редставший перед ними, был  облачен  в  черное,  с
серебряными кружевами вокруг шеи и запястий. Время от времени он прикладывал
руку к груди, будто она у него болела. Снизу идущий из ниоткуда бил свет, но
этот человек, казалось, был окутан  тенью.  Тьма  клубилась  вокруг,  словно
ласкала его.
   - Молчать! - Человек в черном говорил негромко, в ином нужды и не было. С
этим словом, будто освобождая для него место, он поднял голову; его глаза  и
рот представляли собой дыры, просверленные в горящую яростным огнем кузницу,
из них рвались пламя и огненное сияние.
   И тогда Перрин узнал его.  Ба'алзамон.  Он  пристально  смотрел  вниз  на
самого Ба'алзамона! Страх,  подобно  острым  пикам,  пронзил  его.  Хотелось
убежать,  но  он  не  чувствовал  ног.  Прыгун  придвинулся  ближе.   Перрин
почувствовал под своей рукой плотный мех и сильно ухватился  за  пего.  Хоть
что-то было реальным. Как Перрин надеялся, более реальным, чем  то,  что  он
видел. Но он знал - и то и другое реально.
   Мужчины, теснившиеся друг к другу, съежились.
   - Вам были даны задания, - сказал  Ба'алзамон,  -  некоторые  из  них  вы
выполнили. А при исполнении других потерпели неудачу. - То и дело его  глаза
и рот исчезали в пламени, и зеркала полыхали отраженным  огнем.  -  Те,  кто
обречен на смерть, - должны  умереть.  Те,  кого  предназначено  поймать,  -
должны поклониться мне. Неисполнение воли Великого Повелителя Тьмы не  может
быть прощено. - Огонь вырывался из его глаз,  и  тьма  вокруг  колыхалась  и
закручивалась. - Ты! - указал он  пальцем  на  мужчину,  говорившего  о  Тар
Валоне.  Тот  был  одет  как  купец,  в  одежды  простого  покроя,   но   из
великолепнейшей тончайшей ткани. Все отпрянули  от  него,  как  от  больного
черной лихорадкой, оставляя беднягу в одиночестве. - Ты  позволил  мальчишке
удрать из Тар Валона!
   Человек закричал и мелко затрясся, как ударенная о  наковальню  пила.  Он
будто становился все более прозрачным, и его вопль истончался вместе с ним.
   - Все вы видите сон, - сказал Ба'алзамон, - но все, происходящее во  сне,
- реально!
   Кричащий был уже лишь сгустком тумана, имеющего очертания  человека,  его
крик звучал все более отдаленно, а затем исчез и туман.
   - Боюсь, он никогда не проснется. - Ба'алзамон засмеялся, его  рот  ревел
пламенем. - Остальные больше не  подведут  меня.  Убирайтесь!  Проснитесь  и
будьте послушны!
   Теперь пропали и остальные.
   Какое-то время Ба'алзамон стоял один, затем внезапно  появилась  женщина,
облаченная в белое с серебром.
   Перрин был потрясен. Он не мог бы забыть такую красивую женщину. Это была
женщина из его сна. Та самая, которая побуждала его добиваться славы.
   Позади женщины появился резной серебряный трон,  и  она  села,  аккуратно
расправив шелковые юбки.
   - Ты свободно пользуешься тем, что принадлежит мне, - сказала она.
   - Тем, что принадлежит тебе? - сказал Ба'алзамон. - Значит, ты объявляешь
это своей собственностью? Ты разве больше  не  служишь  Великому  Повелителю
Тьмы?
   Тьма, окружавшая его, мгновенно сгустилась и, казалось, вот-вот закипит.
   - Служу, - быстро сказала она. - Я долго служила Повелителю Сумерек. И за
свою службу долго была в заточении, в бесконечном сне без сновидений. Только
Серым Людям и Мурддраалам отказано в сновидениях. Даже троллоки  видят  сны.
