й. - Вскоре, как
только смогу, я навещу ее. Я задержалась лишь для того,  чтобы  кое-что  вам
показать. Вот что я нашла среди  тер'ангриалов  и  иных  предметов,  имеющих
отношение к Силе, которые Благородные Лорды собирали годами. -  Она  достала
что-то из поясного кошеля и положила на стол перед собой. Это оказался  диск
величиной с человеческую ладонь, по-видимому, составленный  из  двух  плотно
сопряженных слезинок - одна черная, как деготь, другая белая, как снег.  Мэт
вроде как вспомнил, что видел и другие диски, похожие на этот. Древние,  как
и эта находка, но разломанные, а этот был целым. Три  диска  видел  Мэт,  не
едиными - горстью осколков. Но этого  не  могло  быть,  -  Мэт  помнил,  что
изготовлены они из квейндияра. разбить который  не  способна  никакая  сила,
который не сокрушить даже Единой Силой.
   - Одна из семи печатей, которые Льюс Тэрин Убийца Родичей и Сто Спутников
наложили на узилище Темного, когда вновь запечатали его,  -  кивнула  Илэйн,
будто подтверждая правильность своих воспоминаний.
   - Если точнее, - сказала Морейн, - фокусирующая точка одной печати. Но по
существу  сказанное  тобой  верно.  В   период   Разлома   Мира   они   были
рассредоточены и спрятаны для пущей сохранности. Но  со  времен  Троллоковых
Войн они оказались утеряны. - Она  хмыкнула:  -  Похоже,  я  стала  говорить
совсем как Верин.
   Эгвейн покачала головой:
   - Наверное, мне следовало ожидать, что он будет найден здесь. Дважды Ранд
сражался с Ба'алзамоном, и оба раза  обнаруживалась  по  меньшей  мере  одна
печать.
   - А на этот раз несломанная, -  заметила  Найнив.  -  Впервые  печать  не
сломана. Будто сейчас это важно.
   - А ты думаешь, нет? - Голос Морейн был опасно негромок, и другие женщины
нахмурились и повернулись к ней.
   Мэт возвел очи горе. Говорят и  говорят  о  всякой  ерунде,  ни  слова  о
важном. Ему совсем не нравилось стоять всего  в  двадцати  футах  от  диска,
особенно зная, что тот собой представляет, даже  если  не  забывать,  какова
ценность квейндияра, но...
   - Э-э, можно мне?.. - произнес он.
   Все женщины повернулись к Мэту и воззрились на него с таким видом, словно
невежа прервал чрезвычайно важную беседу. Чтоб мне сгореть! Вызволил  их  из
тюремной камеры, до исхода ночи с полдюжину  раз  спасал  им  жизнь,  а  они
буравят меня сердитыми взглядами, совсем как проклятые  Айз  Седай!  Кстати,
поблагодарить меня они тоже как-то не удосужились! Можно подумать, я совался
куда не следует! А мне-то казалось, я мешал проклятым  Защитникам  проткнуть
мечами эту троицу. Но вслух он кротко сказал:
   - Вы не против, если я кое о чем спрошу? Вы тут обсуждали всякие дела Айз
Седай... и никто не побеспокоился хоть что-то рассказать мне.
   - Мэт... - предостерегающе начала было Найнив, подергивая свою  косу,  но
Морейн спросила спокойно, с еле заметной ноткой нетерпения:
   - И что же ты хочешь знать?
   - Я хочу знать: как все это могло произойти.  -  Мэт  собирался  говорить
тихо, но вопреки  намерению  голос  его  Становился  все  громче,  когда  он
продолжил: - Тирская Твердыня пала! В Пророчествах  утверждалось:  этого  не
случится, пока не явится  Народ  Дракона.  Что,  выходит,  мы  и  есть  этот
разнесчастный  Народ  Дракона?  Вы,  я,  Лан,  несколько   сотен   проклятых
айильцев?
