стать морочить себе голову.
   - Чеза?
   - ...выгляди! так, точно вы хотите, чтобы  у  вас  снова  разболелась
голова, и что вы... что вы... Да, Мать?
   - Найди Суан и Лиане. Скажи им, чтобы пришли ко мне. Но  сделай  так,
чтобы никто больше не узнал об этом.
   Ухмыльнувшись, Чеза присела в  реверансе  и  поспешно  скрылась.  Ей,
конечно, было известно об опасных потоках, бурлящих вокруг Эгвейн, и все
же она не относилась всерьез ко всем этим заговорам и интригам; они  ее,
скорее,  забавляли.  Вряд  ли  она  способна  видеть  глубже  того,  что
находилось на поверхности, да и то не все. Если бы ей удалось разглядеть
то, что скрывалось в этих темных водоворотах, может, она и  изменила  бы
мнение насчет того, из-за чего следует волноваться, а  из-за  чего  нет.
Несмотря на всю свою преданность, в которой Эгвейн не сомневалась.
   Эгвейн, направив Силу, зажгла в палатке масляные светильники,  задула
фонарь и осторожно поставила его в угол. Давно пора  перестать  морочить
себе голову, хотя происшедшее яснее не становилось. Пока ее  по-прежнему
не покидало ощущение, точно она пробирается на ощупь в полной темноте.

Глава 9

ПАРА ЩУК-СЕРЕБРЯНОК
   Из немногих в лагере настоящих кресел,  с  несложной  резьбой,  какая
обычно украшает лучшую мебель в фермерских  домах,  достаточно  удобном,
чтобы она иногда испытывала мимолетное чувство вины за то,  что  таскает
его за собой, занимая столь ценное место в повозке. Так  она  и  сидела,
пытаясь собраться с мыслями, когда  Суан  откинула  полог  и  нырнула  в
палатку. Вид у нее, как обычно, был не слишком довольный.
   - Почему, ради Света, ты вдруг  убежала?  -  Голос  звучал  в  лучшем
случае ворчливо, несмотря на почтительные нотки. Едва заметные,  правда.
Голубые глаза, как всегда, напоминали наконечники  острых  шил,  которые
шорники используют для прокалывания кожи. - Шириам отмахнулась от  меня,
точно от мухи. - Ее изящный ротик горько искривился. -  Она  ушла  почти
сразу вслед за тобой. Ты понимаешь, что она, можно сказать, была у  тебя
в руках? Так или иначе, она попалась. И не только она сама, но и  Анайя,
и Морврин, и все остальные. Можешь не сомневаться, они всю ночь глаз  не
сомкнут, пытаясь вычерпать воду из лодки и залатать дыры.  И  они  могут
ухитриться сделать это.
   Не знаю как, но могут В этот момент появилась Лиане. Высокая, гибкая,
точно ива, с лицом цвета меди, почти таким же молодым, как у Суан, и  по
той же самой причине.
   На самом деле по возрасту она уже вполне годилась  Эгвейн  в  матери.
Лиане бросила взгляд на Суан и вскинула руки.
   - Мать, глупо так рисковать. - Темные глаза вспыхнули, утратив сонное
выражение, но в голосе ощущалась некоторая  ставшая  теперь  характерной
для нее томность, не исчезающая, даже когда она бывала  сердита.  Прежде
он звучал гораздо живее. - Если бы кто-нибудь увидел, что мы  обе,  я  и
Суан, направляемся сюда...
   - Меня не волнует, даже если все в  лагере  узнают,  что  ваша  ссора
только притворство, - резко перебила ее Эгвейн и тут же сплела небольшой
экран вокруг них троих, для защиты от подслушивания. До  тех  пор,  пока
его не обнаружили и пока она  следила  за  ним,  сквозь  него  не  могло
просочиться ничего.
   Честно говоря, это ее, конечно, волновало. И  наверно,  действительно
не следовало вызывать их сюда вместе, но, даже не успев обдумать  ничего
как следует, Эгвейн страстно захотела,  чтобы  две  эти  Айз  Седай,  на
которых она  могла  положиться,  оказались  рядом.  Никто  в  лагере  не
подозревал, какие между ними на самом деле  отношения.  Все  знали,  что
прежняя Амерлин и  прежняя  Хранительница  совершенно  не  выносят  друг
друга, в такой  же  степени,  в  какой  Суан  претит  выступать  в  роли
наставницы своей преемницы. Обнаружь сестры истину,  и  обеих  наверняка
подвергли бы наказанию, причем отнюдь не малому.
   Айз Седай даже больше, чем обычные люди, терпеть не  могли  тех,  кто
ставил  их  в  дурацкое  положение;  королям  приходилось  очень   тяжко
расплачиваться за это.
