ыжего за ней к Камню.
   - Вы пользовались Портальным Камнем? - Он покосился через плечо - нет
ли кого случайно рядом, не услышит ли кто их разговор. - Значит, не  мне
это делать. - Он облегченно повел плечами.
   Верин с иронией взглянула на Ранда:
   - Я никогда не пользовалась Портальным Камнем, а  ты  им  пользовался
совсем недавно. Свои пределы  я  хорошо  осознаю.  Меня  уничтожит  куда
раньше, чем я сумею приблизиться к тому потоку Силы, который  нужен  для
работы  с  Портальным  Камнем.  Но  немного  я  о  них  знаю.  Мало,  но
достаточно, чтобы помочь тебе.
   -  Но  я-то  не  знаю  ничего.  -  Ранд  повел  коня  вокруг   Камня,
рассматривая его сверху донизу. -  Единственное,  что  я  помню,  -  это
символ для нашего мира. Мне показывала Селин, но тут я его не вижу.
   - Разумеется, его тут нет. Зачем он нужен на  Камне  в  нашем,  мире;
символы помогают попасть в тот или иной мир. - Она покачала  головой.  -
Что бы я не отдала, чтобы побеседовать с этой  твоей  девушкой!  Или  же
лучше заполучить в свои руки ее книгу. Вообще-то  считается,  что  после
Разлома не уцелело ни одного экземпляра "Зеркал Колеса". Серафелле вечно
твердит мне, что существует намного больше  книг,  которые  мы  полагаем
утраченными.
   Они ждут своего часа, чтобы найтись, и  их  куда  больше,  чем  можно
поверить. Ну ладно, без толку изводить  себя  мыслями  о  том,  что  мне
неизвестно. Но  кое-что  я  знаю.  Символы  на  верхней  половине  Камня
обозначают миры. Конечно, не все  Миры-Что-Могли-Бы-Быть.  Очевидно,  не
все Камни соединены со всеми мирами, и Айз Седай Эпохи Легенд  полагали,
что возможно существование миров, которые вообще не связаны  Камнями.  В
памяти ничего не оживает?
   - Нет, ничего. - Если отыскать нужный  символ,  с  его  помощью  Ранд
найдет Фейна и Рог, спасет Мата, остановит Фейна, не даст ему  навредить
Эмондову Лугу, Если отыщется символ. Ранду  придется  коснуться  саидин.
Спасти Мэта и остановить Фейна он хотел, но касаться саидин не хотел. Он
боялся направлять и стремился к этому, как умирающего  от  жажды  мучает
мысль о глотке воды. - Я ничего не помню.
   Верин вздохнула:
   - Символы внизу обозначают Камни в других местах. Если известен некий
прием, то можно доставить нас не к тому же самому Камню в другом мире, а
к одному из них там, или даже к одному  из  здешних.  Думаю,  это  нечто
сродни Перемещению, но поскольку никто не помнит, как Перемещаться,  так
никто и не помнит этого секрета, этого приема. Без знания  его  подобная
попытка может запросто уничтожить всех  нас.  -  Верин  указала  на  две
параллельные волнистые линии, пересеченные странной загогулиной,  значок
был вырезан низко на колонне: -  Вот  этот  обозначает  Камень  на  Мысе
Томан. Это один из  трех  Камней,  для  которых  мне  известны  символы;
единственный из трех, которые я посетила. И что узнала я  -  после  того
как едва не осталась погребенной под снегом в Горах  Тумана  и  чуть  не
замерзнув по пути через Равнину Алмот? Абсолютно ничего.  Ты  играешь  в
кости или в карты. Ранд ал'Тор?
   - У нас Мэт игрок. А что?
   - М-да. Ладно, не  будем,  наверное,  его  сюда  вмешивать.  Эти  вот
символы мне тоже знакомы.
   Одним пальцем она обвела прямоугольник, внутри которого было вырезано
восемь очень похожих значков - круг и  стрела,  но  в  половине  из  них
стрела находилась в круге, а в других кружках  острие  выходило  за  его
границу. Стрелки указывали влево, вправо, вверх и вниз, а каждый  кружок
обегали разные линии, которые являлись, как был убежден Ранд,  какими-то
надписями, хоть и на  языке,  совершенно  ему  неизвестном,  причем  все
изгибающиеся строки вдруг становились зубцами  каких-то  кавычек,  потом
вновь растекались.
