, тайренец, но не ему.
   Оборванный  нищий,  настороженно  озираясь,  попятился  в  толпу;  со
впалыми щеками, костлявый, он растерял даже  те  жалкие  перья,  которые
сумел найти и воткнуть себе в волосы.
   - Почему? - с недоумением спросил Налесин.
   - У него на мизинце нет медного кольца, - ответил  Беслан.  -  Он  не
состоит в гильдии.
   - О Свет, - воскликнул Мэт, - в  этом  городе  человеку  нельзя  даже
милостыню просить без разрешения гильдии?
   Может, дело было в его возмущенном  тоне?  В  грязном  кулаке  нищего
мгновенно возник нож, и он бросился на Мэта, целясь ему в горло.
   Мэт, не раздумывая, схватил нищего за руку  и,  резко  развернувшись,
отшвырнул его в толпу. Кто-то выругался в адрес  Мэта,  кто-то  в  адрес
растянувшегося на мостовой нищего. Кто-то швырнул ему монету.
   Краешком  глаза  Мэт  заметил  второго  тощего  оборванца,   который,
отталкивая Бергитте, тоже подбирался к  нему  с  длинным  ножом.  Но  он
глупейшим образом  недооценил  эту  женщину,  -  очевидно,  его  ввел  в
заблуждение ее наряд.
   Она вытащила откуда-то из-под перьев непонятно где спрятанный  нож  и
вонзила его под мышку оборванцу.
   - Берегись! - крикнул ей Мэт, выхватил из рукава нож  и  метнул  его.
Нож просвистел мимо лица Бергитте и застрял в глотке еще одного  нищего,
который едва не всадил ей клинок между ребер.
   Внезапно их со всех сторон  окружили  нищие  с  ножами  и  утыканными
шипами дубинками; раздались крики и  вопли  -  люди  в  масках  пытались
вырваться из круга дерущихся. Налесин полоснул кого-то по лицу так,  что
тот  завертелся  на  месте.  Беслан  заехал  другому  в  живот,  а   его
разряженные друзья яростно сражались с остальными.
   Больше Мэт ничего толком не успел разглядеть; он обнаружил, что стоит
спина к  спине  с  Бергитте,  лицом  к  противникам.  Он  чувствовал  ее
движения, слышал ее проклятья, но почти не осознавал  всего  этого.  Мэт
знал, что Бергитте сумеет позаботиться о себе, тогда как сам,  глядя  на
двоих оказавшихся перед ним мужчин, сомневался, что это удастся  ему.  У
одного из нападавших, громадного детины с беззубой ухмылкой, была только
одна рука и морщинистая впадина на месте левого глаза, но  в  кулаке  он
сжимал дубинку длиной не меньше двух футов, окованную железными  скобами
и утыканную похожими на стальные колючки шипами. Его маленький  приятель
с хитрой физиономией сохранил оба глаза и несколько зубов.  Несмотря  на
впалые щеки и руки, состоящие, казалось,  из  одних  костей  и  жил,  он
двигался точно змея, непрерывно облизывая губы и перекидывая из  руки  в
руку ржавый кинжал. Нож Мэта был покороче, но все же достаточно  длинен,
чтобы нанести смертельный удар. Мэт взмахивал им в сторону то одного, то
другого, и  так  они,  пританцовывая,  кружились,  выжидая,  кто  ударит
первым.
   - Старому Другу  это  не  понравится,  Спар,  -  проворчал  тот,  что
покрупнее, и второй, с хитрой физиономией, рванулся вперед,  по-прежнему
перебрасывая из руки в руку ржавое лезвие.
   Нападавший никак не ожидал, что в левой руке Мэта неожиданно появится
еще один нож и полоснет его по запястью.  Кинжал  зазвенел  по  каменной
мостовой, но хитролицый все равно бросился на  Мэта.  Когда  другой  нож
вошел ему в грудь, он пронзительно взвизгнул, широко распахнув  глаза  и
судорожно обхватив Мэта руками. Ухмылка громилы сделалась еще  шире,  он
шагнул вперед, занеся дубину.
