цо, но и новое имя,
данное  во  время  этого  второго,  короткого,  но  еще  более  наполненного
кошмарами  сна.  Имя,  названное  издревле  знакомым  голосом,  которого  он
страшился  и  которому нельзя  было  перечить.  Теперь  его  звали Осан'гар.
Прежнее имя, полученное в насмешку, но принятое в гордыне, кануло в небытие.
Так решил его господин, так изрек его голос. Женщину же звали  Аран'гар; она
тоже рассталась с прежним именем.
     Имена  были выбраны со  значением.  Осангар и  арата? называли  некогда
кинжалы для правой и левой руки, поединки на которых были одно время в ходу.
Происходили  они в  том  длинном  здании...  Да,  начиная с  того  дня,  как
проделали Скважину, и до подлинного начала Войны Силы. Воспоминания его были
обрывочны -  слишком  многое исчезло и за  долгий его сон, и за короткий, но
это он  помнил.  Впрочем,  мода  на такие  поединки быстро прошла,  ибо, как
правило,   в   них  гибли  оба   противника.  Клинки   кинжалов  смазывались
смертельным, медленно действующим ядом.
     В  зеркале  зарябило, и он обернулся, хотя не слишком  поспешно. Он уже
вспомнил, кто он таков, а значит, об этом следовало помнить и другим. Дверей
по-прежнему не было, однако  теперь в  комнате оказался Мурддраал. В этом не
было бы ничего  необычного, если бы  не рост  Получеловека.  Такого высокого
Мурддраала Осан'гар еще никогда не видел. Он  не  спешил, давая Получеловеку
время признать его, а потому, когда он открыл наконец  рот, первой отрывисто
заговорила Аран'гар:
     - Что это  такое? Почему меня поместили в это тело? Почему? - Последние
слова звучали почти как вопль.
     Не знай Осан'гар о неспособности Мурддраалов улыбаться, он бы, пожалуй,
подумал,  что  бескровные  губы Получеловека  искривились  в  ухмылке.  Даже
троллоки обладали чувством юмора, хотя и извращенным. Но не Мурддраалы.
     - Вам дали лучшие тела, какие удалось раздобыть в Пограничных Землях. -
Голос  Получеловека звучал  как шелест гадюки,  ползущей  в  сухой  траве. -
Прекрасные тела, сильные, здоровые. И уж это всяко не худший вариант.
     Все сказанное  Получеловеком соответствовало действительности.  Тело  у
Осан'гара и впрямь  было  хоть куда,  в  самый  раз для  танцовщика-д диен в
прежние   времена:  гладкое,  крепкое.  Матовое  лицо  с  зелеными  глазами,
обрамленное   блестящими   черными   волосами.   И   уж   всяко   это   было
предпочтительнее худшего варианта.
     Однако Аран'гар,  по-видимому,  воспринимала  все  иначе. Ее прекрасное
лицо исказилось от ярости. В таком состоянии  она могла выкинуть что угодно,
и  Осан'гар,  не раздумывая, потянулся  к саидин.  Конечно,  направлять Силу
здесь опасно,  но  никак  не  опаснее,  чем  позволить  ей  совершить  нечто
непоправимое. Он потянулся - и  ничего не ощутил. Даже щита, что ограждал бы
его от Источника, - он бы  почувствовал щит и знал, как обойти  или  пробить
этот барьер,  требовалось  лишь время, если щит  не чересчур крепок.  Но это
могло означать, что его отъединили. Осан'гар остолбенел от ужаса.
     Аран'гар, скорее  всего,  сделала такое  же  открытие, но  повела  себя
иначе.  Она с  пронзительным криком бросилась  на Мурддраала, словно  кошка,
пытаясь вцепиться в безглазое лицо.
     Конечно же. от подобной выходки не было никакого толку. Даже не изменив
позы.  Получеловек  схватил ее за горло и поднял в  воздух.  Крик перешел  в
хриплое бульканье, Аран'гар обеими руками вцепилась в запястье Получеловека,
тщетно  стараясь  ослабить  хватку.  Держа  извивающуюся  женщину  на  весу,
Мурддраал повернулся к Осан'гару:
     - Ты не отъединен. Но направлять Силу не будешь, пока тебе не позволят.
И никто из вас не сможет повредить мне. Я - Шайдар Харан.