   - По крайней мере об этих, - продолжал Верин, -  я  знаю  достаточно.
Каждый символ обозначает  мир,  исследование  которого  в  конце  концов
привело к созданию Путей. Эти миры не все, что были изучены, но те,  для
которых мне известны обозначения. Вот тут и заключается элемент игры.  Я
не знаю, на что похожи эти миры. Полагают, есть миры, где  год  -  всего
день тут, и другие, где день - год тут. Предполагается, существуют миры,
где мы погибнем, едва лишь  вдохнув  их  воздух,  и  миры,  которым  еле
достает скрепляющей их реальности. Не  стану  и  размышлять,  что  может
случиться с нами, очутись мы в одном из таких. Выбрать  должен  ты.  Как
сказал бы мой отец, пора кидать кости.
   Ранд уставился на значки, качая головой:
   - Что бы я ни выбрал, я могу убить нас всех.
   - Ты не желаешь идти на такой риск? Ради Рога Валир? Ради Мэта?
   - А почему вы так хотите этого? Я  даже  не  знаю,  сумею  ли  что-то
сделать. Это... это получается не каждый раз, как я пытаюсь. - Он  знал,
что ближе  никто  не  подходил,  но  все  равно  оглянулся.  Все  ждали,
неплотным кольцом оцепив Камень, смотрели, но достаточно  далеко,  чтобы
не услышать. - Иногда саидин просто рядом. Я  могу  чувствовать  ее,  но
дотронуться до нее - все равно что до луны тянуться.  И  даже  если  все
сработает, вдруг я перенесу нас куда-то туда,  где  мы  и  дышать-то  не
сможем? Что в этом будет хорошего для Мэта? Или для Рога?
   - Ты - Возрожденный Дракон, - тихо произнесла она. -  О,  умереть  ты
можешь, но не думаю, чтобы Узор позволил тебе погибнуть, пока плетение с
тобой не кончено. С другой стороны. Тень лежит  ныне  на  Узоре,  и  кто
скажет, как она влияет на плетение? Все,  что  ты  можешь,  -  следовать
своей судьбе.
   - Я - Ранд ал'Тор, - прорычал он. - Никакой я не Возрожденный Дракон.
Я не буду Лжедраконом!
   - Ты тот, кто ты есть. Будешь выбирать или стоять тут  столбом,  пока
твой друг умирает?
   Ранд услышал  скрежет  собственных  зубов  и  заставил  себя  разжать
челюсти. Что бы символы ни значили для него, они могли с тем же  успехом
быть  совершенно  одинаковыми.  Надпись  вполне  могла  быть  отпечатком
цыплячьих лапок. Наконец Ранд остановил выбор на том знаке, где  стрелка
указывала влево, потому что направлена она была в  сторону  Мыса  Томан.
Стрелка в этом символе пронзала окружность, она вырывалась на волю,  как
того хотел он сам. Ранд  едва  сдержал  смех.  Исход  зависит  от  таких
незначительных вещей, а на кону в этой игре стоят все их жизни.
   - Подойдите ближе, - обратилась Верин к  остальным.  -  Будет  лучше,
если вы станете поближе. - Они подчинились, лишь на миг заколебавшись.
   - Пора начинать, - сказала она, когда отряд собрался вокруг Камня.
   Отбросив плащ за спину, Верин приложила ладони  к  колонне,  но  Ранд
видел,  как  она  следит  за  ним  уголком  глаза.  Он  слышал   нервные
покашливания и перешептывания солдат вокруг Камня, Уно  выругал  кого-то
замешкавшегося, вяло пошутил Мэт, громко вздохнул Лойал. И Ранд  призвал
пустоту.
   Сейчас это оказалось легко. Пламя поглотило страх и  гнев  и  пропало
почти тотчас, едва он мысленно сформировал его. Пропало, оставив ничто -
и сияющий саидин, мучительный,  болезненный,  от  которого  выворачивало
нутро, дразнящий, соблазнительный. Ранд... потянулся  к  нему...  и  тот
наполнил  Ранда,  оживив  его.  Юноша  и  мускулом  не   шевельнул,   но
почувствовал, словно дрожит от напора Единой Силы, хлынувшей в него. Сам
собой возник символ, стрела, пронзившая окружность, плавая вне  пределов
пустоты, столь же твердый, как и вещество, в котором он был высечен.  Он
пустил ток Единой Силы через себя к символу.
   Символ замерцал, мигнул.
   - Что-то происходит, - сказала Верин. - Что-то...
   Мир мигнул.