   Во время ночных событий  Мэт  видел  Стража;  между  Ланом  и  айильцами,
похоже, не было большой разницы в  том,  кто  более  смертоносен.  Поскольку
Руарк выпрямился и  уперся  в  юношу  потяжелевшим  взглядом,  Мэт  поспешно
прибавил:
   - Э-э... прости, Руарк, С языка сорвалось.
   - Наверное, - медленно проговорила Морейн. -  Я  пришла,  чтобы  помешать
Бе'лалу убить Ранда. Я вовсе не ожидала увидеть  падение  Тирской  Твердыни.
Может быть, мы и  есть  Народ  Дракона.  Пророчества  исполняются  так,  как
предначертано, а вовсе не в соответствии с нашими предположениями.
   Бе'лал. Мата передернуло. Прошедшей ночью он слышал это имя, и при  свете
дня оно понравилось ему не больше. Знай он, что один из Отрекшихся  вырвался
на волю, да вдобавок оказался в стенах Твердыни,  Мэт  к  ней  и  близко  не
подошел бы. Он глянул на Эгвейн, на Найнив, на Илэйн. Ладно, все равно я  бы
проник туда, как распроклятая мышь, а не ломился с шумом-гамом, дубася людей
налево и направо! С рассветом Сандар поспешил улизнуть из Твердыни.  Как  он
заявил, сообщить свежие новости матушке Гуенне, но Мэт заподозрил,  что  это
отговорка и на самом деле ловец воров хотел  убежать  от  взглядов,  которые
кидала на него эта троица. Судя по этим  взглядам,  женщины  еще  не  решили
окончательно, как поступить с беднягой.
   Руарк прочистил горло.
   - Когда мужчина хочет встать во главе  клана,  он  должен  отправиться  в
Руидин, что в землях Дженн Айил - клана, которого нет. - Он произносил слова
медленно, то  и  дело  хмуро  поглядывая  на  отороченный  красной  бахромой
шелковый ковер под своей мягкой  обувкой.  Он  говорил,  стараясь  объяснить
нечто такое, чего вовсе не желал объяснять. - Женщины, которые  хотят  стать
Хранительницами Мудрости, тоже держат путь туда. Но их  мета,  если  они  на
самом деле отмечены, держится среди них  в  тайне.  Мужчины,  на  которых  в
Руидине пал выбор, те, кто остается в живых, возвращаются со знаком на левой
руке. Вот таким. - Он приподнял рукав куртки и рукав рубашки и показал левое
предплечье, кожа на котором была намного бледнее, чем на лице и кистях  рук.
Словно неизгладимо втравленная в кожу, ставшая ее частью, обвившись  дважды,
там стояла точно  такая  же  ало-золотая  фигура,  как  и  на  знамени,  что
развевалось над Твердыней. Вздохнув,  айилец  опустил  рукав.  -  Есть  имя,
которое не говорят вслух,  его  позволено  произносить  между  собой  только
вождям кланов и Хранительницам Мудрости. Мы именуемся... -  Он  в  очередной
раз прочистил горло, не в силах промолвить тут потаенные слова.
   - Айил - Народ Дракона,  -  тихо  проговорила  Морейн,  но  в  ее  голосе
прозвучало нечто очень близкое к удивлению, чего Мэт никогда прежде  за  ней
не замечал. - Этого я не знала.
   - Тогда и вправду все так, как гласят Пророчества, - сказал Мэт. - Теперь
можно уйти восвояси, ведь волноваться больше не о чем!
   И отныне я совсем не нужен  Амерлин.  мне  не  надо  трубить  для  нее  в
проклятый Рог!
   - Как ты  можешь  так  говорить?  -  воскликнула  Эгвейн.  -  Неужели  не
понимаешь, что Отрекшиеся высвободились?
   - Не говоря уже о  Черных  Айя,  -  мрачно  присовокупила  Найнив.  -  Мы
захватили только Амико и Джойю. Одиннадцать сбежали - хотела бы я знать, как
это им удалось! И одному Свету ведомо, много ли их еще, тех, о  которых  нам
неизвестно.
