оз  и  золочеными
завитушками  ларец,  Элайда  задумчиво выстроила все три стоявших  на  столе
лакированных  ларца - этот, другой, предназначавшиеся для бумаг, и  тот, где
хранились письменные принадлежности, - в ровную  линию и, дождавшись полной,
ничем не  нарушаемой тишины, продолжила: - Однако дела Башни гораздо важнее.
Надеюсь, мои указы будут выполняться быстро. В  последнее время  я замечаю в
Башне  дух  лености.  Боюсь,  как бы  ни пришлось поручить некоторых заботам
Сильвианы, - Легкая улыбка Элайды как нельзя лучше соответствовала намеку на
угрозу в ее тоне.
     -  Как  прикажете.  Мать, - шесть голосов прозвучали разом, и отнюдь не
столь  твердо,  как хотелось бы  их  обладательницам. Даже лицо присевшей  в
реверансе  Духары  побледнело как мел. Двух  Восседающих  Элайда изгнала  из
Совета, а  не  менее  чем  полудюжине пришлось  в  знак  покаяния  выполнять
унизительную для их  звания работу, что именовалось Умерщвлением  Духа. Лица
Шеван и  Седоре до  сих пор каменели,  когда  они вспоминали  мытье  полов и
бесконечную стирку.  Но пока ни одна  из них не была послана к Сильвиане для
Умерщвления  Плоти,  и ни одной  не  хотелось. Каждую неделю два-три  раза к
Сильвиане   являлись  сестры,  приговоренные  к   покаянию  своими  Айя  или
наложившие  его  на себя сами. Некоторые полагали, что лучше вынести  порку,
пусть даже болезненную, чем  целый  месяц  убирать граблями  сор  с  садовых
дорожек, однако Сильвиана имела куда меньше снисхождения к сестрам, нежели к
порученным ее попечению  послушницам или Принятым. Побывав у  нее, отнюдь не
одна сестра пришла к выводу, что работа в саду - пусть хоть в течение месяца
- все же предпочтительнее.
     Женщины  поспешили  к  выходу,  стремясь  как  можно  скорее  оказаться
снаружи. Восседающие  ли, нет ли, но  ни одной из  них в голову бы не пришло
подняться  в покои Амерлин без прямого приказа. Элайда  расправила полосатую
накидку  и  снова  улыбнулась,  на  этот  раз удовлетворенно.  Да, она  была
полноправной хозяйкой Башни. Как и подобает Престолу Амерлин.
     Однако  прежде чем  Восседающие успели уйти,  слева  открылась  боковая
дверь, и в  кабинет  вошла Алвиарин. Узкая белая накидка Хранительницы почти
пропадала из  вида  на фоне ее шелкового платья, в сравнении с которым наряд
Велины показался бы тусклым.
     Элайда почувствовала,  как ее улыбка превратилась  в гримасу и  тут  же
истаяла.  В  одной  руке Алвиарин держала лист пергамента. Она отсутствовала
почти  две недели, исчезла из Башни, не сказав ни слова, не оставив записки.
Даже ее отъезда никто не видел. Элайда уже не  без удовольствия представляла
себе ее замерзшей, погребенной под сугробом или провалившейся под лед.
     Шесть восседающих  неуверенно замялись,  когда Алвиарин  встала  на  их
пути: Хранительнице, даже  столь влиятельной, не пристало преграждать дорогу
членам Совета  Башни. Велина, обычно владевшая собой лучше других, почему-то
вздрогнула.   Алвиарин  бросила  холодный  взгляд   на  Элайду,  внимательно
присмотрелась к Восседающим и все поняла.
     - Я думаю, ты должна оставить  бумаги  мне, - сказала она Седоре тоном,
едва ли более теплым, чем снег за окном, -  Сама ведь знаешь. Мать тщательно
продумывает  свои  указы.   Если   она  изменит  свое   мнение   насчет  уже
подписанного, это случится не в первый раз, - И Алвиарин протянула руку.
     Седоре, выделявшаяся самонадеянностью даже  среди Желтых,  отдала папку
почти без промедления.
     Элайда в ярости стиснула зубы.  Значит, Седоре мало того, что  она пять
дней  кряду не вылезала из прачечной? Ну что  ж, можно найти для нее и менее
приятное занятие. Например,  заставить  чистить выгребные ямы.  Или все-таки
послать к Сильвиане?
