платком,
тем не менее в ее голове даже не возникло вопроса, почему дрожит Эгвейн.
- И вы ходили одна ночью. Так не годится. Мать. Там полно всяких солдат,
грубых мужланов. У них нет никакого  уважения  к  женщине,  даже  к  Айз
Седай. Мать, вы просто не должны...
   Эгвейн позволила служанке раздевать ее, пропуская  мимо  ушей  больше
половины  глупой  болтовни.  Запрещать   Селейм   трещать   без   умолку
бесполезно, это лишь породит обиженные взгляды  и  оскорбленные  вздохи,
что еще хуже. В остальном Селейм  выполняла  свои  обязанности  со  всем
возможным усердием, если не считать  того,  что  без  толку  размахивала
руками и то и дело приседала в реверансах. Ее  всегда  очень  волновало,
что подумают люди и кто как одет.
   Казалось просто немыслимым, что можно быть такой дурехой. По понятиям
Селейм, только  Айз  Седай,  вельможи  и  их  приближенные  слуги  могли
считаться людьми. Во всяком случае, никто, кроме них,  опять  же  по  ее
понятиям, не имел в этой жизни никакого значения,  никого  не  следовало
принимать в расчет.
   Эгвейн не могла забыть, кто именно  преподнес  ей  подарочек  в  виде
Селейм, отыскав ее в первом же местечке, где остановилась колонна, точно
так же, как помнила, кто нашел для нее  Мери.  Правда,  Чеза  тоже  была
"подарком", от Шириам, но  Чеза  уже  не  раз  доказала  свою  подлинную
преданность Эгвейн.
   Эгвейн очень хотелось думать, что дрожь, на которую обратила внимание
Селейм, вызвана злостью, и все же она понимала, что душу ее грызет червь
страха. Она зашла слишком далеко, и возможно, придется зайти еще дальше,
чтобы не позволить Арейне и Николь ставить ей палки в колеса.
   Когда Эгвейн немного успокоилась, до нее стало  доходить  кое-что  из
того, о чем болтала служанка, и она внимательно взглянула на Селейм.
   - Ты что-то сказала об овечьем молоке?
   - Ох, да, Мать. У вас такая нежная кожа! Чтобы  сохранить  ее,  самое
лучшее - купаться в овечьем молоке...
   Может, Селейм и в самом  деле  просто  дурочка?  Не  в  силах  больше
выносить болтовню служанки, Эгвейн, не  обращая  внимания  на  протесты,
выставила ее за дверь. Сама расчесала волосы,  сама  разобрала  постель,
убрала бесполезный теперь браслет аидам в маленькую резную  шкатулку  из
поделочной кости, где хранила  свои  немногочисленные  драгоценности,  и
погасила светильники. Все сама, с иронией подумала она, глядя в темноту.
   Чего доброго, так с Селейм и Мери припадок случится.
   Прежде чем улечься, Эгвейн протянула руку и приоткрыла входной клапан
палатки. Снаружи все заливал лунный свет, там царила  тишина,  время  от
времени нарушаемая лишь криком ночной цапли, который внезапно  переходил
в  пронзительный  вой.  Наверно,  какому-то  охотнику  повезло.   Спустя
некоторое время в тени палатки напротив возникло еле заметное  движение.
Всмотревшись, Эгвейн разглядела что-то похожее на силуэт женщины.
   Очень вероятно, что глупая голова не  мешает  Селейм  выполнять  свои
обязанности, так же как и хмурое, суровое лицо - Мери.  Это  могла  быть
любая из них или вообще кто-то другой. Даже Николь или Арейна, хотя вряд
ли.
   Эгвейн с улыбкой отпустила  клапан  палатки.  Пусть  следят,  сколько
вздумается.
   Туда, где она будет этой ночью, никакому наблюдателю  не  последовать
за ней.
   Способ быстро заснуть, которому научили  ее  Хранительницы  Мудрости,
был очень прост. Закрыть глаза, расслабить  одну  за  другой  все  части
тела, дышать  в  такт  с  биением  сердца,  постараться  ни  на  чем  не
сосредоточивать мысли, предоставив им плыть по течению, оставив, однако,
бодрствующим  единственный  крошечный  уголок  сознания.   В   считанные
мгновения сон овладел ею, но это был сон ходящей по снам.