***

   Железный замок закувыркался по полу фермерского дома, и Ранд  выронил
горячий чайник, когда в дверях обрисовалась громадная фигура с бараньими
рогами на голове, а за ее спиной была темень Ночи Зимы.
   - Беги! - крикнул Тэм. Блеснул  его  меч,  троллок  опрокинулся,  но,
падая, успел уцепиться за Тэма, потянув за собой.
   У двери столпилось еще больше облаченных  в  черные  кольчуги  фигур,
человеческие лица изуродованы звериными рылами, клювами, рогами, странно
изогнутые  мечи  вонзились  в  пытающегося  подняться  на   ноги   Тэма,
маятниками закачались топоры с шипами, кровь алела на стали.
   - Отец! - вскрикнул Ранд.  Выдергивая  из  ножен  на  поясе  нож,  он
перепрыгнул через стол, кинувшись на помощь  отцу,  и  вновь  вскрикнул,
когда первый меч пронзил его грудь.
   Изо рта запузырилась кровь, и в голове зашептал голос:
   "Я опять победил, Льюс Тэрин". Мигнуло.

***

   Ранд изо всех сил удерживал символ, смутно слыша голос Верин:
   - ...не совсем... Хлынула Сила. Мигнуло.

***

   После женитьбы на Эгвейн Ранд был счастлив и старался не  поддаваться
настроению, когда ему временами случалось думать, будто жизнь его должна
была быть иной, в чем-то большей. Новости из внешнего мира  приходили  в
Двуречье с торговцами и с купцами, приезжавшими за шерстью и табаком,  и
всегда - вести о новых бедах, о  войнах  и  о  появляющихся  повсеместно
Лжедраконах. Был год, когда  не  появились  ни  купцы,  ни  торговцы,  а
вернувшись на следующий год, они сообщили, что возвратились армии Артура
Ястребиное Крыло или же их потомки. Говорили,  что  прежние  государства
уничтожены, что  новые  хозяева  мира,  которые  использовали  в  битвах
посаженных на цепь Айз Седай, снесли Белую Башню и засыпали солью землю,
на которой стоял прежде Тар Валон. Больше не стало Айз Седай.
   Все  это  мало  коснулось  Двуречья,  мало  что  изменило   в   жизни
двуреченцев. Все равно нужно было сеять хлеб, стричь овец, ухаживать  за
ягнятами.  Тэм,  прежде  чем  лечь  в  землю  подле  своей  жены,  успел
понянчиться с внуками и внучками, покачать их на колене, а старый дом на
ферме  оброс  новыми  комнатами.  Эгвейн  стала  Мудрой,  и  большинство
считало, что оказалась она даже лучше прежней Мудрой, Найнив ал'Мира. Но
как бы искусна она ни была, ее снадобья, так  чудесно  лечившие  других,
еле-еле удерживали в Ранде жизнь, едва  не  уступая  той  хворобе,  что,
видимо, постоянно угрожала  ему.  Приступы  меланхолии  и  подавленности
становились все тяжелее, мрачнее, и он бесился, понимая - это не то, что
все думают. Когда на него находило, Эгвейн боялась все больше,  так  как
