подсказывало,  что  боль  в  боку  важна.
Никак не удавалось вспомнить, как он был ранен, но вспомнить было важно.
Он начал было поднимать одеяла, чтобы  взглянуть  на  рану,  но  девушка
легким шлепком по рукам пресекла его попытку.
   - Ничего хорошего из этого не будет. Все равно там еще не  зажило  до
конца. Верин пыталась Исцелять, но сказала, что не получится как надо. -
Мин помолчала, покусывая губу. - Морейн  говорит,  должно  быть,  Найнив
что-то сделала, иначе ты не дожил бы, пока мы несли  тебя  к  Верин,  но
Найнив твердит, что была так перепугана, что и свечу  зажечь  не  могла.
Что-то... что-то не так с твоей раной. Придется тебе подождать, пока она
заживет сама. - Вид у нее был встревоженный.
   - Морейн тут? - Он горько, лающе рассмеялся. - Когда ты сказала,  что
Верин ушла, я-то обрадовался, решив, что опять освободился от Айз Седай.
   - Я тут, - сказала Морейн. Она подошла и  встала  над  ним  -  вся  в
голубом и такая же  невозмутимая,  словно  стояла  в  Белой  Башне.  Мин
пасмурно глядела на Айз Седай. У Ранда возникло странное чувство,  будто
девушка намерена защищать его от Морейн.
   - Жаль, что вы тут, - сказал он Айз  Седай.  -  По  мне,  так  можете
вернуться туда, где вы - не знаю где  -  прятались.  Оставайтесь  там  и
дальше.
   - Я не пряталась, - с безмятежным спокойствием отозвалась Морейн. - Я
делала что могла здесь, на Мысе Томан, и  в  Фалме.  Мало,  конечно,  но
узнала я многое. Двух моих сестер мне освободить не  удалось,  и  Шончан
загнали их вместе с другими Обузданными на корабли, но делала я все, что
могла.
   - Что могли... Вы послали Верин пасти меня, но  я-то  ведь  не  овца,
Морейн! Вы сказали, я волен идти куда хочу, а хотел я туда, где вас нет.
   - Я не посылала Верин, - нахмурилась Морейн. - Она поступила  так  по
собственной инициативе. Тобою, Ранд, интересуются многие, очень  многие.
Фейн нашел тебя или ты его?
   Нежданно-негаданно смена темы застала Ранда врасплох.
   - Фейн?  Нет.  Замечательный  из  меня  герой  получился!  Я  пытался
вызволить Эгвейн, а Мин выручила ее  раньше  меня.  Фейн  Эмондову  Лугу
обещал всякие беды, если я не встречусь  с  ним,  а  я  его  даже  одним
глазком не видел. Он бежал вместе с Шончан?
   Морейн покачала головой:
   - Не знаю. Очень бы хотела знать. Но и хорошо, что ты не  нашел  его.
Ты ведь совсем не знал, кто он такой.
   - Он - Приспешник Темного.
   - Более того. Хуже того. Падан Фейн до самых глубин  своей  души  был
созданием Темного, но, полагаю, в Шадар Логоте он нарвался  на  Мордета,
который в борьбе с Тенью столь же низок и отвратителен, как  сама  Тень.
Мордет  попытался  поглотить   душу   Фейна,   чтобы   вновь   завладеть
человеческим телом, но обнаружил душу, на которую напрямую влиял Темный,
и что получилось в результате... В результате получилось то, что не было
ни Паданом Фейном, ни Мордетом, но чем-то намного более злобным,  смесью
обоих. Фейн  -  будем  называть  его  так  -  намного  опаснее,  чем  ты
предполагаешь. Подобной встречи ты мог бы  не  пережить,  а  если  бы  и
уцелел, то стал бы намного хуже, чем обращенный в Тень.
   - Если он жив, если не уплыл с Шончан, то мне нужно... - Ранд осекся,
когда она достала из-под своего плаща его клейменный цаплей меч.  Клинок
в  футе  от  рукояти  кончался,  как  будто  оплавленный.   Воспоминания
обрушились на него.