     Алвиарин быстро захлопнула за ушедшими дверь и направилась к Элайде, на
ходу перебирая в папке бумаги. Указы, которые Элайда подписала, надеясь, что
Алвиарин мертва. Разумеется, она не полагалась на одни надежды. Сине Херимон
-  Элайда  остерегалась  говорить  с  нею, ведь  кто-нибудь  мог  увидеть  и
рассказать  Алвиарин, если та  все же  вернется,  -  так  вот. Сине  Херимон
наверняка  действовала как надо, и след предательства должен был привести ее
к Алвиарин Фрайден. Но Элайда надеялась. О, как она надеялась!
     -  Думаю,  это  можно  оставить, -  бормотала  себе под  нос  Алвиарин,
перелистывая указы, - Но не это. И не это. И уж всяко не это! - Она скомкала
лист -  указ, скрепленный подписью и печатью Амерлин, и с презрением бросила
на пол.
     Остановившись  рядом  с  золоченым  креслом Элайды, на  высокой  спинке
которого красовалось выложенной лунными  камнями Пламя Тар  Валона, Алвиарин
бросила папку и  собственный пергамент на  стол, а  потом с размаху залепила
Элайде такую оплеуху, что у той из глаз искры посыпались.
     - Я  думала,  Элайда,  мы с тобой обо  всем договорились,  -  прозвучал
леденящий  голос, в сравнении с которым бушевавшая снаружи вьюга  показалась
бы теплой, - Мне  известно,  как уберечь Башню, и я не  потерплю,  чтобы  ты
творила новые безумства  за моей спиной. А  вздумаешь упорствовать, так тебя
низложат, усмирят, и ты будешь вопить под розгами на глазах у всех послушниц
и даже служанок.
     Усилием воли  Элайда  заставила  себя  не  схватиться  рукой  за  щеку.
Требовалось  соблюдать осторожность. Сине  еще не докопалась  до искомого, в
противном  случае непременно бы пришла. А  Алвиарин вполне  могла рассказать
Совету о злосчастной попытке похищения ал'Тора. Чего с избытком хватило бы и
для низложения, и для усмирения, и для публичной порки. Но  Алвиарин держала
ее на крючке не только по этой причине.
     По  приказу  Элайды  Тувин  Газал  вела пятьдесят  сестер  и две  сотни
гвардейцев против Черной  Башни. Посылая  ее,  Элайда  не  верила,  что  там
найдется более двух-трех мужчин,  способных  иметь  дело с Силой. Но будь их
там даже сотни - при мысли о чем у нее  скручивало  узлом желудок, - она все
равно  надеялась на  Тувин.  Предвидение  ясно  показало  ей  Черную  Башню,
гибнущую  в крови и  пламени,  и  победно  шествующих сестер. Ясно, что  это
предсказывало победу Тувин, каким бы образом  ни  удалось ее одержать. Более
того, согласно тому  же  Предсказанию, Башне  предстояло  возродить  древнюю
славу  под ее властью, а  ал'Тору  - преисполниться трепета перед ее гневом.
Алвиарин  слышала  слова,  сорвавшиеся  с  уст  Элайды,  когда  ее  охватило
Предсказание.  Слышала, но  забыла  или не  придала  им значения.  А  потому
занялась  шантажом, так и не  поняв,  что обречена. Элайда  терпеливо ждала,
зная, что  заставит Алвиарин  заплатить за  все.  Но пока ей следует хранить
терпение. До поры.
     Не пытаясь  скрыть глумливой  насмешки,  Алвиарин оттолкнула в  сторону
папку,  пододвинула к  Элайде  пергамент, открыла  зелено-золотой  ларец для
письменных принадлежностей  и, макнув перо Амерлин в чернильницу, сунула его
ей в руки.
     - Подпиши!
     Элайда взяла перо, гадая, под  какой  глупостью ей придется подписаться
сейчас. Под  указом об  очередном увеличении численности Гвардии Башни, хотя
каждому  ясно, что для подавления мятежа вовсе  не нужны солдаты? Под новым,
обреченным  на неудачу требованием заставить Айя  публично  объявить, кто из
сестер их  возглавляет? Однако  весь этот  досадный  вздор  забылся,  стоило
Элайде  пробежать  глазами пергамент.  Нелепое распоряжение, предоставлявшее
каждой Айя всю полноту власти на закрепленных  за Айя частях Башни над любой
сестрой, подрывало самые основы сообщества Айз Седай, но такое!..