порой, когда  он  впадал  в  самое  мрачное  состояние  духа,  случались
странные вещи - грозы с молниями, а она, сколько ни слушала ветер, их не
слышала; лесные пожары. Но она любила его, ухаживала за ним и удерживала
в здравом уме, хотя кое-кто и ворчал, что Ранд ал'Тор безумец, и  причем
опасный.
   Когда Эгвейн умерла, он долгие  часы  сидел  один  подле  ее  могилы,
побитая сединой борода промокла от  слез.  Хворь  вернулась,  он  чах  с
каждым днем; мизинец и безымянный палец на правой руке отвалились, и еще
один палец на левой, от ушей остались одни шрамы, и люди бурчали, что от
него воняет гнилью. Его угрюмость стала еще беспросветней.
   Однако, когда дошли ужасные вести, никто не отказался от его  помощи.
Троллоки, и Исчезающие, и твари, и в самом кошмарном сне  не  снившиеся,
вырвались из Запустения, и новые хозяева мира были  отброшены,  невзирая
на всю ту мощь, которой обладали.  Так  что  Ранд  взял  свой  лук,  для
которого у него хватало пальцев натягивать тетиву, и  захромал  с  теми,
кто отправился на север, к реке Тарен, с мужчинами из всех деревень,  со
всех ферм и изо всех уголков Двуречья, взявшими кто лук, кто топор,  кто
рогатину, кто мечи, годы ржавевшие на чердаках. Ранд тоже прихватил меч,
что обнаружил после смерти Тэма, меч с цаплей на клинке, хотя и не знал,
как с ним обращаться. И женщины тоже шли, неся на плечах то оружие,  что
сумели для себя сыскать, шагали плечом к плечу  с  мужчинами.  Некоторые
посмеивались, говоря, что у них какое-то  странное  чувство,  будто  уже
было раньше похожее.
   И у Тарена народ Двуречья встретил захватчиков: бесчисленные  шеренги
троллоков, ведомые жуткими Исчезающими  под  мертвенно-черным  знаменем,
которое словно пожирало  свет.  Увидев  это  знамя.  Ранд  подумал,  что
безумие вновь овладевает  им,  потому  что  ему  почудилось,  будто  для
этого-то он и был рожден - сражаться с этим знаменем. Он посылал в  него
каждую стрелу, так точно, как позволяли его мастерство и  призванная  им
пустота, нисколько не тревожась, что троллоки  пробиваются  через  реку,
что по обе стороны от  него  погибают  мужчины  и  женщины.  И  один  из
троллоков пронзил его мечом, а потом, воя  от  жажды  крови,  вприпрыжку
устремился в глубь Двуречья. И когда Ранд лежал на берегу Тарена, глядя,
как полуденное небо словно наливается мраком, и дыхание его  становилось
все медленнее, он услышал, как голос произнес: "Я  опять  победил,  Льюс
Тэрин".
   Мигнуло.

***

   Стрела-и-круг исказились в параллельные волнистые линии, и  он  опять
отразил их. Голос Верин:
   - ...правильно. Что-то... Сила бушевала. Мигнуло.