     Осан'гар попытался сглотнуть, но во  рту у него  пересохло. Безусловно,
Мурддраал  не  имел  отношения  к  случившемуся.   Некоторыми  возможностями
Мурддраалы  обладают, но уж несомненно не  такими.  Однако этот  Получеловек
явно  знал, в чем дело. Осан'гар никогда  не  любил Мурддраалов.  Он помогал
создавать  троллоков  и  гордился  своими  знаниями, позволявшими  смешивать
животную и человеческую  природу.  Но Мурддраалы -  другое дело. Они  всегда
внушали ему некоторое беспокойство.
     Между  тем  Шайдар  Харан вновь обернулся  к задыхающейся  в его хватке
женщине.
     - Ты привыкнешь,- прошелестел он.- Тело подбирается под душу, а разум -
под тело.  Ты уже привыкаешь. Скоро тебе будет казаться, что оно от рождения
твое. Хотя, если хочешь,  можешь  отказаться. Тогда твое место займет кто-то
другой, а тебя, в этаком состоянии, отдадут моим... собратьям. - Тонкие губы
Мурддраала  вновь  слегка  дрогнули.  -  Они  истосковались  по  забавам.  В
Пограничье последнее время недостает развлечений.
     - Она ведь не может ответить,  -  вмешался Осан'гар. - Ты задушишь  ее.
Разве ты  не знаешь,  кто мы  такие? Отпусти ее  немедленно! Делай, что тебе
сказано!
     Эта тварь  обязана  повиноваться одному из Избранных.  Однако Мурддраал
довольно  долго  вглядывался в  потемневшее лицо  Аран'гар  и  только  потом
ослабил хватку.
     - Я повинуюсь лишь  Великому Повелителю. Только ему  и никому больше. -
Женщина  продолжала  висеть,  пытаясь  набрать в  грудь  воздуха.  -  А  ты?
Покоришься воле Великого Повелителя?
     -  Да...  да...  -  хрипло выдохнула  она,  и  лишь тогда Шайдар  Харан
отпустил ее.
     Женщина качнулась, растирая горло. Осан'гар двинулся было к ней, но она
резко  отпрянула, сверкнув  глазами, и даже показала ему кулак. Ну что ж, он
не  собирался с  ней  ссориться.  Зачем,  если  все обстоит совсем  неплохо.
Прекрасное новое  тело и возможность повеселиться. Он всегда гордился  своим
чувством юмора, а она вела себя забавно.
     -  Неужто  вы не испытываете благодарности?  - спросил Мурддраал. -  Вы
были мертвы, а теперь  вернулись к  жизни.  Подумайте  хотя бы о Равине, чья
душа  оказалась  за  гранью  спасения,  за  пределами  времени.  у вас  есть
возможность снова послужить Великому Повелителю и  заслужить его прощение за
свои ошибки.
     Осан'гар поспешно заверил Мурддраала в своей безграничной благодарности
и преданности Великому Повелителю. Выходит, Равин умер, размышлял он. Что же
с  ним случилось?  Впрочем,  это  не  так уж  важно.  Чем  меньше  останется
Избранных,  тем  больше  величия  и  власти  обретет  каждый  из  них  после
освобождения Великого Повелителя. Ради этого Осан'гар готов забыть о  низкой
природе  Мурддраала,  который, как  и  троллоки,  мог быть  его  собственным
творением. К тому же он слишком хорошо помнил, что такое смерть, и готов был
пресмыкаться перед червем, лишь бы не испытать этого снова. И Аран'гар тоже,
несмотря на всю ее ярость.
     - Пора  вам вернуться в  мир  и вновь послужить  Великому Повелителю, -
заявил  Шайдар  Харан. - О том,  что вы живы, неведомо никому, кроме  него и
меня. Если вы преуспеете, то будете жить вечно и возвыситесь над прочими, но
если вновь допустите оплошность... Но вы ведь ее не допустите, не правда ли?
     И Получеловек  улыбнулся.  Действительно  улыбнулся - но так  могла  бы
улыбнуться сама смерть.



        ГЛАВА 1. Лев на холме

     Вращается  Колесо  Времени,  и  Эпохи  приходят   и  уходят,   оставляя
воспоминания, которые  становятся легендами. Легенды превращаются в мифы, но
даже  мифы оказываются давно забытыми к тому  дню, когда породившая их Эпоха
возвращается вновь. В Эпоху, которую некоторые называли Третьей, Эпоху давно
минувшую, ту, которой  еще предстоит настать, над покрытыми жухлой буроватой
порослью холмами Кайриэна поднялся  ветер.  Он не был  началом,  ибо нет  ни
начала, ни конца в обращении Колеса Времени. Но чему-то он положил начало.