   Лишенная формы, не чувствуя своего тела, Эгвейн  плыла  в  безбрежном
океане звезд, посреди безграничного множества точек света,  мерцающих  в
бескрайнем море тьмы, бесчисленных светлячков в бездонной ночи. Это были
сны, сны всех спящих где-либо  в  мире,  а  может  быть,  даже  во  всех
мыслимых мирах. Она попала в брешь между реальностью и  Тел'аран'риодом,
в пространство, отделяющее мир бодрствования от Мира Снов. Куда  бы  она
ни  бросила  взгляд,  десятки  тысяч  светлячков   гасли,   когда   люди
просыпались, и  тут  же  вспыхивали  новые  десятки  тысяч.  Безбрежный,
искрящийся, постоянно меняющийся узор невиданной красоты.
   Однако восхищаться необыкновенным зрелищем у Эгвейн не было времени.
   Это место таило  в  себе  опасности,  иногда  смертельные.  Она  была
уверена, что может избежать любой из них, кроме единственной, угрожающей
лично ей.
   Задержавшись тут слишком надолго, она может угодить  в  ловушку  этой
опасности, что, по меньшей мере,  осложнит  всю  ситуацию.  Настороженно
оглядываясь, - конечно, это слово применимо лишь в относительном смысле,
поскольку здесь она не имела  тела  и,  следовательно,  глаз,  -  Эгвейн
двигалась, хотя  никаких  признаков  движения  не  ощущала.  Скорее  она
оставалась неподвижна, в то  время  как  сверкающий  водоворот  кружился
вокруг нее. До тех пор, пока один огонек не оказался  прямо  перед  ней.
Все мигающие звездочки выглядели совершенно одинаково, и все  же  Эгвейн
не сомневалась, что это сон Найнив. Как она определяла это  -  еще  один
безответный вопрос, касающийся Мира Снов. Даже Хранительницы Мудрости не
понимали, как именно происходило распознавание.
   Эгвейн продолжала вглядываться в сверкающие точки, пытаясь найти  сны
Николь или Арейны. Если бы ей удалось проникнуть в них,  она  сумела  бы
сделать так, чтобы в  их  душах  поселился  страх  перед  Светом,  перед
неизбежным наказанием; он остался  бы  и  после  пробуждения  и  помешал
женщинам   нарушить   данное   обещание.   Эгвейн   руководила   простая
практичность, а не страх того, что она перешла границы дозволенного. Да,
она поступила так, как никогда не поступала прежде, но была уверена, что
в случае необходимости сделает то же самое снова. Делай то, что  должно,
а потом расплачивайся за это. Вот чему учили ее точно такие же  женщины,
как она сама, лишь  чуть  более  сведущие  в  том,  что  на  самом  деле
дозволено, а что нет. Придется  расплачиваться  плати,  не  оставляй  за
собой долгов, чтобы не запутаться еще больше.
   Даже если Николь и Арейна спали, найти их сны с  первого  раза  очень
нелегкое  дело,  практически  невыполнимое.  Могли  понадобиться  дни  -
точнее, ночи -  усилий,  прежде  чем  это  удастся.  В  этом  Эгвейн  не
сомневалась.
   Она медленно продвигалась сквозь вечную тьму, приближаясь к одному из
огоньков. Булавочное острие света росло, постепенно превращаясь  сначала
в сверкающую жемчужину, потом в радужное яблоко, в  полную  луну,  пока,
наконец, не закрыло полностью  обзор,  загородив  собой  все  остальное.
Девушка, однако, не прикасалась  к  нему,  пока  еще  нет.  Пространство
тоньше волоса оставалось между  ней  и  этим  миром.  Осторожно,  крайне
осторожно девушка проникла сквозь эту  щель.  Как  могла  она,  лишенная
тела, сделать это, было еще одной тайной, как  и  способность  различать
сны разных людей. Все дело в ее  желании,  так  объясняли  Хранительницы
Мудрости, но это мало о чем ей говорило. Больше всего  это  походило  на
то, будто Эгвейн, приложив палец к мыльному пузырю, очень бережно, очень
нежно  надавила  на  него.  Сияющая  преграда,  отделяющая  ее  от  сна,
замерцала, точно радужное стекло, запульсировала, как сердце,  нежное  и
живое. Еще одно  настойчивое  надавливание,  и  она  оказалась  способна
видеть то, что происходило внутри, что снилось Найнив. Еще чуть-чуть - и
она шагнула внутрь, стала частью сна.
   Это таило в себе определенную  опасность,  иногда  даже  смертельную,
особенно если речь шла о сне человека с сильной  волей.  Например,  если
ходящая  по  снам  проникала  в  сновидение   мужчины,   которым   очень
интересовалась.  Не  факт,  что  ему  понравится  это,   и   неизвестно,
удовлетворится ли он одними извинениями. Возможно было и другое.  Сделав
определенное движение, будто перекатывая по крышке стола хрупкую бусину,
Эгвейн могла выхватить Найнив из ее сна в другой, созданный ею  самой  и
тоже являющийся частью Тел'оран'риода, но такой, которым  она  полностью
управляла.