   Ухмылка исчезла, когда двое нищих с рычанием  навалились  на  него  и
принялись дубасить.
   Удивленно  взирая  на  происходящее,  Мэт  отпихнул  от   себя   труп
хитролицего. На протяжении пятидесяти  шагов  улица  опустела,  если  не
считать участников схватки. Повсюду на мостовой сражались друг с  другом
нищие, причем, как правило, двое, трое, а иногда и четверо били  одного,
действуя дубинками и камнями.
   Беслан, с окровавленным лицом, ухмыляясь, схватил Мэта за руку:
   - Пора удирать,  пусть  Братство  Нищих  само  заканчивает  выяснение
отношений. Нет никакой чести в  драке  с  нищими,  кроме  того,  гильдия
обычно не оставляет в живых тех, кто к  ней  примазывается.  Держись  за
мной.
   Налесин хмуро посмотрел на Беслана - тайренец тоже явно не считал для
себя честью драться с нищими, - а потом перевел взгляд на его друзей.
   Костюмы у некоторых пострадали, а один потерял маску, и  на  его  лбу
был небольшой порез. Однако даже он ухмылялся. Бергитте,  насколько  мог
судить Мэт, не получила ни царапинки, а платье на  ней  выглядело  почти
так же, как во дворце. Ее нож исчез; казалось невероятным, что его можно
спрятать под перьями, и все же именно так и произошло.
   Мэт ничего не имел против того, чтобы убраться подальше,  но  все  же
проворчал:
   - Нищие всегда так бросаются на людей в этом... городе?
   Беслану могло не понравиться, если бы Мэт назвал его город проклятым,
как вертелось на языке.
   Тот в ответ засмеялся:
   - Ты - та'верен, Мэт. Вокруг та'верена всегда что-то происходит.
   Мэт заскрежетал зубами, постаравшись изобразить на лице улыбку.  Будь
проклят этот дурак, будь проклят этот город, будь проклято его  дурацкое
та'веренство! Может, лучше бы нищий добрался до  его  глотки.  Тогда  не
пришлось бы возвращаться во дворец, где Тайлин  снимет  с  него  шкурку,
точно со спелой груши. Ха! Неплохая идея. Глядишь, скоро она  и  вправду
начнет называть его своей маленькой грушей. Будь все оно проклято!
   На улице между красильней и "Розой Элбара" тоже шлялись гуляки,  хотя
на них было чуть побольше одежды, чем  на  тех,  которые  встречались  в
центре города. По-видимому, нужно иметь кучу денег, чтобы позволить себе
расхаживать почти нагишом. Хотя  акробаты,  выступавшие  на  углу  около
купеческого особняка, были близки к этому  -  босые  мужчины,  голые  по
пояс, в тесных ярких разноцветных штанах, женщины  в  еще  более  плотно
облегающих штанах и почти прозрачных блузах. У всех  в  волосах  торчали
перья,  как  и  у  весело  подпрыгивающих  музыкантов,  игравших   перед
маленьким особняком. Там были женщина с флейтой, еще  одна  с  изогнутой
черной трубой, такой длинной, что конец ее опускался чуть  не  до  колен
музыкантши, и барабанщик, изо всех сил колотивший своими палочками. Дом,
за которым Мэт и остальные собирались наблюдать, выглядел так, будто там
все вымерли.
