и. Высокая, круглолицая женщина в темно-синем платье, украшенном красными вставками с серебряными молниями, вышла из-за спины стражников, стоявших в караулке. Длинный серебристый поводок, намотанный на левую руку сул'дам, свободным концом соединял ее с женщиной в тени в сером платье, которая с нетерпеливой улыбкой следовала за ней. Мэт знал, что они будут здесь. Шончан ставили сул'адам и дамани во всех воротах. Внутри может находиться еще одна пара или даже две. Они не хотят упустить из своих сетей ни одной женщины, способной направлять. Медальон с головой лисы на его груди под одеждой стал холодным. Но не таким холодным, сигнализируя, что кто-то поблизости потянулся к Единому Источнику, а просто вобрал в себя холод окружающей ночи, а его кожа была слишком холодной, чтобы согреть метал, но он не переставал ожидать другого холода. Свет, сегодняшней ночью он жонглирует фейерверками с зажженными фитилями!
     Стражники похоже сильно удивились, узнав, что дворянка желает покинуть Эбу Дар посреди ночи в такую погоду, с полудюжиной слуг и вьючных лошадей, означающих, что дорога будет дальней. Но Эгинин была Высокородной, ее плащ был украшен символом орла с распростертыми черно-белыми крыльями, а длинные пальцы перчаток ассоциировались с длинными ногтями. Обычно солдаты не спрашивают Высокородных, что они собираются делать, даже наименее знатных. Однако, это не избавляет от формальностей. Каждый может свободно покинуть город, когда пожелает, но шончан ведут записи обо всех покинувших город дамани. А три всадника в группе с опущенными головами под серыми капюшонами были связанны с верховыми сул'дам серебристыми поводками.
     Полненькая сулдам прошла мимо них, едва удостоив взглядом, скрывшись в туннеле. Ее дамани чуть ли не обнюхала каждую женщину, определяя их способность направлять, и Мэт затаил дыхание, когда она задержалась возле последней дамани. Даже при всей его удаче, он не поставил бы на то, что шончан не обнаружат безвозрастное лицо Айз Седай, если заглянут под капюшон. Здесь были Айз Седай в качестве дамани, так что странного в том, что все три могут быть у Эгинин? Свет, а не странно ли, что какому-то, из не слишком знатных Высокородных, принадлежат сразу три?
     Полненькая женщина издала щелкающий звук, словно призывая обученную собаку, натянула ай'дам, и дамани последовала за ней. Они искали марат'дамани, пытающихся избежать обуздания, а не дамани. Мэт решил, что может, наконец, начать дышать. Звук катящихся костей в голове появился снова, достаточно громкий, чтобы соперничать со звуками далекого грома. Что-то пошло не так, и он это знал.
     Офицер стражи, шончанин с миндалевидными глазами похожими на салдэйеца, но с кожей светло-медового оттенка, почтительно поклонился и пригласил Эгинин пройти в караульное помещение, отведать чашу теплого вина, пока клерк запишет данные дамани. Все караулки, которые когда-либо видел Мэт, были весьма холодными, и даже свет фонарей, вырывающийся сквозь бойницы этого помещения, не делали его более привлекательным. Возможно, для мухи паутина тоже выглядит привлекательно. Он был рад, что дождевая вода, стекая с капюшона накидки, попадала на лицо. Это помогало скрывать нервозность ожидания. Он сжал в руке один из своих ножей, спрятанных сверху длинного свертка, лежащего поперек седла. Никто из солдат не обратил на сверток никакого внимания. Он чувствовал дыхание женщины внутри свертка под его рукой, ее плечи были туго стянуты, чтобы она не могла позвать на помощь. Селюсия держалась поблизости, уставившись из-под своего капюшона, спрятав золотистую косу, и даже не моргнув, когда сул'дам с дамани проходили мимо нее. Малейший крик со стороны Селюсии, как и Туон, поднимет переполох хуже, хорек в курятнике. Он решил, что под угрозой ножа обе женщины будут молчать. Они должны поверить, что он доведен до полного отчаяния или достаточно спятил, чтобы им воспользоваться. Но сам он был не уверен, что сможет. Этой ночью он ни в чем не был уверен, слишком многое шло в разнос и не так.