   Эгвейн не сомневалась, что способна сделать такое. Конечно, это  было
одним из запретных приемов, и к тому же вряд ли понравилось  бы  Найнив.
найнив, это эгвейн. ни при каких обстоятельствах не возвращайтесь,  пока
не найдете чашу и пока я не улажу все с арейной и николь. они знают, что
вы выдавали себя за айз седай. объясню подробнее, когда в следующий  раз
увижусь с тобой в малой башне. будьте осторожны. могидин сбежала.
   Сон замерцал и  исчез,  точно  лопнул  мыльный  пузырь.  Несмотря  на
содержание того, о чем она говорила, Эгвейн хихикнула бы, если бы  имела
горло. Развоплощенный голос, звучащий  во  сне,  мог  испугать  спящего.
Особенно если у него  возникали  опасения,  что  тот,  кому  принадлежал
голос, способен заглянуть и в сам  сон.  Очень  может  быть,  Найнив  не
придет в восторг от того, что сделала  Эгвейн,  даже  понимая,  что  это
вызвано чрезвычайными обстоятельствами .
   Снова вокруг вихрем закружилось  сияющее  блестками  света  бездонное
море и снова остановилось, когда взгляд Эгвейн приковала к  себе  другая
искрящаяся точка. Илэйн. Обе женщины спали  где-то  в  Эбу  Дар,  скорее
всего, очень недалеко друг  от  друга,  но  здесь  расстояние  не  имело
значения. Или имело, но какое-то совсем другое.
   На  этот  раз,  после  того  как  Эгвейн  оставила   сообщение,   сон
запульсировал и изменился. На первый взгляд это был все тот же  сон,  но
она чувствовала, что он преобразовывался  во  что-то  другое  Интересно.
Выходит, ее слова заставили Илэйн переместиться в новый сон?
   Они, однако, в любом случае останутся в ее памяти, и  по  пробуждении
она вспомнит их.
   Мысли о Николь и Арейне продолжали угнетать Эгвейн,  и  это  невольно
напомнило  ей  о  Ранде.  К  несчастью,  искать  его  сон  было  так  же
бесполезно, как сны Айз Седай. И он, и они умели защищать свои сны, хотя
защита, создаваемая мужчиной, отличалась от женской.  Защита  Айз  Седай
напоминала хрустальный панцирь, бесплотную сферу, сплетенную из  Духа  и
окружающую сон, точно прозрачный, но тем не менее непроницаемый экран. В
свое время она потратила множество бесплодных часов, пытаясь  проникнуть
сквозь защиту Ранда. Вблизи защита, воздвигаемая  Айз  Седай,  выглядела
сияющей, а его тусклой. Пытаться увидеть  что-либо  сквозь  нее  так  же
бесполезно, как сквозь мутную воду. Временами казалось,  что  в  глубине
этих серо-коричневых воронок и водоворотов что-то  движется,  но  взгляд
никогда не мог уловить, что именно.
   И снова бесконечный рой огней закружился вокруг Эгвейн, и наконец она
приблизилась к третьему женскому сну. Очень  бережно.  Так  много  всего
пролегло между ней  и  Эмис,  что  у  Эгвейн  возникло  почти  такое  же
ощущение, будто она приближалась к сну своей  матери.  Не  имело  смысла
отрицать перед  самой  собой,  что  в  очень  многих  отношениях  Эгвейн
страстно желала походить на Эмис или, по крайней мере, действовать  так,
чтобы заслужить ее уважение.
   Почти так же сильно ей  хотелось  заслужить  уважение  только  Совета
Башни, но все же одобрение Эмис было для нее важнее. Эгвейн  постаралась
справиться с неожиданно нахлынувшей робостью и  по  возможности  сделать
так, чтобы ее голос звучал спокойно, но это ей плохо удалось.
   ЭМИС, ЭТО ЭГВЕЙН. МНЕ НУЖНО ПОГОВОРИТЬ С ТОБОЙ.
   Мы придем, прошелестел голос, отвечая ей. Голос Эмис.
   Вздрогнув, Эгвейн отпрянула. И ей тут же  захотелось  посмеяться  над
собой. Да, по сравнению с Хранительницами Мудрости она,  конечно,  имела
гораздо меньший опыт во всех этих делах. Давно канули в прошлое времена,
когда она боялась, что неумение справиться с Единой  Силой  погубит  ее.