   - Да, - сказала Илэйн голосом не менее твердым и  решительным.  -  В  мои
планы вовсе не входит схватка с кем-то из Отрекшихся, но  шкуру  Лиандрин  я
намерена разодрать в клочья!
   - Конечно, - спокойно согласился Мэт. - Разумеется. - Они что, все с  ума
спрыгнули? Загорелись мыслью гоняться за Черными  Айя  и  Отрекшимися?  -  Я
только хотел сказать, что самое трудное позади. Твердыня пала перед  Народом
Дракона, Ранд заполучил Калландор, а Шайи'тан мертв. Взгляд Морейн  оказался
так суров и тяжел, что ему почудилось, будто Твердыня  на  миг  пошатнулась.
Голос Айз Седай резанул словно нож:
   - Помолчи-ка, дурень! Тебе что, очень хочется привлечь  к  себе  внимание
Темного, раз ты его имя поминаешь?
   - Но он же мертв! - возразил Мэт. - Ранд ведь его убил! Я видел тело!
   Ну и смердело же оно! Никогда не видел, чтобы что-то гнило так быстро.
   - Видел "тело"! - произнесла Морейн, кривя губы. - Тело человека, Мэт.  А
вовсе не Темного.
   Он посмотрел на Эгвейн и двух других девушек  -  они  были  потрясены  не
меньше. У  Руарка  вид  был  несколько  пришибленный  -  как  у  полководца,
узнавшего, что битвы, в которой он одержал победу, вообще не было.
   - Тогда  кто  это  был?  -  спросил  Мэт.  -  Морейн,  у  меня  в  памяти
полным-полно дыр, куда влезет фургон с упряжкой,  но  я  помню  Ба'алзамона,
являвшегося мне в снах. Я же помню! Чтоб мне сгореть, но этого  я  никак  не
позабуду! И я узнал его! По тому, что осталось от лица.
   - Ты узнал Ба'алзамона, -  произнесла  Морейн.  -  Или,  вернее  сказать,
человека, который называл себя Ба'алзамоном. Темный по-прежнему  существует,
заточенный в Шайол Гуле, и Тень по-прежнему лежит на Узоре.
   - Да осияет и обережет нас Свет, - слабым голоском пробормотала Илэйн.  -
А я считала... я думала, самым страшным,  самым  плохим,  о  чем  нам  нужно
теперь тревожиться, будут Отрекшиеся.
   - А вы уверены, Морейн? - спросила Найнив. - Ранд был убежден,  что  убил
Темного! Да он и сейчас в этом не сомневается. А вы говорите, что Ба'алзамон
- это вообще не Темный! Не понимаю! Почему вы так  уверены?  И  если  он  не
Темный, то кто он такой?
   - В основе моей  уверенности  -  самые  простые  причины,  Найнив.  Сколь
быстротечным ни  было  разложение,  сгнило  человеческое  тело.  Неужели  ты
поверишь, что, будь Темный убит, от него осталось бы человеческое тело? Тот,
кого убил Ранд, был  человеком.  Скорей  всего,  первым  из  вырвавшихся  на
свободу Отрекшихся. Или же он тот, кто не был совершенно отгорожен  от  мира
сдерживающими узами. Мы можем никогда этого не узнать.
   - Я... наверно, я знаю, кто он  такой.  -  Эгвейн  замолчала,  неуверенно
морща лоб. - По крайней мере, некий намек у меня есть. Верин показывала  мне
страницу из древней книги. Там упоминались вместе Ба'алзамон и Ишамаэль.  По
стилю  отрывок  очень  походил  на  возвышенный  слог   и   был   совершенно
невразумительный, но  кое-что  я  помню.  Что-то  вроде  "имя,  сокрытое  за
именем". Может, Ба'алзамоном был Ишамаэль.
