- У вас тут прямо колтун, - угрюмо ворчала Мери, яростно водя  щеткой
по ее волосам. У Эгвейн так и вертелось на языке:  "Может,  ты  думаешь,
что я нарочно путаю их ночью?" - но она сдержалась.  -  Я  так  понимаю,
сегодня мы будем весь день отдыхать здесь. Мать, - говорила Мери,  а  ее
отражение в  зеркале  так  и  кипело  негодованием  по  поводу  всеобщей
праздности. - Голубое очень пойдет к вашим волосам. Мать, -  произносили
уста Мери, в то время как выражение ее лица обвиняло в суетности.
   Испытывая огромное  облегчение  при  мысли  о  том,  что  сейчас  она
расстанется с  Мери,  а  вечером  ей  будет  прислуживать  Чеза,  Эгвейн
поспешно набросила палантин и сбежала, не дослушав  очередное  замечание
На востоке не показался еще даже краешек солнца. Со всех сторон, куда ни
падал взгляд, горбатились кривые холмы, иногда просто  уродливые,  будто
огромные куски глины, сдавленные рукой великана так, что она пролезла  у
него между пальцами. Иногда низкие, иногда в сотни  футов  высотой,  они
тонули в сумеречных тенях, как и широкая долина. в которой  расположился
лагерь.
   Хорошо, что жара еще не началась, хотя утренняя прохлада была  весьма
относительной. Сегодня людям не нужно торопиться, и все же в воздухе уже
витали запахи готовящейся еды. Одетые в белое  послушницы  со  всех  ног
носились  туда-сюда;  умная  послушница  всегда  выполняла   данное   ей
поручение как можно быстрее. Стражи  никогда  не  выглядели  так,  будто
торопятся, но даже слуги,  несшие  завтрак  Айз  Седай,  ходили  сегодня
вразвалку, точно прогуливаясь. Ну почти так, по сравнению с послушницами
по крайней мере.
   Лагерь спешил воспользоваться всеми  преимуществами  привала.  Рычаги
подъемных механизмов скользили  вверх-вниз,  сопровождаемые  грохотом  и
бранью, - мастера ремонтировали повозки. Перезвон молотов сообщал о том,
что кузнецы подковывают лошадей. Мастера,  отливающие  свечи,  разложили
рядами свои  формы,  и  металлические  чайники  с  заботливо  собранными
восковыми каплями и огарками уже так и пылали жаром. Большие закопченные
котлы с водой для мытья и стирки висели  над  кострами,  грязная  одежда
грудами высилась вокруг, а ее все подтаскивали и подтаскивали.
   Эгвейн не особенно приглядывалась - эта кипучая деятельность была  ей
не внове. Она не сомневалась, что уж Мери-то точно не займется  стиркой;
это не ее дело, так она считала. Мери почти такая  же  плохая  служанка,
какой, наверно, была бы Романда, окажись она на ее месте. При этой мысли
Эгвейн негромко засмеялась. Будь Романда  служанкой,  она  очень  быстро
приструнила бы свою хозяйку; и совершенно очевидно, кому именно  из  них
двоих приходилось бы  бегать  с  поручениями  и  выполнять  всю  работу.
Седовласый повар, услышав ее смех, перестал выгребать уголь из  железной
печки и  усмехнулся.  Впрочем,  усмешка  оставалась  на  его  лице  лишь
мгновение. Потом до него дошло, что перед  ним  не  просто  вышедшая  на
прогулку молодая  женщина,  а  Амерлин,  и  его  усмешка  искривилась  и
растаяла. Он резко поклонился и вновь занялся своим делом.
   Бесполезно отсылать Мери, Романда тут же  приставит  к  Эгвейн  новую
шпионку. А Мери снова придется скитаться по деревням, умирая от голода.
   Поправляя  платье  -  она  выскочила  из  палатки  прежде,  чем  Мери
закончила  возиться  с  ее  одеждой,  -  Эгвейн  нащупала   под   юбками
привязанный у  пояса  маленький  полотняный  мешочек.  От  него  исходил
сильный запах розовых лепестков и  освежающих  трав.  Находка  заставила
Эгвейн вздохнуть. Эта женщина с лицом, которое больше подошло бы палачу,
вне всякого сомнения, шпионила за хозяйкой по поручению  Романды  и  все
же, пусть неуклюже, на свой лад, заботилась о ней Как странно,  что  все
это может уживаться в одном человеке!
