ринин.  Мэт  бодренько  напевал
песенку "Мы  снова  за  границей".  Но  плыть  так  далеко,  до  Тира,  ему,
разумеется, не надо. Арингилл, город, где  Мэт  собирался  сойти  на  берег,
чтобы продолжить путь до Кэймлина, стоял в среднем течении реки.
   Я доставлю ваше проклятое письмецо куда надо. И вообще, как она смеет так
думать! Считать, будто я, сказав, что довезу письмо, не исполню  обещанного!
Я доставлю это проклятое письмо - даже ценой своей жизни!
   Сумерки уже опускались на Тар Валон, но света было  еще  довольно,  чтобы
украсить волшебными бликами фантастические городские  строения  и  необычные
силуэты башен, соединенных мостами на высоте в сотню  шагов.  Люди  все  еще
разгуливали по улицам, и одежды горожан были столь  разнообразны,  что  Мэту
почудилось, будто в Тар Валоне собрались представители всех государств мира.
Фонарщики со своими подручными поднимались по лестницам к верхушкам фонарных
столбов, и над центральными улицами города восходил свет фонарей. Но  в  той
части  Тар  Валона,  куда  направлялся  Мэт,  светились  лишь  окна   домов.
Великолепные дворцы и величественные башни города  возвели  огир,  новые  же
улицы и переулки выросли благодаря человеческому труду. Правда, слово  новые
иной раз относилось к зданию двухтысячелетнего возраста. На окраинах,  ближе
к Южной Гавани, строители-люди пытались  если  не  повторить  фантастическое
искусство огир, то хотя бы подражать легендарным зодчим. Здесь фасады таверн
и прочих злачных мест, где кутили моряки, были  украшены  такой  же  изящной
резьбой по камню, как особняки и дворцы. В нишах и на куполах  зданий  сияли
мраморные статуи, карнизы там и  тут  сплошь  покрывали  гипсовые  узоры,  а
вырубленные из мягкого минерала фризы затейливо  украшали  витрины  портовых
лавок и купеческие палаты. Мосты и в новых кварталах арками  изгибались  над
мостовой, но здешние улицы оказались вымощены булыжником, а не  базальтовыми
плитами, да и многие  мосты  были  сработаны  из  дерева,  не  из  камня,  и
вздымались  обыкновенно  не  выше  второго  этажа  ближних  домов,  а   выше
четвертого не взлетали никогда.
   Но и на более темных новых улицах жизнь бурлила так  же  неуемно,  как  в
центре Тар Валона. Все таверны и  уютные  зальчики  гостиниц  так  и  кишели
сошедшими  с  судов   торговцами,   спорившими   с   будущими   покупателями
первоклассных  товаров  о  наличности  и  процентах;  в  беседы  вмешивались
путешественники, приплывшие по реке  Эринин,  рыбаки  и  грузчики,  а  также
одержимые жаждой денег типы, готовые  добывать  золото  и  правой  рукой,  и
левой. Музыкальные инструменты: биттерны, способные возопить  жалобней,  чем
выпь, и флейты, и аристократки-арфы, и даже послушные молоточкам  цимбалы  -
переполняли улицы громокипящей музыкой радости. В первой таверне, куда зашел
Мэт, вовсю шла игра. Три кучки мужчин, расположившихся на корточках у  стены
общего зала, громкими возгласами встречали  каждый  бросок,  каждый  кувырок
костей, приносящие кому-то из них выигрыш, и смеялись над чужими неудачами.
   Вообще-то говоря, Мэт  намеревался  поиграть  только  с  часок,  а  потом
отправиться на поиски подходящего судна. Юноша решил немного пометать кости,
чтобы пополнить свой кошелек несколькими монетами, но сразу сорвал куш.  Мэт
всегда чаще выигрывал, чем проигрывал, в играх между ним и Хурином, да  и  в
Шайнаре случалось так, что шесть или  восемь  бросков  кряду  приносили  ему
выигрыши. Но в нынешний вечер каждый его бросок вел к удаче. Каждый!