   - По всей вероятности, - сказала Морейн. - Вероятно, то был Ишамаэль.  Но
коли так, то по крайней мере девять из тринадцати все еще  живы.  Ланфир,  и
Саммаэль, и Равин, и... Бр-р! Даже знание того, что  некоторые,  по  крайней
мере, из тех девяти высвободились, все же не самое важное  для  нас.  -  Она
прикрыла ладонью черно-белый диск на столе. -  Три  печати  сломаны.  Только
четыре еще держатся. Только те четыре печати стоят между Темным и  миром.  И
может статься, несмотря на четыре еще целых  печати,  он  способен  каким-то
образом касаться мира. Но в какой бы битве - в битве или  же  в  пограничной
стычке - мы тут ни победили, это сражение далеко не последнее.
   Девушки - и Эгвейн, и Найнив, и Илэйн - посуровели, на их лицах медленно,
не без колебаний, но непреклонно проступала решимость. Мат смотрел на них  и
качал головой. И кто их разберет! Вот ведь женщины! Все равно не отступят от
задуманного, готовы продолжать охоту за Черными Айя, пытаться  противостоять
Отрекшимся, бороться с проклятым Темным. Ладно, только им  надо  бы  понять,
что я не намерен опять вытаскивать их из кипящего котла! Пусть просто уяснят
себе это и все!
   Пока Мэт подыскивал слова, собираясь высказать свои  мысли,  распахнулась
створка высокой двойной двери, и в  зал  вошла  высокая  молодая  женщина  с
царственной осанкой. На голове она гордо несла небольшую корону-диадему, над
челом  сверкал  золотом  парящий  ястреб.  Черные  волосы   рассыпались   по
матово-бледным плечам,  которые  ее  платье  из  тончайшего  красного  шелка
оставляло открытыми, как  не  скрывало  оно  во  многом  и  то,  что  Мэт  с
восхищением отметил как великолепную грудь.  Некоторое  время  незнакомка  с
интересом рассматривала Руарка; потом она обратила свои большие темные глаза
на сидящих у стола женщин. Взор у нее был  самоуверенный  и  властный.  Мэта
гордая незнакомка, по-видимому, проигнорировала начисто.
   - Я не привыкла к тому, чтобы мне поручали передавать послания, - заявила
она, помахивая сложенным пергаментом, который держала в тонкой руке.
   -  Кто  ты,  дитя  мое?  -  спросила  Морейн.  Молодая  женщина  надменно
выпрямилась еще больше, что  Мэт,  не  будь  он  тому  свидетелем,  счел  бы
невозможным.
   - Я - Берелейн,  Первенствующая  в  Майене.  -  Высокомерным  жестом  она
бросила пергамент на стол перед Морейн и повернулась обратно к дверям.
   - Минуточку, дитя мое, - остановила ее Морейн, разворачивая пергамент.  -
Кто тебе вручил это послание? И почему ты принесла  его,  если  не  привыкла
быть гонцом?
   - Я... не знаю. - Берелейн стояла лицом к дверям; судя по голосу,  она  и
сама была немало озадачена. - Она была  весьма...  убедительна.  -  Берелейн
вздрогнула и словно вспомнила о том, кто она такая. С минуту  она  с  легкой
улыбкой рассматривала Руарка:  -  Ты  глава  этих  айильцев?  Ваше  сражение
потревожило мой сон. Может быть, я приглашу тебя отобедать со  мной.  Думаю,
очень скоро. - Она оглянулась через плечо на Морейн:  -  Мне  сообщили,  что
Возрожденный  Дракон  захватил  Твердыню.  Оповестите  Лорда  Дракона,   что
Первенствующая сегодня вечером обедает с ним.
   И она величественной походкой соблаговолила покинуть  зал  совета.  Иными
словами Мэт не сумел бы описать это высокомерное, преисполненное достоинства
и превосходства шествие.
   - Я бы ей показала, окажись она в Башне послушницей! -  воскликнули  чуть
ли не хором Эгвейн с Илэйн и натянуто улыбнулись друг дружке.