     Ветер  дул  на  запад  над  заброшенными  деревнями  и  фермами,  порой
представлявшими собой  лишь  груды  обугленных  бревен. Кайриэн был  разорен
войной, мятежами и раздорами, повергшими страну в хаос, и даже сейчас, когда
с этим было покончено, немногие решались вернуться в свои дома. Ветер не нес
ни облачка, ни тумана,  а  солнце  палило  так, словно вознамерилось напрочь
иссушить все живое,  что еще осталось  на этой земле. Там, где  река  Эринин
отделяла маленький городок Мироун от смотревшего на него с  противоположного
берега Арингилла, города побольше, ветер перенесся в Андор. Солнце пропалило
оба  города,  и если мольбы  о дожде  чаще возносились  в Арингилле,  битком
набитом  беженцами  из Кайриэна,  то и  собравшиеся вокруг  Мироуна  солдаты
частенько поминали Творца. Обычно  в это время  уже  выпадал первый снег, но
многие страдавшие  от  жары  люди боялись даже задуматься о  том, что  могло
нарушить естественный порядок, не то что высказать свои страхи вслух.
     Ветер  дул  на запад, сметая сухие  опавшие листья  и  поднимая рябь на
поверхности   усохших,  обмелевших   водоемов.  Некогда   полноводные   реки
превратились в ручьи, с трудом  пробивающиеся сквозь корку пересохшей глины.
В Андоре  села  не лежали  в развалинах,  но крестьяне в отчаянии  поднимали
глаза на раскаленное солнце,  стараясь даже не смотреть на поля, где  засуха
победила урожай.
     Ветер  дул  дальше  на  запад и, пролетев  над  Кэймлином,  подхватил и
заколыхал два знамени, реявших над королевским дворцом в центре построенного
огир Внутреннего Города.  На одном, кроваво-красном полотнище  был изображен
диск, разделенный пополам  извилистой линией: одна  половина сияюще белая, а
другая  черная,  как бездна. Рядом расчерчивало  небо  снежно-белое  знамя с
изображением   странного  существа  -  четвероногого  златогривого  змея   с
золотистыми, как  солнце,  глазами и  ало-золотой чешуей. Казалось,  что  он
оседлал ветер. Трудно сказать, какой из символов вызывал больший трепет. Оба
внушали  страх, но  порой он соседствовал с надеждой.  Ибо то,  что  грозило
гибелью, должно было принести и спасение.
     Многие  называли  Кэймлин вторым  по  красоте  городом мира,  причем не
только андорцы, нередко называвшие его первым, превосходящим даже Тар Валон.
Город  окружала  огромная стена с  множеством круглых  башен,  сложенная  из
серого  с  серебристыми  и белыми прожилками  камня. Внутри  высились другие
башни - золотые и белоснежные купола сверкали в  лучах безжалостного солнца.
Город взбирался по холмистым уступам к своему  сердцу, древнему  Внутреннему
Городу,   окруженному   собственной,  ослепительно  белой  стеной.   За  ней
красовались свои башни  и купола -  пурпурные, белые, золотые или выложенные
узорчатой мозаичной  плиткой.  Они будто смотрели  свысока  на  Новый Город,
которому не было еще и двух тысяч лет.
     Если Внутренний  Город был сердцем Кэймлина,  и  не только потому,  что
находился в  его центре, то сердцем Внутреннего  Города являлся  королевский
дворец  -  подобная  сказочному видению  поэма  белоснежных шпилей,  золотых
куполов и кружевной каменной резьбы. Сердце столицы, бившееся под сенью двух
знамен.
     Ранд, обнаженный  по пояс и балансирующий на цыпочках, в этот момент не
осознавал, что находится на вымощенном белыми  каменными плитами  внутреннем
дворе  дворца, как  не видел и  глазеющих на  него  людей, толпившихся среди
окружающих двор колонн. Он истекал потом, полузажившая рана  на боку жестоко
болела, но и  это почти  не достигало его сознания. Его  предплечья обвивали
изображения диковинных  зверей,  подобных  тем,  что  красовались  на  белом
знамени. Ало-золотая чешуя отливала  металлическим блеском. Айильцы называли
эти  существа Драконами, и  другие  переняли  у  них  это  слово.  Он смутно
осознавал только впечатавшиеся в его ладони изображения цапли, да и то  лишь
потому, что они прижимались к длинной рукояти деревянного учебного меча.