   - Я убил его, - тихо произнес он. - В этот раз я убил его.
   Морейн отложила испорченный меч, как бесполезную  вещь,  каковой  тот
был теперь, и потерла ладони друг о Друга.
   - Темного поразить не так-то просто. Простой  факт  его  появления  в
небе над Фалме не просто тревожит. Он не был бы в состоянии сделать это,
будь он заточен, как мы то  полагаем.  А  если  нет,  то  почему  он  не
уничтожил нас всех?
   Мин обеспокоенно пошевелилась.
   - В небе? - сказал в изумлении Ранд.
   - Вы оба, - ответила Морейн. - Картина вашей битвы предстала на небе,
целиком видимая каждому в Фалме. Вероятно, и в других городках  на  Мысе
Томан, если верить хотя бы половине того, что я слышала.
   - Мы... мы видели ее всю, - слабым голосом сказала Мин. Она  утешающе
положила ладонь на руку Ранду.
   Морейн вновь запустила руку под плащ и вытащила свернутый  пергамент,
такие большие листы использовали в Фалме уличные  художники.  Когда  она
развернула его, то меловые штрихи чуть  размазались,  но  сама  картинка
по-прежнему оставалась отчетлива. Среди  облаков,  где  плясали  молнии,
мужчина, чье лицо было сплошным пламенем, посохом бился против  другого,
с мечом, и позади них развевалось знамя Дракона.  У  второго  было  лицо
Ранда, узнать его не составляло труда.
   - Многие видели это? - спросил он. - Разорвите. Сожгите.
   Айз Седай отпустила край пергамента, и лист свернулся обратно.
   - В этом не будет никакого смысла, Ранд. Я купила этот свиток два дня
назад в деревне, через которую мы проходили. Их сотни, если не тысячи, и
к тому же повсюду рассказывают, как в небесах над Фалме Дракон  сражался
с Темным.
   Ранд посмотрел на Мин. Она через  силу  кивнула  и  сжала  его  руку.
Выглядела она  испуганной,  но  не  отстранилась.  Интересно  знать,  не
поэтому ли ушла Эгвейн? Что ж, она права, раз ушла.
   - Узор сплетается вокруг тебя еще туже, - сказала Морейн.  -  Я  тебе
нужна больше прежнего.
   - Вы мне не нужны, - резко ответил он, - и я не хочу, чтобы  вы  были
рядом со мной. С этим я не буду иметь ничего общего. - Он вспомнил,  как
его называли Льюсом Тэрином; не только Ба'алзамон, но и Артур Ястребиное
Крыло. - Не буду! Свет, да Дракон, как считается, опять  устроит  Разлом
Мира, разорвет все на части! Не буду я Драконом.
   - Ты тот, кто ты есть, - сказала Морейн. - Ты  уже  взбудоражил  мир.
Впервые за две тысячи лет Черные  Айя  обнаружили  себя.  Арад  Доман  и
Тарабон на грани войны, и будет еще хуже, когда до них дойдут  вести  из
Фалме. Гражданской войной охвачен Кайриэн.
   - В Кайриэне я ничего не делал, - возразил Ранд. - За это нечего меня
винить, я тут ни при чем!
   - Бездействие всегда было тактическим ходом  в  Великой  Игре,  -  со
вздохом сказала Морейн, - а особенно в той, что ведется  ныне.  Ты  стал
искрой,  и  Кайриэн  взорвался  точно  фейерверк   Иллюминаторов.   Что,
по-твоему, произойдет, когда известия из Фалме достигнут Арад  Домана  и
Тарабона? Там всегда были люди, готовые превознести любого, кто  объявит
себя Драконом, но у них никогда не бывало  таких  предзнаменований,  как
случившееся в Фалме. Есть и большее. Вот.
   Она кинула Ранду на грудь мешочек.
