совсем
ясным, но это  и неважно. Он  ей перечил.  Чувства, которые она испытывала к
Брину, Моргейз припоминала смутно, словно  годы  миновали с той поры, как он
уехал.  Но ведь он был рядом с ней совсем недавно. Какие там  несколько лет!
Хватит упрямиться!
     Глаза  Моргейз закрылись,  и она  провалилась в сон. Она  заснула, и ей
снился бесконечный сон - она убегает от чего-то ей невидимого.



        ГЛАВА 2. Руидин


     Опершись  поднятыми  руками  об  оконную раму, Ранд  ал'Тор выглянул из
высокого окна, рассматривая раскинувшийся внизу город Руидин. Стекла в окне,
если они когда и были, не сохранились.  Вытянувшиеся тени круто  клонились к
востоку. В комнате тихо играла бардовская арфа. Пот, едва  выступив на лице,
тотчас  испарялся;  красная  шелковая  куртка, влажная  между лопаток,  была
расстегнута  в тщетной попытке  ослабить духоту,  а рубашка расшнурована  до
середины груди.  Ночь  в Айильской Пустыне могла быть  морозно-холодной,  но
днем от слабого ветерка не стоило ждать даже легкой свежести.
     С  рук,  широко расставленных  в стороны  и  лежащих на  гладком  камне
оконной рамы, спали рукава куртки, открыв взорам  предплечия  Ранда - вокруг
них обвились  необычные создания. Два змеевидных,  золотогривых  существа  с
горящими,  точно солнце, глазами,  сияли ало-золотой чешуей, на  каждой лапе
поблескивало  по  пять золотых когтей. Чудища эти не  были татуировкой,  они
стали частью его кожи. Блестя  драгоценным  металлом и самоцветами, в  свете
клонящегося к закату дня они казались живыми.
     Для  народа,  жившего  по  эту  сторону  горного  кряжа, называемого то
Драконовой  Стеной,   то   Хребтом  Мира,  знаки  эти  отмечали  юношу   как
Того-Кто-Пришел-с-Рассветом.   И,   согласно  Пророчествам,  для   всех   за
Драконовой   Стеной   меты   эти,  как   и  выжженные  на   ладонях   цапли,
свидетельствовали:  он - Дракон Возрожденный. И  то и другое  предвещало ему
одну участь: объединить, спасти - и уничтожить.
     Если б мог, Ранд с радостью позабыл бы эти слова, но времена неведения,
если  когда и были, остались далеко в прошлом, теперь он и не думал об этом.
А если изредка и приходила в голову этакая  идея, то со слабым  сожалением -
так мужчина вспоминает о неразумных мечтах детства. А ведь он помнил чуть ли
не каждую минуту мальчишеских лет -  он едва успел переступить ту грань, что
отделяет взрослую жизнь от детства. И теперь  Ранд старался думать только об
одном:  что  он  должен  сделать.  Судьба  и долг  не позволяли  свернуть  с
предначертанного пути, точно поводья в руке  беспощадного всадника, но  ведь
Ранда частенько  называли  упрямцем.  Дорога должна быть  пройдена,  но если
можно добраться до ее конца разными путями, то  - кто знает? - вдруг это еще
и не конец. Шансов на такой исход мало. Точнее, почти ни одного. Пророчества
требовали его крови.
     За окном лежал  Руидин, выжигаемый  по-прежнему  безжалостным  солнцем,
хоть оно  и спускалось  уже  к  скалистым горам -  голым, почти  без единого
клочка  зелени. В этом суровом, изломанном краю,  где земля  потрескалась от
зноя,  где люди убивали  и умирали за крохотную - перешагнуть можно - лужицу
воды,  никто  и  не подумал  бы  искать  громадный  город.  Его давным-давно
исчезнувшие  строители  не закончили своей работы.  Тут  и  там  поднимались
невероятно  высокие  здания,  уступчатые   и  гладкостенные   дворцы  иногда
обрывались  неровной кирпичной кладкой  на восьмом-десятом этаже. Много выше
парили  башни, но взор  то  и  дело натыкался на  недостроенные  громады.  С
четверть некогда  исполинских зданий с  толстыми  колоннами и  бесчисленными
окнами из  цветного  стекла  лежали, будто  разбросанные  булыжники, поперек
широких проспектов,  посреди  которых  тянулись  полосы голой  земли, земли,
никогда не знавшей деревьев, для которых  она  предназначалась. Изумительные
фонтаны сухи, как и сотни сотен лет. И весь труд затрачен впустую, строители
умерли, так и не завершив своей работы. Но порой Ранда  посещала мысль,  что
город лишь начали возводить - для того, чтобы его нашел он.
     Ишь  возгордился,  подумал  Ранд.  Столько гордости  -  наверняка я уже
наполовину  спятил.  Ранд  не  удержался и  криво усмехнулся. С  мужчинами и
женщинами. пришедшими сюда давным-давно, были Айз Седай, и кому,  как не им,
знать "Кариатонский  цикл", Пророчества о Драконе.  Или, что более вероятно,
они-то и написали Пророчества. Высоковато залетел, а? Голова не кружится?
