улыбки смотрели на Эгвейн и ждали.
   Так. Они настроены серьезно. Что ж, все связанное с Рандом и  вправду
было делом серьезным. Эгвейн  и  сама  хотела,  чтобы  они  поняли,  как
серьезно она относилась ко всему, что делала.  Вертя  в  пальцах  чашку,
Эгвейн рассказала  им  все.  О  Ранде,  во  всяком  случае,  и  о  своих
опасениях, связанных с тем, что из Кэймлина давно нет вестей.
   - Я ничего не знаю. Ни что он сделал, ни что  она  сделала.  Со  всех
сторон мне твердят, что у Мераны огромный опыт, но по сравнению с Рандом
она просто ничто. Какая-нибудь Айз Седай может спрятать вот эту чашку  в
траве на лугу и воображать, что никто не  найдет  ее.  Но  она  даже  не
догадывается, что ему понадобится сделать не больше трех шагов, чтобы от
чашки остались одни осколки. Я  знаю,  что  добилась  бы  большего,  чем
Мерана, но...
   - Ты можешь вернуться... - начала Бэйр, но Эгвейн решительно покачала
головой:
   -  Я  могу  делать  только  то,  что  позволено  Амерлин.  -   Эгвейн
почувствовала, как губы на мгновение скривились, и ей  стало  неприятно,
что она не сумела сохранить внешнее спокойствие,  особенно  перед  этими
женщинами.
   - Без разрешения Совета я не могу даже навестить его. Как Айз  Седай,
я должна подчиняться нашим законам.
   Последние слова вырвались у нее с большей страстностью, чем  хотелось
бы. Это глупый закон, но она не видела пока способа обойти его. Судя  по
еще более бесстрастному, чем обычно, выражению лиц  айилок,  можно  было
догадаться, что мысленно они недоверчиво хихикали. Даже вождь  клана  не
посмел бы указывать Хранительнице Мудрости, когда и куда ей идти.
   Женщины обменялись долгими взглядами. Эмис поставила чашку и сказала:
   -  Мерана  Эмбри  и  остальные  Айз  Седай   отправились   вслед   за
Кар'а'карном в город древоубийц. Ты можешь не опасаться, что он совершит
ошибку из-за нее или любой другой сестры, которая находится при ней.  Мы
позаботимся, чтобы у него не возникло никаких трудностей с Айз Седай.
   - Это не очень-то похоже на Ранда, - с сомнением в голосе  произнесла
Эгвейн. Выходит, Шириам права насчет Мераны? Почему в таком  случае  она
молчит?
   Бэйр захихикала странным кудахтающим смехом:
   - У большинства родителей больше хлопот с детьми, чем у Мераны  Эмбри
и ее спутниц с Кар'а'карном.
   - Ну он-то уж точно  не  ребенок,  -  усмехнулась  Эгвейн,  испытывая
облегчение от  того,  что  хоть  кто-то  усмотрел  во  всем  этом  нечто
забавное.
   Если бы они думали, что какая-то сестра оказывает влияние на него, то
при их отношении к Айз Седай они просто плевались бы ядом, говоря о ней.
С другой стороны, если Мерана и вправду не сумела ничего добиться, какой
смысл ей там оставаться? - Но Мерана должна была отправить сообщение,  и
я  не  понимаю,  почему  она  не  делает  этого.  Вы  уверены,  что  нет
чего-тог... Она не знала, как закончить.  Ранд  никоим  образом  не  мог
помешать Меране отправить голубя.
   - Может, она  послала  человека  на  лошади?  -  Лицо  Эмис  исказила
гримаса; как все айильцы, она относилась к езде  верхом  с  отвращением.
Чем плохи собственные ноги? - У нее с собой не было никаких птиц из тех,
что используют мокроземцы.
   - Ну и очень глупо с ее стороны, - пробормотала Эгвейн. Глупо  -  это
еще слабо сказано. Сны Мераны были  защищены,  поэтому  не  существовало
возможности поговорить с ней здесь, даже если бы удалось обнаружить  их.
