лько когда это случится, вы заполучите ее.  А  мы
не возьмем Андор, пока не разделаемся с Пророком  и  его  сбродом.  -  С
Пророком, предрекающим приход Дракона Возрожденного, нужно  кончать  как
можно скорее. Его банды с таким увлечением жгли деревни, что,  казалось,
и думать забыли о том, что  должны  были  действовать  во  имя  ал'Тора.
Теперь грудь Найола вздымалась едва заметно. Ты  что,  хочешь  захватить
Андор, но потерять Амадицию? Лично я намерен удержать и то и  другое  и,
кроме того, увидеть ал'Тора  болтающимся  на  виселице,  а  Белую  Башню
разрушенной до самого основания. Я  не  собираюсь  поддерживать  тебя  в
твоем стремлении превратить все в груду мусора.
   Асунаву не так-то просто было захватить врасплох, и он  не  трус.  По
крайней мере, не здесь, в Цитадели, по соседству с сотнями Вопрошающих и
Чадами, большинство которых из осторожности старались держаться  от  них
подальше. Он не  испугался  меча  в  руках  Валды.  Напротив,  его  лицо
мученика приобрело грустное выражение. Пот, струящийся  по  этому  лицу,
вполне можно было принять за слезы сожаления.
   -  В  таком  случае,  поскольку  Лорд-Капитан  Кенвил  придерживается
мнения, что закон следует соблюдать, боюсь...
   - Боюсь, Кенвил придерживается того же мнения, что и  я,  Асунава.  -
Так и будет,  когда,  тот,  проснувшись,  узнает,  что  Валда  привел  в
Цитадель половину  легиона.  Кенвил  не  дурак.  -  Стану  ли  я  Лордом
Капитан-Командором еще сегодня до захода солнца - это не вопрос.  А  вот
кто будет возглавлять Десницу Света  на  ее  нелегкой  стезе  выуживания
истины?
   Если Асунаву нельзя назвать трусом, то  еще  меньше  его  можно  было
назвать глупцом. Он не дрогнул и не стал допытываться, как именно  Валда
собирается осуществить свою угрозу.
   - Понятно. - Немного помолчав, он кротко добавил:
   - Ты, сын мой, намерен полностью попрать закон?
   Валда чуть не рассмеялся:
   - Можете допросить Моргейз, но чтобы она осталась цела и невредима. В
полное распоряжение получите ее после того, как будет сделано  все,  для
чего может потребоваться ее помощь. - На что уйдет  немало  времени;  на
Львиный Трон нужно не посадить просто кого придется, а ту, которая будет
должным образом относиться к Детям Света - как король  Айлрон  здесь,  в
Амадиции. За одну ночь с этим не справиться.
   Может, Асунава понимал все это, а может, и нет. Однако, прежде чем он
успел произнести хоть слово,  кто-то  тяжело  задышал,  стоя  в  дверях.
Секретарь  Найола,  сгорбившийся,  с  вытянувшимся  птичьим  личиком,  с
поджатыми губами.
   Взгляд похожих на щелки глаз метался по  комнате,  стараясь  избегать
тел, распростертых на полу.
   - Печальный день, мастер Балвер, - скорбным голосом нараспев произнес
Асунава. - Изменник Омерна убил нашего Лорда Капитан-Командора  Пейдрона
Найола, Свет да озарит его душу. - И опять это не было  отступлением  от
истины; грудь Найола больше не вздымалась,  а  его  убийство  безусловно
было изменой. - Лорд-Капитан Валда вошел слишком  поздно,  чтобы  спасти
его, но он покарал изменника.
   Вздрогнув, Балвер принялся суетливо потирать  руки.  Один  вид  этого
похожего на птицу человека всегда вызывал у Валды зуд.
   - Раз уж ты здесь, Балвер, пусть от тебя будет  хоть  какой-то  толк.
Валда терпеть не мог никчемных людей, а бумагомарание было в его  глазах
одним из самых никчемных занятий.  -  Извести  всех  Лордов-Капитанов  в
крепости. Скажи им, что Лорд Капитан-Командор убит  и  я  созываю  Совет
Помазанников. - Первое, что он сделает на посту Лорда Капитан-Командора,
выкинет за ворота Цитадели  этого  сухого  маленького  человечка,  и  не
просто выкинет, а зашвырнет так далеко, чтоб летел вверх  тормашками.  А
потом подберет себе  секретаря,  который,  по  крайней  мере,  не  будет
дергаться. Неважно, кто подкупил Омерну, ведьмы или Пророк,  но  Пейдрон
Найол будет отомщен.