   Юноша чуть помедлил, потом открыл его. Внутри лежали осколки, которые
выглядели как черепки черно-белой глазурованной керамики. Похожие на них
Ранд уже видел раньше.
   - Еще одна печать на узилище Темного, - пробормотал он. Мин  ойкнула;
пальцы ее, сжимавшие руку Ранда, теперь  сами  искали  поддержку,  а  не
предлагали ее.
   - Две, - сказала Морейн. - Теперь сломаны три из семи. Одна, что была
у меня, и две, что я обнаружила в  Фалме,  в  жилище  Верховного  Лорда.
Когда сломаны будут все семь, если  не  раньше,  заплата,  которую  люди
наложили  на  просверленное  ими  отверстие  в  сотворенное   Создателем
узилище,  будет  напрочь  сорвана,  и  Темный  вновь  окажется  способен
просунуть свою руку в эту дыру и коснуться мира. И единственная  надежда
мира - чтобы там его встретил Возрожденный Дракон.
   Мин попыталась не дать Ранду откинуть одеяла, но он  мягко  отстранил
девушку.
   - Мне надо пройтись.
   Она помогла ему подняться, но со множеством вздохов и ворчанием,  что
эдак он растревожит свою рану. Ранд обнаружил, что грудь у него обмотана
повязками. Мин накинула ему на  плечи  одеяло,  получилось  нечто  вроде
плаща.
   Несколько мгновений Ранд стоял, глядя на меч со знаком цапли, который
лежал на земле, точнее на то, что от меча осталось. Меч Тэма. Меч  моего
отца. Неохотно, куда более неохотно,  чем  он  делал  что-либо  в  своей
жизни, он распрощался с надеждой, что когда-нибудь подтвердится, что Тэм
на самом деле его отец. Ранд чувствовал, как у него разрывается  сердце.
Но это нисколько не изменило  его  отношения,  его  чувства  к  Тэму,  и
Эмондов Луг был единственной родиной, которую он знал.  Самое  важное  -
Фейн. Я еще должен. Должен остановить его.
   Женщинам пришлось поддерживать  Ранда,  взяв  его  под  руки,  и  они
спустились к уже разведенным лагерным кострам, невдалеке  от  накатанной
грунтовой дороги. У костра расположился Лойал, он читал книгу "Уплыть за
Закат". Рядом  с  огир  смотрел  в  пламя  Перрин.  Шайнарцы  занимались
приготовлением  ужина.  Лан,  сидя  под  деревом,  острил   меч.   Страж
пронзительно посмотрел на Ранда, затем кивнул ему.
   Было и еще кое-что. В центре бивака трепетало на ветру знамя Дракона.
Взамен Перринова деревца где-то отыскали подходящее древко.
   Ранд спросил:
   - Что оно там делает? Любой проходящий мимо его увидит!
   - Слишком поздно прятаться. Ранд, - сказала Морейн. - Для тебя всегда
слишком поздно прятаться.
   - Вам не надо было вывешивать знак, кричащий: "Вот он я". Мне никогда
не найти Фейна, если кто-то убьет  меня  из-за  этого  знамени.  -  Ранд
повернулся к Лойалу и Перрину: - Я рад, что вы  остались.  Я  бы  понял,
если б вы ушли.
   - А почему мне не остаться? - сказал Лойал.  -  Верно,  ты  даже  еще
больший та'верен, чем я полагал, но ты по-прежнему мой друг. Надеюсь,  и
я все еще твой друг. - Уши у него неуверенно дрогнули.
   - Друг, - подтвердил Ранд. - До тех пор,  пока  тебе  безопасно  быть
около меня, и после того тоже. Улыбка почти надвое расщепила лицо огир.
   - Я тоже остаюсь, - сказал Перрин. В его голосе  проскользнула  нотка
покорности, смирения. - Колесо крепко вплетает нас в Узор, Ранд. Кто  бы
подумал о таком дома, в Эмондовом Луге?
   Вокруг начали собираться шайнарцы. Потом, к изумлению Ранда, они  все
опустились на колени. Ни один из них не сводил с него глаз.