     Прямо  под   окном   раскинулась  просторная  площадь,  которую  сейчас
наполовину объяла протянувшаяся тень;
     там  беспорядочными  грудами  были  свалены  статуи  и  кристаллические
кресла, престранные вещицы и удивительные фигурки из металла,  камня, стекла
- Ранд ничему не мог дать названия. Их разбросало так, словно здесь бушевала
буря.  Даже тени казались прохладными лишь в  сравнении  с залитыми  солнцем
улицами. Мужчины  в  груботканой  одежде -  не  айильцы,  - обливаясь потом,
грузили  на  фургоны вещи, которые выбирала  невысокая  стройная  женщина  в
шелковом  платье чистейшего  голубого цвета. Она  плавно,  с  прямой  спиной
переходила  от предмета к предмету, будто тягостная жара не  давила на  нее,
как  на  других,  хотя  голову ее охватывало  влажное полотно. Она просто не
позволяла себе  страдать от нещадного  солнца. Ранд готов был поспорить, что
женщина даже не вспотела.
     Возглавлял усердных работников смуглый крупный мужчина по  имени Хаднан
Кадир, как  все считали,  купец. Он  был в кремового цвета шелковых одеждах,
сегодня  насквозь  пропотевших.  Он то и дело утирал лицо большим платком  и
громкими  проклятиями  подбадривал  подручных - охранников и  возниц  своего
каравана фургонов. Но стоило стройной женщине указать на какой-либо предмет,
малый или  большой,  как Кадир наравне  с  прочими  с  готовностью  бросался
поднимать, тащить,  переворачивать. Чтобы подчинить себе  других,  Айз Седай
незачем выделяться  внушительной  фигурой,  но Ранд подозревал,  что  Морейн
командовала бы  не хуже,  даже если бы  никогда  и рядом  с Белой  Башней не
стояла.
     Двое грузчиков сейчас пытались передвинуть нечто  похожее на причудливо
искривленную  дверную  раму,  вытесанную  из  краснокамня,  -  углы ее  были
соединены как- то странно  для человеческого  взора.  Рама  стояла  прямо  и
свободно  поворачивалась, но,  как  те двое  ни  надрывались, наклоняться  и
опрокидываться не  желала.  И  тут один  из  грузчиков поскользнулся и  упал
животом на раму. Ранд напрягся. Мгновение казалось, что от бедолаги остались
только бьющиеся в  панике ноги  - выше пояса тело исчезло. Потом Лан  сделал
несколько шагов  и  выдернул упавшего из  проема,  ухватив  того  за поясной
ремень. Лан был Стражем, связанным с Морейн узами,  а как - Ранд не понимал.
Этот суровый воин в одеждах зеленых оттенков двигался легко и  уверенно, как
айилец, напоминая вышедшего на охоту волка. Меч у бедра казался  неотделимым
от  Стража;  меч был его  частью,  продолжением  руки.  Лан разжал пальцы, и
работник шлепнулся на мостовую, где и  остался  сидеть. Вопли  перепуганного
бедолаги  слабо донеслись до Ранда, а  его сотоварищ в  любой миг  был готов
дать  деру. Некоторые  из людей  Кадира,  случайно  оказавшиеся рядом с этой
парой, переглядывались, явно прикидывая, не лучше ли и им убраться отсюда.
     Среди них появилась Морейн, да так быстро, что казалось, без Силы здесь
не  обошлось. Она  мягко  двигалась от одного человека к другому.  Ее манера
держаться была столь впечатляюща, что Ранд  точно наяву слышал распоряжения,
слетающие  с  ее  губ,  приказы  столь  уверенные,  что не  повиноваться  им
представлялось  верхом   глупости.   Отдавая   короткие  распоряжения,   она
преодолела всякое сопротивление,  подавила  в корне  все возражения, вернула
грузчиков к  работе. Двое вновь взялись за дверную раму и  ворочали  ее с не
меньшим рвением, чем раньше, хотя и  косились на Морейн, полагая, что она не
видит их взглядов. По-своему Морейн была еще суровей и безжалостней Лана.
     Насколько  знал   Ранд,  все   предметы  внизу  были   ангриалами,  или
са'ангриалами,  или тер'ангриалами,  созданными еще до  Разлома  Мира, чтобы
многократно усиливать поток  Единой  Силы или  по-разному  использовать  ее.
Сработаны они были несомненно с помощью Силы, хотя теперь даже  Айз Седай не
знали  секретов их изготовления. У Ранда имелись подозрения, даже больше чем
подозрения, о предназначении этой словно перекосившейся дверной рамы: она  и
в самом деле была дверью - в иной мир, но о назначении остальных предметов у
него не  было ни малейшего понятия. И не только он - никто  ничего  не знал.