   - Как прикажете, милорд, - с усилием выдавил из себя  Балвер.  -  Все
будет так, как вы прикажете. - Он наконец сумел заставить себя взглянуть
на тело Найола. Зато потом, кланяясь  с  обычными  подергиваниями  перед
тем, как удалиться, явно никак не мог оторвать от него взгляда.
   - Похоже на то,  что  вы  и  впрямь  будете  нашим  следующим  Лордом
КапитанКомандором, - сказал Асунава, когда Балвер вышел.
   - Похоже, - сухо ответил Валда.
   Неподалеку от разжатой  руки  Найола  лежал  рулончик  тонкой  бумаги
обычно бумагу именно такого типа  использовали,  отправляя  сообщения  с
голубями. Валда наклонился и поднял рулончик, но тут  же  с  отвращением
сморщился. Бумага лежала в луже вина; прочесть что-либо было  невозможно
чернила расплылись.
   - И вы передадите Моргейз Деснице, когда больше не будете нуждаться в
ней. - В тоне Асунавы не было даже намека на вопрос.
   - Я сам передам ее вам. - Возможно, было бы  весьма  разумно  сделать
Асунаве небольшую уступку, чтобы на время  умерить  его  аппетит.  Да  и
Моргейз станет сговорчивей. Клочок  бумаги,  превратившийся  в  ненужный
мусор, выпал из руки Валды прямо на труп Найола.  Да,  все  когда-нибудь
приходит к концу.
   Старый волк утратил с возрастом хитрость и силу, и  вот  результат  -
теперь Эамон Валда получил возможность поставить на колени  ведьм  и  их
Лже дракона.
   Распластавшись на склоне холма под  лучами  послеполуденного  солнца,
Гавин пытался оценить  размеры  случившегося  несчастья.  Колодцы  Дюмай
находились отсюда на расстоянии нескольких миль к югу, позади равнины  и
низких холмов, но дым горящих повозок был еще виден. Что произошло после
того, как он,  пытаясь  спасти  Отроков,  увел  оттуда  тех,  кого  смог
собрать, Гавин не знал. Похоже, верх брал ал'Тор,  он  и  эти  одетые  в
черное мужчины, которые и впрямь оказались способны  направлять  Силу  и
явно побеждали и Айз Седай,  и  айильцев.  Именно  заметив,  что  сестры
бегут, Гавин понял, что дело дрянь и мешкать больше нельзя.
   Жаль, что ему не представилось возможности убить  ал'Тора.  За  мать,
которая погибла из-за того, что натворил этот человек;  Эгвейн,  правда,
отрицала это, но доказательств у нее не было. За сестру. Что бы  там  ни
говорила Мин, он должен был заставить ее покинуть лагерь вместе  с  ним,
хотела девушка этого или нет; как жаль, что некоторые вещи по-настоящему
понимаешь только задним числом. Если Мин права  и  Илэйн  в  самом  деле
любит ал'Тора, стоило убить его хотя бы за то, на какую  ужасную  судьбу
это обрекало его сестру. Может быть, айильцы сделали это за  него.  Хотя
вряд ли.
   С угрюмым смешком он посмотрел в подзорную  трубу.  На  одном  из  ее
золотых колец было выгравировано:  "Любимому  сыну  Гавину  от  Моргейз,
королевы Андора. Может быть, тебе суждено стать живым мечом  ради  своей
сестры и Андора". Сейчас эти слова звучали почти горько.
   За разбросанными там  и  сям  кучками  деревьев  мало  что  удавалось
разглядеть. Ветер все еще дул порывами, вздымая вихри  пыли.  Изредка  в
ложбинах между приземистыми  холмами  было  заметно  какое-то  движение.
Айильцы, конечно. Только они умели так сливаться с местностью, не то что
Отроки в своих зеленых мундирах. Ниспошли Свет, чтобы ему удалось спасти
хотя бы тех, кого он увел с собой. Каким он был дураком!  Ал'Тора  давно
следовало убить; и сделать это должен был именно  он.  Но  не  смог.  Не
потому,  что  этот  человек  был  Драконом  Возрожденным.  Просто  Гавин
пообещал Эгвейн не поднимать руку на ал'Тора. Она исчезла  из  Кайриэна,
оставив Гавину письмо, которое он читал и перечитывал до тех  пор,  пока
бумага не протерлась на сгибах. Он не удивился  бы,  узнав,  что  Эгвейн
отправилась на помощь ал'Тору. Он вообще не мог нарушить данное слово, а
уж слово, данное женщине, которую любил, и подавно.
