ура.
Таим - сторонник ал'Тора, так я слышала.
   Мерана с трудом подавила вздох облегчения.  Слухи  о  произошедшем  у
Колодцев Дюмай, должно быть, еще не успели  распространиться.  Хотя  это
вопрос нескольких дней, конечно.
   - У меня тоже есть уши, так что слухи и  до  меня  доходят,  Анноура,
резко сказала Кадсуане. - Хотя мне не раз хотелось, чтобы их не  было  -
ни Логайна, ни Таима. Все мои труды пошли прахом, придется переделывать.
   Остальные тоже хороши, но тут я принимала непосредственное участие. И
потом есть еще эти в черных мундирах, Аша'маны.
   Взяв у Дайгиан чашку, Кадсуане тепло  улыбнулась  ей  и  пробормотала
слова благодарности. Круглощекая Белая  сестра,  казалось,  готова  была
сделать реверанс, но лишь вернулась в свой  угол  и  сложила  руки.  Она
пробыла в послушницах, а затем в Принятых дольше, чем кто-либо на памяти
ныне живущих; ей едва позволили остаться в Башне, и она заработала  свое
кольцо ногтями, которыми скребла котлы, а шаль -  угодливостью.  Дайгиан
всегда держалась униженно с другими сестрами.
   Вдыхая поднимающийся над чашкой пар, Кадсуане  продолжила  неожиданно
непринужденным, дружеским тоном:
   - Именно Логайн, армия которого  подступила  почти  к  моему  порогу,
отвлек меня от моих  роз.  Уф!  Даже  драка  на  овечьей  ярмарке  могла
соблазнить меня бросить эти проклятые Светом растения. Суть в  том,  что
если ты способна использовать Силу, но делаешь  что-то,  не  прибегая  к
ней, и к тому же это что-то состоит в выращивании цветов, у  которых  по
десять тысяч колючек на каждом стебле... Уф! Я даже начала подумывать  о
том, чтобы дать клятву Охотницы, если бы Совет Девяти  позволил.  Ладно.
Это были прекрасные несколько месяцев  -  погоня  за  Логайном,  но  как
только его поймали, доставка его в Тар Валон привлекала меня не  больше,
чем эти самые розы. Я постранствовала  немножко,  чтобы  посмотреть,  не
подвернется ли кто-нибудь, может, новый Страж, хотя, полагаю, сколь  они
ни хороши, мне поздновато иметь дело с  мужчиной.  Потом  я  услышала  о
Тайме и со всей возможной быстротой отправилась в Салдэйю. Ничто так  не
волнует, как мужчина, способный направлять Силу. - Внезапно  взгляд  ее,
казалось, застыл, и голос зазвучал ему под стать. - Участвовал ли кто-то
из вас в этой... низости... сразу после Айильской Войны?
   Не чувствуя за собой никакой вины, Мерана тем не менее  вздрогнула  и
смутилась. В осуждающем взгляде Кадсуане ей померещились плаха  и  топор
палача.
   - Какая низость? Не понимаю, о чем ты говоришь.
   Обвиняющий взгляд теперь был устремлен на Анноуру, и та чуть не упала
на постель - Айильская Война? - задыхаясь, пролепетала она, изо всех сил
пытаясь взять себя в руки.  -  После  ее  окончания  я  потратила  годы,
добиваясь того, чтобы так  называемое  Великое  Соглашение  не  осталось
только громким названием.
   Мерана с интересом взглянула на Анноуру. Очень многие сестры из Серой
Айя после войны сновали  из  столицы  в  столицу  в  бесплодных  усилиях
сохранить союз, который  был  создан  против  Айил,  но  ей  никогда  не
приходило в голову, что Анноура - одна из  них.  Если  это  так,  она  и
впрямь должна уметь вести переговоры.
   - Я делала то же самое, - сказала Мерана. Достоинство. После того как
она вслед за ал'Тором покинула Кэймлин, от ее  достоинства  осталось  не
так уж много. Несколько уцелевших клочков его слишком ценны, и их нельзя
потерять.
   Она заставила себя говорить спокойно и решительно:
   - Какую низость ты имеешь в виду, Кадсуане?
   Седовласая женщина в своей обычной манере просто  отмахнулась  от  ее
вопроса, будто вовсе и не произносила этого слова - "низость".