   - Послушайте вот это, - сказала Морейн. - "Льюс Тэрин был моим всегда, он
остается моим, и он вечно  будет  моим.  Препоручаю  его  вашему  попечению,
берегите его для меня, пока я не явлюсь". Подписано: "Ланфир". -  Айз  Седай
обратила свой морозный взгляд на Мэта: - А ты полагал,  все  кончено?  Ты  -
та'верен, Мэт, и твоя нить для Узора решает много больше, чем  остальные,  и
именно ты протрубил в Рог Валир. Для тебя еще ничего не кончено.
   Все смотрели на него. Найнив - опечаленно, Эгвейн - так,  словно  никогда
раньше не видела. Илэйн будто ожидала, что он вот-вот превратится в  кого-то
другого. В глазах Руарка появилось некоторое уважение, хотя, если хорошенько
подумать, Мэт с радостью обошелся бы и без почтения айильца.
   - Ну да, конечно, - ответил Мат сразу всем. Чтоб я сгорел! -  Понимаю.  -
Знать бы только, скоро ли Том сможет отправиться в  дорогу.  Пора  сматывать
удочки. Может, и Перрин нам компанию составит. А вслух докончил: - Можете на
меня положиться.
   А из города, все нарастая и нарастая, гремел приветственный клич:
   - Дракон! Ал'Тор! Дракон! Ал'Тор! Дракон! Ал'Тор! Дракон!

   И как записано было: ничья рука, кроме его десницы,  не  смеет  завладеть
Мечом, что хранится в Твердыне, но он явил его в своей руке, подобно огню, и
славой его опалило мир. Так все началось. Так воспеваем мы его  Возрождение.
Так воспеваем мы начало.

   Из Дойн Толдара тэ,
   Песен Последней Эпохи,
   Часть Девятая: "Легенда о Драконе",
   Сочиненная Боанне, Госпожой Песенницей в
   Таралане, Четвертая Эпоха



КОЛЕСО ВРЕМЕНИ
"НОВАЯ ВЕСНА"

Роберт ДЖОРДАН




ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.rusinfo.com
http://bestlibrary.org.ru


   Настоящая повесть  начинается  до  событий  первой  книги  цикла  "Колесо
Времени". Последующие тома нужно читать по порядку.

   В воздухе Кандора ощутимо пахло новой весной, и Лан возвращался на север,
туда, где ему - он  всегда  знал  это  -  суждено  умереть.  Ветви  деревьев
обметало рыжими хлопьями набухших, готовых вот-вот лопнуть почек, и там, где
снежные заплаты уползли в тень, в бурой прошлогодней траве виднелись  редкие
луговые цветы. Но солнце грело слабо, совсем не так, как на  юге,  а  резкие
порывы ветра пробирались под куртку, и серые  облака  предвещали  отнюдь  не
дождь. "Почти дома", - подумал Лан. Почти.
   За сотни поколений широкую дорогу  утоптали  до  каменной  твердости,  не
уступавшей окрестным скалам, и пыли почти не было, хотя к Канлууму  двигался
целый поток запряженных быками телег - это фермеры спешили с утра на  рынки.
К высоким городским стенам медленно стекались и  купеческие  обозы;  высокие
фургоны окружали  конные  охранники  в  стальных  шапках  и  в  разрозненных
доспехах. Кое-где глаз замечал цепочки на  груди  -  знак  принадлежности  к
гильдии кандорских купцов, а их собратьев по  ремеслу  из  Арафела  отличали
маленькие колокольчики. Там сверкнул красовавшийся в ухе  у  мужчины  рубин,
здесь тускло блеснула жемчужная брошь на груди у женщины, но  в  большинстве
своем одежда торговцев была столь же неброска,  как  их  сдержанные  манеры.
Купцу, склонному к роскоши, не видать выгодных сделок, а значит, и  барышей.