Потому-то  Морейн так стремилась отправить  в Башню для изучения  как  можно
больше ценных  находок.  Скорей  всего, даже  в Башне  не хранилось  столько
предметов, имеющих  отношение к  Силе, сколько валялось  на  этой площади, а
ведь считалось,  что  Башня обладает крупнейшим их собранием. И тем не менее
Башня  знала   назначение  лишь  считанных  раритетов  из  своей  богатейшей
коллекции.
     Уложенное в фургоны или раскиданное по мостовой не  интересовало Ранда;
то, что  ему было  нужно,  он  уже забрал. Пожалуй, взял гораздо больше, чем
хотел.
     В  центре  площади,  возле обгоревшего  ствола  дерева  в  сотню  футов
высотой, стоял  небольшой лес стеклянных  колонн, каждая не уступала высотой
дереву, и были они такие тонкие, что казалось, первая же  буря повалит  их и
разобьет. Хотя до них и дотянулся краешек тени, колонны сверкали и искрились
пойманным  и  отраженным солнечным светом. Несчетные  годы айильские мужчины
входили  в  этот стеклянный  лес и возвращались  оттуда, отмеченные  тем  же
знаком,  что и Ранд. Но знак этот был у них лишь на одной руке, и отличал он
вождей кланов. Айильцы либо выходили оттуда с этим знаком, либо  не выходили
вовсе. Айильские женщины тоже  приходили в  этот город,  стремясь  к  званию
Хранительницы  Мудрости. Более никто - ни живой, ни мертвый. "Мужчина  может
войти в Руидин один раз, женщина -  дважды;  большее означает  смерть".  Так
говорили Хранительницы Мудрости,  и раньше  так  и было. Теперь в Руидин мог
войти любой.
     Сотни айильцев ступали по улицам, и в домах множилось число обитателей;
с каждым  днем на  земляных полосах посередине улиц  появлялось  все  больше
бобов,  кабачков  или  ростков  земая,  старательно  поливаемых из  глиняных
горшков.  Воду носили из возникшего ниоткуда громадного  озера, заполнившего
южный  конец  долины. Во  всей стране Айил это было единственное озеро,  где
столько  воды. Тысячи людей разбили лагеря на  склонах ближних гор. даже  на
самом  Чейндаре. куда прежде ступали  лишь  немногие явившиеся  для ритуала,
когда в Руидин отправлялись один мужчина или одна женщина.
     Где  бы  ни  появился, Ранд приносил с  собой перемены и разрушение. На
этот  раз, как он  надеялся -  надеялся вопреки  всему,  -  перемены будут к
лучшему. Такой исход еще возможен. Но сожженное дерево будто насмехалось над
ним.  Авендесора, легендарное Древо Жизни.  О его местонахождении умалчивали
все сказания, и неожиданно оно обнаружилось именно здесь. Морейн утверждала,
что Древо  все еще живо, еще  способно вновь пустить  ростки, но  Ранд видел
пока лишь почерневшую кору и голые ветви
     Вздохнув,  юноша отошел от окна и повернулся лицом к просторной, хоть и
не самой большой в Руидине комнате,  - в двух стенах прорезаны высокие окна,
купольный потолок выложен фантастической мозаикой: крылатые люди и животные.
Оставшаяся  в городе мебель сгнила давным-давно даже в этом сухом воздухе, а
то немногое, что уцелело, источили  черви и жучки. Но у дальней стены стояло
кресло  с  высокой  спинкой,  еще  крепкое, с хорошо сохранившейся золоченой
отделкой. Однако  кресло не  шло ни  в какое сравнение с  прекрасным столом,
широко расставившим свои ножки -  богато украшенные, как  и края столешницы,
великолепной  резьбой в виде цветков Кто-то  натер  дерево  воском,  и  оно,
несмотря на почтенный возраст, светилось изнутри Стол и  кресло отыскали для
Ранда  айильцы. хотя  и  покачивали головами, поглядывая на  непривычные  им
предметы обстановки. В  Пустыне слишком  мало  деревьев, которые могут  дать
ровную  и длинную древесину для изготовления похожего кресла, и уж наверняка
во всей Пустыне не сыщешь подходящего дерева для стола.
     Больше здесь  не  было  привычной для  Ранда мебели.  В центре  комнаты
выложенный темно-красной плиткой пол покрывал превосходный шелковый ковер из
Иллиана, голубых и  золотых тонов Ковер  явно  добыт  в  какой-то  давнишней
битве.  Вокруг него были  разбросаны  яркие  шелковые подушки  с  кистями на
уголках.  На  таких-то  подушках,  а  не на  стульях и  располагались обычно
айильцы, но чаще  они сидели на пятках,  причем  с таким  комфортом, с каким
Ранд устроился бы в мягком кресле.
     На ковре, опираясь на подушки, лежали шестеро мужчин. Шесть вождей, они
возглавляли  кланы,  которые   уже  последовали  за   Рандом.   Вернее,   за
Тем-Кто-Пришел-с- Рассветом Причем  отнюдь  не всегда  с  готов