     Ныне всему миру ведомо, что Ранд алТор есть Возрожденный Дракон. Ведомо
миру  и  о  способности означенного алТора касаться  Единой  Силы. Со времен
незапамятных  все,  имеющее  отношение к  подобным,  мужчинам,  пребывало  в
ведении  Белой  Башни. Настоящим указом  Башня дарует Возрожденному  Дракону
свое высокое покровительство, но возглашает, что всякая попытка приблизиться
к нему иначе как  по  дозволению и  благословению  Башни будет расценена как
измена Свету и всякий предпринявший такую попытку подлежит  проклятию отныне
и во веки  веков.  Да  пребудет  мир в нерушимом  спокойствии, и  под мудрым
водительством  Белой Башни Возрожденный  Дракон  неизбежно придет к победе в
Последней Битве.
     Элайда  непроизвольно, не задумываясь,  после слов "к победе" приписала
"во  имя  Света",  но  тут  ее  рука  дрогнула.  Публичное  признание алТора
Возрожденным Драконом не вызывало особых возражений: во-первых, он и вправду
им  являлся,  а во-вторых,  это  могло добавить правдоподобия слухам  насчет
того, что он уже преклонил перед  ней колени.  Однако все прочее  ужасало  -
трудно  было поверить,  что всего в  нескольких  словах может таиться  столь
страшная опасность.
     - Свет милосердный, - отчаянно прошептала  Элайда, - да после такого он
ни  за  что не поверит, что его похищение произошло  не с нашего  ведома,  -
Конечно, убедить Ранда в чем-то подобном представлялось делом нелегким и без
всяких  указов,  но  Элайде случалось  убеждать людей, оказавшихся в  центре
событий, в  том,  что случившееся  с ними вовсе  не имело места,  или же они
истолковали  произошедшее  неправильно  -  Он  станет  вдесятеро осторожнее,
ожидая новых попыток, Алвиарин.  И в лучшем случае это отпугнет от него лишь
немногих последователей. В  самом лучшем случае, - Люди, связавшиеся  с ним,
не посмеют его  покинуть,  зная, что над ними нависло проклятие, - Подписать
такое все равно что поджечь Башню собственными руками?
     Алвиарин досадливо вздохнула.
     - Кажется, ты забыла, чему я тебя учила. А ну повтори!
     Губы Элайды сжались. Не главным, но и не последним среди того, чему она
радовалась, избавившись на время от  Алвиарин, было отсутствие необходимости
ежедневно повторять эти отвратительные слова.
     - Я лишь  повторяю сказанное тобой, и ничего больше не говорю,  - уныло
произнесла  Элайда,  -  Подписываю,  что  велишь  ты,  и  ничего  больше,  -
Предвидение сулило ей торжество, но,  о Свет,  как хочется, чтоб оно  пришло
скорее!  -  Я... -  перед последними словами  она  закашлялась, -  я во всем
покорна твоей воле.
     - Звучит  так, словно  тебе требуется  напоминание,  - снова  вздохнув,
промолвила Алвиарин, - Наверное, я позволила  тебе слишком долго  оставаться
одной. Подписывай! - Она повелительно постучала пальцем по пергаменту.
     Элайда неохотно нацарапала свое имя. Ничего другого ей не оставалось.
     -  Печать я приложу сама, - заявила  Алвиарин,  едва  дождавшись, когда
кончик пера оторвался от пергаментного листа, -  Мне не  следовало оставлять
печать тебе.  Больше  такого не будет. Я еще поговорю с тобой, попозже. Будь
здесь к моему возвращению.
     - Попозже? - воскликнула Элайда, - Но когда? Алвиарин, когда?
     Однако  дверь  за  Хранительницей  Летописей  уже  закрылась, и  Элайде
оставалось  лишь кипеть  от  негодования.  Дожидаться здесь! Быть запертой в
собственных покоях, как какая-то наказанная послушница!
     Некоторое  время она вертела  в руках  расписанный золотыми  ястребами,
парящими  в синем  небе  средь  белых облаков, ларец для писем,  но не могла
заставить себя  открыть его. После  исчезновения  Алвиарин в нем снова стали
появляться   важные   донесения,  а   не  одна   только  чепуха,  с  которой
Хранительница дозволяла ей иметь дело. Но Алвиарин вернулась, и ларец вполне
мог оказаться пустым.
     Встав  из-за стола, Элайда принялась перебирать  розы, стоявшие в белых
высоких вазах на мраморных плинтусах по  углам комнаты.  Голубые розы, самые
редкие. Неожиданно  она  осознала, что  держит  в  руках  разломанный надвое
стебелек. С полдюжины таких  же  валялось  на плитах пола.  В  горле  Элайды
зародилось рычание; ей хотелось вцепиться в глотку Алвиарин. Она не в первый
раз  задумывалась,  не  прикончить  ли  наглую  шантажистку,  но понимала  -
Алвиарин  наверняка  приняла  меры  предосторожности. Вне всякого сомнения у
какой-то  сестры'  -  последней,  которую   могла  бы  заподозрить   Элайда,
-хранились обличающие  бумаги.  Пожалуй,  больше всего  во время  отсутствия
Алвиарин  Элайду тревожило следующее:  какая-то женщина,  сочтя,  как и сама
Элайда, Хранительницу Летописей  умершей, могла  выступить с разоблачениями,
которые неминуемо привели бы ее, Элайду, к потере палантина. Однако рано или
поздно  тем или  иным  способом, с Алвиарин  будет покончено.  Как  с  этими
розами.