   Заметив, как прицельно следят за  ним  соперники,  Мэт  порадовался,  что
весьма кстати оставил в кошеле собственные игральные  кости.  Однако  те  же
острые, озлобленные взгляды побудили удачливого игрока удалиться из  таверны
от греха подальше. Мэт обнаружил с удивлением: в кошельке у него побрякивало
уже три десятка серебряных марок, у каждого из партнеров он выиграл столько,
что никто из них больше не желал его видеть.
   Кроме одного - смуглолицего матроса с шапкой курчавых жестких  волос.  Он
оказался из Морского Народа, как услышал Мэт, сразу удивившийся этому факту,
- что делает человек из Ата'ан Миэйр в такой  дали  от  моря?  Однако  моряк
последовал за выходившим из гостиницы  Мэтом  и  дальше,  по  темной  улице,
настойчиво прося дать ему  возможность  отыграться.  Мэт  собирался  двинуть
прямиком к  пристани,  ведь  тридцать  серебряных  марок  составляли  вполне
приличную сумму, но  смуглолицый  продолжал  канючить,  а  у  разбогатевшего
любителя свободы оставалось еще с полчасика свободного времени, поэтому  Мэт
уступил и вошел вместе с парнем в первую подвернувшуюся по пути таверну.
   И снова Мэт выигрывал, причем все происходило как-то само собой, будто во
сне. Юношу словно лихорадка охватила. Мэт переходил из таверны в  общий  зал
постоялого двора, потом в харчевню, опять в таверну и нигде не  задерживался
так надолго, чтобы успеть вызвать у жертв своей удачи озлобление и ярость. У
менялы юноша обратил свое серебро в золото. Мэт играл в "короны", он резался
в "пятерки", вступал в игру "девичий  позор".  Он  метал  на  стол  то  пять
костей, то четыре, а то и три или всего две. Мэт  соглашался  участвовать  в
играх, в которых ровно ничего не смыслил, узнавая их правила  в  ту  минуту,
когда приседал на корточки в кругу игроков или  занимал  место  у  стола.  И
вновь побеждал! Далеко за полночь  смуглолицый  моряк,  назвавшийся  Раабом,
пошатываясь от усталости, удалился, обессиленный, опустошенный, но с  полным
кошельком монет, возвращенных не  в  игре  против  Мэта,  а  через  заведомо
выигрышные пари, в которых он уверенно делал ставки на своего  победителя  и
спасителя. И снова Мэт завернул к какому-то меняле, а может, и не один  раз.
Угар победы будто затмил его сознание - точно так  же  совсем  недавно  были
затянуты облаками его воспоминания о прошлом; но помутившая разум  лихорадка
азарта вела Мэта к новой игре. И к очередному выигрышу!
   А когда Мэт пришел в себя, он уже не знал, сколько часов или лет минуло с
той минуты, как он начал играть. Очнулся он от игорного дурмана  в  таверне,
которая вроде называлась  "Тремалкинский  сплесень",  повсюду  слоями  висел
табачный дым, и Мэт смотрел на пять костей. И  на  обращенных  вверх  гранях
каждой - глубоко вырезанная корона! Большая часть посетителей  пила  вино  и
джин, пока из ушей не потечет, но в этот миг постукивание костяшек о стол  и
возгласы сражающихся за счастье игроков из другой компании,  приютившейся  в
дальнем углу, были без труда заглушены голосом красотки, бодренько  запевшей
под ритмичное поскакиванье молоточков по цимбалам:

   Потанцуем, девушка с карими глазами!
   Или ты, красавица, глазки-васильки!
   Спляшем с той, которую вы мне показали, -
   Где ж ты, ясноглазая? Ты, моя Кики!
   Поцелую девушку в черненьких кудряшках!