   А между тем эта их якобы взаимная  враждебность  несомненно  являлась
своего рода рычагом воздействия на остальных сестер, в том  числе  и  на
Восседающих.
   Если они обе заявляли одно и то же, значит, так оно и было. К тому же
существовал и еще один побочный эффект того, что обе они были  усмирены,
весьма полезный, хотя очень немногие знали о нем. Три Клятвы  больше  не
сдерживали их; теперь они  могли  лгать  и  обманывать  не  хуже  любого
торговца шерстью.
   Заговоры и интриги  со  всех  сторон.  Лагерь  походил  на  зловонное
болото, где странная поросль, расползаясь во все стороны, давала ростки,
неразличимые в туманном мареве. Может быть, так происходило  везде,  где
собирались Айз Седай. После трех тысяч лет интриг - никто не спорит, без
сомнения вызванных необходимостью, - вряд ли стоит удивляться тому,  что
для большинства Айз Седай  постоянные  заговоры  стали  второй  натурой,
хотя, конечно,  не  добавляли  им  привлекательности  в  глазах  простых
смертных.
   Ужаснее всего то, что со  временем  Эгвейн  и  сама  начала  получать
удовольствие от всех этих интриг. Не из-за любви к ним  как  таковым,  а
просто потому, что они  казались  ей  своего  рода  головоломками,  хотя
согнутые кусочки железа, которые надо  соединить  определенным  образом,
никогда даже на  четверть  так  не  занимали  ее  воображение.  О  каких
особенностях ее натуры это говорило? Эгвейн не хотелось в  это  вникать.
Что поделаешь? Она была самой настоящей Айз Седай, что бы  некоторые  ни
думали, со всеми возможными последствиями, как плохими, так и хорошими.
   - Могидин сбежала, - не останавливаясь, продолжала Эгвейн. - Какой-то
мужчина снял с нее ай'дам. Мужчина, способный направлять.  Наверно,  они
унесли с собой ошейник; его нет в палатке,  я  посмотрела.  Может  быть,
существует  способ  обнаружить  его,  используя  браслет,  но   мне   он
неизвестен.
   Все недовольство мигом слетело с них. Ноги Лиане подкосились, и  она,
точно куль, рухнула на табурет, на  котором  иногда  сидела  Чеза.  Суан
медленно опустилась на походную кровать - спина  идеально  прямая,  руки
очень спокойно сложены на коленях. Совершенно не к месту Эгвейн обратила
внимание на то, что вдоль нижнего края ее юбкиштанов в тайренской манере
вышиты крошечные голубые цветочки, образуя  кайму,  придававшую  штанам,
когда Суан не двигалась, вид цельной  юбки.  Еще  одна  точно  такая  же
вышитая кайма украшала лиф. Раньше Суан заботилась  только  об  удобстве
своей одежды, теперь ей хотелось, чтобы она была еще и приятна для глаз.
Не сверх  меры,  конечно,  но  все  же...  Еще  одно  на  первый  взгляд
незначительное изменение, происшедшее в ее отношении к жизни. Хотя, если
вдуматься, это не менее важное изменение, чем то, которое произошло с ее
сильно помолодевшим лицом. И  такое  же  загадочное  и  непонятное.  Эти
изменения  безумно  раздражали  Суан,  она   изо   всех   сил   пыталась
сопротивляться им. За исключением разве что именно этого,  связанного  с
одеждой.  Похоже,  выглядеть   привлекательно   теперь   доставляло   ей
удовольствие.
   Лиане, со своей стороны,  приняла  все  происшедшие  с  ней  перемены
целиком и полностью - в присущей Айз Седай манере.  Снова  став  молодой
женщиной Эгвейн как-то нечаянно услышала удивленное восклицание одной из
Желтых сестер о том, что обе исцеленные вполне еще могли иметь детей,  -
она будто  никогда  и  не  была  Хранительницей,  никогда  не  выглядела
по-другому. Словно внезапно вспомнив о  своем  происхождении  из  народа
Домани, Лиане превратилась просто в привлекательную и практичную, хотя и
слегка апатичную женщину. Даже бледно-зеленое платье для  верховой  езды
скроено в стиле ее родины, неважно, что оно шелковое, такое тонкое,  что
казалось почти прозрачным,  и  вряд  ли  подходило  для  путешествия  по
пыльным дорогам. Считалось, что усмирение разрушает  все  связи  и  узы.
Может быть, поэтому Лиане предпочла Зеленую Айя возвращению  в  Голубую.