***

   Тэм как мог утешал Ранда, когда Эгвейн после недолгой болезни  умерла
всего за неделю до свадьбы. Найнив тоже старалась утешить юношу, но  она
сама была потрясена, так как со всем своим искусством не имела  никакого
представления, что же погубило девушку. Все время, пока Эгвейн  умирала.
Ранд сидел у ее дома, и во всем Эмондовом Лугу не было места,  куда  мог
он спрятаться и не слышать ее криков. Он понял, что оставаться здесь ему
больше не под силу. Тэм дал  Ранду  меч  с  клинком,  отмеченным  знаком
цапли, и хотя и не объяснил, как к двуреченскому  пастуху  попала  такая
вещь, но научил Ранда обращаться с ним. В день  расставания  Тэм  вручил
Ранду письмо, которое, как он сказал, поможет  Ранду  вступить  в  армию
Иллиана, обнял юношу и сказал: "У меня никогда не было другого сына, и я
не хотел другого. Если сможешь, возвращайся с женой, как я, мальчик,  но
так или иначе - возвращайся".
   Правда, деньги у Ранда стащили в  Байрлоне,  как  и  рекомендательное
письмо, и чуть не украли и меч, а еще юноша встретил  женщину  по  имени
Мин, которая рассказывала ему такие дикие, просто безумные  вещи  о  нем
самом, что он счел за благо в  конце  концов  оставить  город,  лишь  бы
сбежать от нее. Со временем  скитания  привели  его  в  Кэймлин,  и  там
искусство владения мечом открыло ему дорогу в Гвардию  Королевы.  Иногда
он ловил себя на том, что заглядывается на Дочь-Наследницу, Илэйн,  и  в
такие моменты в голове у него начинали бродить странные мысли: что, мол,
совсем не так все должно  быть,  что  в  его  жизни  должно  быть  нечто
большее. Илэйн на него, естественно, и не смотрела; она вышла замуж  за,
принца из Тира, но  брак  этот  не  выглядел  счастливым.  Ранд  же  был
всего-навсего  солдатом,  бывшим  пастухом   из   маленькой   деревеньки
далеко-далеко к западной границе, и только линия на карте, и  не  более,
связывала эту деревню с Андором.  Кроме  того,  у  Ранда  была  недобрая
слава, он прослыл человеком, подверженным приступам буйства.
   Кое-кто поговаривал, будто он  безумец,  и  в  обычные  времена  даже
умелое владение мечом, вероятно, не сохранило бы Ранду место в  Гвардии,
вот только времена не были обычными. Как сорняки, возникали  Лжедраконы.
Каждый раз, как только разделывались с одним, появлялись двое,  а  то  и
трое новых и провозглашали себя  Драконами,  и  вскоре  все  государства
оказались разодраны войнами. И взошла тогда Рандова звезда, так  как  он
разгадал секрет своего безумия, секрет,  который  -  он  понимал  это  -
должен хранить и хранил в тайне от всех.  Он  мог  направлять.  В  битве
всегда найдется место, время, когда немного направить -  не  так  много,
чтобы заметили в неразберихе боя, - и можешь ухватить  удачу  за  хвост.
Иногда срабатывали эти попытки направлять, иногда -  нет,  но  частенько
все получалось. Он знал, что он безумец, и ему было  наплевать  на  свое
безумие. Изнуряющая болезнь накинулась на него, но и  на  это  ему  тоже
было  наплевать,  впрочем,  как  и  любому  другому,  поскольку   пришло
известие, что вернулись армии Артура Ястребиное Крыло, дабы  потребовать
обратно земли предка.
   Тысячу человек вел  Ранд,  когда  Гвардия  Королевы  перевалила  Горы
Тумана, - ему и в голову не  пришло  завернуть  навестить  Двуречье;  он
вообще редко вспоминал о Двуречье, -  а  когда  разбитые  остатки  армии
отступали обратно за горы, он командовал уже всей Гвардией.  Через  весь
Андор прошел он, сражаясь и отступая, среди орд спасающихся от нашествия
беженцев, пока наконец не оказался у стен Кэймлина. Многие горожане  уже
бежали из Кэймлина, многие советовали армии отступать дальше, но  теперь
Королевой была Илэйн, и она поклялась, что не оставит  Кэймлина.  Она  и
смотреть бы не стала на обезображенное шрамами и болезнью лицо Ранда, но
он не мог  бросить  ее.  И  так  Гвардейцы  Королевы  остались  и  стали
готовиться защищать Королеву, в то время как народ ее бежал.
   В битве за Кэймлин Сила снизошла на Ранда, и он швырял молнии и огонь
в захватчиков, раскалывал землю под их  ногами,  однако  вновь  на  него
нахлынуло ощущение, что рожден он был для чего-то иного. Что  бы  он  ни
делал, но остановить врага не мог. Слишком многочислен  был  враг,  и  у
него тоже были те, кто мог направлять. И вот стрела молнии сбила Ранда с
дворцовой стены, изломанного, истекающего кровью, обожженного,  а  когда
последний вздох хрипом вырвался из горла, он услышал шепчущий голос:  "Я
опять победил, Льюс Тэрин". Мигнуло.