   И тебя, красавица, кудри точно рожь!
   О, тебя лобзаю я, рыжая бедняжка!
   А моя Кики теперь - где ее возьмешь?

   Певунья назвала свою песенку "Вот что он мне говорил". Но Мэт великолепно
помнил, что эта мелодия имела другое название - "Потанцуй со мной", а  слова
были совершенно изменены, но сейчас  все  его  внимание  занимали  игральные
кости.
   - И откуда это король снова вылупился?! - пробормотал  один  из  игроков,
сидевших на корточках рядом с Мэтом. Король являлся из  ладони  Мэта  уже  в
пятый раз подряд.
   Сейчас Мэт выиграл поставленную против него золотую марку, и в эту минуту
его совершенно не беспокоило то обстоятельство, что его собственная  монета,
чеканенная в Андоре, по весу была солидней иллианской,  выложенной  на  спор
его противником. Победитель  просто  сгреб  костяшки  в  кожаный  стаканчик,
хорошенько перемешал их, и метнул вновь. Пять корон! Но этого быть не может,
о Свет! Никогда нигде никто не выбрасывал фигуру "король" шесть  раз  кряду.
Никто!
   - Ну, такую  удачу  подстроить  мог  только  Темный!  -  проворчал  некий
достойный  человек.  Был  он  мужиковат  и  грузен,  с   черными   волосами,
завязанными на затылке черной же лентой, плечи тяжелые, лицо в шрамах, а нос
не раз пострадал в честной драке.
   Не помня себя от гнева, Мэт вскочил, отважно рванул  грузного  острослова
за ворот и вздернул на ноги. Потом толкнул болтуна к стене таверны.
   - Не смей говорить такие слова! - прорычал Мат.  -  Никогда  в  жизни  не
говори!
   Мужчина смотрел на него сверху вниз, весьма  удивленный  -  острослов  на
целую голову возвышался над вспетушившимся Мэтом.
   - Да это же просто присловье! - проговорил кто-то у  Мэта  за  спиной.  -
Свет, это всего лишь обыкновенная поговорка!
   Выпустив из кулака воротник шрамолицего, Мэт отступил на шаг. - Я... я...
мне не по душе, - начал он,  запинаясь,  -  когда  обо  мне  несут  подобную
гадость! Я вовсе не Приспешник Темного!
   Чтоб мне сгореть, неужели моя удача и впрямь везенье Темного? Нет, только
не это! Неужели проклятый кинжал в самом деле наделал мне бед, о Свет?
   - Да никто и не врал, будто вы Пособник Темного, - заверил его мужчина со
сломанным носом. Видимо,  он  уже  превозмог  удивление  и  пытался  решить,
разозлиться ему на Мэта или остыть.
   Собрав свой походный  скарб,  Мэт  покинул  таверну,  оставив  выигранные
монеты там, где они лежали. Но двигал им вовсе не страх перед верзилой.  Мэт
уже забыл и о нем, и о деньгах. Единственное, чего ему хотелось, - оказаться
за дверью таверны, вдохнуть чистого воздуха, поразмыслить.
   Впитывая всей грудью ночную прохладу,  он  прислонился  к  стене  таверны
неподалеку от входа. Сейчас мрачные улицы Южной  Гавани  были  безлюдны.  Из
окон гостиниц и распивочных еще выплывала музыка, слышался смех, но мало кто
ходил по ночным улицам. Обеими руками сжимая стоящий  перед  ним  шест,  Мэт
оперся лбом на кулаки и пытался обдумать загадку своих удач.