Сны всегда были моими. Я пользовалась ими и ходила в них.  Наконец  я  снова
свободна, и я буду пользоваться тем, что принадлежит мне.
   - Тем, что принадлежит тебе, -  сказал  Ба'алзамон.  Чернота,  вихрящаяся
вокруг него, как будто смеялась. - Ты всегда считала себя более великой, чем
была на самом деле, Ланфир.
   Это имя резануло слух Перрина остро отточенным ножом. Одна из  Отрекшихся
появлялась в его снах. Морейн была права:  некоторые  из  них  оказались  на
свободе.
   Женщина в белом уже стояла, трон исчез.
   - Я такая великая, какая есть. К чему привели  твои  планы?  Больше  трех
тысяч лет нашептывания в уши и дергания за веревочки марионеток  на  тронах?
Точно так же, как Айз Седай! - Она  голосом  вложила  в  это  имя  все  свое
презрение. - Три тысячи лет - и все же Льюс Тэрин снова разгуливает по миру,
а эти Айз Седай едва не посадили его на привязь.  Ты  можешь  контролировать
его? Можешь ли ты направлять его поступки? Он был моим задолго до того,  как
та соломенноволосая девчонка, Илиена, увидела его! И он будет моим снова!
   - Теперь ты служишь самой себе, Ланфир? - Голос Ба'алзамона был  тих,  но
пламя непрерывно бесновалось в его глазах и во рту. - Ты отреклась от  своих
клятв Великому Повелителю Тьмы? - На мгновение  тьма  почти  поглотила  его,
сквозь нее просматривались  только  сверкающие  огни.  -  Их  не  так  легко
нарушить, как клятвы Свету, который ты покинула, провозгласив о своем  новом
хозяине в самом Зале Слуг. Твой хозяин будет владеть тобой  всегда,  Ланфир.
Так будешь служить или  выбираешь  бесконечную  боль,  вечное  умирание  без
освобождения?
   - Я служу. - Несмотря на сказанные слова, она стояла гордо и вызывающе. -
Я служу Великому Повелителю Тьмы и никому больше. Вечно!
   Длинные ряды зеркал начали исчезать, будто  черные  волны  перекатывались
через них, подбираясь все ближе к центру. Темный прилив затопил  Ба'алзамона
и Ланфир. Затем все покрыла чернота.
   Перрин почувствовал, как Прыгун зашевелился, и был рад следовать за  ним,
по-прежнему чувствуя под рукой мех. До тех пор пока  Перрин  не  двинулся  с
места, он не сознавал, что может это сделать. Он попытался понять, разгадать
все, что видел, но не мог. Ба'алзамон и Ланфир. Его язык прилип к  небу.  По
какой-то причине Ланфир пугала  его  больше,  чем  Ба'алзамон.  Может  быть,
потому, что она возникла в его снах, когда он был в горах. О Свет!  Одна  из
Отрекшихся в моих снах! О Свет!  И  если  он  ничего  не  упустил  из  этого
разговора, она в открытую не повиновалась Темному. Его учили,  что  Тень  не
имеет власти над тобой, если ты ее отвергаешь. Но как могла Друг Тьмы - и не
просто Друг Тьмы, а одна из Отрекшихся! - столь вызывающе вести  себя  перед
Тенью? Я, должно быть, сошел с ума, как брат Саймона. Эти сны свели  меня  с
ума.
   Постепенно тьма снова стала  туманом,  и  к  тому  времени,  когда  туман
рассеялся,  они  с  Прыгуном  вышли  на  травянистый  склон  холма,  залитый
солнечным светом. В чаще у подножия холма запели  птицы.  Перрин  оглянулся.
Холмистая равнина, кое-где  усеянная  группками  деревьев,  простиралась  до
самого горизонта. Нигде не было видно и признаков тумана. Большой серый волк
стоял рядом, наблюдая за юношей.