   Слово, данное ей, - нет, никогда. Чего бы ему это  ни  стоило.  Гавин
надеялся, что она поймет, на какую сделку со своей совестью ему пришлось
пойти; он не поднял руку на ал'Тора, как  и  обещал,  но  и  пальцем  не
шевельнул, чтобы помочь ему. Сделай так,  Свет,  чтобы  она  никогда  не
попросила его об этом!
   Недаром говорится, что любовь лишает человека разума; он - живое тому
свидетельство.
   Он  поднес  подзорную  трубу  к  глазу,  пытаясь  получше  разглядеть
женщину, галопом скачущую по открытому полю на высоком черном коне. Лица
разглядеть не удалось, но вряд ли служанка  носит  платье  для  верховой
езды. Выходит, по крайней мере одна Айз  Седай  спаслась.  Если  сестрам
удалось вырваться из этой западни, может быть, кому-то из  Отроков  тоже
посчастливилось. И если повезет,  он  разыщет  их  прежде,  чем  с  ними
расправятся случайные группы айильцев.  Сначала,  однако,  нужно  помочь
этой сестре. Он прекрасно мог продолжить путь  и  без  нее,  но  бросить
женщину одну, когда в любой момент ей  угрожала  прилетевшая  неизвестно
откуда стрела, не в  его  характере.  Однако,  как  только  Гавин  начал
взбираться по склону и замахал ей рукой,  ее  конь  споткнулся  и  упал,
перебросив всадницу через голову.
   Гавин выругался, остановился, посмотрел в подзорную трубу и выругался
снова, увидев человека, стоявшего чуть  повыше  того  места,  где  упала
женщина.
   Он торопливо оглядел холмы и выругался еще раз; наверно,  дюжины  две
айильцев в вуалях стояли на гребне одного из  ближайших  холмов,  меньше
чем в сотне шагах от всадницы, и наблюдали  за  ней.  Сестра  поднялась,
явно нетвердо держась на ногах. Если она в здравом  уме  и  не  утратила
способность направлять Силу, вряд ли несколько айильцев могли  причинить
ей вред, особенно если она спрячется от стрел за упавшим конем. И все же
Гавину было бы спокойнее, если бы он смог помочь ей. Скатившись с гребня
- наверху айильцы вполне могли заметить и его,  -  он  заскользил  вниз,
укрываясь за холмом, и встал, только оказавшись внизу.
   Он увел за собой на юг  пятьсот  восемьдесят  одного  Отрока.  Все  в
достаточной мере овладели военным искусством, чтобы покинуть Тар Валон.
   Сейчас в ложбине его дожидались верхом  меньше  двухсот.  И  вот  что
странно.
   Еще до того, как все это случилось у Колодцев Дюмай, его не  покидало
ощущение, что все их планы пойдут насмарку и что он  и  Отроки  погибнут
еще до возвращения в Белую Башню. Почему - он не знал; может  быть,  все
это с самого начала входило в планы Элайды или Галины?  Но  это  чувство
было очень сильным и, увы, оказалось достаточно  точным,  хотя  и  не  в
полной мере. Однако теперь, и в этом не было ничего удивительного, Гавин
предпочел бы держаться подальше от Айз Седай, если бы ему предоставилась
такая возможность.
   Он подошел к высокому серому мерину,  на  котором  сидел  очень  юный
всадник. Такой же, как большинство Отроков - немногим из них приходилось
бриться даже раз в три  дня,  -  но  это  не  мешало  Джисао  носить  на
воротнике значок в виде серебряной башни, доказательство  того,  что  он
принимал участие в сражении, когда происходило низвержение Суан  Санчей;
об этом же говорили шрамы под одеждой. Ему вообще  пока  можно  было  не
бриться, однако его темные глаза принадлежали, казалось, человеку лет на
тридцать  старше.  Интересно,  подумал  Гавин,  его  собственные   глаза
производят такое же впечатление?
   - Джисао, нужно помочь сестре... Около сотни айильцев, рысью бежавших
к западу по гребню низкого холма, остановились и  замерли  в  удивлении,
обнаружив внизу Отроков, но ни это неожиданное препятствие, ни даже  то,
что Отроков было заметно больше, не заставило  их  свернуть  с  пути.  В
мгновение ока они подняли вуали и, потрясая копьями, бросились  вниз  по
склону, целясь как в коней, так и во всадников. Айильцы, конечно,  умели
сражаться с конным противником, но и  Отрокам  совсем  недавно  пришлось
немало повоевать с айильцами,  а  плохие  ученики  среди  них  долго  не
заживались. У многих Отроков  имелись  тонкие  пики,  острие  каждой  из
которых на полтора фута было  оковано  сталью;  кроме  того,  пики  были
снабжены крестовиной, не позволяющей им слишком  глубоко  погрузиться  в
тело жертвы и застрять в нем. А во владении мечом Отроки уступали  разве
что мастеру клинка.