   - Мы готовы присягнуть вам на верность, - сказал Уно. Другие, стоящие
рядом с ним на коленях, закивали.
   - Вы давали клятвы Ингтару, и Лорду Агельмару,  -  возразил  Ранд.  -
Ингтар хорошо погиб, Уно. Он погиб, чтобы остальные спаслись и сохранили
Рог. -  Об  остальном  незачем  рассказывать  им  или  кому-то  еще.  Он
надеялся, что Ингтар вновь обрел Свет. - Когда  вернетесь  в  Фал  Дара,
скажите об этом Лорду Агельмару.
   - Сказано, -  осторожно  произнес  одноглазый,  -  что  когда  Дракон
возродится, то освободит от всех  клятв,  разобьет  все  скрепы.  Отныне
ничто не держит нас. Мы готовы дать клятву вам.
   Он вытащил меч и положил перед собой,  рукоятью  к  Ранду.  Остальные
шайнарцы поступили так же.
   - Вы бились с Темным, - промолвил Масима. Масима,  который  ненавидел
Ранда. Масима, который сейчас смотрел на него  так,  словно  зрел  перед
собой воплощение Света. - Я видел вас,  Лорд  Дракон.  Видел.  Отныне  я
служу  вам,  до  самой   смерти.   -   Темные   глаза   солдата   горели
воодушевлением.
   - Ты должен выбрать. Ранд, - сказала Морейн. - Мир будет  сломан,  ты
его разломаешь или нет. Грядет Тармон Гай'дон, и одно это  разорвет  мир
на части. Будешь ли ты по-прежнему прятаться от того,  что  ты  есть,  и
перед лицом Последней Битвы бросишь мир незащищенным? Выбирай.
   Они все смотрели на него,  все  ждали.  Смерть  легче  перышка,  долг
тяжелее, чем гора.
   Он принял решение. Он сделал выбор.

Глава 50
ПОТОМ

   По воде и по  суше  разносились  истории  с  кораблем  и  с  лошадью,
купеческим фургоном и пешим странником,  рассказанные  и  пересказанные,
меняющиеся в подробностях, но всегда схожие в главном, до Арад Домана  и
Тарабона  и  далее,  из  уст  в  уста  передавали  вести  о   знаках   и
предзнаменованиях, о чуде в небе над Фалме. И мужчины провозглашали себя
Драконом, и другие мужчины поражали их, и в свою очередь были поражаемы.
   Расходились и другие слухи - о колонне, что скакала от захода  солнца
по Равнине Алмот. Сотня Пограничников, как говорят.  Нет,  тысяча.  Нет,
тысяча героев, восставших из могилы,  чтобы  откликнуться  на  зов  Рога
Валир. Десять тысяч. Они полностью уничтожили целый легион Детей  Света.
Они опрокинули в море вернувшиеся армии  Артура  Ястребиное  Крыло.  Они
сами были вернувшимися армиями Артура  Ястребиное  Крыло.  К  горам  они
скакали, к рассвету.
   Однако одно в каждом рассказе было неизменно. Во  главе  той  колонны
скакал человек, чье лицо видели в небе  над  Фалме,  и  реяло  над  теми
воинами знамя Возрожденного Дракона.

   И возопили люди к Создателю, говоря: О Свет Небес, Свет  Мира,  пусть
гора родит Обещанного, как о том говорят  Пророчества,  как  было  то  в
Эпохах прошедших и как будет то в  Эпохах  грядущих.  Пусть  Принц  Утра
споет земле, что зазеленеет трава и что юдоли заполнятся агнцами.  Пусть
длань  Повелителя  Рассвета  укроет  нас   от   Тьмы   и   великий   меч
справедливости  защитит  нас.  Пусть  вновь  несется  Дракон  на  ветрах
времени.
   Из Харал  Дрианаан  тэ  Каламон,  Цикл  Дракона,  Неизвестный  автор,
Четвертая Эпоха.