   - Что это было? - спросил Перрин,  постаравшись  преобразовать  вопрос  в
мысль, понятную волку. - Почему ты мне это показал? Что же это было?
   Эмоции и образы заполнили его мысли, и разум судорожно пытался  подобрать
к ним слова. То, что ты должен был увидеть. Будь осторожен.  Юный  Бык.  Это
опасное место Будь осторожен, как щенок, охотящийся за дикобразом. Последний
образ возник как Маленькая Спина в Колючках, но  его  мозг  назвал  животное
так, как называют его люди. Ты слишком молод, слишком неопытен.
   - Было ли это реальным?
   Все, что можно увидеть, и даже то, чего увидеть нельзя, - реально. И  это
было все, что сказал Прыгун.
   - Прыгун, как ты здесь  очутился?  Я  видел,  как  ты  умирал,  и  я  это
чувствовал.
   Здесь все. Все братья и сестры, которые есть, все, кто был и кто будет.
   Перрин знал, что волки не умеют улыбаться, во  всяком  случае,  так,  как
человек, но ему показалось, что Прыгун усмехнулся.
   Здесь я могу  парить,  как  орел.  Волк  напрягся  и  прыгнул  вверх.  Он
поднимался выше и выше, пока не  превратился  в  маленькую  точку  на  небе.
Последней мыслью волка, вспыхнувшей в мозгу Перрина, было одно слово:
   "Парить!.."
   Перрин, открыв рот, следил за волком. Он действительно взлетел!  Внезапно
глаза у него защипало, юноша прочистил горло и поскреб нос. Еще немного, и я
расплачусь, как девчонка. Без всякой задней мысли он огляделся, не видит  ли
кто его, и все вокруг изменилось.
   Перрин стоял на возвышении, окруженный затененными, неясными  склонами  и
буграми. В отдалении они, казалось, очень скоро исчезали. Внизу стоял  Ранд.
Мужчины, и женщины, и  Мурддраалы  образовали  вокруг  него  неровный  круг.
Взгляд Перрина скользнул вправо. Вдали выли собаки, и Перрин понял, что  они
за кем-то охотятся. Запах Мурддраалов и вонь жженой серы  наполняли  воздух.
Волосы на затылке Перрина встопорщились.
   Кольцо из Мурддраалов и людей смыкалось вокруг Ранда, они  шли  будто  во
сне. И Ранд начал убивать их. Огненные шары вылетели из его рук и уничтожили
двоих.
   Сверкнувшая  сверху  молния  испепелила  еще  нескольких.  Потоки  света,
подобные раскаленной добела стали, вылетали  из  его  кулаков.  Но  те,  кто
уцелел, продолжали медленно приближаться к Ранду,  будто  никто  из  них  не
видел, что происходит. Они умирали один за другим, пока не осталось никого.
   Тяжело дыша, Ранд упал на колени.  Перрин  не  понимал,  смеется  он  или
плачет, похоже было и на то и на другое.
   За косогором появились силуэты. Люди и Мурддраалы неумолимо  приближались
к Ранду.
   Перрин сложил руки рупором:
   -  Ранд!  Ранд,  их  еще  больше  подходит!  Стоящий  на  коленях   Ранд,
оскалившись, вывернул шею и посмотрел на него. Пот  каплями  стекал  по  его
лицу.
   - Ранд, они!..
   - Да чтоб ты сгорел!  -  взвыл  Ранд.  Свет  обжег,  ослепил  Перрина,  и
чудовищная боль пронзила его.

***

   Постанывая, он свернулся клубком на узкой кровати, свет все еще горел под
его веками. Болела грудь, юноша прикоснулся  к  ней  и  сморщился  от  боли,
нащупав под рубашкой ожог. Пятно было не больше серебряного пенни.
   Снова и снова  он  заставлял  напрягаться  сведенные  судорогой  мышцы  и
наконец выпрямил ноги и растянулся в темной каюте.