***

   Пустота дрожала от того, как мигал мир, содрогаясь от миганий, словно
от ударов молотом, а Ранд изо всех сил старался  удержать  ее,  удержать
единственный символ, один - среди  тысячи  проносящихся  по  поверхности
пустоты. Он старался ухватиться хоть за какой-нибудь один символ.
   - ...не так! - кричала Верин.
   Сила стала всем.
   Мигнуло. Мигнуло. Мигнуло. Мигнуло. Мигнуло. Мигнуло.

***

   Он был солдат. Он был пастух. Он был нищий. И король. Он был  фермер,
менестрель, матрос, плотник. Он был рожден, жил и умер Айилом. Он умирал
безумным,  он  умирал,  сгнивая  заживо,  он  умирал  от   хворобы,   от
несчастного случая, от старости. Его казнили, и толпы радостными воплями
приветствовали его смерть. Он провозглашал себя Возрожденным Драконом  и
вздымал свой стяг к небесам; он бежал от  Силы  и  прятался;  он  жил  и
умирал в неведении. Он не подпускал безумие и болезнь многие годы; он  и
двух зим не протягивал.  Иногда  приходила  Морейн  и  забирала  его  из
Двуречья, одного или с теми из друзей, кто пережил Ночь Зимы; иногда она
не появлялась. Иногда за ним приходили другие Айз  Седай.  Иногда  -  из
Красной Айя. Эгвейн выходила за него замуж; Эгвейн, с суровым  лицом,  в
палантине Престола  Амерлин,  вела  Айз  Седай,  которые  укрощали  его;
Эгвейн, со слезами на глазах, вонзала кинжал ему в сердце, и, умирая, он
благодарил ее. Он любил  других  женщин,  женился  на  других  женщинах.
Илэйн, и Мин, и белокурая дочка фермера, которую он встретил по дороге в
Кэймлин, и женщины, которых он никогда не  видел,  пока  не  прожил  эти
жизни. Сотню жизней. Больше. Так много, что он и сосчитать был их  не  в
силах. И в конце каждой жизни, когда он лежал при смерти, когда испускал
последний вздох, в ухо ему шептал голос: "Я опять победил, Льюс Тэрин".
   Мигнуло мигнуло  мигнуло  мигнуло  мигнуло  мигнуло  мигнуло  мигнуло
мигнуло мигнуло мигнуло мигнуло мигнуло мигнуло мигнуло мигнуло  мигнуло
мигнуло мигнуло мигнуло мигнуло мигнуло.
   Пустота исчезла, контакт с саидин оборвался, и Ранд тяжело  упал,  от
удара о землю из груди вышибло бы дух, если б он уже не  был  наполовину
оцепеневшим. Под щекой и под руками  он  ощутил  шершавый  камень.  Было
холодно.
   Ранд увидел лежащую Верин, которая пыталась встать на четвереньки. Он
услышал, как кого-то шумно  рвет,  и  приподнял  голову.  Уно  стоял  на
коленях, тыльной стороной ладони вытирая  рот.  Все  покинули  седла,  а
лошади стояли, судорожно подергиваясь, на напряженных ногах, дико вращая
ошалелыми  глазами.  Ингтар,  уставясь  перед  собой  в  никуда,  держал
обнаженный меч, так