КОЛЕСО ВРЕМЕНИ
КНИГА ТРЕТЬЯ
"ВОЗРОЖДЕННЫЙ ДРАКОН"

Роберт ДЖОРДАН




ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.rusinfo.com
http://bestlibrary.org.ru


   Посвящается Джеймсу Оливеру Ригни-старшему (1920-1988)
   Он учил меня всегда следовать за мечтой,  а  настигнув  ее,  воплотить  в
жизнь

ПРОЛОГ
ЦИТАДЕЛЬ РЫЦАРЕЙ СВЕТА

   Взор усталого  Пейдрона  Найола  рассеянно  скользил,  будто  не  узнавая
знакомый зал для аудиенций, ибо в эти минуты  тягостные  размышления  лишили
зоркости  темные  глаза  Капитана-Командора.  Израненные  в   боях   знамена
побежденных врагов юного Найола теперь  свисали  по  стенам,  точно  обычные
драпировки. Они были тронуты старящим временем, как  потемневшие  деревянные
панели на каменных стенах, нерушимых здесь, в самом  сердце  обители  Света.
Единственный во всем помещении стул - столь весомо  сработанный  и  с  такой
тянущейся вверх спинкой, словно он старался превратиться в трон, - тоже  был
невидим для Найола, как и столы с  облупившейся  лакировкой,  что  завершали
скромную меблировку зала. Словно не замечал Найол и человека в белом  плаще,
хотя тот опустился перед ним на колени и  с  покорностью,  явно  выраженной,
однако вполне учтивой, замер в ожидании в центре громадного знака  солнечной
вспышки, выложенного на широких плахах  половиц.  Не  замечать  этого  воина
доселе удавалось немногим.
   Прежде чем ввести в зал аудиенций, Джарету Байару дали  время  возвратить
себе достойный вид, но и сейчас  шлем  рыцаря  и  кираса  у  него  на  груди
оставались тусклыми после тягостного пути и сохраняли вмятины, полученные  в
боевых схватках. На лице Байара  невозможно  было  найти  хоть  единственный
уголок, не тронутый ни шрамом, ни ссадиной, глаза его,  черные  и  глубокие,
полыхали неудержимым нетерпением. Сейчас воин не был опоясан ремнем с верным
мечом - перед лицом самого Найола никому не позволено  быть  при  оружии,  -
однако чудилось, будто Джарет Байар готов вот-вот  броситься  в  битву,  как
пес-охотник, только и ждущий, чтобы его спустили с поводка.
   Камину, устроенному в одной из стен важного зала, столь  же  трудолюбивым
пламенем отвечал второй камин, так же встроенный в стену  как  раз  напротив
первого, и холод поздней зимы быстро таял в сем славном чертоге. В сущности,
зал являл собой скромный солдатский приют, где все,  что  есть,  сделано  на
совесть, а единственная экстравагантная деталь убранства - эмблема  сияющего
солнца. Помпезный антураж явился в зал аудиенций  Лорда  Капитана-Командора,
Детей Света, с появлением Найола, который был в один из дней  удостоен  сего
возвышающего звания; горящее  солнце  из  чеканного  золота  было  изглажено
поколениями просителей, заменено на новое и опять истерто. Золота здесь было
довольно,  чтобы  приобрести  любое  имение  в   Амадиции,   выторговать   у
кого-нибудь свидетельство о высоком происхождении да и  махнуть  с  грамотою
под мышкой в добытое именьице. Но  вот  уже  десятилетия  подряд  ступал  по
золоту Найол и почти не задумывался о нем, как и о блеске эмблемы  солнечной
вспышки, сияющей золотым шитьем на груди его  белой  туники.  К  золоту  как
таковому у Пейдрона Найола влечения, пожалуй, не было совсем.