   Он знал, что родился удачливым. Удача  сопутствовала  ему  постоянно,  во
всем. Но почему же тогда воспоминания о годах, прожитых в  местечке  Эмондов
Луг, не предъявляют образцы удач, которых ему и  не  выпадало,  пока  он  не
покинул родные места? Конечно, Мэт счастливо выходил из многих переделок, но
не забывались и те проказы, которые, как он считал, сойдут ему с  рук  и  на
которых его ловили с поличным и  ему  доставалось  сполна.  Мать,  например,
всегда могла предсказать,  когда  он  замышлял  новое  озорство.  Часто  ему
казалось, что Найнив видит его насквозь, несмотря  на  все  воздвигнутые  им
барьеры. Однако удача пришла к Мэту вовсе не с того дня,  когда  он  оставил
Двуречье. Удача явилась в тот  миг,  когда  он  заполучил  кинжал  из  Шадар
Логота. Мэт вспомнил, как дома он играл в кости с заезжим чужаком,  худющим,
что  лучина,  мужчиной  с  пронзительным  взглядом.  Тот  служил  у   купца,
приехавшего  из  Байрлона  закупить  партию  табака.  Не  забыл  Мэт  и  тот
прискорбный факт, что в награду за никчемное и расточительное метание костей
отец закатил ему генеральную порку - для приобретения  противоположных  игре
склонностей. Долг Мэта остроглазому хитрецу  составлял  серебряную  марку  и
четыре пенса.
   - Но ведь я уже свободен от этого чертового кинжала! - промямлил  Мэт.  -
Айз Седай, не к ночи бы помянутые, сами заявили, что я от него свободен!
   Углубясь в размышления, он  решил  заодно  проверить,  сколько  же  нынче
выиграл.
   Пошарив  в  карманах  куртки.  Мат  обнаружил,  что  все  они   наполнены
гладенькими монетами, кронами и марками, и серебряными, и  золотыми.  Стоило
вытащить горсть монет, как они заблистали в свете из окон. Отыскал Мэт и два
битком набитых кошелька. Развязав их, он увидел: содержимое кожаных мешочков
составляли  почти  сплошь  золотые  красавцы-кроны.   Еще   больше   деньжищ
оттягивало кошель у него на его поясе, монеты засыпали Мэтовы  стаканчики  с
игральными костями, помяли и письмо Илэйн, и послание Амерлин. Он  вспомнил,
как нравилось ему подкинуть серебряный пенни-другой служаночкам - в  награду
за их милые улыбки, за симпатичные глазки и стройные лодыжки, а еще  потому,
что серебряные пенсы не больно-то достойны болтаться в его кармане.
   Пенсы недостойны болтаться в моем кармане? Что ж,  может,  и  недостойны.
Свет, да я богат! Чтоб мне сгореть на месте, я невероятно разбогател!  Хотя,
кто знает, может, тут не обошлось без  Айз  Седай?  Вдруг  они,  когда  меня
Исцеляли, что-то этакое сотворили? Случайно, наверное. Скорей всего, так оно
и было. Лучше считать именно так и никак иначе! Должно быть,  все  это  дело
рук проклятых Айз Седай!..
   Рослый мужчина вынес свою персону из таверны, но разглядеть его лица  Мэт
не успел, ибо дверь поспешила захлопнуться, скрыв поток света.
   Поплотнее прижавшись спиной к стене,  Мэт  затолкал  вновь  приобретенные
кошельки обратно в карманы куртки, крепче стиснул посох. Благодаря какому бы
везению ни явилось в эту ночь к нему золото, у него не было охоты жертвовать
добычу грабителям!
   Мужчина повернул в сторону Мэта, пригляделся и вздрогнул.
   -  Х-холодная  ночка!  -  пьяным  голосом  промолвил  он.  Когда   крепыш
приблизился, Мэт разглядел: тело дылды состояло большей  частью  из  сала  и
бекона. - Я должен... Мне нужно... - твердил толстяк, спотыкаясь по улице  в
сторону городского центра и бессвязно уговаривая себя самого.