     Ранд  слился с  мечом  воедино  и, отрешившись  от  всех мыслей, плавно
скользил по плитам,  переходя из позиции  в позицию. "Лев на холме" сменялся
"Яркой  луной",  перетекавшей  в  "Башню утра". Пятеро  мужчин,  как  и  он,
обнаженные по пояс и истекавшие потом,  окружали его с  мечами наготове; они
наступали и отступали, мгновенно реагируя на каждое его  движение. Только их
присутствие  Ранд и осознавал. Бывалые, знающие себе  цену вояки с  суровыми
лицами были лучшими  бойцами, каких ему удалось отыскать. Лучшими с тех пор,
как ушел  Лан, его учитель. Отрешившись от мыслей - как  и учил Лан,  - Ранд
вел бой. Один против пятерых.
     Он резко рванулся вперед, и противники, пытаясь удержать его  в центре,
вынуждены были на миг разорвать свое кольцо - двое из пяти двинулись вперед.
Сложившееся  равновесие нарушилось, чем и воспользовался Ранд. Развернувшись
на полушаге, он метнулся в противоположную сторону. Отреагировать соперникам
не  удалось  -  было  слишком  поздно.   Ранд  отразил  своим  сделанным  из
скрепленных  планок  клинком  обрушившийся  сверху  удар   учебного  меча  и
одновременно  правой  ногой нанес удар  в  живот одному из бойцов - крепкому
седеющему мужчине. Тот сложился пополам, хватая ртом воздух. Давя клинком на
клинок  другого  противника - детины с перебитым носом, -  Ранд заставил его
повернуться и, сделав полный оборот, еще раз пнул седовласого. Тот повалился
на  каменные   плиты.   Горбоносый   попытался  отступить,   чтобы  получить
возможность  замахнуться  мечом,  но это освободило и меч Ранда. Он спиралью
обвел свой  клинок вокруг клинка противника - "Двойная виноградная лоза" - и
ударил его  прямо  в грудь, да  так, что тот  свалился с  ног. Однако уже  в
следующее  мгновение  на  Ранда ринулись  остальные  трое.  Приземистый,  но
проворный малый  пытался  атаковать, с воплем перепрыгнув через лежащего  на
земле горбоносого. Ранд  полоснул его поперек голеней, едва не опрокинув,  а
затем уложил на каменные плиты мощным ударом по спине.
     Теперь остались только двое противников, но они  были  самыми  умелыми.
Один был строен  и  гибок - меч его двигался молниеносно,  как змеиное жало.
Другой,  бритоголовый,  на вид казался  тяжеловатым,  но  он еще ни  разу не
допустил ни малейшей оплошности. Они немедленно разделились, чтобы атаковать
с  двух сторон,  но Ранд не дал им на это  времени. Он  устремился навстречу
гибкому  худощавому  малому   с  морщинистым  обветренным   лицом,  стремясь
разделаться  с ним  до  того,  как  второй боец успеет обогнуть  упавшего  и
напасть.
     Противник  был  не  только  быстр, но  и  умен  -  Ранд  платил  бойцам
полновесным золотом, и к нему приходили лучшие из лучших. Для андорца он был
довольно высок,  хотя на добрую ладонь  ниже Ранда.  Впрочем,  рост  не дает
особых преимуществ, когда дело касается  боя на мечах,  хотя  сила  и .может
иметь некоторое значение. Ранд  яростно атаковал; сжав зубы,  его  противник
попятился. "Кабан, несущийся с горы" смог пробиться сквозь  защитную позицию
"Рассечение  шелка".  Не  удержала его и  "Трехзубцовая молния". Скрепленные
планки полоснули бойца по шее, и он, задыхаясь, покатился по мощеному двору.
     Метнувшись вперед и вправо, Ранд  упал на колени и  нанес  рубящий удар
снизу -  "Река подмывает берег". Бритоголовый был  не так  быстр, как только
что  поверженный  соперник,  но он  словно предчувствовал этот  выпад. В тот
самый момент,  когда меч Ранда полоснул его  по  животу,  деревянный  клинок
бритоголового обрушился Ранду на макушку.
     У того искры из  глаз посыпались.  Он зашатался, замотал головой, чтобы
восстановить зрение, и с  трудом, опираясь на свой  меч,  поднялся на  ноги.
Бритоголовый тяжело дышал. На Ранда он смотрел настороженно.
     - Заплатите ему, - приказал Ранд, и лицо бритоголового просветлело.
     Непонятно, почему  он  вообще  тревожился.  Ясно  же было сказано,  что
всякий, чей удар  достигнет цели,  получит одну  монету сверх  установленной
дневной платы.  А тому,  кто одолеет  его  в поединке,  Ранд  посулил  втрое
больше. Это был лучший способ побудить  бойцов драться  по-настоящему, а  не
пытаться  угодить Возрожденному  Дракону,  поддаваясь  ему.  Он  никогда  не
интересовался именами  своих  противников. Если их  это  злило, тем  лучше -
злость в  схватке  не помешает. Ему нужны  были соперники для  упражнений на
мечах, и только. Он не собирался обзаводиться новыми друзьями,  полагая, что
и старые рано или поздно проклянут день и час, когда его встретили. Если уже
не  прокляли.  Остальные поверженные бойцы  тоже  поднимались,  помогая друг
другу. Малый, получивший удар по шее, крутил головой, пытаясь проморгаться.