   Сегодня чай в "Розе" оказался, как обычно, хуже некуда. И все-таки он
был гораздо лучше вина. Налесин налег на кислое местное  пиво.  Бергитте
поблагодарила Мэта неизвестно за  что,  в  ответ  он  лишь  молча  пожал
плечами; оба усмехнулись, глядя  друг  на  друга  поверх  чашек.  Солнце
поднималось все выше. Беслан сидел, качая  пятку  одного  сапога  носком
другого, а потом наоборот, но его друзья  начали  проявлять  нетерпение,
которое не погасили  даже  постоянные  напоминания  о  том,  что  Мэт  -
та'верен. Драку с нищими  трудно  отнести  на  счет  обычных  завихрений
вокруг та'верена. Улица была слишком узка, чтобы по ней  могла  проехать
платформа со спектаклем, среди снующих мимо женщин попадалось не так  уж
много  красавиц,  и  даже  лицезрение  Бергитте,   казалось,   наскучило
приятелям Беслана, когда стало ясно, что она не склонна проявить интерес
к кому-нибудь из них. Наконец они, громко выражая  сожаления  по  поводу
того, что Беслан не желает присоединиться к ним, поспешно распрощались и
ушли на поиски чего-нибудь повеселее.
   Налесин в очередной раз пошел прогуляться по переулку мимо красильни,
а Бергитте исчезла в сумрачных глубинах "Розы", чтобы  поискать  выпить,
как она выразилась, чего-нибудь поприличнее.
   - Никогда не думал, что Стражи могут одеваться так, как она, - сказал
Беслан, снова поменяв ноги.
   Мэт удивленно посмотрел на Беслана. Острый у него глаз. Она  ведь  ни
разу не сняла маску. Но самое главное, что ему неизвестно о...
   - Надеюсь, ты не разочаруешь мою мать, Мэт.
   Мэт  от  неожиданности  захлебнулся,  обрызгав  случайных   прохожих.
Кое-кто из них сердито посмотрел на него, а  стройная  женщина  с  очень
милой, хотя и небольшой грудью одарила его улыбкой  из-под  изображающей
крапивника  голубой  маски.  Заметив,  что  он  оставил  ее  улыбку  без
внимания, она топнула ногой и  гордо  удалилась.  К  счастью,  никто  из
прохожих  не  рассердился  настолько,  чтобы  перейти  от   взглядов   к
действиям. А может, к несчастью. Сейчас Мэт не обратил бы внимания, даже
если бы шесть или восемь человек угрожающе подступили к нему.
   - Что ты имеешь в виду? - хрипло спросил Мэт.
   Беслан повернул голову и  посмотрел  на  него  широко  раскрытыми  от
удивления глазами.
   - Как что? То, что ты ей  нравишься,  конечно.  С  чего  это  ты  так
покраснел? Сердишься? Почему?.. - Он вдруг хлопнул себя ладонью по лбу и
расхохотался:
   - Ты думаешь, я  стану  сердиться!  Прости,  Мэт,  я  забыл,  что  ты
чужестранец. Мэт, она - моя мать, а не жена. Отец умер десять лет назад,
к тому же она всегда говорила, что из-за своих бесконечных дел он уделял
ей не слишком много внимания. Если хочешь знать, я  даже  рад,  что  она
выбрала именно тебя. Ты мне нравишься... Куда ты?
   Мэт не осознавал, что поднялся, пока Беслан не задал этого вопроса.
   - Я просто... Пойду немного проветрюсь, а то в голове туман.
   - Но ты ведь пьешь чай, Мэт. Увернувшись от зеленого  паланкина,  Мэт
краешком глаза заметил,  что  дверь  того  дома  распахнулась  и  оттуда
выскользнула женщина  в  плаще  с  голубыми  перьями,  накинутом  поверх
платья. Не раздумывая - в голове у него все слишком перепуталось,  чтобы
хорошо соображать, - Мэт кинулся за ней. Беслан все  знал!  Он  одобрял!
Его собственная мать - и он, Мэт...
   - Мэт? - крикнул вслед ему вынырнувший из переулка  Налесин.  -  Куда
ты?
   - Если я не вернусь к утру, - отрывисто бросил  Мэт  через  плечо,  -
скажи им, пусть ищут это сами!
   Он торопился за женщиной, ошеломленный, не слыша  криков  Налесина  и
Беслана. Этот парень все знал! Они все ненормальные здесь,  в  Эбу  Дар!