Вообще Айя никто никогда не менял, но, с другой стороны,  никто  никогда
еще и не бывал усмирен, а потом Исцелен. Суан вновь, как и прежде, стала
Голубой, хотя и ворчала о  дурацкой  необходимости  "смиренно  молить  о
принятии",  -  так  звучала  ритуальная  фраза,   которую   нужно   было
произносить при вступлении в Айя.
   - О  Свет!  -  выдохнула  Лиане,  тяжело  рухнув  на  табурет,  а  не
опустившись на него с обычно свойственной ей грацией. - Нам следовало  в
первый же день отдать ее в руки правосудия. Пусть мы кое-что  узнали  от
нее, но все это ничто по сравнению  с  тем,  что  теперь  она  снова  на
свободе и может вредить миру, как ей вздумается. Просто ничто!
   Эти слова лишний раз свидетельствовали о том, до какой степени  Лиане
потрясена; в  обычном  состоянии  она  не  стала  бы  произносить  столь
банальных истин. При всей  внешней  вялости  ум  ее  отнюдь  не  утратил
остроты. Почти все доманийки выглядели томными  и  соблазнительными,  но
при всем том о них ходила слава как о  чрезвычайно  продувных  и  ловких
купчихах.
   - Проклятье! Нам следовало не спускать с нее глаз, - вырвалось у Суан
сквозь стиснутые зубы.
   Брови Эгвейн взметнулись вверх. Суан,  похоже,  потрясена  не  меньше
Лиане.
   - Кто должен был этим заниматься, Суан? Фаолайн? Теодрин? Они даже не
знают, что вы обе на моей стороне. - Кто  вообще  на  ее  стороне?  Пять
женщин.
   И Фаолайн, и Теодрин вряд ли столь уж преданы ей,  особенно  Фаолайн.
Найнив  и  Илэйн,  конечно,  тоже  можно  добавить  к  этому  списку,  и
несомненно Бергитте, хотя она и не Айз Седай. Однако сейчас  они  далеко
отсюда.  Действовать  украдкой  и  с  помощью  хитрости  -  вот  в   чем
по-прежнему состояла главная сила Эгвейн. Плюс то, что никто  не  ожидал
этого от нее. - Как мне следовало объяснять кому бы то  ни  было,  зачем
нужно не спускать глаз с моей служанки?
   Но даже если бы кто-то и охранял ее, что путного из этого  вышло  бы?
Ведь это наверняка был один из Отрекшихся. Ты что, в самом деле думаешь,
что Фаолайн и Теодрин  даже  вдвоем  сумели  бы  остановить  его?  Я,  к
примеру, не уверена, что смогла бы сделать  это,  даже  в  соединении  с
Романдой и Лилейн. После нее в лагере они были самыми  сильными,  такими
же, какой прежде была Суан.
   Заметным усилием воли Суан постаралась  справиться  с  собой  и  даже
фыркнула, услышав эти имена. Она часто  повторяла,  что,  утратив  былую
власть, тем не менее могла бы помочь  Эгвейн  стать  лучшей  Амерлин  на
свете. И все же переход от положения льва, взирающего на всех с  высоты,
к положению мыши под ногами был труден. Именно поэтому Эгвейн многое  ей
позволяла, стараясь не ограничивать  ее  свободу  -  Я  хочу,  чтобы  вы
порасспрашивали тех, кто спит около палатки Могидин.
   Может, кто-то заметил этого  мужчину.  Он  наверняка  пришел  пешком.
Открывать проход внутри маленькой палатки слишком рискованно, он  вполне
мог рассечь ее пополам. Разве что совсем крохотный.
   Суан снова фыркнула, громче, чем в первый раз.
   - К чему все это? - проворчала она. - Ты что, хочешь  отправиться  на
ее поиски, точно глупая героиня одного из тех глупых  сказаний,  которые
так любят рассказывать менестрели? И привести ее  обратно?  Может  быть,
заодно и разделаться со всеми остальными Отрекшимися? Одержать победу  в
Последней Битве? Даже если мы получим его  описание  с  ног  до  головы,
никто не способен отличить одного Отрекшегося от другого. Никто  из  нас
по крайней мере. Все эти замыслы - просто чушь собачья, и я  не  дам  за
них...
   - Суан! - резко оборвала ее Эгвейн. Свобода свободой,  но  должны  же
быть какие-то пределы. Она не потерпела  бы  такого  поведения  даже  со
стороны Романды.
   Краска медленно проступила на  щеках  Суан.  Изо  всех  сил  стараясь
сдержаться, она принялась разглаживать свои  юбки,  старательно  избегая
взгляда Эгвейн.