Свет, но как это  все  злило!  Наклонившись  вперед,  Эгвейн  настойчиво
продолжила:
   - Эмис, пообещай мне, что вы не станете мешать ей переговорить с  ним
или злить ее, чтобы она совершила какую-нибудь глупость. -  В  том,  что
Хранительницы способны на это, Эгвейн ничуть не сомневалась. Если  уж  в
овладении любым Талантом они могли  дать  сто  очков  вперед  любой  Айз
Седай... - Мерана должна убедить его в одном: мы ему не враги. Элайда  -
да, она наверняка прикрывает своими юбками не один подлый сюрприз; но не
мы. - Если бы кто-то из ее окружения затевал  что-нибудь  против  Ранда,
Эгвейн наверняка знала бы об  этом.  Так  или  иначе,  но  знала  бы.  -
Обещаешь?
   Между Хранительницами произошел  быстрый  обмен  взглядами,  которого
Эгвейн не поняла. Одно было ясно.  Вряд  ли  они  позволят  какой-нибудь
сестре находиться рядом с Рандом,  не  контролируя  его.  Наверняка  они
ухитрялись держать Мерану под неусыпным наблюдением, но с этим еще можно
примириться, лишь бы не мешали.
   - Обещаю, Эгвейн ал'Вир, - наконец ровным голосом, который вызывал  в
памяти образ  полированного  камня,  произнесла  Эмис  Вероятно,  ей  не
понравилось, что Эгвейн настаивала на обещании, но у Эгвейн точно камень
с души свалился. Даже, можно  сказать,  два  камня.  Ранд  и  Мерана  не
вцепятся друг другу в горло, и Мерана получит возможность выполнить  то,
ради чего послана.
   - Я знаю, что твоему слову можно верить, Эмис. Не могу объяснить, как
я рада слышать это. Если бы что-то не так сложилось у Ранда и Мераны...
   Спасибо тебе.
   Вздрогнув, она удивленно заморгала. В одно мгновение  Эмис  оказалась
одета в кадинсор. И при этом сделала такой  жест  рукой...  Наверно,  он
относился к обычному для Дев разговору на языке жестов,  но  кто  знает,
что он означает. Бэйр и Мелэйн продолжали потягивать чай, делая вид, что
ничего не замечают. Может быть, Эмис просто внезапно страстно захотелось
оказаться где-нибудь совсем в другом месте, подальше от тех  сложностей,
которые Ранд внес в ее, да и не только в ее, жизнь? Как бы то  ни  было,
ей явно стало неловко от того, что она. Хранительница Мудрости и ходящая
по снам, потеряла  в  Тел'аран'риоде  контроль  над  собой  хотя  бы  на
мгновение. По мнению айильцев, стыд еще страшнее боли, но это относилось
только к тем случаям, когда  имелись  свидетели  того,  что  тебе  стало
стыдно. Если же никто ничего не заметил или, хотя и  заметил,  не  подал
вида, можно считать, что ничего не произошло. Странные люди, конечно, но
кто не странный? По крайней мере, у Эгвейн не было ни малейшего  желания
пристыдить Эмис. Постаравшись придать себе  по  возможности  безмятежный
вид, она продолжала, словно и в самом деле ничего не произошло:
   - Я должна попросить об одном одолжении. Очень важном  одолжении.  Не
говорите Ранду - или кому-либо еще - обо мне. Об этом, я  имею  в  виду.
Эгвейн приподняла край палантина. Лица у Хранительниц Мудрости сделались
такие, что по сравнению с ними пресловутое спокойствие Айз Седай  ничего
не стоило. Почти каменные лица. - Я не имею  в  виду  ложь,  -  поспешно
добавила Эгвейн. В соответствии с джиитох просить другого лгать -  почти
то же самое, что лгать самому. - Просто не заговаривайте об  этом  сами.