Сейчас он даже не обращал внимания на то, что кости продолжают вертеться
у него в голове.
   Из окна комнаты,  в  которой  проходили  собрания,  Реанне  провожала
взглядом Солайн, устремившуюся по переулку к  реке.  Какой-то  парень  в
куртке бронзового цвета кинулся за ней,  но  это  Реанне  не  волновало.
Попробует пристать к ней -  и  очень  быстро  убедится,  что  Солайн  не
интересуется мужчинами и не слишком терпелива с ними.
   Реанне не смогла бы объяснить, почему сомнение охватило ее  настолько
сильно именно сегодня. Вот уже несколько дней оно возникало по  утрам  и
исчезало  с  заходом  солнца,  и  все  это  время  она  боролась  с  ним
придерживаясь строгих  правил,  которые  они  не  осмеливались  называть
законами, этот приказ был  отдан  еще  шесть  ночей  назад,  когда  луна
достигла половины, но сегодня... Она больше не могла оттягивать решение,
дожидаясь подходящего момента, и слова приказа, казалось, слетели  с  ее
уст сами собой. Никаких признаков двух этих молодых дурочек, назвавшихся
Илэйн и Найнив, в городе не замечено; с какой стати  ей  опасаться,  что
они все еще здесь?
   Вздохнув, Реанне повернулась к остальным, которые стояли,  дожидаясь,
пока она опустится в кресло. Так и следует - все должно быть как всегда.
И секреты свои нужно хранить, как они всегда это делали. Но... У нее  не
бывало Предсказаний или чего-то в этом роде, и все же не исключено,  что
столь отчетливо возникшее побуждение возникло  не  случайно.  Двенадцать
женщин выжидающе смотрели на нее.
   - Я считаю, что всех, кто не носит  пояс,  в  самое  ближайшее  время
нужно отправить на ферму. Ваше мнение?
   Дискуссия не затянулась.  Конечно,  все  они  были  Старшими,  а  она
главенствовала среди них. По крайней мере  в  этом  им  не  возбранялось
вести себя как Айз Седай.

Глава 30

КОМУ ПОДАЮТ ПЕРВУЮ ЧАШКУ

   - Не понимаю я этого, - возразила Илэйн.  Ей  не  предложили  кресла;
более того, когда она попыталась сесть сама,  ей  вежливо  указали,  что
лучше остаться на ногах. Пять пар глаз смотрели на нее с пяти застывших,
суровых женских лиц. - Вы ведете себя так,  будто  мы  совершили  что-то
ужасное. А ведь на самом деле мы только нашли Чашу  Ветров!  По  крайней
мере, Илэйн  надеялась,  что  они  близки  к  этому.  Налесин,  прибежав
обратно, бормотал что-то невразумительное. Якобы Мэт убежал, крича,  что
он нашел это. А может, и не совсем так, допускал Налесин; чем дольше  он
повторял свой рассказ, как все было и  что  прокричал  Мэт,  тем  больше
склонялся от полной уверенности к сомнению. Бергитте осталась  наблюдать
за домом Реанне; судя по ее виду, она потела и скучала.  Как  бы  то  ни
было, неясность, конечно, оставалась.
   Например, Илэйн очень волновало, каких успехов добилась  Найнив.  Она
надеялась, что  больших,  чем  сама  Илэйн.  И  конечно,  она  никак  не
рассчитывала, рассказывая о том, что считала успехом, на такую реакцию.
   - Вы подвергли опасности разоблачения  тайну,  которую  свято  хранит
каждая женщина, носящая шаль, на протяжении  вот  уже  двух  тысяч  лет.
Мерилилль сидела, жестко выпрямив спину, поджав губы  и  явно  с  трудом
сохраняя спокойствие. - Вы, наверно, с ума сошли! Такое поведение  можно
оправдать только безумием!
   - Какую тайну? - требовательно спросила Илэйн.