   - Прости меня, Мать, - наконец произнесла Суан. Это прозвучало  почти
искренне.
   - У  нее  был  трудный  день,  Мать,  -  вмешалась  Лиане,  кокетливо
улыбаясь.
   Она очень хорошо владела этим искусством, хотя в  основном  применяла
его, чтобы заставлять сильнее биться мужские  сердца.  Не  без  разбора,
конечно; она была достаточно проницательна и осторожна. - Хотя  все  они
теперь нелегки. Ей бы еще чуточку выдержки...  Научиться,  например,  не
швырять в Гарета Брина всем, что под руку подвернется,  как  бы  она  на
него ни злилась...
   - Хватит! - прервала ее Эгвейн. Понятно, что Лиане всего лишь  хотела
помочь Суан выйти из затруднительного положения, но Эгвейн  сейчас  было
не до этого. - Я хочу  узнать  как  можно  больше  о  человеке,  который
освободил Могидин, даже если это всего лишь сведения о том,  высокий  он
или низкий.
   Любой  пустяк,  чтобы  этот  человек  перестал  быть  просто   тенью,
крадущейся в темноте. Это не слишком много, и я имею  право  просить  об
этом.
   Лиане  сидела  совершенно  спокойно,  пристально  глядя   на   цветы,
вытканные на ковре у ее ног.
   Краска заливала теперь  все  лицо  Суан,  нежная  кожа  рдела,  точно
рассветное небо.
   - Я... смиренно прошу у тебя прощения, Мать.  -  На  этот  раз  в  ее
голосе и в самом деле звучало раскаяние, хотя ей по-прежнему трудно было
встречаться с Эгвейн взглядом. - Иногда так тяжело... Нет, это  меня  не
оправдывает. Я смиренно прошу прощения.
   Не сводя  с  Суан  пристального  взгляда,  Эгвейн  как  бы  ненароком
поглаживала пальцами накидку, точно напоминая, кто она такая.  Этому  ее
научила сама Суан. Однако спустя некоторое  время  Эгвейн  почувствовала
неловкость и опустила руку. Молчание само  по  себе  великая  вещь.  Оно
давит на того, кто поступил неправильно, и это давление  заставляет  его
еще острее чувствовать свою вину. Очень полезное средство в самых разных
ситуациях.
   - Что-то не могу припомнить, за что я должна  тебя  простить.  А  раз
так, - в конце концов очень спокойно произнесла она, -  значит,  в  этом
нет необходимости. Но, Суан... Держи себя в руках,  не  позволяй,  чтобы
это случилось снова.
   - Спасибо, Мать. - Что-то вроде кривой  улыбки  скользнуло  по  губам
Суан.
   - Если вы разрешите сказать... Я, кажется, неплохо обучила  тебя.  Но
мне хотелось бы дать тебе  совет.  Можно?  -  Она  замолчала,  дожидаясь
нетерпеливого кивка Эгвейн. - Думаю,  что  расспрашивать  людей  следует
Фаолайн и Теодрин, а твое приказание об этом должен передать  им  кто-то
из нас,  напустив  на  себя  мрачный  вид  из-за  того,  что  приходится
выполнять такие поручения. Они привлекут к  себе  меньше  внимания,  чем
Лиане или я. Все знают, что ты им покровительствуешь.
   Эгвейн тут же согласилась. Она все еще плохо соображала, иначе и сама
додумалась бы до  этого.  Ощущение  надвигающейся  головной  боли  снова
вернулось. Чеза твердила, что у нее часто болит голова из-за  того,  что
она мало спит, но трудно спать, если кожа на голове все время  натянута,
как  на  барабане,  точно  ее  вот-вот  разорвет  изнутри  от  множества
мучительных и беспокойных мыслей. Ну, по крайней мере теперь  ей  нечего
больше беспокоиться о сохранении тайны Могидин,  так  же  как  не  нужно
скрывать умения изменять с помощью Силы свой облик и таить свой  дар  от
других женщин, способных направлять. Было слишком  рискованно  проявлять
такое умение прежде, поскольку это  могло  привести  к  раскрытию  тайны
Могидин.
   То-то они обрадуются, мрачно подумала Эгвейн. Сколько было объятий  и
радостных восклицаний, когда она сообщила о том, что  овладела  секретом
Перемещения, который все считали утраченным! По  крайней  мере,  это  ее
собственное достижение. Секреты остальных умений она вытянула из Могидин
каждый  раз  точно  зубы  рвала.  Все  очень  обрадовались,  когда   она
поделилась с сестрами некоторыми из них. И что же? Никакие "открытия" ни
на  йоту  не  изменили  ее  поло  жения.  Можно  одобрительно  похлопать
талантливого ребенка по плечику,  но  от  этого  он  не  перестает  быть
ребенком. Так они считали, по крайней мере.