Он уже присылал кое-кого спасать меня. - И я вовсе не хочу,  чтобы  Ранд
разозлился, узнав, что я отделалась от  Мэта,  отослав  его  в  Эбу  Дар
вместе с Найнив и Илэйн, подумала Эгвейн. Не из прихоти,  она  вынуждена
была сделать это. - Меня не нужно спасать, и я не хочу этого, но он, как
всегда, воображает, что понимает все лучше всех. Кто знает, а вдруг  ему
придет в голову самому явиться ко мне? - Она не  знала,  что  пугало  ее
больше. То, что он, взбешенный, появится в лагере один и окажется  среди
трех с лишним сотен  Айз  Седай?  Или  то,  что  он  прихватит  с  собой
Аша'манов? И то и другое может кончиться очень плохо.
   - Это было бы... не слишком удачно, - пробормотала  Мелэйн,  хотя  ей
вовсе не свойственно выражаться так  осторожно  -  Кар'а'карн  упрям,  -
добавила Бэйр. - Упрямее  любого  мужчины,  которого  я  знала.  И  даже
упрямее многих женщин, если уж на то пошло.
   - Мы будем держать в секрете то, что  ты  нам  доверила,  -  серьезно
сказала Эмис.
   Эгвейн удивленно заморгала - как это ей удалось так быстро заручиться
их согласием? Хотя, если поразмыслить, это не так уж странно. Кто  такой
Кар'а'карн с их точки зрения? Всего лишь еще один  вождь,  только  более
высокого ранга, а  Хранительницы  Мудрости  прекрасно  умели  держать  в
секрете от вождя то, что, по их мнению, ему не следовало знать.
   Никаких  серьезных  разговоров  больше  не  было,   хотя   Эгвейн   и
Хранительницы  просидели  довольно  долго,  попивая  чай.  Эгвейн  очень
хотелось получить еще хотя бы один урок хождения  по  снам,  но  она  не
стала просить об этом в присутствии Эмис.  Тогда  Эмис  ушла  бы,  а  ее
общество было для Эгвейн важнее любых уроков. Мелэйн даже позволила себе
сказать то, чего, с точки  зрения  Хранительниц  Мудрости,  говорить  не
следовало. Ворчливым тоном она заметила, что  Ранду  следует  теперь  же
покончить с Севанной и вообще с Шайдо.
   Услышав это, и Бэйр, и Эмис нахмурились, уставившись на Мелэйн, а  та
залилась краской. Еще бы! Так или иначе, Севанна являлась Хранительницей
Мудрости, с горечью подумала Эгвейн. А даже Кар'а  'карну  не  позволено
причинить ни малейшего вреда Хранительнице Мудрости, хотя бы и из Шайдо.
   И Эгвейн  не  смогла  заставить  себя  рассказать  подробности  своих
собственных проблем. Ей  стыдно  было  говорить  об  этом,  стыдно  даже
несмотря на то, что сами они были с ней довольно откровенны. К  тому  же
она знала, что не сможет скрыть своего волнения,  проявит  его  так  или
иначе, как и они, находясь рядом с ней. Что же касалось  самой  сути  ее
проблем, в основе  их  лежало  то,  чего  она  стыдилась  независимо  от
отношения к этому Хранительниц Мудрости. Элайда  и  ее  компания  только
усугубляли их неприязнь к Айз Седай, и,  как  ни  странно  это  звучало,
надеяться можно только на мятежных сестер, тех, что были  с  Эгвейн.  Но
объяснить эту  разницу  она  даже  не  пыталась,  опасаясь,  что  только
подольет масла в огонь их антипатии к Айз Седай.
   Когда-нибудь,  так  она   мечтала,   надо   будет   связать   воедино
Хранительниц Мудрости и Белую  Башню.  Но  чтобы  это  произошло,  нужно
прежде найти способ погасить этот огонь. Еще одна  проблема,  к  решению
которой Эгвейн пока не знала, как подступиться.