   Вдруг взгляд его вновь обратился на ворох  бумаг,  лежащих  на  ближайшем
столе: здесь пестрели рисунки, в беспорядке  топорщились  конверты  депеш  и
донесений. Поверх вороха бумаг валялись три чуть помятых  рисунка.  Один  из
рисунков Найол поднял  с  явной  брезгливостью.  Который  из  трех  рисунков
выбрать, Найолу было безразлично: все три художника изобразили одну и ту  же
сцену, хотя и каждый по-своему.
   Кожа Найола, тонкая, как лоскут пергамента, за долгие  прожитые  им  годы
словно бы все туже натягивалась на  его  тело,  составленное,  казалось,  из
одних костей да жил, вовсе, однако, не такое, как у людей  слабых.  Ни  один
человек не добивался столь высокого положения, которое занимал  ныне  Найол,
раньше чем в волосах у него забелела бы седина, и всех их,  из  той  длинной
череды владык, отличала  твердость  камня,  из  которого  сложен  был  Купол
Истины. И все же он вдруг почувствовал, что собственная рука  его,  держащая
рисунок, как будто вся стала тонкой и хрупкой, и понял,  что  надо  спешить.
Времени у него оставалось в обрез. Подходил к концу срок, назначенный именно
ему, Найолу. И все же оставленных ему дней и минут должно хватить на все. Он
обязан сам обратить оставшиеся ему мгновения в огромную глыбу времени.
   Найол заставил  себя  развернуть  толстый  пергаментный  свиток  хотя  бы
наполовину, ровно настолько, чтобы  свет  упал  на  изображенное  художником
человеческое лицо, весьма  небезынтересное  для  властителя.  Рисунки  долго
возили в седельных сумках, линии, нанесенные  мелом,  поистерлись,  впрочем,
портрет  оставался  отчетлив.  Портрет  юноши,  сероглазого,  с  рыжинкой  в
волосах. Похоже было, что юноша высок,  однако  утверждать  это  определенно
Найол не рискнул бы. Выглядел-то парень высоким, но отстаивать его  рослость
с пеной на губах не хотелось.  В  любом  из  городов  такой  удалец  мог  бы
проживать, не вызывая подозрений у граждан, когда бы им удалось не  обращать
особого внимания на шевелюру молодого человека и выражение его глаз.
   - И этот... Этот  мальчик  провозгласил  себя  Возрожденным  Драконом?  -
проговорил Найол.
   Дракон! Прозвище сие заставило Найола ощутить мороз  зимы  и  собственной
старости.
   Имя Дракон рождено было Льюсом Тэрином Теламоном, рождено в  те  времена,
когда он обрек на гибель всех мужчин Айз Седай, каждого мужчину,  способного
направлять Единую Силу, всех, живших тогда и рождавшихся впоследствии; обрек
он на сумасшествие и смерть и себя в том числе. Прошло три тысячи лет с  тех
пор, как гордыня Айз Седай и Война Тени привели к концу  Эпоху  Легенд.  Три
тысячи лет минуло с тех пор, многое позабылось, но люди помнили главное имя,
сохраненное в пророчествах и легендах. Льюс Тэрин Убийца  Родичей.  Мужчина,
который своей рукой начал Разлом Мира! Тогда  обезумевшие  мужчины,  могущие
черпать из той силы, что приводит в движение  Вселенную,  уничтожали  горные
хребты, а древние земли скрывались под толщей  насланных  на  них  океанских
вод. Лик земли исказился в те дни, а те, кто сумел выжить, метались,  словно
лесные звери, убегающие от пожара. Конец  всему  наступил  лишь  когда  умер
последний из мужчин Айз Седай, и пришла пора человеческой расе,  истерзанной
и  лишенной  надежд,  заново  выстраивать  дом  своей  жизни,  хотя  бы   из
непритязательного булыжника, - если тут и там остались целы безвинные камни.
Имя Дракона ожогом горело в памяти людской,  в  страшных  рассказах  матерей
передавалось оно детям. И пророчество гласит, что Дракон будет рожден вновь.
   Найол и сам не заметил, что задал  вопрос  Байару,  а  рыцарь  уже  давал
ответ:
   -  Да,  милорд  Капи