   У Мераны мелькнула мысль, в своем ли уме Кадсуане. Мерана никогда  не
слышала, чтобы сестры сходили с ума, но большинство Айз Седай, которые в
конце  жизни  удалялись  в  уединение,  держались  подальше  от   бурных
приключений и мирских дел, тем более таких, с которыми не каждой  сестре
и сталкиваться-то доводилось. Как правило, они вообще держались подальше
от всех. Кто знает, что случалось с  ними  незадолго  до  конца?  Однако
один-единственный взгляд в ясные, спокойные глаза напротив, устремленные
на нее поверх чашки с чаем, заставил ее тут же выбросить из  головы  эту
идею. О какой бы низости двадцатилетней давности ни шла речь - если  она
вообще имела место, - несомненно, не она заставила мир свернуть с пути в
сторону тех раздоров, которые раздирали его сейчас. И Кадсуане  все  еще
не ответила на вопросы, которые ей задавали раньше. Каковы ее намерения?
И почему именно сейчас?
   Однако, прежде  чем  Мерана  успела  повторить  свои  вопросы,  дверь
распахнулась, и вошли Бера с  Кируной.  За  их  спинами  маячила  Кореле
Ховиан, худенькая,  как  мальчишка.  Желтая  сестра  с  густыми  черными
бровями и пышными волосами цвета воронова крыла,  которые  придавали  ее
облику что-то дикое, хотя она всегда  одевалась  с  большим  изяществом,
будто собиралась на танцы, рукава, корсаж и бока юбок  украшала  богатая
вышивка. В комнате сразу стало очень тесно. Кореле редко что  забавляло,
но сейчас она широко улыбалась, почти смеялась. Глаза  Кируны  сверкали,
на лице застыло холодное высокомерие, а Бера так и полыхала от злости  -
губы сжаты, лоб наморщен. Так было до  тех  пор,  пока  они  не  увидели
Кадсуане. Для них, полагала Мерана, это было все равно что для нее самой
столкнуться лицом к лицу с Алинд Дифелле, или Севланой Месей,  или  даже
Мабриам эн Ширинд. Они вытаращили глаза, у Кируны отвисла челюсть.
   - Я думала, ты умерла, - с придыханием проговорила Бера.
   Кадсуане сердито фыркнула:
   - Мне уже надоело это слышать. Следующая дуреха, от которой я  услышу
эти слова, будет неделю визжать.
   Анноура принялась внимательно изучать носки своих туфель.
   - Ни за что не догадаетесь, где я обнаружила эту парочку,  -  сказала
Кореле, произнося слова быстро, с мурандийским  акцентом.  Она  легонько
постукивала  себя  по  вздернутому  носу,  как  делала   всегда,   когда
собиралась рассказать  о  какой-нибудь  шутке  или  о  чем-то  забавном,
свидетельницей чего оказалась. Красные пятна вспыхнули на щеках Беры,  у
Кируны пылало все лицо.
   -  Бера  кротко,  словно  мышка,  сидела  под   бдительным   надзором
полудюжины этих айильских дичков, которые нагло заявили мне  -  как  вам
это понравится? - что она не может  пойти  со  мной  до  тех  пор,  пока
Сорилея... Ох, теперь эта старая карга точно будет являться мне в ночных
кошмарах... Я, значит, не могу забрать с собой  Беру,  пока  Сорилея  не
закончит личную беседу с другой ученицей. Нашей дорогой  Кируной,  прошу
любить и жаловать.
   Это были уже не просто пятна на щеках. Кируна и  Бера  покраснели  до
корней волос, их взгляды заметались, избегая  встречи  с  другими.  Даже
Дайгиан изумленно вытаращилась на них.
   Прекрасная, дивная волна облегчения затопила Мерану. Ей  не  придется
объяснять Кадсуане, как именно Хранительницы Мудрости  истолковали  этот
дикий приказ ал'Тора - чтобы сестры повиновались им. Никакими  ученицами
они, конечно, не были; ни о каких уроках никто и не заикался. Чему могли
все эти дички, эти дикарки, даже насильно научить Айз Седай? Дело  всего
лишь  в  том,  что  Хранительницам  Мудрости  хотелось   знать,   какими
способностями обладает каждая из них. Всего лишь? И Бера, и Кируна могли
подтвердить, что ал'Тор рассмеялся - рассмеялся! - и сказал, что  он  не
видит тут разницы  и  надеется,  что  они  будут  послушными  ученицами.
Невозможно чувствовать себя хорошо с согнутой шеей, и меньше всех на это
способна Кируна.
   Однако Кадсуане ничего не потребовалось объяснять -  Я  предполагала,
что дела у вас идут неважно, - сухо сказала она, - но  чтобы  докатиться
до такого дерьма... Позвольте мне называть вещи своими именами. Вы, дети
мои, взбунтовались против законно избранной Амерлин,  а  потом  так  или
иначе связались с этим мальчишкой ал'Тором, неудивительно, что вы ходите
на цыпочках не только перед этими айилками, но и перед ним самим.