   - Мне пора идти, - наконец сказала она. Ее тело спало в  палатке,  но
сон, совмещенный с пребыванием в Тел  'аран  'риоде,  никогда  не  давал
полноценного отдыха. Остальные поднялись вместе с  ней.  -  Надеюсь,  вы
будете очень осторожны. Могидин ненавидит меня и  рада  будет  навредить
моим друзьям.
   Она очень хорошо умеет действовать в Мире Снов. По крайней  мере,  не
хуже Ланфир.
   Ей очень хотелось предостеречь их, но сказать прямо,  что,  возможно,
Могидин действует в Мире Снов намного  увереннее,  чем  они,  Эгвейн  не
могла, боясь задеть знаменитую айильскую  гордость.  Однако  они  поняли
смысл ее предостережения и не обиделись.
   - Если бы Предавшиеся Тени вздумали нам навредить, - сказала  Мелэйн,
думаю, это уже как-нибудь проявилось бы. Наверно, они не  принимают  нас
всерьез.
   - Оказывается, среди них есть ходящие по снам, в том числе и мужчины,
мы видели их мельком, - недоверчиво покачала головой Бэйр. Она, конечно,
знала, кто такие Отрекшиеся, но все  равно  мужчина,  ходящий  по  снам,
казался ей такой же дикостью, как змея с ногами. - Они избегают нас. Все
до единого.
   - Полагаю, мы не слабее их, -  добавила  Эмис.  Что  касается  Единой
Силы, она и Мелэйн примерно на уровне Теодрин и Фаолайн, то есть сильнее
многих Айз  Седай,  но  значительно  слабее  Отрекшихся.  Однако  умение
действовать в Мире Снов давало им  известные  преимущества.  Здесь  даже
Бэйр не уступала любой Айз Седай. - Но мы будем осторожны. Недооценивать
врага опасно.
   Эгвейн взяла Эмис и Мелэйн за руки. Жаль, что у нее не  было  третьей
руки для Бэйр; она просто улыбнулась ей, включив таким образом  в  общий
круг.
   - Мне никогда не объяснить  вам,  как  много  значит  для  меня  ваша
дружба.
   - Несмотря ни на что, это и в самом деле было так. - Все  меняется  в
мире; только моргнешь - и он уже другой. Вы - то немногое, что  остается
неизменным.
   - Мир меняется, это правда, - грустно согласилась Эмис. -  Даже  горы
постепенно развеивает ветер, и никому не дано подняться на один и тот же
холм дважды. Надеюсь, ты всегда будешь относиться к нам как  к  друзьям,
Эгвейн ал'Вир. Да найдешь ты всегда воду и прохладу.
   И с этими словами они исчезли, вернулись в свои тела.
   Некоторое время Эгвейн стояла, невидящими глазами хмуро  уставясь  на
Калландор, потом заставила себя встряхнуться. Вспомнив о бескрайнем море
звезд, она подумала, что, задержись она здесь подольше, сон Гавина может
найти ее, захватить в свои объятия.  Не  самый  плохой  способ  провести
остаток ночи. Бессмысленная трата дорогого времени.
   Нет. Не давая себе поблажек, Эгвейн вернулась в свое спящее тело,  но
не к обычному сну, по крайней мере  не  в  полном  смысле  этого  слова.
Такого удовольствия  она  не  могла  себе  позволить.  Всегда  оставался
крошечный недремлющий уголок сознания, который производил учет  всех  ее
снов, отбирая и сохраняя те, которые предсказывали будущее или содержали
хоть намек на то, в каком направлении могут развиваться события. Она  не
очень-то умела  их  толковать,  тем  не  менее...  Пока  единственным  в
какой-то степени понятным ей  был  тот  сон,  где  Гавин  становился  ее
Стражем. Айз Седай называли такой способ сна  Сновидением,  а  тех,  кто
умел  это  делать,  -  Сновидицами.  Среди  ныне  живущих  Эгвейн   была
единственной, способной на это. К Единой Силе этот дар  имел  не  больше
отношения, чем хождение по снам.