     Он вспомнил, что затаил дыхание, опасаясь, что кто-нибудь поинтересуется, почему это так богато украшенный сверток он держит под дождем. Он проклинал себя за глупость, прихватив из дворца штору, первое, что подвернулось под руку. В памяти события всегда тянутся медленно. Эгинин спешилась, передав поводья Домону, принявшему их из ее рук с поклоном в седле. Капюшон Домона был откинут, показывая его наполовину обритую голову и собранные в косу оставшиеся волосы. С бороды приземистого иллианца капала вода, но он упрямо сохранял присущую со'джин надменность, традиционных слуг всех Высокородных, которые гордятся этим званием больше, чем Высокородные своим положением. И конечно считают себя гораздо выше простых солдат. Эгинин оглянулась на Мэта и его ношу. Ее лицо застыло, превратившись в маску, которая, если не знать, что она испугана до смерти их затеей, сошла бы за надменность. Сулдам и ее дамани, возвращаясь, закончив свою проверку, вновь появились из темноты. Ванин, находившийся сразу за Мэтом, держал в руках поводья одной из вьючных лошадей, по своему обыкновению сидя в седле как куль с мукой, наклонился в седле и сплюнул. Мэт не понял почему, но ему запомнился этот эпизод, но все так и было. Ванин плюнул, и в тот же миг раздался сигнал трубы, четкий и тонкий из-за расстояния. Он донесся издалека с юга города, где они планировали поджечь шончанские склады на Портовой дороге.
     При звуке трубы офицер стражи заколебался, но внезапно уже в самом городе зазвенел колокол, затем второй, затем еще и вот уже, казалось, сотни колоколов тревожно зазвонили в ночи одновременно, как, внезапно, темное небо взорвалось множеством молний, ударивших внутри городских стен, которые не смогла бы породить ни одна буря. Они озаряли туннель мерцающим светом. В тот же момент раздались крики, эхом разнесшиеся по городу, и вопли.
     За это мгновение Мэт успел про себя обругать всех Ищущих Ветер, которые выступили раньше, чем обещали. Но он тут же понял, что кости в его голове внезапно остановились. Почему? От этого он принялся проклинать все снова, но теперь для этого не оставалось времени. В следующее мгновение офицер попросил Эгинин вернуться в седло и следовать своей дорогой, громко выкрикивая приказы, направив одного человека в город, узнать, что происходит, выстраивая остальных следить за безопасностью снаружи и изнутри городских стен. Толстушка со своей дамани, вместе с еще одной парой, выбежавшей из караулки, убежали вслед за солдатами. А Мэт и прочие, в то время как за их спиной рукотворный шторм разносил Эбу Дар по камешку, галопом вылетели из ворот в противоположном направлении - прямиком под дождь, увозя с собой трех Айз Седай, две из которых были сбежавшими дамани, и похищенную наследницу Кристального Трона. Бесчисленные молнии прочертили дождливое небо как стебли травы...
     Вздрогнув Мэт вернулся в настоящее. Эгинин покосилась на него и попыталась тащить его на себе.
     "Обнявшиеся любовники не торопятся", - пробурчал он. - "Они медленно прогуливаются".
     Она ухмыльнулась. Домон совсем ослеп от любви. Либо так, либо его слишком сильно били по голове.
     В любом случае, труднейшая часть осталась позади. Мэт надеялся, что выбраться из города было труднее всего. С тех пор он не слышал вращения костей. Они всегда были плохим знаком. Он хорошенько запутал след, и должен найтись по настоящему удачливый человек, вроде него самого, чтобы отделить золото от грязи. Взыскующий Истину шел по следу Эгинин до той самой ночи, и ее будут теперь разыскивать еще и за похищение дамани, поэтому погоня будет думать, что она сейчас скачет во весь опор, унося ноги от Эбу Дар, а не сидит прямо под городской стеной. Кроме совпадения по времени ничто не связывало ее с исчезновением Туон. И что более важно, с Мэтом. Тайлин, без сомнения, выдвинет против него собственные обвинения. Ни одна женщина не простит мужчину, что ее связал и засунул под кровать, даже если сама это предложила. Но все равно, при капле везения, кроме этого ничто иное, что произошло той ночью, не будет связано непосредственно с ним. И никто кроме Тайлин не станет его подозревать. Для простого мужчины связать королеву как ярмарочного поросенка обычно достаточно для вынесения смертельного приговора. Кто станет городить огород, что к исчезновению Дочери Девяти Лун может иметь отношение игрушка Тайлин? Его все еще раздражало, что он прославился подобным образом, и даже хуже - как ее домашнее животное - но в этом были свои преимущества.
