ь  Силу.  -  Слова Элайды
стегали точно кнутом. Да и у нее самой скрутило живот,  она  боялась, что ее
стошнит.  Она ухитрилась не выдать своего состояния  и  продолжила  -  слова
вылетали, как  камни из  пращи: -  Мужчина,  обреченный сойти с ума, а перед
своей гибелью он  наведет ужас на мир, обрушив  на  него  Силу. И даже более
того. Из-за него Арад Доман и  Тарабон  и все земли между  ними горят в огне
бунтов.  Если  войну  и  голод в Кайриэне нельзя  напрямую связать с ним, то
несомненно он - зачинщик  той  войны, что грозит  разразиться в  еще больших
масштабах, войны  между Тиром  и Андором! А ведь Башне нужен мир! В Гэалдане
какой-то спятивший шайнарец  вещает  о нем, собирая толпы, разогнать которые
не под силу армии Аллиандре. Величайшая угроза Башне, большей опасности миру
никогда не грозило,  а вы не в силах заставить себя говорить о нем? Даже  на
картину взглянуть не можете?
     Ответом Элайде была  тишина. У  всех, кроме  Алвиарин, был  такой  вид,
будто  у  них  языки  к  нёбу  примерзли.  Большинство  не  сводило  глаз  с
изображения  молодого  человека  - точь-в-  точь  загипнотизированные  змеей
птицы.
     - Ранд ал'Тор. - Это  имя горечью отзывалось на губах  Элайды. Когда-то
этот  юноша, такой  простодушный и  невинный с виду, стоял  рядом  с ней, на
расстоянии вытянутой руки. И она не поняла, кто он. Ее предшественница знала
- и одному Свету ведомо, сколь давно ей было обо всем известно! И, зная, она
позволила ему оставаться на  воле. До бегства та женщина многое  рассказала.
Подвергнутая  суровому допросу,  она говорила  такое, чему  Элайда  никак не
могла  поверить.  Ведь если  Отрекшиеся  и вправду  на  свободе, может  быть
потеряно всё. Однако каким-то  образом  та женщина ухитрилась  уклониться от
некоторых ответов. А потом,  прежде чем Элайда успела расспросить ее  вновь,
она сбежала.  Та  женщина и  Морейн.  Та женщина и эта Голубая знали всё. Их
обеих  Элайда  намерена заполучить в  Башню. И они  расскажут  всё,  что  им
известно,  до последней  крупицы.  Но прежде чем  Элайда  закончит,  они  на
коленях  будут умолять  ее о  смерти. Слова  застревали в горле,  но  Элайда
заставила  себя продолжать: - Дочери мои, Ранд ал'Тор - Возрожденный Дракон.
- Колени у  Шимерин подогнулись, и она тяжело осела на пол.  Да и koe у кого
еще ослабели  ноги. Взор  Элайды обдал их презрением. - В  этом нет  никаких
сомнений. О нем говорится в Пророчествах. Темный рвется на свободу из своего
узилища,  близится  Последняя  Битва, и Дракон Возрожденный должен встретить
его, иначе мир обречен  на вечный огонь и  разрушение, пока вращается Колесо
Времени. И  он, дочери мои, разгуливает на свободе. Где он, мы не знаем. Нам
известно с дюжину мест, где его нет. В Тире его  уже нет. Его нет и здесь, в
Башне, - надежно огражденного от Силы, как тому  следует  быть. Он обрушился
на  мир  ураганом,  и мы обязаны  остановить смерч, если есть  хоть какая-то
надежда  пережить Тармон  Гай'дон. Он  должен  быть  в  наших  руках,  и  мы
позаботимся, чтобы он сразился в Тармон Гай'дон. Или кто-то из вас полагает,
что  он добровольно  пойдет навстречу  своей  предвозвещенной  гибели,  дабы
спасти мир?  Мужчина, который уже,  должно быть, сходит  с  ума? Мы  обязаны
подчинить его себе!
     -  Матушка...  -  начала  Алвиарин  тем лишенным  всяких чувств  тоном,
который так раздражал  Элайду, и  она оборвала Хранительницу  Летописей злым
взглядом:
     - Захват Ранда ал'Тора куда важнее всех стычек в Шайнаре или притихшего
вдруг Запустения. Это намного важнее, чем  отыскать Илэйн  или Галада,  даже
важнее поимки  Мазрима  Таима.  Вы найдете  его. Найдете! В  следующую  нашу
встречу  каждая  должна   быть   готова   подробно  изложить   мне,  что  ею
предпринимается для розысков. А теперь оставьте меня, дочери мои.