     - Заплатите всем, - распорядился Ранд. -  Больше сегодня упражняться не
будем.
     По рядам теснившихся среди тонких, украшенных каннелюрами колонн лордов
и леди, разряженных в яркие, украшенные вычурной вышивкой и  галунами шелка,
словно  пробежала рябь: они захлопали в ладоши,  всем  своим видом выказывая
восхищение.  Ранд   поморщился   и   отбросил  в   сторону  меч.  Эти   люди
низко-поклонствовали  перед  лордом  Гейбрилом,  в  то  время  как  королева
Моргейз, их королева, была едва ли не пленницей  в этом  самом  дворце. В ее
собственном дворце. Но Ранд нуждался в них.
     Будешь  рвать  ежевику  - уколешься,  припомнилась  ему  поговорка.  Он
надеялся, что это его собственная мысль.
     Жилистая седовласая  Сулин,  командовавшая составляющими  эскорт  Ранда
Девами  и  всеми  Девами  Копья  по  эту сторону  Хребта  Мира,  вытащила из
висевшего на поясе  кошеля  золотую  тарвалонскую  марку  и  с презрительной
гримасой, сделавшей  еще  заметнее  пересекающий  ее щеку шрам, швырнула  ее
бритоголовому. Девы  не любили, когда Ранд брал в руки меч, даже деревянный.
Сами они никогда не прикасались к мечам. Как и все айильцы.
     Боец поймал монету и ответил Сулин  осторожным поклоном. В  присутствии
Дев,  одетых  в  короткие  куртки,  штаны и мягкие  шнурованные сапожки, все
держались в высшей степени осторожно.  Серо-коричневая, в разводах айильская
одежда  была предназначена для  того,  чтобы  маскироваться в Пустыне. Здесь
некоторые  Девы  стали добавлять  к традиционным  цветам зеленый, что  более
соответствовало  природе земель,  которые они, несмотря на засуху, считали и
называли мокрыми. В сравнении  с  Айильской Пустыней они,  пожалуй, и впрямь
были такими,  ведь у себя на родине мало кому из айильцев приходилось видеть
поток, через который нельзя было бы перешагнуть, а вокруг водоемов в  дватри
шага шириной разражались кровавые схватки.
     Как  и  остальные двадцать светлоглазых Дев, несших караул во  дворе, и
как все айильские воительницы, Сулин коротко стригла волосы,  оставляя  лишь
хвост на затылке. В правой руке она держала три коротких копья, а  в левой -
круглый щит из  бычьей кожи.  На поясе ее висел  широкий тяжелый нож. И сама
Сулин,  и  все  Девы, включая  сохранившую  еще  полудетскую округлость  щек
шестнадцатилетнюю  Джалани, превосходно  владели этим оружием и  держались с
вызовом. Во всяком  случае,  людям, живущим по эту сторону Драконовой Стены,
вызов в их глазах мерещился постоянно. Охранявшие Ранда  Девы держали в поле
зрения не только всех  собравшихся во  дворе,  но  и каждый  балкон,  каждую
колонну,  каждое стрельчатое окошко и каждую тень  Некоторые держали в руках
короткие  роговые луки с  наложенными на них стрелами. Щетинившиеся стрелами
колчаны висели у  них на поясах.  Фар  Дарайз  Май,  Девы  Копья,  пересекли
Драконову  Стену  для  поддержания чести  Кар'а'карна,  чье  появление  было
предсказано в Пророчествах. Они служили ему, правда на свой, особый манер, и
многим из них  предстояло расстаться с жизнью,  чтобы сохранить жизнь Ранда.
От одной этой мысли ком подкатывал к его горлу.
     Сулин  продолжала  с  усмешкой  кидать  монеты  - Ранд  с удовольствием
отметил, что  расплачивались тарвалонскими, - еще  одну  бритоголовому  и по
одной остальным бойцам. Жителей мокрых земель  - а таковыми считались все не
рожденные и не взрощенные в Пустыне - айильцы презирали не меньше, чем мечи.
Для большинства из  них и Ранд, несмотря на айильскую кровь, оставался бы не
более  чем  презренным  чужаком - но