   - В ворчливом тоне Кадсуане звучало такое отвращение, точно она съела
какую-то тухлятину. Покачав головой, она заглянула в свою чашку и  снова
перевела взгляд на пришедших. - Ну,  что  полагается  изменницам?  Совет
может продержать вас на коленях до самой Тармон Гай'дон, а то  и  просто
снять головы с плеч. А что с теми, которые в айильском лагере? Все  они,
я полагаю, сохранили преданность Элайде. Они тоже... стали... ученицами?
Ближе первого ряда палаток никого не подпускают. Эти айильцы, похоже, не
жалуют Айз Седай.
   - Не знаю, Кадсуане. - Лицо Кируны так пылало, что казалось,  вот-вот
вспыхнет. - Нас держали отдельно.
   Глаза Мераны широко распахнулись. Никогда  прежде  ей  не  доводилось
слышать, чтобы голос Кируны звучал почтительно. Бера глубоко вздохнула и
подтянулась, будто готовясь к выполнению неприятной задачи:
   - Элайда не...
   - Элайда честолюбива сверх всякой меры, почти в  той  же  степени,  в
какой я лишена этого, - прервала Беру Кадсуане, наклонившись вперед  так
неожиданно, что и Мерана, и Анноура отшатнулись, хотя она смотрела не на
них. - И она может  быть  фатально  несдержанной,  но  она  все  еще  на
Престоле Амерлин, избранная Советом Башни в  полном  соответствии  с  ее
законом.
   - Если Элайда законная Амерлин, почему ты не выполнила ее  приказание
вернуться в Башню? - Догадаться о том, что Бера  вне  себя,  можно  было
лишь по рукам, противоестественно неподвижно повисшим вдоль тела. Только
титаническое усилие, которое требовалось для того, чтобы  все  время  не
теребить и  не  разглаживать  юбки,  могло  сделать  ее  руки  настолько
неподвижными.
   - Выходит, хотя бы у одной из вас есть характер, - мягко  рассмеялась
Кадсуане, но в глазах у нее не было и тени веселья. - Садитесь.  У  меня
накопилось множество вопросов.
   Мерана и Анноура поднялись, чтобы предложить свои места  на  постели,
но Кируна стояла, с тревогой глядя  на  Кадсуане,  а  Бера  не  отрывала
взгляда от  подруги;  потом  обе  покачали  головами.  Кореле  округлила
голубые глаза и по какой-то непонятной  причине  снова  усмехнулась,  но
Кадсуане, казалось, их отказ ничуть не обеспокоил.
   - Половина слухов, которые дошли до меня, - сказала она, - о том, что
Отрекшиеся освободились. Этому вряд ли можно  удивляться,  учитывая  все
остальное, но я хотела бы знать, есть у вас какие-либо свидетельства  за
или против.
   Как никогда прежде, Мерана очень охотно осталась сидеть; как  никогда
прежде, она понимала теперь, что чувствует белье под вальком прачки.
   Кадсуане продолжала задавать свои вопросы, перепрыгивая с  одного  на
другое, так что невозможно  было  догадаться,  о  чем  будет  следующий.
Кореле держала язык за зубами, лишь время  от  времени  посмеиваясь  или
покачивая головой, Дайгиан, конечно  же,  не  позволяла  себе  и  этого.
Больше всех досталось Меране, Бере и  Кируне,  но  и  Анноуре,  конечно,
пришлось несладко. Стоило советнице Берелейн расслабиться, полагая,  что
она уже свободна, как Кадсуане опять насаживала ее на вертел.
   Эта женщина хотела знать все. Насколько велика власть этого мальчишки
ал'Тора над айильцами и зачем Госпожа Волн  Морского  Народа  встала  на
якорь на реке? На самом ли деле погибла Морейн, и действительно ли  этот
мальчишка вновь открыл талант Перемещения, и затащила  ли  уже  Берелейн
его к себе в постель или только собирается?  Как  Кадсуане  воспринимала
ответы? Понять это было невозможно, за исключением  момента,  когда  она
узнала о том, что Аланна  связала  ал'Тора  узами,  и  о  том,  как  это
произошло. Губы у нее сжались в ниточку, она хмуро уставилась в окно, но
в то время, как на лицах остальных отразилось явное  отвращение,  Меране
показалось, что Кадсуане обдумывает, не взять ли еще  одного  Стража  ей
самой.