     Шуршание юбок, волна неуверенных реверансов,  негромкие "как прикажете,
матушка", и все чуть ли не бегом двинулись к выходу. Джолин поддерживала под
руку еле державшуюся  на ногах  Шимерин.  Пожалуй,  Желтая  сестра  как  раз
подходит  для следующего урока  прочим. Другие  понадобятся, чтобы никто  не
сумел  отступить,  а  Шимерин слишком  слаба,  ей нельзя  оставаться в  этом
совете. Разумеется,  дни  этого совета  в  любом случае сочтены: Восседающие
должны выслушивать волю Амерлин и тут же бросаться исполнять ее.
     Кроме Алвиарин, все ушли.
     Дверь закрылась, и две женщины  еще долго смотрели в глаза друг  другу.
Алвиарин была первой, самой первой,  кто выслушал и согласился с обвинениями
против  предшественницы Элайды. И Алвиарин прекрасно понимала, почему она, а
не кто-то  из Красных  носит  палантин Хранительницы Летописей. Красная  Айя
единодушно поддерживала  Элайду, чего нельзя  сказать о Белой, а  без полной
поддержки Белой многие из остальных могли не склониться к мнению заговорщиц.
При ином исходе Элайда сидела бы не на Престоле Амерлин, а в темнице. Именно
так все обернулось бы.  А  то и хуже -  тогда ее  головой, украшающей  пику,
забавлялись бы вороны. Алвиарин  не так просто запугать, как прочих. Если ее
вообще  можно запугать. В твердом взгляде  Алвиарин Элайда видела тревожащий
ее огонек - Хранительница Летописей считала себя равной ей.
     В тишине громом отдался легкий стук в дверь.
     - Входи! - рявкнула Элайда.
     В кабинет робко шагнула одна из Принятых, бледная стройная девушка. Она
тут же присела в низком реверансе - белая юбка с семью  цветными полосами на
подоле  кругом  легла на пол. Судя по широко  раскрытым голубым глазам и  по
тому, как  девушка  старательно  держала очи долу, ей  передалось настроение
только что  вышедших  отсюда женщин. Там,  где  Айз  Седай пробирает  дрожь.
Принятой грозит великая опасность.
     - М-матушка,  з-здесь м-мастер Фейн. Он говорит, что вы х-хотели видеть
его  в э-этот  час. - Склонившаяся девушка покачнулась  и чуть не рухнула от
обуревающего ее страха.
     -  Так  впусти  его, девочка,  незачем  заставлять  человека  ждать,  -
прорычала Элайда, хотя содрала бы шкуру с девчонки, посмей та привести этого
Фейна без предупреждения.  Как ни сдерживала она свой гнев на  Алвиарин,  он
переполнял  ее, хоть Элайда  и  запрещала себе  думать  о том, что  не смеет
выказать  его.  -  И  если  ты никак не  научишься  правильно  говорить, то,
вероятно,  тебе  место  в  кухне, а не  в приемной  Амерлин. Так? Или будешь
делать, как велено? Пошевеливайся, девочка! И передай Наставнице  Послушниц,
чтобы научила тебя с рвением исполнять приказы!
     Девушка что-то пискнула в ответ и стрелой вылетела вон.
     Элайда  с  трудом  взяла  себя  в  руки. Ее нисколько не волновало, как
Сильвиана, новая Наставница Послушниц, накажет провинившуюся: ограничится ли
выговором или выпорет девчонку. Элайда едва замечала послушниц  и  Принятых,
пока они  не мешали ей, а думала о них и  того меньше. Смирения и послушания
ей хотелось от Алвиарин, и чтобы извинялась она, стоя на
     коленях.
     Ну а пока Фейн.  Элайда задумчиво провела пальцем по  губам.  Костлявый
человечек с  внушительным  носом.  В Башне он появился всего несколько  дней
назад, в грязном некогда великолепном  одеянии, хоть и великоватом ему. Этот
мужчина, то высокомерно- надменный, то раболепствующий, испрашивал аудиенции
у  Амерлин.  Не  считая служивших  Башне,  мужчины  приходили  сюда  лишь по
принуждению  либо  когда  иного выбора  не оставалось. И  никто не просил  о
беседе с Амерлин. Скорей всего,  помешанный или  полоумный. Заявил, будто он
из Муранди,  из  самого Лугарда,  но в речи его мешались различные выговоры,
порой произношение менялось посредине одной фразы. Тем не менее складывалось
впечатление, что этот необычный тип может оказаться полезен.