Однако здесь она  временами  по-прежнему  чувствовала  себя  так,  будто
пыталась в бурю вскарабкаться на отвесный утес.
   Внезапно Эгвейн уловила краешком глаза еле заметное движение. Одна из
точек света заскользила среди моря звезд, медленно приближаясь к  ней  и
становясь все больше, - явно по собственному желанию. Такое мог  сделать
единственный сон,  единственный  спящий.  Эгвейн  охватила  паника,  она
страстно  пожалела  о  том,  что  не  имеет  горла,  чтобы  пронзительно
завопить, или выругаться, или хотя бы просто  вскрикнуть.  Это  ощущение
было тем сильнее, что, хотя она несомненно  хотела  немедленно  сбежать,
некая крошечная, но ощутимая частичка ее души жаждала остаться на  месте
и ждать.
   Движение звезд замерло. Они попросту исчезли, а она оказалась стоящей
около мощной колонны из  красноватого  камня,  дыша  так  тяжело,  точно
пробежала не меньше мили. Сердце колотилось,  -  казалось,  оно  вот-вот
разорвется.
   Немного отдышавшись, Эгвейн оглядела себя и судорожно - из-за все еще
сбитого дыхания - рассмеялась. На ней было длинное, до  пола  платье  из
мерцающего зеленого шелка, затканное золотом и украшенное по  корсажу  и
подолу узорной тесьмой. Корсаж поддерживал грудь заметно  более  полную,
чем на самом деле. Талия, стянутая сплетенным из золотых  нитей  поясом,
тоже была гораздо тоньше той, которую она  обнаружила  бы,  проснувшись.
Здесь, в Теларанриоде, можно  выглядеть  как  хочешь,  что  бы  тебе  ни
вздумалось. Даже если желание было неосознанным, даже по неосторожности.
Гавин Траканд явно оказывал на нее не  то  воздействие.  Точнее  говоря,
совсем не то.
   Крошечная часть ее души по-прежнему желала, чтобы  его  сон  захватил
ее.
   Захватил и растворил в себе.  Если  ходящая  по  снам  кого-то  очень
сильно любила или ненавидела  и  особенно  если  ей  отвечали  столь  же
страстным чувством, ее могло втянуть в сон этого человека -  так  магнит
притягивает железные опилки. Конечно, чувство, которое Эгвейн  питала  к
Гавину, ненавистью назвать никак нельзя, но она не могла позволить  себе
угодить в ловушку его сна, во всяком случае, не сегодня ночью. Если  это
случится, она останется там до тех пор, пока он не  проснется.  Приятно,
конечно, выглядеть красивее, чем ты есть на самом деле; странно  только,
что в этих снах сам он всегда выглядел хуже, чем в жизни. Дело было не в
силе воображения или умении сосредоточиться, играли роль прежде всего те
чувства, которые люди испытывали друг к другу. И чем сильнее оказывались
чувства, тем прочнее сон удерживал захваченного им человека.  На  Эгвейн
нахлынули воспоминания о том, как он в своих прошлых снах вел себя с ней
- как они оба вели себя друг с другом, - и лицо ее вспыхнуло.
   -  Хорошо,  что  сейчас  меня  не  видит  никто  из  Восседающих,   -
пробормотала Эгвейн. -  Они  лишний  раз  убедились  бы  в  том,  что  я
всего-навсего глупая девчонка, и больше ничего.
   Женщины,  обладающие   властью,   равной   или   даже   превосходящей
королевскую, не порхают по снам и не встречаются в  них  с  мужчиной;  в
чем, в чем, а в этом Эгвейн не сомневалась. Так не поступают  и  женщины
разумные. Когда-нибудь то, чем они  занимались  в  его  снах,  возможно,
произойдет на самом деле. Когда для  этого  наступит  подходящее  время.
Может быть, добиться согласия ее матери окажется не очень просто, и  все
же эти трудности несомненно не остановят ее, о ком бы  ни  шла  речь,  о
Гавине или о ком-то другом. Марин ал'Вир всегда доверяла здравому смыслу
своих дочерей. И сейчас для ее младшей дочери наступило самое подходящее
время проявить хоть малую толику этого самого здравого  смысла,  отложив
осуществление своих любовных фантазий до лучших времен.