     -  Вы  не  откликнулись  на стук.  Мать,  и я  позволила  себе войти, -
послышался позади грубоватый женский голос.
     Элайда, готовая дать волю гневу, резко обернулась, но при  виде крепкой
широколицей  женщины в шали с красной каймой застыла  посреди комнаты. Кровь
отхлынула от ее щек.
     - Хранительница сказала, что вам угодно поговорить со мной, - досадливо
проворчала Сильвиана,  - Насчет  тайного  покаяния, -  Даже перед  Престолом
Амерлин  Наставница  Послушниц  не  могла скрыть недовольства. По ее мнению,
только  наказание  могло  осуществляться  в   тайне,  каяться  же  надлежало
публично, -  Она  так же просила меня напомнить вам... хм... но спешила и не
успела  сказать, о чем,  - Все отвлекавшее  ее от попечения  о послушницах и
Принятых Сильвиана воспринимала как пустопорожний вздор.
     - Кажется, я припоминаю, о чем, - тускло промолвила Элайда.
     Когда Сильвиана ушла - часы Семейле отбили всего полчаса, но Элайде это
время показалось  вечностью, - она не созвала Совет и  не потребовала лишить
Алвиарин  накидки, лишь памятуя  о  своем Предвидении.  И  о том,  что  Сине
непременно изобличит Хранительницу Летописей в измене. И, конечно же, о том,
что при нынешних обстоятельствах падение Алвиарин приведет и к ее падению.
     Элайда до  Аврини  а'Ройхан, Блюстительница Печатей,  Пламя Тар Валона,
Престол Амерлин, могущественнейшая  из властительниц мира, лежала ничком  на
кровати и рыдала в подушку, даже не решаясь надеть валявшуюся рядом сорочку.
Зная,  что,  вернувшись, Алвиарин непременно  заставит ее  сидеть  во  время
разговора. Она рыдала и молила о скорейшем падении Алвиарин.
     -  Я вовсе  не приказывала  тебе... бить  Элайду,  -  прозвучал  голос,
напоминавший хрустальный перезвон, - Не много ли ты на себя берешь?
     Стоявшая на коленях Алвиарин распростерлась  на животе перед  женщиной,
казавшейся окутанной тенями и серебристым светом, и  припала губами к подолу
ее платья. Плетение  Иллюзии - а это не могло быть ничем другим, хотя ей  не
удавалось  ощутить и  ниточки  саидар.  и даже  способности стоявшей над ней
женщины направлять Силу, - все же не могло скрыть поблескивание трепетавшего
в ее руках  бронзового цвета  шелка с  тонкой каймой из замысловатых  черных
завитков.
     -  Я  живу  во  имя  служения  и  повиновения вам,  Великая Госпожа,  -
выдохнула Алвиарин между поцелуями, - Мне ведомо, что я низшая из низших, не
более чем червь у ваших ног, и молю вас лишь о благосклонной улыбке.
     Однажды   ей   случилось  быть   наказанной  -  не  за   неповиновение,
благодарение  Великому  Повелителю  Тьмы, а лишь за попытку  "взять на  себя
слишком много", и  она знала, что  Элайда, как бы та сейчас  ни  вопила,  не
испытала и половины мук, выпавших на ее долю.
     Некоторое  время Месана  позволяла ей осыпать поцелуями край  платья, а
потом приподняла ее голову носком туфельки.
     - Указ издан, - Это не было вопросом, но Алвиарин торопливо зачастила:
     - Да,  Великая Госпожа. Копии  указа были отправлены в Северную и Южную
Гавани еще до того, как я заставила Элайду поставить подпись. Первые курьеры
уже разосланы, и ни  один купец не покинет город, не имея экземпляров указа,
которые должен будет распространить.
     Разумеется,  Месана знала  это.  Она  вообще  все знала.  Выгнутую  шею
Алвиарин свела судорога,  но она не позволила себе шелохнуться. Месана  даст
знать, когда можно двинуться.
     - Великая Госпожа,  - промолвила Алвиарин, - нынче Элайда не более  чем
пустая скорлупа. Не лучше ли избавиться от нее?