     Он считал, что, по крайней мере, от происков со стороны шончан он в безопасности, но была еще одна проблема, которая беспокоила его как заноза в пятке. Хорошо, многое уже случилось, и большая часть этого было последствием появления Туон, но эта история, скорее всего, будет иметь продолжение. Исчезновение Туон должно произвести эффект, сходный с пропажей солнца с неба, но было совсем не похоже, чтобы это кого-то беспокоило. Не было ничего! Никакой тревоги, ни объявления о вознаграждении или выкупе, ни кипящих от праведного гнева солдат, разыскивающих похищенную принцессу во всех проходящих повозках на милю в округе. Не видно никаких всадников, рыскающих по деревням, обшаривая каждую дыру, в которую можно было затолкать женщину. Чужие воспоминания подсказывали ему кое-что из опыта поиска похищенных членов царственных семей, но за исключением виселиц и сожженных кораблей в порту, в городе, по сравнению с днем, предшествующим похищению, ничего не изменилось. Если судить, находясь снаружи городских стен Эбу Дар. Эгинин предположила, что поиски ведутся, но в глубочайшем секрете, и большинство шончан даже не знают о пропаже Туон. Такое событие, по ее объяснениям, способно всколыхнуть всю Империю, и будет плохим предзнаменованием для всего Возвращения, а также потерей сей'тар. Было похоже, что сама она твердо верит в это объяснение, но Мэт на это бы ни за что не купился. Шончан конечно странный народ, но никто не может быть странным настолько! От подобной тишины в Эбу Дар у него зудела вся кожа. Он чувствовал, что эта тишина скрывает западню. Когда они выбрались на Большой Северный тракт, он был рад, что низкие холмы закрыли от него город.
     Тракт был широкой дорогой, главным торговым путем, достаточно широким для проезда пяти или даже шести фургонов в ряд. Она была покрыта слоем грязи и глины, утрамбованным за столетия до состояния древней мостовой, которая все еще местами проглядывала на свет по обочинам. Мэт и Эгинин поспешили к противоположной стороне вместе с Ноалом, наступающим им на пятки. Им пришлось пробираться между торговыми фургонами, охраняемыми женщиной с изуродованным шрамом лицом и десятком грубых охранников в кожаных куртках, с нашитыми металлическими дисками, и группой переселенцев, направляющихся на север, на странных повозках. В некоторые были впряжены лошади или мулы, прочие тянули волы. Босоногие мальчишки хворостинами подгоняли странных черных длинношерстных коз. Следом за повозками, парень в синих мешковатых штанах и круглой красной шляпе тащил за собой на веревке, привязанной к кольцу в носу, горбатого быка. Если бы не его странная одежда, он был бы похож на двуреченца. Он взглянул на Мэта и других, бредущих в одном с ним направлении, встрепенулся, словно хотел что-то сказать, но, покачав головой, побрел дальше, ни разу не взглянув в их сторону. Из-за хромоты Мэта они не могли идти достаточно быстро, поэтому переселенцы медленно, но верно их обгоняли.