   Они дрались по двое или по трое, повернувшись спинами друг к другу  и
следя за тем, чтобы айильцы не подрезали  коням  подколенные  сухожилия.
Мало кому даже из самых быстрых айильцев удавалось прорваться сквозь эти
круги  сверкающей,  молниеносно  вращающейся  стали.  Лошади  тоже  были
обучены драться, превратившись в своего рода  смертоносное  оружие.  Они
раскалывали черепа копытами, вцеплялись в  противника  зубами  и  трясли
его, точно  собака  надоедливую  крысу;  им  ничего  не  стоило  мощными
челюстями  оторвать  человеку  поллица.  Сражаясь,  лошади  пронзительно
ржали, а люди вскрикивали от нервного напряжения и  возбуждения,  всегда
владеющего   человеком   в    бою.    Нервного    напряжения,    которое
свидетельствовало о том, что они еще живы и готовы драться, даже стоя по
колено в крови, драться не на жизнь, а на смерть, драться за  то,  чтобы
завтра снова увидеть восход солнца.  Они  кричали,  убивая,  и  кричали,
умирая; разница не так уж велика.
   У Гавина, однако, не было времени ни наблюдать, ни  слушать.  Айильцы
сразу же заметили, что он пеший. Увертываясь от всадников, три фигуры  в
кадинсор бросились к нему с копьями наготове. Наверно, они полагали, что
им - троим против одного - удастся легко с ним справиться. Однако  Гавин
быстро вывел их из этого заблуждения.  Его  меч  плавно  выскользнул  из
ножен, одна стойка стремительно сменяла другую.  "Полет  сокола",  "Змея
обвивается вокруг дуба", "Луна восходит  над  озерами".  Три  раза  руку
ощутимо тряхнуло - клинок встретился с плотью, - и все трое  айильцев  в
вуалях оказались сражены. Двое еще слабо шевелились, но они были уже  не
бойцы, а третий и вовсе лежал без  движения.  И  тут  неизвестно  откуда
вынырнул еще один.
   Худой, на ладонь выше Гавина, он двигался точно змея и при этом щитом
отклонял удары меча с такой силой, что Гавина отбрасывало назад. Копье в
его руке трепетало, щит он выставил перед собой, косо  наклонив  вперед.
"Танец  тетерева-глухаря",  за  ним  -  "Объятие  воздуха"  и   тут   же
"Придворный постукивает веером". Айилец уцелел, он отделался всего  лишь
глубокой раной на ребрах, но и бедро Гавина серьезно зацепило, и  вообще
он еле увернулся от удара, грозящего пронзить его насквозь.
   Забыв обо всем, что творилось рядом, они кружились друг вокруг друга.
   Из  раны  Гавина  жаркой  стру?й  лилась  кровь.  Айилец  делал  один
отвлекающий маневр за другим, явно  рассчитывая  вывести  противника  из
равновесия. Гавин переходил из одной стойки в другую,  то  поднимая,  то
опуская меч и надеясь, что в какой-то момент айилец слишком увлечется  и
откроется.
   В конце концов все,  как  это  часто  бывает,  решил  случай.  Айилец
внезапно оступился, Гавин нанес ему удар точно в  сердце  и  только  тут
заметил коня, который и подтолкнул айильца сзади.
   Прежде при таком исходе боя он испытал бы  чувство  сожаления.  Гавин
вырос в убеждении, что поединок между двумя людьми только в  том  случае
считается честным, если никакие внешние обстоятельства не вмешиваются  в
его ход. Однако, проведя более чем полгода в сражениях, он изменил точку
зрения.
   Поставив ногу на грудь айильца, он вытащил меч.  Не  слишком  изящно,
зато быстро, а в бою промедление часто смерти подобно.
   Однако Гавин тут же понял, что спешить не было нужды. Повсюду  лежали
люди, и Отроки, и айильцы, одни стонали,  другие  уже  не  двигались,  а
остальные айильцы стремительно убегали  на  восток,  преследуемые  двумя
дюжинами уцелевших Отроков. И о чем, спрашивается, они думают?
   - Стойте! - закричал он.  Если  эти  глупцы  позволят  заманить  себя
достаточно далеко, айильцы наверняка тут же воспользуются этим и сделают
из них фарш. - Оставьте их! Остановитесь, кому говорю! Стойте, чтоб  вам
сгореть!
   Отроки неохотно остановились. Джисао повернул мерина.