     Алвиарин по-прежнему  смотрела  на  Элайду с  ледяным  самодовольством,
только во взоре намек на вопрос:
     кто такой Фейн? Лицо Элайды  посуровело. Она  уже  потянулась к саидар,
женской  половине  Истинного  Источника,  дабы  при  помощи  Силы  преподать
Алвиарин  урок и  поставить ее  на место.  Но это не выход. Алвиарин  станет
сопротивляться, а драка - будто девчонки  на конюшне - не  тот способ, каким
Амерлин  должна утверждать свою власть, свой авторитет. Однако Алвиарин, как
и других,  нужно  научить подчиняться. И первый  шаг  -  оставить Алвиарин в
неведении относительно мастера Фейна, каким бы ни было его подлинное имя.
     Едва  переступив порог кабинета  Амерлин, Падан Фейн выбросил из головы
прелестную в своем испуге  юную Принятую. Она,  конечно, лакомый кусочек,  и
ему нравилось ощущать, как его жертвы трепещут, словно пичуги в его руке, но
сейчас  важнее  другое.  Потирая  руки,  Фейн низко  склонил голову,  вполне
смиренно, но две женщины  в кабинете сначала словно  не заметили его, в упор
глядя  друг на  друга. Фейн  еле  удержался,  чтобы не протянуть  руку  и не
пощупать  с  нежностью  исходящее от них напряжение.  Повсюду в Белой  Башне
ощущались  напряжение и  раздор.  Все  это ему на пользу. Когда понадобится,
натянутые струны можно будет подергать, а рознь обратить к своей выгоде.
     Фейн  удивился, обнаружив  на  Престоле  Амерлин  Элайду. Лучшего он  и
ожидать не смел. Из услышанного Фейн сделал вывод,  что во многих отношениях
она не столь  сильна, как та женщина, что носила палантин до нее. Да, Элайда
жестче,  куда  безжалостней, но в то же  время  и  более хрупкая.  Вероятно,
согнуть  ее -  задача потруднее,  но сломить -  много легче. Если,  конечно,
дойдет до такого выбора. И все же особой разницы он не видел: одна Айз Седай
ничем не лучше другой, будь она  хоть дважды Амерлин.  Дуры.  Опасные  дуры,
верно, но порой простофили весьма полезны.
     Наконец присутствие Фейна заметили. Амерлин, застигнутая его появлением
врасплох, слегка нахмурилась, Хранительница Летописей ничем не выдала своего
интереса.
     - Теперь ступай, дочь моя, - твердо сказала Элайда, сделав  легкий,  но
несомненный  нажим на  слове  "теперь".  О  да, трения, трещинки  во власти.
Щелочки,  в  которые можно  бросить  семена.  Фейн  чуть не  ухмыльнулся  от
удовольствия.
     Алвиарин замешкалась, потом  коротко присела в реверансе.  Проходя мимо
Фейна  к  двери, она  окинула его лишенным  всяких  эмоций, но приводящим  в
замешательство взглядом.  Фейн  невольно съежился, опасливо втянул голову  в
плечи, сгорбился. Верхняя губа приподнялась, он едва не зарычал, глядя вслед
стройной  фигуре  Айз Седай.  На миг, всего на  миг у  него  опять  возникло
ощущение,  что  она  слишком многое  о нем знает, но  он не понимал,  откуда
взялось это  чувство.  Ее холодное лицо,  холодные  глаза никогда  не меняли
выражения. В это мгновение  Фейну так хотелось, чтобы лицо  и глаза Алвиарин
изменили своему спокойствию. Чтобы в них появился страх. Боль. Мука. Мольба.
Фейн еле удержался от смеха при этой мысли. Конечно, все это чушь. Ничего ей
не  известно.  Терпение -  и он еще  разберется и  с ней, и с  ее  неизменно
бесстрастным взглядом.
     В кладовых и сокровищницах Башни есть вещи, которые заслуживают немного
терпения.  Там  хранится Рог  Валир,  легендарный Рог, который  создан, дабы
призвать из могил павших  героев, призвать их  на Последнюю Битву. О Роге не
ведало даже большинство Айз Седай, но Фейн умел  вынюхивать и вызнавать. Там
же находился и кинжал. Стоя в кабинете, он чувствовал, как кинжал манит  его
к себе. Фейн мог указать на него пальцем. Кинжал принадлежал ему, был частью
его, он  был украден и упрятан тут этими  Айз Седай.  Овладев кинжалом, Фейн
сумеет восстановить столь многое из утраченного... Как это произойдет, он не
знал, но уверенность не покидала его. Обрести частицу  потерянного  Аридола.
Слишком опасно возвращаться в Аридол - там  вполне можно угодить  в ловушку.
Фейн  содрогнулся. Так  долго пробыть  в  этом городе-капкане...  Второй раз
угодить в силки ему не хочется.