     Ссутулившись и подняв свободной рукой шарф, скрыв низ лица, Эгинин выдохнула и ослабила хватку, которая уже причиняла Мэту боль в боку. В следующий момент она уставилась в спину фермера, словно собиралась догнать его и подраться с ним, и с его быком. Может, все было и не так уж плохо, однако фермер был уже в двадцати или более шагах впереди, поэтому она перевела взгляд на группу шончанских солдат, человек двести в разноцветных доспехах, быстро шагавших по середине тракта, перегоняя прочих переселенцев. За ними следовала колонна фургонов, покрытых туго натянутым холстом, в которые были запряжены упряжки мулов. Середина дороги была специально освобождена для передвижения военных. Полдюжины офицеров в скрывавших лица, оставляя видными только глаза, шлемах с тонким плюмажем на великолепных лошадях возглавляли отряд. Их красные плащи спускались почти до земли позади крупа лошадей. По пятам за ними следовал знаменосец со знаменем, на котором было изображено нечто вроде стилизованного наконечника стрелы или якоря, перечеркнутого стрелой и золотой молнией. Под изображением вилась какая-то надпись и какой-то номер, который Мэт не смог разобрать, потому что ветер сильно трепал знамя из стороны в сторону. Люди, сопровождавшие фургоны, были одеты в синие куртки и штаны. На их головах были угловатые красно-синие шлемы, но солдаты были самыми живописными из всех встреченных Мэтом шончан. Их синие доспехи внизу заканчивались бело-серебристыми и красно-золотистыми полосами, а шлемы, выкрашенные во все четыре цвета, были похожи на морды жутких пауков. Поверх каждого шлема была повязана широкая лента с якорем, Мэт решил, что это все же был якорь, стрелой и молнией, и каждый, кроме офицеров, был вооружен причудливо изогнутым луком, висящим на боку, и коротким мечом, уравновешенным на поясе колчаном со стрелами.
     "Морские стрелки", - проворчала Эгиннн, гневно взирая на этих солдат. Ее рука оставила шарф в покое, но все еще была сжата в кулак. - "Кабацкие забияки. Они всегда создают проблемы, если слишком долго стоят на якоре".
     Выглядели они, на взгляд Мэта, хорошо обученными. В любом случае, он никогда не слышал о солдатах, которые никогда не дрались, особенно, когда были пьяны или скучали. А скука для солдата - лучшая приправа к выпивке. Краем сознания он прикинул на сколько может бить такой лук, но это была почти бессознательная мысль. Ему не хотелось иметь дело ни с какими шончанскими солдатами. А если он будет и дальше все делать в том же духе, то ему вообще не придется иметь дело ни с какими солдатами. Но его удача, похоже, никогда не заходила так далеко. Две сотни шагов самое большее, решил он. Хороший арбалет перебьет их, или любой добрый двуреченский лук.
     "Мы не в кабаке", - процедил он сквозь зубы, - "а они сейчас не задираются. Поэтому не начинай сама, просто потому, что ты испугалась, что какой-то фермер решил с тобой заговорить". Она сжала зубы и бросила в его сторону взгляд такой силы, что могла проломить череп. Но это была правда. Она боялась открывать рот рядом с посторонними, боясь, что они узнают ее акцент. Умная предосторожность, на его взгляд, но ее, похоже, все это раздражало. "Скоро знаменосец начнет задавать вопросы, если ты продолжишь так на него смотреть. Женщины Эбу Дар славятся своей скромностью", - солгал он. Что она может знать о местных обычаях?
     Она бросила на него хмурый косой взгляд, быть может, пытаясь понять, что он имел в виду под "скромностью", но перестала пялиться на стрелков. Теперь она казалась готовой покусать, а не побить.
     "Тот парень такой же темнокожий как Ата'ан Миэйр", - пробурчал Ноал, уставившись на проходящих солдат. - "И столь же темнокожий как шаранец. Но я поклялся бы, что у него голубые глаза. Я видел что-то подобное раньше, но где?" - пытаясь почесать лоб он стукнул себя удилищем по голове, и ускорил шаги, словно пытаясь догнать парня, и спросить того, где он родился.
     Потянувшись, Мэту удалось схватить его за рукав.
     "Мы возвращаемся к цирку, Ноал. Прямо сейчас. Нам не следовало уходить".
     "А я тебе говорила" - кивнув, сказала Эгинин.
     Мэт застонал, но ему не оставалось ничего другого, как продолжать идти. Ох. Прошло уже достаточно времени, чтобы бежать. Он только надеялся, как бы не было слишком поздно.

ГЛАВА 2

ДВА КАПИТАНА

     Приблизительно в двух милях к северу от города между двумя высокими шестами колыхалось на ветру широкое синее полотнище, объявляющее яркими красными буквами о том, что Великая странствующая труппа Валана Люка покажет Великолепное представление со Сверхъестественными Чудесами. Для не умеющих читать оно указывало место расположения чего-то необычного. Как гласила эта надпись - это была самая крупная странствующая труппа в Мире. Люка часто давал вещам названия с эпитетом "самый" или "величайший", но Мэт считал, что тут он не соврал. Холщовая стена, десяти футов высотой, плотно прижатая к земле, окружала поле достаточное для размещения приличных размеров деревни.