   Вандене,  сидевшая  рядом  с  Мерилилль  вместе  со  своей   сестрой,
раздраженно поправила светло-зеленую шелковую юбку и сказала:
   -  Прошло  достаточно  много  времени  с  тех  пор,  как   ты   стала
полноправной сестрой, дитя. Я думала, ты хоть чуть-чуть поумнее.
   Аделис,  в  темно-сером  шерстяном  платье  с   красивой   коричневой
отделкой, согласно закивала - ее лицо точно зеркало отражало  осуждающее
лицо Вандене.
   - Нельзя винить ребенка в разглашении тайны, которая ему  неизвестна,
сказала Кареане Франси, сидевшая слева от Илэйн и  с  трудом  втиснувшая
свое грузное тело в кресло с зелеными с позолотой ручками.
   Кареане вряд ли можно назвать  толстой,  хотя  она  близка  к  этому;
скорее мощной - плечи у нее широкие, а руки сильные, как у мужчины.
   - Закон Башни не признает никаких оправданий,  -  авторитетным  тоном
заявила Сарейта; ее  глаза,  брови  над  которыми  обычно  были  пытливо
подняты, сейчас смотрели неумолимо. - Стоит хоть раз принять какие бы то
ни было оправдания, и это неизбежно приведет  к  постепенному  признанию
приемлемыми все менее и менее значительных оправданий. В конце концов от
закона ничего не останется.
   Ее кресло с высокой спинкой стояло справа от Илэйн. Сейчас только  на
плечи Сарейты была накинута шаль, и все же гостиная Мерилилль напоминала
зал суда, хотя, конечно, никто не произносил  подобных  слов.  Пока,  во
всяком случае. Мерилилль, Аделис и Вандене сидели напротив Илэйн,  точно
судьи, Сарейта занимала место обвинителя,  а  Кареане  -  место  защиты.
Однако   Зеленая   доманийка   -   предполагаемый   защитник   -    лишь
многозначительно закивала, когда  Коричневая  тайренка,  которая  должна
была быть обвинителем, продолжила:
   - Она собственными устами признала свою вину. Я советую посадить  это
неразумное дитя под замок, пока мы находимся во дворце, и  загрузить  ее
полезной работой потяжелее, чтобы занять голову и руки. Также я  советую
время от времени устраивать ей хорошую трепку,  чтобы  она  как  следует
запомнила, что нельзя действовать за спиной у  сестер.  И  то  же  самое
относится к Найнив, как только ее найдут.
   Илэйн с трудом сглотнула.  Под  замок?  Пожалуй,  им  даже  не  нужно
произносить такие слова - судебное разбирательство  -  для  того,  чтобы
происходящее  выглядело  именно  так.  Одна   Сарейта   еще   не   имела
безвозрастного лица, возраст же всех остальных сам по себе действовал на
Илэйн угнетающе.
   Безвозрастные лица Аделис и Вандене по контрасту с совершенно  седыми
волосами лишь подчеркивали, сколько им  лет.  У  Мерилилль  волосы  были
черные и блестящие, и все же Илэйн не удивилась бы, узнав, что та  носит
шаль дольше, чем живут многие обычные женщины, - не  Айз  Седай.  То  же
относилось и к Кареане. Никто из них не сравнится с Илэйн в Силе,  но...
их опыт Айз Седай, их знания... Весь их...  авторитет.  Все  это  тяжело
давило на Илэйн, напоминая о ее восемнадцати годах, о том, что всего год
назад она носила белое платье послушницы.
   Кареане даже не попыталась возражать Сарейте.  Наверно,  Илэйн  лучше
по-прежнему полагаться только на себя.
   - Как я понимаю, тайна, о которой  вы  говорите,  имеет  отношение  к
Кругу, но...
   - Пусть Родня тебя не беспокоит, дитя мое, - резко  прервала  девушку
Мерилилль. Глубоко  вздохнув,  она  пригладила  серебристосерую  юбку  с
золотыми вставками.  -  По-моему,  пора  огласить  приговор,  -  холодно
закончила она.