   Морейн! На этот раз я  должен  ей  сказать.  Но  сначала  подожду,  когда
уймется боль.
   Но как только боль стала стихать,  им  овладела  слабость.  Перрин  почти
убедил себя, что надо встать, и тут сон вновь утянул его в свою пучину.
   Когда юноша открыл глаза, он лежал,  уставившись  в  балки  над  головой.
Свет, пробивающийся в щели над дверью и под  ней,  подсказал  ему,  что  уже
наступило утро. Он приложил руку к груди, чтобы убедиться, что все пережитое
выдумка, как вымысел  и  то,  что  он  почувствовал  ночью,  и  что  ожог  -
всего-навсего ночной кошмар...
   Его пальцы нащупали ожог. Я ничего не  придумал.  В  его  голове  всплыли
туманные воспоминания о нескольких других снах, исчезающих,  как  только  он
пытался представить их отчетливо. Обыкновенные сны. Он даже чувствовал  себя
как после хорошего, чудесного сна.
   И мог бы прямо сейчас поспать еще пару-тройку часов. Это означало, что он
мог спать. Во всяком случае, пока рядом не будет волков. Перрин  вспомнил  о
решении, которое принял во время короткого пробуждения после сна с Прыгуном,
и пришел к выводу, что оно было верным.
   Он постучал в пять дверей - дважды был обруган, а обитатели  двух  других
кают вышли на палубу - и  только  в  пятой  каюте  нашел  Морейн.  Она  была
полностью одета и, скрестив ноги, сидела на одной из узких кроватей,  что-то
читая в своей записной книжке  при  свете  фонаря.  Книжка  была  открыта  в
начале, и он увидел заметки, которые, должно быть, были сделаны  ею  еще  до
того, как она пришла  в  Эмондов  Луг.  На  другой  кровати  были  аккуратно
разложены вещи Лана.
   - Я видел сон, - сказал он и принялся рассказывать. Полностью  пересказав
сновидения, он даже задрал рубашку, чтобы показать ей маленький кружочек  на
своей груди, красный, с волнистыми яркими линиями, будто лучами,  отходящими
от него. Он и раньше кое-что скрывал от Морейн и, наверно, будет скрывать  и
в будущем, но именно это может оказаться  слишком  важным,  чтобы  утаивать.
Гвоздик - самая маленькая деталь ножниц, и его проще всего сделать,  но  без
него ножницы не смогут резать. Кончив рассказ, он  остался  стоять,  ожидая,
что же будет дальше.
   Женщина следила за ним без всякого выражения, только темные  глаза  будто
рассматривали каждое слово, исходящее из его уст,  взвешивая  его,  измеряя,
оценивая, поднося  к  свету.  Она  сидела  в  той  же  позе,  только  теперь
рассматривала его, так же  взвешивая,  обмеривая  и  поднося  к  свету,  как
недавно слова.
   - Это на самом деле важно? - наконец потребовал ответа Перрин. - Я думаю,
это был один из тех волчьих  снов,  о  которых  вы  мне  рассказывали,  даже
уверен, что один из тех, это должно быть так! Но это вовсе не означает,  что
все увиденное случилось в действительности. Только,  помните,  вы  говорили,
некоторые из Отрекшихся на свободе, а он называл ее Ланфир и...  Это  важно,
или я стою здесь как дурак?
   - Есть женщины, - медленно произнесла она, - которые сделали  бы  все  от
них зависящее, чтобы укротить тебя, если  бы  слышали  то,  что  только  что
услышала я.
   Ему показалось, что его легкие заледенели, он не мог вздохнуть.
   - Я не обвиняю тебя в том, что ты якобы способен направлять, - продолжала
она, и лед у него внутри растаял, - или даже в возможности научиться  этому.