   - Вот дурак! - ругнулся Мэт, не уверенный, имеет ли он  в  виду  толстяка
или самого себя. - Давно пора договориться с капитаном какой-нибудь посудины
да и убираться отсюда поскорей. - Всматриваясь в черноту  неба,  он  пытался
понять, долго ли до рассвета. Часа два-три, пожалуй. - Давно пора! - Желудок
его зарычал от голода, и Мэт припомнил,  что  успел  перекусить  в  каких-то
гостиницах и харчевнях, но какую еду ему подавали, сейчас  сказать  не  смог
бы. Лихорадка игры цепко держала его тогда за горло. Сунув руку в  заплечную
суму, юноша нашарил лишь хлебные крошки. - М-да, давным-давно  пора!  Не  то
еще явится одна из них, подцепит меня своими  пальчиками  да  сунет  в  свой
кошель...
   Оттолкнувшись от стены, Мэт зашагал в  сторону  гавани,  где  у  причалов
стояли суда.
   Тихие звуки у себя за спиной он поначалу принял за эхо собственных шагов.
Но вскоре понял, что кто-то преследует его. И  изо  всех  сил  старается  не
стучать сапогами  по  булыжнику.  Та-ак,  а  вот  это,  будь  уверен,  точно
разбойнички!
   Ухватив шест поудобнее, Мэт подумал было, не повернуть ли ему  самому  на
лиходеев. Однако в полной темноте, слыша лишь приглушенные шаги  позади,  он
не мог определить, велико ли число настигающих его злодеев. Как бы  лихо  ты
ни махал шестом в поединке с Гавином и Голодом, победа  над  ними  вовсе  не
превратила тебя в героя сказаний.
   Свернув за угол, Мэт  двинулся  по  узенькой  и  кривой  боковой  улочке,
стараясь поторапливаться, но не стучать каблуками, а  семенить  на  пальцах.
Окна здесь не сияли светом, а во многих домах они  были  прикрыты  ставнями.
Мэт был уже в конце улочки, когда заметил впереди две тени, -  два  каких-то
типа заглядывали за угол, явно подкарауливая кого-то у перекрестка. И  снова
юноша услышал  мягко  крадущиеся  позади  медленные  шаги,  едва  различимое
поскрипывание подметок по булыжнику.
   В мгновение ока Мэт нырнул в  темный  угол,  спрятавшись  за  выступающим
фасадом особняка. А что ему оставалось делать?  Нервно  перехватывая  посох,
Мэт замер в ожидании.
   Вскоре показался преследователь, он медленно крался по обочине,  стараясь
ступать потише. За ним шел второй. У каждого из крутой парочки поблескивал в
руке нож.
   Мэт напрягся. Если они не увидят его, спрятавшегося  за  углом,  в  тени,
если пройдут, не заметив, еще несколько шагов своей  кошачьей  походкой,  он
сумеет первым нанести им ошеломляющий удар. Вот только б еще живот  перестал
урчать! Ножи убийц были короче мечей для обучения бою, однако  стальные,  не
из дерева!
   Один из ночных  живодеров  вгляделся  в  дальний  конец  улочки  и  вдруг
выпрямился, крикнув:
   - Эй, он что, разве не в вашу сторону пошел?
   - Ничего я не видел, тени одни! - донесся оттуда произнесенный с  ужасным
выговором ответ. - И не  по  мне  как-то  тут!  Этой  ночью  здесь  какие-то
странные твари шастают!
   Шагах в четырех от Мэта ночные дружки, переглянувшись, спрятали свои ножи
и рысцой устремились обратно - туда, откуда пришли.
   Мэт наконец перевел дух. Снова удача! Чтоб мне  сгореть,  но  везет  мне,
видно, не только в  кости!  Разбойники  скрылись  с  узкой  улочки,  ушли  в
переулок. На перекрестке Мэт больше никого не видел,  но  знал,  что  убийцы
по-прежнему где-то там, у следующей улицы. А позади, с другой стороны, рыщут
еще одни головорезы.