   - Согласна, - сказала Аделис. Неодобрительно и хмуро глядя на  Илэйн,
она покачала головой.
   Ваыдене лишь махнула рукой:
   - Согласна. Мое мнение совпадает с мнением обвинения.
   Кареане с легким сочувствием взглянула на Илэйн, с очень легким.
   Мерилилль открыла рот...
   И в этот момент робкий стук в дверь прозвучал очень  громко,  взорвав
напряженную тишину.
   - Что такое, Света  ради?  -  сердито  пробормотала  Мерилилль.  -  Я
распорядилась, чтобы Пол никого не допускала сюда. Кареане?
   Отнюдь не самая молодая, но  самая  слабая  в  Силе  Кареане  тут  же
поднялась и поплыла к двери. Несмотря  на  свою  грузность,  она  всегда
двигалась, точно лебедь.
   Это оказалась сама Пол, служанка Мерилилль, которая тут же  принялась
приседать в реверансах направо и налево. Эта  худая  седовласая  женщина
обычно  держалась  с   достоинством,   которое   могло   соперничать   с
достоинством ее хозяйки, но сейчас она выглядела обеспокоенной, так  как
ей пришлось ослушаться указаний Мерилилль. Илэйн  обрадовалась  ей  так,
как не радовалась никому, кроме... кроме Мэта Коутона, когда он появился
в Тирской Твердыне.
   Кошмар! Если бы  Авиенда  не  заверила  Илэйн,  что  та  уже  вот-вот
выплатит свой тох, то могла стать свидетельницей  того,  как  Илэйн,  не
выдержав,  попросит  Мэта  поколотить  ее,  положив  тем   самым   конец
страданиям.
   - Королева сама принесла это, - взволнованно сообщила Пол, протягивая
письмо, запечатанное большой красной восковой печатью.  -  Она  сказала,
что если я не отдам его Илэйн прямо сейчас, то она сделает это  сама.  И
еще она сказала, что здесь сказано о матери этой девочки.
   Илэйн чуть зубами не заскрежетала  от  злости.  Все  служанки  сестер
очень быстро переняли от своих  хозяек  вполне  определенную  манеру,  в
которой те говорили о Найнив и Илэйн.
   Илэйн  сердито  выхватила  у  Пол  письмо,  не  дожидаясь  позволения
Мерилилль - еще неизвестно, разрешила ли  бы  та,  -  и  сломала  печать
большим пальцем.
   "Миледи Илэйн, я приветствую Дочь-Наследницу Андора и рад сообщить ей
приятную весть. Мне только что стало известно, что ваша  мать,  королева
Моргейз, жива и в настоящий момент является гостьей  Пейдрона  Найола  в
Амадоре. Она  страстно  желает  воссоединиться  со  своей  дочерью  и  с
триумфом вернуться вместе с  нею  в  Андор.  Чтобы  вы  могли  в  полной
безопасности и как можно быстрее встретиться со своей матерью,  я  готов
предоставить  вам  надежный  эскорт  на  случай  нападения  разбойников,
которыми сейчас наводнена Алтара. Простите за безыскусные,  нацарапанные
в спешке слова, но мне очень хотелось как можно быстрее сообщить вам эту
чудесную  весть.  Готов   всячески   содействовать   вашему   скорейшему
воссоединению с матерью.
   Запечатано в Свете, Джайхим Карридин"
   Илэйн скомкала бумагу в кулаке. Как он посмел? Боль от мысли о смерти
матери, о том, что неизвестно даже, где ее тело, чтобы достойно  предать
его  земле,  только-только  начала  стихать,  а  Карридин   посмел   так
насмехаться над ней? Обняв Истинный Источник, она отшвырнула  прочь  эту
лживую бумажонку и направила Силу; вспыхнул огонь, такой жаркий, что  на
голубые с золотом