     Поток людей проплывал мимо этого полотнища в удивлении, но у крестьян и торговцев была впереди работа, а у переселенцев - будущее, поэтому никто не отклонялся с дороги. Толстые канаты, прикрепленные по бокам шестов, были предназначены для сдерживания наплывов толпы у широкого арочного входа, но в этот час не было ни одного желающего войти. В последнее время вообще было немного желающих. Падение Эбу Дар послужило причиной небольшого падения посещений, но потом люди уяснили, что город не будут грабить, и им не нужно убегать, спасая свои жизни, хотя с прибытием всех этих кораблей и поселенцев с их Возвращением, многие решили придержать свои монеты для более насущных потребностей. Двое крупных мужчин в плащах, похоже сшитых из кусков мешковины, сидели под транспарантом, охраняя вход от желающих войти бесплатно, но и таких в настоящее время не наблюдалось. Парочка, один с кривым носом над пышными усами, а второй одноглазый, сидя на корточках в пыли играла в кости.
     К удивлению, Петра Анхилл, силач труппы, стоял рядышком, наблюдая за игрой конюхов, сложив на груди свои огромные руки, превышающие размерами ногу взрослого мужчины. Ростом он был ниже Мэта, зато вдвое шире в плечах, на которые, по настоянию жены, он накинул синий кафтан. Петра казался поглощенным игрой, но сам никогда не ставил, даже по мелочи. Он со своей женой Кларин, дрессировщицей собак, экономили каждую монету, которую могли заработать. Из-за чего Петра, оправдываясь, рассказывал о гостинице, которую собирается однажды купить. И что еще более удивительно, Кларин стояла с боку от него, очевидно, также полностью поглощенная игрой, как и он.
     Когда Петра заметил Мэта и Эгинин, гуляющих под руку, он через плечо осторожно посмотрел на лагерь, что заставило Мэта насторожиться. Люди, глядящие через плечо, обычно не предвещают ничего хорошего. Однако пухлое темное лицо Гарины вспыхнуло теплой улыбкой. Подобно большинству женщин в труппе она считала Мэта и Эгинин любовниками. Кривоносый конюх, широкоплечий малый из Тира, назвавшийся Коулом, смотрел искоса, словно задолжал ему пару медяков. Никто кроме Домона не считал Эгинин красавицей, но некоторые дураки принимают дворянские титулы за красоту. Или деньги, а дворянки должны быть богатыми. А некоторые считали, что любая дворянка, бросившая мужа из-за такого парня как Мэт Коутон, готова бросить и его, прихватив с собой свои деньги. Такую историю Мэт и прочие распространяли среди труппы, объясняя, почему они должны скрываться от Шончан: жестокий муж и упорхнувшие влюбленные. И, несмотря на то, что подобное редко встречается в реальной жизни, каждый достаточно часто слышал подобные сказки от менестрелей или читал в книжках, чтобы в такое поверить. Коул, однако, так не считал. Эгинин - Лейлвил - уже приходилось обнажать свой кинжал, неизменно висевший на ее поясе жонглера мечами, когда один из этих симпатичных парней, под воздействием подобных размышлений, решил пригласить ее разделить с ним кубок вина в своем фургоне. И никто не сомневался, что она бы им воспользовалась, если бы он продолжал настаивать.
     Как только Мэт подошел к силачу, Петра спокойно сказал: "Тут солдаты Шончан, человек двадцать. Их офицер сейчас беседует с Люка". Он не выглядел напуганным, но от беспокойства на его лбу собрались морщины, и его рука легла на плечо жены, защищая ее от опасности. Улыбка Кларин испарилась, и она накрыла свой рукой его. Они доверяли суждению Люка, и осознавали риск, которому подвергались. Или думали, что осознают. И этот риск, в который они верили, был довольно большой.
     "Чего им надо?" - требовательно спросила Эгинин, освобождаясь от Мэта, до