   Засыпая, Эгвейн думала о Гавине, поэтому неудивительно, что первым ей
приснился именно он.
   Она стояла в пустой комнате, очертания которой  вырисовывались  очень
смутно.  Все  виделось  неясно,  все,  кроме  Гавина,  который  медленно
приближался к ней. Высокий, красивый мужчина - и как она могла  когда-то
считать, что его сводный брат Галад красивее? - с золотистыми волосами и
прекрасными глубокими голубыми глазами. Его взгляд был прикован к ней  -
точно взгляд стрелка к  цели.  Услышав  негромкий  хрустящий,  скребущий
звук, она взглянула вниз и обомлела  от  ужаса.  Гавин  шагал  по  полу,
усыпанному битым стеклом,  давя  его  израненными  ногами.  Несмотря  на
сумеречный свет, Эгвейн видела кровавый след,  тянувшийся  за  ним.  Она
вскинула  руку,  чтобы  остановить  Гавина,  рванулась  навстречу...   и
оказалась в совершенно другом месте.
   Как бывает только во сне, теперь Эгвейн  плыла  над  длинной,  прямой
дорогой, пересекающей поросшую травой равнину. Внизу  скакал  на  черном
коне мужчина. Гавин. Потом внезапно оказалось, что она стоит на  дороге,
а Гавин натянул  поводья.  Не  потому,  что  увидел  ее.  Просто  дорога
разветвлялась там, где Эгвейн стояла,  огибая  справа  и  слева  высокие
холмы; Гавин не мог разглядеть, что находится за  холмом.  Она,  однако,
каким-то образом знала это. На  одной  тропе  его  ждала  насильственная
смерть, на другой - долгая жизнь и смерть  в  своей  постели.  На  одной
тропе он должен был жениться на ней, на другой - нет. Эгвейн знала,  что
ждет Гавина впереди, но не знала, какая дорога к чему ведет.  Неожиданно
Гавин увидел ее, или это ей только показалось, потому что он  улыбнулся.
И повернул коня, но на какую именно тропу,  Эгвейн  не  успела  увидеть,
мгновенно оказавшись в другом сне. И еще в одном. И еще. И снова.
   Не  все  сны  предвещали  будущее.  Поцелуи  Гавина  сменялись  давно
забытыми картинами детства, когда она с  сестрами  бегала  по  весеннему
лугу, и кошмарами, в которых Айз Седай,  нещадно  стегая,  гнали  ее  по
бесконечным  коридорам,  где  среди  теней  бродили   уродливые   твари;
ухмыляющаяся Николь обличала ее перед Советом,  а  Том  Меррилин,  выйдя
вперед, давал свидетельские показания.  Эти  последние  сны  недремлющая
часть ее сознания отбрасывала; другие,  наоборот,  упрятывала  поглубже,
чтобы позднее вытащить их в надежде понять, что они означают.
   Эгвейн стояла перед уходящей в бесконечность  стеной  и  царапала  ее
голыми руками, пытаясь разрушить. Стена не была каменной,  она  состояла
из множества дисков, наполовину белых, наполовину черных - таков древний
символ Айз Седай, и почти так же выглядели печати  на  узилище  Темного.
Вначале  печатей  было  семь,  но  сейчас  несколько  из  них  оказались
разрушены, а другие едва держатся, хотя  никто  не  понимал,  как  такое
могло случиться, ведь даже с  помощью  Единой  Силы  невозможно  сломать
квейндияр. Однако стена  стояла  несокрушимо,  несмотря  на  все  усилия
Эгвейн. Может быть, это означает что-то важное? Может быть,  это  символ
тех Айз Седай, против которых она выступила?
   Белая Башня? Может быть...