     Она затаила дыхание,  ибо  задавать  вопросы  Избранным было смертельно
опасно.
     Свитый из тени и серебра палец постучал по серебристым губам, изогнутым
в насмешливой улыбке.
     -   Полагаешь,  палантин  Амерлин  лучше  подошел  бы   тебе  самой?  -
промолвила,  помедлив,  Месана,  -  Может  быть, такой  пустяк  для  тебя  и
сгодится. Но всему свое время. Сейчас у меня есть для тебя задание. Несмотря
на все  препятствия, воздникшие между Айя,  главы  Айя,  похоже, встречаются
одна  с  другой  на   удивление  часто.  А  другим  объясняют  все   простой
случайностью.  По  крайней  мере,  так  обстоит  дело  с  Красными.   Галина
разъяснила  бы все поподробнее, но она имела глупость умереть. Скорее всего,
это  пустая  болтовня.  однако тебе надлежит выяснить,  почему прилюдно  они
скалят друг на дружку зубы, а случись встретиться наедине - перешептываются.
     -  Внимаю  и повинуюсь.  Великая  Госпожа, -  без промедления  ответила
Алвиарин, радуясь тому, что Месана сочла важным именно это. Великий "секрет"
- кто возглавлял какую Айя - для нее вовсе таковым не являлся.  Любая Черная
сестра доводила  до сведения  Высшего Совета каждый  шепоток  в  своей  Айя.
Правда, из всех возглавлявших  Айя Черной была только  Галина. А стало быть,
предстояла непростая работа -  вызнавать требуемое через Черных сестер среди
Восседающих. Сложность заключалась в том,  что за исключением Феране Нехаран
и Суаны Драганд,  действительно  возглавлявших свои Айя,  прочие Восседающие
едва ли могли узнать, о чем думает их  глава,  прежде  чем та сочтет  нужным
довести это до их сведения.
     - Я сообщу вам  все, как только  выясню,  - пылко заверила Алвиарин, но
мысленно  кое-что для себя отметила.  Шла речь о "пустой болтовне" или о чем
другом, но Месана не была осведомлена обо всем происходившем в  Белой Башне.
А ей,  Алвиарин, стоило приметить, кто из сестер носит платье из шелка цвета
бронзы с затейливой черной каймой. Она уже знала, что Месана таится в Башне.
А знание - сила.


        ГЛАВА 26. Последний штрих



     Сине шагала  по коридорам Башни,  ее не покидало чувство изумления. Она
ощущала  себя  совершенно сбитой  с толку, и  это  ощущение  росло с  каждым
поворотом.  Да,  Белая  Башня  обширна,  но... Ей хотелось вернуться в  свои
комнаты  и запереться на все замки. Окна были плотно закрыты, но по широким,
увешанным  гобеленами коридорам  гуляли сквозняки,  от которых мигали язычки
пламени  в  высоких  шандалах.  И  как  не  заметить   холодных  сквозняков,
заползающих под юбки? А у нее в комнатах тепло и уютно. И безопасно.
     Завидев  Айз  Седай,   слуги  склонялись  в  поклонах  и   приседали  в
реверансах.  Сине если  их и замечала, то не  обращала внимания. Большинство
сестер  не покидали  помещений  Башни,  отведенных  для  каждой  Айя,  а  те
немногие, что осмеливались шагнуть за порог своих апартаментов, вышагивали с
настороженной гордостью, частенько  парами, причем всегда из одной Айя, неся
шали   на  плечах,  точно  знамена.  Сине  улыбнулась,  кивнула  Талене,  но
золотоволосая,  похожая  на  статую  Восседающая ответила  жестким  взглядом
(красота  ее  казалась  ледяной), а  потом  деревянной  походкой,  одергивая
отороченную зеленой бахромой шаль, удалилась.
     Да,  к  Талене  слишком поздно обращаться за помощью  в  поисках,  даже
согласись  с   этим  предложением  Певара,  -а  она  настаивала  на  крайней
осторожности. По правде говоря. Сине  не могла с ней не согласиться. Но ведь
с Талене она дружит. Точнее, дружила.
     И это еще не худшее. Кое-кто из простых сестер позволил себе чуть ли не
открытую  на нее фыркать.  На нее  -  на Восседающую! Среди них, конечно, не
было Белых, но какая разница? Что  бы ни происходило в Башне, приличия нужно
соблюдать. Мимо Сине, задев ее плечом и едва пробормотав извинения, широкими
мужскими  шагами  прошла  Джулайн Мадоме, высокая привлекательная  женщина с
коротко   подстриженными  воло