   - Милорд, этим айильцам нет до нас никакого дела. Они  просто  хотели
срезать путь и не ожидали, что встретят здесь сопротивление. -  Его  меч
был весь в крови.
   Гавин поймал за поводья своего гнедого жеребца и вспрыгнул  в  седло,
все еще с мечом в руке. Надо бы посмотреть, кто погиб, а  кто  еще  жив,
но... не было времени.
   - Забудь о них. Надо помочь той сестре. Хэл, собери всех, кто у  тебя
остался, и позаботьтесь о раненых.  Да  поосторожнее  с  айильцами;  они
вроде умирают, а сами, того  и  гляди,  набросятся.  -  Хэл  отсалютовал
мечом, и Гавин пришпорил коня.
   Наверно, бой продолжался дольше, чем ему  показалось.  Поднявшись  на
гребень холма, Гавин  увидел  лишь  мертвого  коня  и  валяющиеся  рядом
седельные сумы. Поглядев в подзорную  трубу,  он  не  обнаружил  никаких
признаков ни сестры, ни  айильцев,  ни  кого-либо  еще.  Двигались  лишь
взметаемая ветром пыль и какая-то тряпка, застрявшая в песке неподалеку.
Женщина, должно быть, тут же бросилась бежать и успела скрыться.
   - Вряд ли она убежала слишком далеко, даже если припустила  изо  всех
сил, - сказал Джисао. - Мы наверняка найдем ее, если развернемся веером.
   - Ладно, но сначала займемся ранеными, - решительно ответил Гавин.
   Вокруг бродили айильцы,  и  у  него  не  было  ни  малейшего  желания
рисковать своими людьми. Светло будет еще всего несколько часов, и нужно
успеть до темноты разбить хорошо укрепленный лагерь  где-нибудь  повыше.
Может,  ему  повезет  и  он  подберет  какую-нибудь  сестру   или   даже
нескольких. Неплохо бы.
   Кто-то должен рассказать о случившемся Элайде, и Гавин предпочел  бы,
чтобы ее гнев обрушился на Айз Седай, а не на него.
   Со вздохом повернув гнедого, он поскакал обратно,  теперь  уже  думая
только о том, много ли Отроков погибло. Один из первых  уроков,  который
Гавин усвоил, став воином, состоял в том, что при любом исходе  сражения
приходится  расплачиваться  убитыми.  Тревожное  ощущение,  что   список
погибших на сегодня еще не закончен, не покидало его.  Кто  когда-нибудь
слышал об этих проклятых Колодцах Дюмай? Мир вскоре забудет  о  Колодцах
Дюмай - так страшно будущее.

Глава 1

ДЕНЬ РАЗДУМИЙ

   Колесо Времени вращается, и Эпохи приходят и уходят, оставляя по себе
память, которая  порождает  легенды.  Легенды  постепенно  искажаются  и
становятся мифами, но даже мифы оказываются забыты к тому времени, когда
эпоха, породившая  их,  приходит  вновь.  В  одну  из  эпох,  называемую
некоторыми Третьей, эпоху, которая только что выступила на арену  жизни,
эпоху, которая уже давно прошла,  в  огромном  Браймском  Лесу  поднялся
ветер. Для Колеса Времени этот ветер не означал начала  чего-то  нового.
Оно вращается безостановочно,  и  все  продолжается  вечно;  для  Колеса
Времени ничто не имеет ни начала, ни конца. Но именно оно всему начало.
   На северо-восток ветер задул, когда палящее солнце высоко поднялось в
безоблачном небе. На северо-восток он помчался,  понесся  мимо  засохших
деревьев с бурыми листьями и голыми ветвями,  мимо  редко  встречающихся
деревень, где воздух мерцал от  жары.  Этот  ветер  не  принес  с  собой
облегчения - даже намека на дождь, а тем более на снег. На северо-восток
он подул и промчался мимо древней арки из искусно  обработанного  камня.
Некоторые считали, что то были ворота, которые некогда вели  в  огромный
город, а другие - что это монумент в честь давно забытого  сражения.  На
массивных камнях  уцелели  лишь  выветрившиеся,  ставшие  неразборчивыми
остатки резьбы, безмолвно напоминающей об утраченной славе Кореманды.
   По Тарвалонскому тракту мимо древней  арки  катились  повозки.  Люди,
идущие рядом, заслоняли глаза от  пыли,  поднимаемой  копытами  лошадей,
колесами и ветром. Большинство из них сами не знали, куда и зачем  идут.
Им было ясно одно - все в мире пошло кувырком, конец  близок,  а  может,
уже наступил. Страх гнал большинство из них.  Что  гнало  остальных,  не
ведали и они сами, но страх терзал и их душ