   Эгвейн очень хотелось по-прежнему думать о Гавине, но  она  заставила
себя оглянуться вокруг. Во все стороны тянулись ряды  массивных  колонн,
поддерживающих  высокий  сводчатый  потолок   и   огромный   купол.   На
позолоченных цепях свисали с потолка позолоченные светильники.  Ни  один
из них не горел, и тем не менее все вокруг  озарял  особый  свет,  свет,
возникающий, казалось, сам по себе, не имеющий источника, ни  яркий,  ни
тусклый.  Сердце  огромной   каменной   крепости,   называемой   Тирской
Твердыней. Точнее говоря, ее отражение в Тел'аран'риоде,  отражение,  во
многих отношениях не менее реальное, чем оригинал. Именно здесь Эгвейн и
прежде  встречалась  с  Хранительницами  Мудрости,  по  их  собственному
выбору. Странное место для айилок, казалось ей.
   Более подходящим был бы  Руидин,  который  теперь  стал  открыт,  или
какое-нибудь место в Айильской Пустыне,  или  где-то  еще,  где  айилкам
случалось бывать. В Мире Снов имели свои отражения все  места  реального
мира, кроме стеддингов, хотя на самом  деле  даже  стеддинги  их  имели,
только туда невозможно проникнуть, так же как и в Руидин,  пока  он  был
закрыт. Лагерь Айз  Седай,  разумеется,  никак  не  мог  служить  местом
встречи.  Сейчас  многие  сестры  имели  доступ  к  тер'ангриалам,   что
позволяло им  входить  в  Мир  Снов.  Они  часто  начинали  свои  весьма
рискованные похождения в лагере, который  был  отражением  настоящего  в
Тел'аран'риоде, и  уже  оттуда  отправлялись  дальше,  точно  в  обычное
путешествие.
   По закону Башни, любой тер'ангриал, так же как ангриал и  са'ангриал,
являлся собственностью Белой Башни, неважно, в чьих руках он находится в
данный момент. Башня очень  редко  настаивала  на  том,  чтобы  подобные
предметы были переданы ей, по крайней мере  в  тех  случаях,  когда  они
находились  в  местах  вроде   так   называемого   Великого   Хранилища,
расположенного в этой самой Тирской Твердыне. Рано или  поздно  они  все
равно попадут к Айз Седай,  а  Белая  Башня  всегда  умела  ждать,  если
требовалось. Теми же,  которые  находятся  в  руках  Айз  Седай,  вправе
распоряжаться  Совет  или,  точнее,  отдельные  Восседающие.  Хотя   еще
правильнее  было  бы  сказать,  что  тер'ангриалы  давали   взаймы;   их
практически никогда не  отдавали  в  полное  владение.  Илэйн  научилась
дублировать тер'ангриалы, имеющие отношение к Миру Снов. два из них  они
с Найнив взяли с собой,  но  остальные  сейчас  находились  во  владении
Совета, наряду с теми, что сделала Илэйн. Это означало, что Шириам и  ее
окружение могли использовать их, когда пожелают. То же можно  сказать  о
Лилейн и Романде, хотя эти две до  последнего  времени  предпочитали  не
входить в Тел'аран'риод, отправляя туда  других.  Айз  Седай  уже  много
столетий не ходили по снам  и,  возможно  поэтому,  все  еще  испытывали
значительные   трудности,   большая   часть   которых   проистекала   из
заблуждения, что этому нельзя научиться  самостоятельно.  Может,  сейчас
это и к лучшему. Меньше всего Эгвейн хотелось, чтобы кто-то  шпионил  за
ней на встрече сегодняшней ночью.
   Как будто мысль о шпионах сделала  ее  более  восприимчивой,  девушка
внезапно ощутила, что за ней наблюдают невидимые глаза. В Тел'аран'риоде
почти всегда возникало подобное чувство, и даже  Хранительницы  Мудрости
не знали  почему.  Но  хотя  затаившиеся  наблюдатели,  чей  взгляд  она
ощущала, присутствовали здесь  всегда,  это  не  означало,  что  тут  не
находились и вполне реальные. Однако она почему-то была уверена, что это
не Романда и не Лилейн.
   Ведя рукой по колонне, Эгвейн медленно обошла вокруг нее, внимательно
вглядываясь в уходящие вдаль  столбы  из  кроваво-красного  камня,  ряды
которых тонули в глубокой тьме.  Ей  казалось,  что  она  на  свету,  но
окружающий ее свет не был реальным. И любой скрытый в тени видел тот  же
свет вокруг, а саму Эгвейн прятали от чужих взоров те  же  тени.  Иногда
между колоннами мелькали люди,  мужчины  и  женщины.  Мерцающие  образы,
редко  задерживающиеся  больше  чем  на  несколько  мгновений.   Ее   не
интересовали те, кто соприкасался с Миром Снов в своем собственном  сне;
как правило, это происходило случайно и, к счастью для них, продолжалось
совсем  недолго,  так  что  они  не  успевали  столкнуться  с  серьезной
опаснос