Попытка укрощения  не  принесет  тебе  вреда,  не  считая,  правда,  грубого
обращения, неизбежного от Красных Айя, а свою ошибку они  поняли  бы  только
потом. Такие мужчины так редки, что даже Красные со всеми своими поисками за
последние десять лет не нашли больше троих. По крайней мере, до наплыва всех
этих Лжедраконов. Я хочу, чтобы ты понял: я не думаю, что ты  вдруг  овладел
Силой. Тебе это не грозит, не бойся.
   - Большое спасибо, - сказал он с горечью. - Вам  незачем  было  приводить
меня в смертельный ужас, чтобы сказать: мне нечего бояться.
   - Но у тебя есть причина бояться. Или, по крайней мере, быть  осторожным,
как и говорил тебе волк. Красные сестры или кто-нибудь  другой  могут  убить
тебя до того, как обнаружат, что  в  тебе  нет  ничего  такого,  из-за  чего
следовало бы тебя укрощать.
   - О Свет! Свет, сожги меня! - Он смотрел на нее, хмурясь. - Вы  пытаетесь
водить меня за нос, Морейн, но я не теленок, и у меня  нет  кольца  в  носу.
Красные Айя или кто-нибудь другой не  будут  помышлять  об  укрощении,  если
только в том, что мне снится, нет чего-то реального. Означает  ли  это,  что
Отрекшиеся вырвались на свободу?
   - Я еще раньше тебе говорила, что так может случиться. Некоторые из них -
наверное. В твоих... снах, Перрин, нет ничего,  что  я  могла  предположить.
Сновидицы писали о волках, но именно такого я не ожидала.
   - А я думаю, что все случившееся было на самом деле. Я видел  нечто,  что
произошло взаправду, нечто, чему стал нежеланным свидетелем. - То, что ты  и
должен был увидеть. - По-моему, самое меньшее  -  Ланфир  на  воле.  Что  вы
теперь будете делать?
   - Я еду в Иллиан. А потом отправлюсь  в  Тир  и  надеюсь  добраться  туда
раньше Ранда. Нам пришлось слишком поспешно покинуть Ремен, и Лан  не  сумел
определить, пересек ли он реку или  двинулся  вниз  по  течению.  Мы  должны
узнать его путь до прибытия в Иллиан. Если он пошел этим  путем,  мы  найдем
какое-нибудь подтверждение этому. -  Она  бросила  взгляд  на  свою  книжку,
словно собираясь продолжить чтение.
   - И это все, что вы собираетесь делать? Ланфир на свободе, и один  только
Свет знает, сколько еще других освободилось!
   - Не задавай мне вопросов, - холодно сказала она. - Ты не  знаешь,  какие
вопросы следует задавать, и если я захочу тебе на них ответить,  ты  поймешь
меньше половины. А отвечать я не стану.
   Он заерзал под ее взглядом, и ему стало ясно, что она  больше  ничего  не
скажет по этому поводу.
   Рубашка касалась ожога на груди, причиняя боль. Ожог  казался  небольшим.
Не от удара молнии, не от этого. Но как он  получил  его,  было  уже  другое
дело.
   - Гм... Не исцелите ли вы это? - обратился он к Морейн.
   - А тебя больше не тревожит, что к  тебе  будет  применена  Единая  Сила,
Перрин? Нет, я не собираюсь это  исцелять.  Ожог  несерьезный,  и  пусть  он
напоминает тебе о необходимости быть осторожным.
   Он понял - быть осторожным, чтобы не выводить Морейн из себя, а  равно  и
насчет его снов - чтобы скрывать их от других.
   - Тебе больше не о чем меня спросить, Перрин?
   Он шагнул было к двери, потом вспомнил:
   - Есть еще одна вещь. Если женщину зовут Заринэ, то что,  по-вашему,  это
имя говорит о ней?
   - Света ради, почему ты спрашиваешь об этом?
   - Девушка, - неуверенно сказал он.  -  Молодая  женщина.  Я  встретил  ее
прошлым вечером. Она одна из пассажиров...