   Мэт сидел на окутанной тьмой  вершине  холма,  глядя  на  выступление
Иллюминаторов. Внезапно он вскинул руку, она потянулась вверх и в  конце
концов стала такой огромной, что схватила один из летящих в небе огней.
   Теперь огненные стрелы вырывались из его  сжатого  кулака,  и  Эгвейн
стало безмерно страшно.  Это  могло  оказаться  смертельно  опасным  для
множества людей, могло привести  к  изменению  мира.  Мир,  однако,  уже
менялся; он никогда не оставался неизменным.
   Ремни, обхватывающие плечи и талию, прижимали ее  к  плахе,  и  топор
палача опускался, но она знала, что кто-то где-то мчится,  выбиваясь  из
сил,  и  если  он  прибежит  вовремя,  если  успеет,  топор  еще   можно
остановить. Если же нет... Она почувствовала, что мурашки побежали у нее
по спине.
   Логайн со смехом перешагнул через что-то лежащее на  земле  и  поднял
над головой черный камень. Она взглянула вниз, и ей показалось,  что  он
перешагнул через тело Ранда, лежащее на похоронных дрогах со скрещенными
на груди руками. Эгвейн бросилась к дрогам, но стоило ей коснуться  лица
Ранда, как оно рассыпалось на части, точно он был бумажной куклой.
   Золотой ястреб, раскинув крылья, коснулся  ее  лица.  Она  ничего  не
знала о нем, кроме того, что ястреб этот женского пола  и  что  каким-то
образом они связаны друг с другом.
   Человек умирал, лежа на узкой  постели,  и  для  нее  было  почему-то
крайне важно, чтобы он не умер. Однако неподалеку уже складывали хворост
для погребального костра и взмывали вверх голоса, поющие песнь радости и
печали.
   Смуглый молодой  мужчина  держал  в  руке  нечто  столь  ослепительно
сверкающее, что никак не удавалось разглядеть, что это такое.
   Все новые и новые образы мелькали в сознании, и бодрствующая часть ее
мозга  лихорадочно  сортировала  их,  пытаясь  понять,  что  именно  они
означали.
   Конечно, по-настоящему она не отдыхала, но ничего не  поделаешь;  так
надо.
   Как и во многих других случаях, она делала то, что должно.

Глава 11

КЛЯТВА

   - Вы просили разбудить вас на рассвете, Мать.
   Эгвейн распахнула глаза и против воли попыталась вжаться  в  подушку,
отшатнувшись от склонившегося над ней лица.  Унылое,  потное.  Вряд  ли,
проснувшись. приятно первым увидеть именно его. Ничего не скажешь,  Мери
проявляла к ней все  возможное  уважение.  Однако  длинный  тонкий  нос,
постоянно обиженно опущенные  уголки  губ  и  темные  глаза,  выражающие
крайнее осуждение всех и вся, создавали впечатление, что, по ее  мнению,
в этом мире нет ничего хорошего, как бы другие ни  старались  убедить  в
обратном.  К  тому  же  унылый  тон  обладал  удивительной  способностью
придавать всему сказанному прямо противоположный смысл.
   - Надеюсь, вы хорошо спали. Мать, - произнесла служанка,  хотя  в  ее
взгляде явственно читался укор в лени. Черные волосы  были  уложены  над
ушами такими тугими кольцами, что, казалось, болезненно  стягивали  кожу
лица. Мери всегда одевалась в  плотную  одежду  темных,  мрачных  тонов,
несмотря  на  то  что  страшно  потела,  и  это  лишь  усиливало   общее
впечатление уныния.
   Жаль, что Эгвейн не удалось  хоть  немного  по-настоящему  отдохнуть.
Зевая, она поднялась с узкой походной постели, с помощью щетки почистила
солью зубы и умылась, пока Мери готовила ей  одежду  на  день.  Натянула
чулки и свежее белье, вытерпела, пока на нее надевали все остальное.