   На многие из ее вопросов никто просто не мог ответить,  что,  однако,
не умерило ее аппетита; она буквально выдирала из человека те  клочки  и
крупицы знания, о присутствии которых в своей памяти тот  зачастую  даже
не догадывался. Они ухитрились кое-что скрыть, в основном то,  о  чем  и
следовало умолчать, тем не менее благодаря настойчивому  допросу  наружу
выплыли  некоторые  удивительные  вещи,  весьма  удивительные.  Анноура,
например, как оказалось, получала от Берелейн подробные  письма  начиная
почти с  того  самого  дня,  как  Первая  ускакала  на  север.  Кадсуане
требовала все  новых  ответов,  но  никто  их  не  знал,  и  это  начало
беспокоить  Мерану.  Она  видела,  как  на  лицах  все  чаще  появляется
загнанное, обиженное, виноватое выражение,  и  очень  хотела  бы  знать,
выглядит ли точно так же ее собственное лицо.
   - Кадсуане! - Мерана должна была попробовать  еще  раз.  -  Кадсуане,
почему ты появилась здесь именно сейчас?
   На мгновение немигающий взгляд той встретился с ее взглядом, а  затем
Кадсуане вновь обратила внимание на Беру и Кируну.
   - Значит, они ухитрились выкрасть его прямо из дворца,  -  промолвила
седовласая женщина, протягивая Дайгиан пустую чашку, чтобы та  наполнила
ее.
   Никому другому чаю не было  предложено.  По  выражению  лица  и  тону
Кадсуане настолько ничего нельзя  было  понять,  что  Меране  захотелось
рвать на себе волосы. Ал'Тор был бы не в восторге, узнай он, что  Кируна
проговорилась о похищении, пусть даже неумышленно; Кадсуане использовала
любую оговорку, чтобы вытянуть то, что стояло  за  случайно  оброненными
словами. Хорошо еще,  что  не  выплыло  наружу  в  деталях,  как  с  ним
обращались. За это он уж точно не погладил  бы  их  по  головке.  Мерана
возблагодарила Свет за то, что Кадсуане не способна долго  задерживаться
на одном предмете.
   - Вы уверены, что  это  был  Таим?  И  уверены,  что  эти,  в  черных
мундирах, не просто прискакали на конях?
   Бера отвечала неохотно, Кируна - с мрачным видом. Уверены  настолько,
насколько это вообще возможно; ни одна из них не  видела  появления  или
исчезновения Аша'манов, а... проем... через который они  проникли  сюда,
мог создать и ал'Тор. Такой ответ, конечно, не удовлетворил Кадсуане.
   - Пошевелите мозгами! Вы уже не глупые девчонки! По крайней  мере  не
должны ими быть. Уф! Вы должны все подмечать.
   Мерана почувствовала себя больной.  Она  и  все  остальные  потратили
полночи, споря о том, как следует понимать данную ими клятву. И пришли к
решению, что она означает точно то, что они сказали, -  и  исполнить  ее
придется, не увиливая. По крайней мере даже  Кируна  признала,  что  они
должны  защищать,  поддерживать  ал'Тора  и  повиноваться  ему   и   что
оставаться в стороне от происходящего  ни  в  коей  мере  не  допустимо.
Никого не беспокоило, как на такое решение  отреагировала  бы  Элайда  и
преданные ей сестры. По крайней мере никто даже не  заговорил  об  этом.
Что само по себе в высшей степени удивительно. Но Мерана очень хотела бы
знать, отдают ли себе Бера и Кируна отчет в том, что понимала она. Может
статься,  что  им  придется  вступить  в  противоборство  с  этой  живой
легендой, всем им, кроме, пожалуй, Кореле и  Дайгиан,  которые,  похоже,
уже сделали свой выбор в пользу Кадсуане. Хуже того...  Взгляд  Кадсуане
на мгновение остановился на Меране, не давая ничего и требуя всего...  И
Мерана была уверена, что и Кадсуане тоже прекрасно все понимает.
   Спеша по дворцовым  коридорам.  Мин  даже  не  обратила  внимания  на
приветствия знакомых Дев, просто почти пробежала мимо них, не сказав  ни
единого слова в ответ, ничуть не беспокоясь о  том,  что  им  это  может
показаться оскорбительным. Бежать в туфлях на каблуках было нелегко.  На
какие только глупости не идут женщины ради мужчин! И ведь Ранд вовсе  не
просил ее носить эти туфли, но она когда-то давным-давно появилась в них
при нем и заметила, что он улыбнулся.  Они  понравились  ему.  Свет,  до
туфель ли ей сейчас! Ни в коем случае не следовало  заходить  в  комнаты
Колавир.