   Один из ближайших домов был низеньким, всего в один этаж, и крыша на  нем
была вроде как плоская.  Белокаменный  фриз,  вырезанный  в  виде  громадных
виноградных лоз, соединял два соседних здания.
   Протянув руку вверх, Мэт  нашарил  концом  шеста  край  крыши  и  сильным
толчком закинул свое оружие на крышу. Посох сухо  клацнул  по  черепице.  Не
думая о том, слышат ли  его  обитатели  жилища,  Мэт  взобрался  по  резному
фасаду, что было нетрудно - широкие виноградные листья  позволяли  подняться
как по надежной лестнице, даже в сапогах. Через секунду шест уже вновь был у
него в руках, и Мэт побежал по крыше, не разбирая дороги и полагаясь на свою
удачу.
   Еще трижды пришлось ему взбираться вверх, всякий раз одолевая один  этаж.
Дальше черепичные крыши с пологими скатами вели Мэта все вперед и  вперед  и
пока на одном уровне; на этой высоте  уже  прогуливался  ветер,  приглаживая
своим холодком волосы юноши и не давая ему забыть  о  возможной  погоне.  Да
успокойся ты, дурень! Они уже кварталах в трех от тебя, высматривают кого-то
другого с толстым кошельком, чтоб им в  жизни  удачи  не  видать  как  своих
ушей...
   Подошвы скользили на черепичных плитках,  и  Мэт  одобрил  явившуюся  ему
вдруг мысль спуститься с крыш на мостовую. Он осторожно подвинулся к  самому
краю крыши и глянул вниз. Футах в сорока внизу тянулась пустая улица.  Слева
Мэт приметил неподалеку три таверны  и  гостиницу,  из  их  окон  лились  на
булыжную  мостовую  свет  и  музыка.  А  справа  виднелся   каменный   мост,
проложенный от верхнего этажа здания, на крыше которого стоял Мэт,  к  дому,
возвышавшемуся на противоположной стороне улицы.
   Мост показался путнику  ужасно  узким,  он  пролегал  через  темноту,  не
тронутый огнями таверн, на страшной высоте изгибаясь над булыжником,  однако
Мэт сбросил вниз  свой  шест  и,  не  вдаваясь  в  раздумья,  заставил  себя
последовать за ним. Глухо стукнули по мосту сапоги, и Мэт покатился по камню
- еще пацаном он наловчился прыгать с  деревьев.  Так  Мэт  и  докатился  до
ограды моста, оказавшейся ему по пояс.
   - Рано или поздно, но за дурные наклонности приходится расплачиваться,  -
попенял он себе, поднимаясь на ноги и подхватывая боевой посох.
   Окно дома на другом конце моста,  плотно  закрытое  ставнями,  светом  не
манило. Мэт не рассчитывал, что хозяевам темного оконца придет в  голову  от
души приветствовать незнакомца, заявившегося к ним  среди  ночи.  Украшавшую
здание богатую резьбу по камню Мэт разглядеть сумел, -  тьма  ночи  скрывала
своим пологом все и вся, даже если на фасаде и была  хоть  какая-то  зацепка
для пальцев. Ну вот, знают меня там или не знают, а в дом я вломлюсь!
   Повернувшись  от  перил,  Мэт  вдруг  обнаружил  на  мосту   еще   одного
полуночника. В руке у незнакомца был кинжал.
   Оружие не успело полоснуть Мэта по горлу  -  он  схватил  нападающего  за
руку. Но едва он сжал запястье врага, его собственный посох будто  подставил
ему подножку, и Мэт повалился спиной на перила и свесился вниз,  потянув  за
собой налетчика. С трудом удерживая напрягшейся спиной равновесие, Мэт видел
перед своим лицом оскаленную пасть злыдня  и  вполне  отчетливо  представлял
себе долгое падение с высокого моста,  как  ясно  видел  лунный  отблеск  на
лезвии, нацеленном ему в горло. Пальцы