     Разумеется, больше никто  не называет этот город Аридолом, только Шадар
Логотом. Шадар Логот - Там, где Ждет Тень. Название в самый раз. Так  многое
переменилось. Изменился даже он сам. Падан Фейн. Мордет. Ордейт. Иногда даже
он сам не понимал, какое из имен и  вправду его. кто он такой на самом деле.
Но в одном он был уверен: он не тот, кем его считают. Всякий полагающий, что
знает его, жестоко ошибается. Теперь он преображен. Сила внутри него, и сила
эта лишь в его власти и ни  в чьей более. Со  временем все узнают, он им еще
покажет.
     Вздрогнув,  Фейн вдруг понял, что Амерлин что-то  говорит.  Порывшись в
памяти, он нащупал нить разговора.
     - Да, Мать,  эта куртка мне в  самый раз. - Он погладил ладонью  черный
бархат, демонстрируя,  насколько  превосходной находит  свою  одежду.  Можно
подумать, одежда имеет какое-то значение. - Очень хорошая куртка. Крайне вам
благодарен за заботу. Мать.
     Как ему  надоели попытки  этой  женщины заставить  его чувствовать себя
непринужденней, но  он готов вытерпеть и многое  другое - встать на  колени,
целовать ей кольцо. Однако на  сей раз Элайда сразу взяла быка за рога,  без
всяких околичностей:
     - Мастер Фейн, расскажи мне все, что тебе известно о Ранде ал'Торе.
     Взор  Фейна метнулся к  картине с двумя  бойцами.  Он глядел  на нее, и
спина его  выпрямлялась.  Портрет ал'Тора притягивал  Фейна не меньше самого
этого человека,  и  кровь  его вскипала в жилах яростью  и ненавистью. Из-за
этого мальчишки он  испытал такое страдание, о  котором старался не  думать,
запрещал себе вспоминать  об этой боли. Мука эта была много хуже боли. Из-за
ал'Тора его изломали, перемололи и воссоздали заново. Да, эта переделка дала
ему средства к мщению, но  речь не  об этом. Мучительное желание  уничтожить
ал'Тора  сжигало   Фейна,  слепило  его,  все  прочее  меркло   перед   этим
стремлением.
     Фейн вновь повернулся к  Амерлин и заговорил, не сознавая, что держится
теперь так же повелительно, как и она, что властно смотрит ей прямо в глаза:
     - Ранд ал'Тор хитер и коварен, его не интересует ничего, за исключением
одного -  его  собственной власти. - Что за дура. - Никогда не угадаешь, что
он сделает. - Но  если она сумеет,  если с  ее помощью ал'Тор попадет в  его
руки...  -  Руководить  им  трудно...  крайне  трудно,  но  полагаю,  вполне
осуществимо. Первое, что нужно сделать, -  это накинуть петлю силков на того
из немногих, кому он верит...
     Если с ее  помощью  он заполучит  ал'Тора,  то, может,  и оставит  ее в
живых, когда уйдет окончательно. Пусть живет, хоть она и Айз Седай.
     Равин, без кафтана,  в одной  рубашке, удобно расположился  в золоченом
кресле,  перекинув ногу в  превосходном сапоге через обитую шелком ручку. Он
улыбался. Стоящая  возле камина  женщина  повторяла отданные ей  приказания.
Большие карие глаза затянула легкая поволока. Молодая красивая женщина, хоть
и  напялившая  на себя ради маскировки простые шерстяные  одежды  неброского
серого цвета. Но ее привлекательность сейчас мало волновала Равина.
     Ни единого тока воздуха  не проникало через высокие окна в комнату. Пот
катился по лицу  говорившей,  блестящие  капельки выступили  на  узком  лице
второго мужчины. Хотя его великолепный алый шелковый камзол  сверкал богатым
золотым шитьем, он  стоял  навытяжку, словно  вышколенный  слуга, каковым по
сути  и являлся,  пусть,  в отличие от женщины,  слугой  стал по своей воле.
Естественно, к происходящему сейчас он был глух и слеп.
     С потоками Духа,  которые обвились вокруг этой парочки, Равин обращался
с изящной аккуратностью. Незачем портить ценных слуг.
     Разумеется, самому  Равину жарко не было, он просто не позволял летнему
зною  касаться себя.  Он  был рослым, крупным мужчиной, смуглым и  красивым,
хотя на висках серебрились белые пряди. Заставить эту женщину исполнять  его
приказы не составило труда.