   Вздрагивая,  глотая  невыплаканные  слезы,  девушка  припустила   еще
быстрее.
   Как обычно, у высоких дверей с изображением позолоченного восходящего
солнца сидели на корточках Девы. Шуфа лежали у них на  плечах,  а  копья
поперек  колен,  но  это  не  означало,  что  они  не  в  полной  боевой
готовности.
   Они  всегда   оставались   леопардами,   настороженно   ждущими,   не
понадобится ли кого-то убить. Обычно вид Дев смущал Мин, несмотря на  то
что они вели себя вполне дружелюбно. Сейчас  она  не  взволновалась  бы,
даже подними они вуали.
   -  Он  в  плохом  настроении,  -  предостерегла  Риаллин,  однако  не
пошевелилась, чтобы остановить девушку. Мин была одной из немногих, кому
позволялось входить к Ранду без доклада. Она одернула куртку и изо  всех
сил постаралась взять себя в руки. Она и сама  толком  не  знала,  зачем
пришла.
   Если не считать того, что только рядом с Рандом она чувствовала  себя
теперь в безопасности. Чтоб он сгорел! Прежде она не нуждалась ни в ком,
чтобы чувствовать себя в безопасности.
   Девушка  вошла  в  комнату  и  остановилась,  пораженная;  машинально
толкнула дверь и закрыла ее за собой. Казалось,  тут  недавно  произошло
побоище.
   Несколько мерцающих осколков еще каким-то  чудом  держались  в  рамах
зеркал, но большая часть их валялась на полу. Помост  перевернут  набок,
от трона, который прежде стоял на нем, осталась лишь груда  позолоченных
щепок,  лежащая  у  стены,  о  которую  он  разбился.  Один  из  стоячих
светильников из крепкого позолоченного железа был закручен петлей.  Ранд
сидел в маленьком кресле  без  куртки,  руки  свободно  свисают,  голова
откинута назад, взгляд устремлен в потолок. Или в  пространство.  Вокруг
него плясали образы, мерцала и время от времени ослепительно  вспыхивала
разноцветная аура; в этом он походил на Айз Седай.  Мин  не  нужны  были
никакие Иллюминаторы, если поблизости находились Ранд или Айз Седай.  Он
остался недвижим даже тогда, когда она зашагала в его сторону. Казалось,
он вообще не замечал ее. Осколки  зеркал  хрустели  у  нее  под  ногами.
Похоже, у него и впрямь плохое настроение.
   Однако, несмотря ни на что, страха Мин не  испытывала.  Страха  перед
ним; невозможно даже вообразить, чтобы Ранд причинил ей какой бы  то  ни
было вред.
   Из-за того, что он был в таком состоянии, воспоминания о  виденном  в
комнате Колавир почти выскочили  у  нее  из  головы.  Прошло  уже  много
времени с тех пор, как она примирилась с тем, что ее любовь  безнадежна.
Все остальное не имело значения - ни то, что по происхождению он простой
деревенский парень, ни то, что он моложе ее, ни то, кем или чем он  был,
ни то, что он обречен на  безумие,  если  не  погибнет  прежде.  Я  даже
согласна делить  его  с  другими  женщинами,  подумала  Мин,  осознавая,
насколько сильно захвачена своим  чувством,  если  способна  лгать  даже
самой себе. Со всем этим ей пришлось смириться,  как  и  с  тем,  что  в
какой-то степени он принадлежал Илэйн и Авиенде - айилке, с которой  она
до сих пор не встречалась. Чего нельзя изменить, то надо просто принять,
так всегда говорила тетя Джан.  Особенно  если  дело  дошло  до  полного
размягчения  мозгов.  О   Свет,   она   всегда   так   гордилась   своим
благоразумием!
   Мин остановилась рядом с одним  из  кресел,  в  спинку  которого  был
воткнут Драконов скипетр - с такой силой, что  острие  выступало  наружу
почти на ширину ладони. Она любила мужчину,  который  об  этом  даже  не
знал, а если бы узнал, тут же отослал бы ее прочь.  Мужчину,  который  -
она не сомневалась тоже любил ее. И Илэйн, и эту  Авиенду;  впрочем,  об
этом нет смысла думать.
   Чего  нельзя  изменить...  Он  любил  ее,  хотя  и  отказывался   это
признавать.
   Неужели он думает, что, раз безумный Льюс Тэрин Теламон убил женщину,
которую любил, такая же судьба уготована и ему?
   - Я рад, что ты пришла, - неожиданно произнес Ранд, все еще  глядя  в
потолок. - Я сидел здесь один. Один. - Он издал горький смешок. -  Герид
Ф