   Пусть Морейн сама узнает - Заринэ известно, что она  Айз  Седай.  И,  как
кажется, девушка думает, что, следуя за ними, доберется к Рогу Валир. Он  не
собирался утаивать ничего из того, что считал важным, но если  Морейн  могла
быть скрытной, то и он мог держаться замкнуто.
   - Заринэ. Это салдэйское имя. Ни одна женщина не назовет так  свою  дочь,
если  не  уверена,  что  девочка   станет   необыкновенной   красавицей.   И
покорительницей сердец. Из тех, кто будет возлежать на диванных подушках  во
дворцах в окружении слуг и поклонников.  -  Она  мимолетно,  но  не  скрывая
веселья, улыбнулась: - Может быть,  у  тебя,  Перрин,  есть  другая  причина
осторожничать, раз на судне вместе с нами плывет Заринэ?
   - Я буду очень осторожен, - сказал он. Во всяком случае он понял,  почему
Заринэ не нравилось ее имя. Едва ли оно подходило для Охотника за Рогом. Так
оно и было, пока она не назвала себя "Соколом".
   Выйдя на палубу, Перрин увидел Лана. Тот стоял и поглядывал на  Мандарба.
И Заринэ сидела на бухте канатов, около релинга, она точила  один  из  своих
ножей и следила за Перрином. Большие треугольные паруса  были  поставлены  и
туго натянуты, и "Снежный гусь" летел вниз по реке.
   Глаза Заринэ следили за Перрином. А он прошел мимо нее и встал  на  носу.
Вода  расходилась  по  обе   стороны   "Снежного   гуся",   подобно   земле,
отворачиваемой хорошим плугом. Он размышлял о снах и об айильцах, о видениях
Мин и о соколах. Грудь по-прежнему болела. Никогда еще жизнь не  была  такой
запутанной, как сейчас.

***

   Пробудившись от изнуряющего сна. Ранд  сел,  хватая  ртом  воздух;  плащ,
которым он укрывался вместо  одеяла,  соскользнул.  Ныл  бок.  Старая  рана,
полученная под Фалме, сильно болела. Костерок прогорел до  углей,  иногда  в
нем вспыхивали редкие язычки пламени, но  и  этого  было  достаточно,  чтобы
заставить двигаться тени. Это был Перрин. Он! Это был он, и вовсе не во сне.
Но каким образом? Я чуть было не убил его! О Свет, надо быть осторожным!
   Весь дрожа. Ранд подобрал длинную дубовую ветку и  принялся  ворошить  ею
уголья. На этих  мурандийских  холмах,  совсем  близко  от  Манетерендрелле,
деревья встречались редко, однако он собрал достаточно валежника для костра,
сучья вполне просохшие, но не  трухлявые.  Перед  тем  как  сунуть  ветку  в
костер. Ранд замер и поднял голову. Он увидел десяток  или  дюжину  медленно
идущих лошадей.
   Надо быть осторожным, я больше не могу совершать ошибки.
   Лошади  повернули  к  его  угасающему  костру,  вошли  в  круг  света   и
остановились.  Тени  скрывали  их  всадников,   но   большинство   из   них,
по-видимому, были мужчинами, с  грубоватыми,  жесткими  лицами.  Они  носили
круглые шлемы и длинные кожаные куртки  с  нашитыми  на  них  металлическими
бляхами, отчего те походили на рыбью чешую. Среди них была  одна  женщина  с
седеющими волосами и совсем неглупым взглядом.  Ее  темное  платье  было  из
простой шерсти, но великолепно сшито и украшено серебряной  брошью  в  форме
льва. Женщина показалась ему купцом; он уже видел похожих женщин среди  тех,
кто приезжал в Двуречье покупать табак и шерсть. Купчиха и ее охрана.
   Надо быть осторожным, подумал он поднимаясь. Никаких ошибок.
   - Вы выбрали хорошее  место  для  привала,  молодой  человек,  -  сказала
женщина. - Я часто здесь останавл