   Лиане ушла, небрежно присев в реверансе и сухо добавив, что  надеется
отдохнуть оставшуюся часть  ночи  без  происшествий.  Суан  задержалась,
выжидая; никто не должен был видеть, что  они  с  Лиане  выходят  отсюда
вместе. Некоторое время Эгвейн просто внимательно разглядывала  ее.  Обе
молчали. Суан, казалось,  полностью  ушла  в  свои  мысли.  Наконец  она
вздрогнула, точно очнувшись, поправила юбки  и  встала,  явно  собираясь
уйти - Суан... - начала Эгвейн и только тут поняла, что  не  знает,  как
продолжить.
   Суан подумала, что понимает, о чем Эгвейн хочет заговорить с ней.
   - Ты была не только права, Мать, - сказала она, глядя Эгвейн прямо  в
глаза, - ты была очень  снисходительна.  Слишком  снисходительна,  хотя,
может, и не мне об этом судить. Ты - Престол Амерлин, и никто  не  имеет
права вести себя с тобой дерзко или назойливо. Если  ты  накажешь  меня,
причем так, что даже Романда проникнется ко мне сочувствием,  это  будет
то, чего я вполне заслуживаю.
   - Я учту это в следующий раз, -  сказала  Эгвейн,  и  Суан  наклонила
голову, точно соглашаясь. Наверно, так оно и было. Почти наверняка будет
и следующий раз, и еще другие разы. - Но то, о чем  я  хотела  спросить,
касается лорда Брина. -  Лицо  Суан  мгновенно  застыло.  -  Может,  мне
стоит... вмешаться?
   Ты уверена, что не хочешь этого?
   - С  какой  стати  мне  хотеть  этого,  Мать?  -  Голос  у  Суан  был
бесцветный, точно жидкий холодный суп. - Все мои обязанности сводятся  к
обучению тебя протоколу и передаче Шириам донесений от моих глаз и ушей.
- Суан еще сохранила остатки своей  сети  осведомителей,  хотя  едва  ли
кто-либо из них знал, кому эти доклады поступают теперь.  -  Гарет  Брин
отнимает у меня так мало времени, что вряд ли имеет смысл вмешиваться. -
Она почти всегда называла его по имени, а если все же  упоминала  титул,
непременно вкладывала в эти слова некоторую долю яда.
   - Суан, сгоревший амбар и несколько коров стоят не так уж  дорого.  -
Во всяком случае, по сравнению с  жалованьем  и  содержанием  всех  этих
солдат.  Но  Эгвейн  уже  и  прежде  предлагала  свою  помощь  и  всегда
натыкалась на точно такой же жесткий отказ.
   - Спасибо, Мать, но нет. Не хочу, чтобы у  него  появились  основания
говорить, будто я не держу слово, а я поклялась  отработать  свой  долг.
Внезапно вся ее жесткость растаяла, растворившись  в  смехе,  что  редко
случалось, когда она говорила о лорде Брине. - Если  ты  считаешь  своим
долгом проявлять беспокойство, беспокойся лучше о нем, а не обо мне. Мне
не нужна помощь, чтобы справиться с Гаретом Брином.
   Однако во всем этом отчетливо проглядывал один странный момент. Суан,
конечно, сейчас слаба в Единой Силе, но это не объясняло, с какой  стати
она продолжала служить  Брину  и  тратила  свое  время,  отстирывая  его
рубашки и штаны. Может, она поступала так, чтобы иметь возможность время
от времени срывать на нем свой гнев, который во всех  остальных  случаях
приходилось держать в узде? Какова  бы  ни  была  причина,  она  служила
поводом  для  бесконечных  разговоров  и  в  глазах   многих   выглядела
доказательством странностей Суан. В конце концов, она Айз Седай, хотя  и
находилась в самом низу. Его методы обуздания ее  темперамента  -  когда
она кидалась тарелками и туфлями - унижали ее и могли привести  к  очень
неприятным последствиям. И все же, хотя Суан могла скрутить его так, что
он и пальцем не мог бы пошевелить, она никогда не прикасалась к  саидар,
если он был рядом или если она выполняла для него домашнюю  работу.  Она
не делала этого, даже когда ей угрожала хорошая взбучка  от  него.  Этот
факт она долго скрывала от всех, но со временем проговорилась, в одну из
тех минут, когда была особенно рассержена, а Лиане принялась подшучивать
над  ней.  Такое  поведение  казалось  необъяснимым.  Суан  не  была  ни
слабодушной, ни глупой, ни крот