Фермерский же люд, направлявшийся в город, напротив, свой достаток выставлял
напоказ.  Мешковатые  штаны  размашисто  шагавших  селян  украшала   богатая
вышивка, ничем не уступая в этом женским нарядам;  хлопали  на  ветру  яркие
плащи. Можно  было  подумать,  что  все  они  принарядились  к  праздничному
застолью и танцам близкого уже Бэл  Тайн.  Однако  деревенские  косились  на
чужаков с той же настороженностью, что и купеческие охранники; те  мимоходом
кидали взгляды исподлобья  да  перехватывали  поудобнее  копья  или  топоры.
Тревожно ныне в Кандоре, да и во всех  Пограничных  Землях.  Разбойников  за
минувший  год  развелось  не  меньше,  чем  сорняков,  и  Запустение  хлопот
доставляло не в пример обычному. Ходили даже слухи, будто появился  мужчина,
способный направлять Единую Силу. Чего-чего, а таких слухов всегда хватало.
   Лан вел своего коня в поводу  и,  шагая  в  сторону  Канлуума,  почти  не
обращал внимания на взгляды, какими  путники  окидывали  его  самого  и  его
товарища, и на хмурый вид и недовольное бурчание Букамы.  Букама  воспитывал
Лана с колыбели - Букама и еще другие, кого теперь уже нет в живых, - и  Лан
не помнил на  его  обветренном  лице  иного  выражения.  Даже  когда  Букама
произносил слова похвалы, лицо его оставалось хмурым. На сей раз  ворчал  он
потому, что лошадь сбила камнем копыто и ему пришлось идти пешком. Ну,  если
бы не копыто, сыскалось бы что другое.
   Неудивительно, что на них оглядывались -  двое  очень  высоких  мужчин  в
изрядно поношенной простой  одежде,  припорошенной  дорожной  пылью,  шагали
рядом с верховыми лошадьми, ведя в поводу еще и вьючную,  с  парой  видавших
виды плетеных корзин. Однако об упряжи и  своем  оружии  их  владельцы  явно
заботились. Один в летах, второй - помоложе, у обоих  -  волосы  до  плеч  и
прихвачены  плетеным  кожаным  шнуром.  Именно  хадори  притягивало   взоры.
Особенно здесь, в Пограничных Землях, где кое-кто еще не забыл,  что  значит
эта кожаная лента на голове.
   - Вот дурни, - пробурчал Букама. - Неужели принимают нас за  разбойников?
Думают, мы их всех ограбим тут, на проезжей дороге, средь бела дня?
   Он глянул по сторонам и поправил у бедра меч, отчего несколько охранников
немедленно уставились на Букаму. Коренастый фермер  отвел  свою  запряженную
волами телегу подальше от греха и от двух чужеземцев. Лан промолчал. За теми
Малкири,  кто  все  еще  носил  хадори,  укрепилась  репутация  чуть  ли  не
разбойников, однако напоминание об этом наверняка заставит Букаму  с  черным
юмором отозваться о нынешних временах. Он и так-то ворчит о том,  каковы  их
шансы сегодня вечером улечься в приличную кровать, и при этом не  на  пустой
желудок. Букама редко жаловался, хотя подчас и впрямь  приходилось  ночевать
под открытым небом или без еды;  обычно  он  лишь  сокрушался  об  упущенных
возможностях да сетовал по мелочам. Он мало чего ожидал от жизни, а надеялся
и на того меньшее.
   Мысли Лана занимали совсем не еда  и  не  ночлег,  хотя  дорога  выдалась
длинной. То и дело он поворачивал голову и смотрел на север.  И  еще  он  не
пропускал ни одной подробности, ни одного человека, особенно тех, кто глядел
на него больше одного раза; он слышал звон  упряжи  и  поскрипывание  седел,
стук копыт и хлопанье болтающихся на ветру  парусиновых  покрышек  фургонов.
Обращай внимание на любой необычный звук, услышанный на дороге, - таков  был
первый урок, который Букама с товарищами вбили Лану еще в детстве:  даже  во
сне ты обязан знать все, что  происходит