     На лицо Равина набежала тень. Кое с кем приходилось сложнее. Немногие -
считанные  единицы -  обладали  таким твердым внутренним  стержнем;  что  их
собственное  "я",  их разум,  даже не  осознавая  того,  беспрестанно  искал
малейшей щелочки, чтобы ускользнуть прочь.  Вот  ведь невезение, что ему все
еще  нужен  такой слуга, хоть и в столь незначительной степени. Управлять ею
можно,  но  она продолжает  попытки  высвободиться,  даже  не  понимая,  что
оказалась в ловушке. Со  временем, разумеется,  нужда  в ней  отпадет; тогда
придется решать, отпустить  ее на все четыре  стороны или  избавиться от нее
совсем. И  в том, и  в другом случае есть свои опасности. Разумеется, ничего
такого, что  угрожало  бы ему, но он был  осторожен и  несколько педантичен.
Маленькие опасности, если о них забывать,  имеют  обыкновение  перерастать в
большие,  а на риск он  шел, только расчетливо взвесив все и выбрав лучший и
наиболее безопасный для себя вариант. Итак, убить ее или оставить в живых?
     Возникшая  тишина  - женщина  закончила говорить -  вырвала  Равина  из
потока размышлений.
     - Когда уйдешь отсюда, - сказал он ей, - ты не будешь ничего помнить об
этом  визите.  В  памяти  у  тебя  останется  только твоя  обычная  утренняя
прогулка.  -  Она угодливо закивала, и Равин  слегка распустил  пряди  Духа,
чтобы они  исчезли вскоре после того, как  женщина выйдет на улицу. Добиться
повиновения  легче  при   повторном  использовании  принуждения,   но  тогда
существует опасность, что постороннее воздействие будет обнаружено.
     Закончив с женщиной, Равин  таким  же  образом освободил разум Элегара.
Лорда Элегара.  Дворянин из мелких, но  верный своим  клятвам. Элегар нервно
облизнул тонкие губы и покосился на женщину, потом сразу опустился на колено
перед Равином. Сторонники Тьмы - теперь  их  называют Приспешниками Тьмы или
Друзьями  Темного,  - отныне, когда  освободились из заточения  Равин  и его
сотоварищи,  начали понимать, как строго и неукоснительно должны они  блюсти
свои обеты.
     - Выведи ее задами на улицу,  - распорядился Равин, - и оставь  там. Ее
не увидят.
     -  Будет исполнено, как  вы скажете, Великий Господин,  -  ответствовал
Элегар  и,  не  вставая,  поклонился.  Поднявшись,  он, пятясь  и  кланяясь,
удалился. По пути  к двери он  взял  женщину  за  руку и  потянул за  собой.
Разумеется,  она  послушно  пошла  за   ним,  глаза  ее  по-  прежнему  были
затуманены. Элегар  ни о чем ее не станет спрашивать.  Он знал  достаточно и
хорошо понимал: есть вещи, о которых ему просто незачем знать.
     -  Одна из твоих милашек для забав? - раздался за спиной Равина женский
голос, едва за Элегаром  затворилась резная дверь. - Теперь тебе нравится их
так наряжать?
     Ухватившись за  саидин, Равин  наполнил  себя  Силой,  пятно  порчи  на
мужской половине  Истинного Источника скатилось  прочь по защите из его уз и
клятв, по тем скрепам к тому, что он почитал мощью, превосходящей  сам Свет,
а то и самого Создателя.
     В  центре комнаты, над ало-золотистым ковром,  открылся  проем, ведущий
неизвестно  куда. Равин успел заметить, что стены апартаментов обиты снежной
белизны шелком, и тут  же проход исчез, оставив на ковре женщину, облаченную
в белое платье, стянутое поясом  из тканого серебра. Лишь слабое покалывание
-  кожу  будто  обдало  морозцем -  подсказало  Равину, что  она только  что
направила Силу. Высокая  и стройная,  женщина  была столь же обворожительна,
сколь  красив он  сам. Ее темные глаза напоминали  бездонные  омуты, волосы,
украшенные  серебряными  звездами  и  полумесяцами,   великолепными  черными
волнами ниспадали на плечи. При виде ее у мужчин от страсти дух захватывало.
     - Что у тебя на уме, Ланфир, коли ты явилась ко мне втихомолку? - грубо
спросил Равин. Силу  отпускать  он не  стал,  а  наоборот, на всякий  случай
приготовил  для  своей гостьи несколько  неприятных сюрпризов. -  Если  тебе
вздумалось побеседовать со мной, прислала бы эмиссара, и я бы выбрал место и
время встречи. Если бы согласился на нее.
     Ланфир улыбнулась своей пленительной предательской улыбкой:
     - Равин, ты всегда был свиньей, но дураком - весьма