   Подойдя к палатке,  которую  она  использовала  как  рабочий  кабинет
многие так и называли ее кабинетом Амерлин, точно и впрямь находились  в
Башне, -  Эгвейн  выбросила  Мери  из  головы.  Всякий  раз,  когда  они
устраивали привал на день, Шириам уже  с  утра  дожидалась  ее  здесь  с
пачкой прошений в руке. Горничная, пойманная на краже  драгоценностей  -
она зашила их в свое платье, - молила о милосердии; кузнец,  собравшийся
уехать к невесте, просил дать ему хорошую рекомендацию; и прочее  в  том
же духе. Шорник, жаждущий, чтобы Амерлин помолилась за  его  жену  и  та
родила дочь. Солдат лорда Брина, намеревавшийся жениться на  швее,  тоже
хотел получить благословение Амерлин.
   Непременно  имелось  несколько  прошений   от   послушниц   постарше,
недовольных   тем,   как   с   ними   обходилась   Тиана,   или   просто
перегруженностью хозяйственными работами.  Вообще-то  любой  имел  право
обратиться с прошением к Амерлин, но в Башне прислуга редко делала  это,
а уж тем более послушницы. Эгвейн  подозревала,  что  Шириам  специально
выискивает просителей, чтобы  у  новой  Амерлин  создалось  впечатление,
будто то, что она делает, очень нужно,  и,  загруженная  незначительными
делами, она не мешала  самой  Шириам  заниматься  тем,  что  та  считала
действительно важным. Налей кошке молока, и ей некогда будет  вцепляться
тебе  в  волосы.  Этим  утром,  однако,  Эгвейн  меньше  всего  хотелось
заниматься прошениями, она была в таком  настроении,  что  вполне  могла
предложить Шириам съесть их на завтрак.
   Однако, войдя в палатку, Эгвейн не  нашла  там  рьяную  Хранительницу
Летописей. Ничего удивительного, учитывая события минувшей ночи.  И  все
же палатка не была пуста.
   - Свет да осияет вас этим  утром.  Мать,  -  низко  присев,  так  что
коричневая бахрома шали заходила ходуном,  произнесла  Теодрин.  Обладая
всей присущей доманийкам грацией, она была в  очень  скромном  платье  с
высоким воротом. Это было несколько необычно. Женщины народа Домани, как
правило, понятия не имели о скромности. - Мы выполнили ваше  приказание,
но никто не заметил  нынешней  ночью  ничего  необычного  около  палатки
Мариган.
   - Некоторые мужчины вспомнили, что видели Халиму, -  с  кислым  видом
добавила Фаолайн, лишь слегка  присев,  -  но  кроме  этого  не  помнили
ничего, даже когда потом отправились спать. -  В  ее  голосе  прозвучало
нескрываемое осуждение Халимы, секретаря  Деланы,  которая  пользовалась
большим  успехом  у  мужчин.  Круглое  лицо  Фаолайн  помрачнело  больше
обычного, когда она произносила следующие слова:
   - Там мы наткнулись на Тиану. Она велела нам идти спать. - Не отдавая
себе в этом отчета, Фаолайн все время поглаживала голубую бахрому  своей
шали. Суан не раз говорила, что новоиспеченные Айз Седай  надевают  шаль
чаще, чем необходимо Постаравшись улыбнуться как можно доброжелательнее,
Эгвейн уселась на свое место за маленьким  столиком.  Осторожно.  Кресло
чуть не сложилось Эгвейн пришлось нагнуться и выправить ножку.  На  краю
стола из-под глиняной чернильницы торчал  кусок  сложенного  пергамента.
Руки дернулись, чтобы достать его,  но  Эгвейн  сдержала  себя.  Слишком
многие Айз Седай считали, что им вовсе не обязательно соблюдать  правила
вежливости. Она не должна быть одной из них. Кроме того, эти две  попали
из-за нее в неловкое положение.
   - Прошу прощения за те неприятности, которые  у  вас  возникли  из-за
меня, дочери. - Они стали Айз Седай одновременно с избранием ее Амерлин,
то есть когда раскол в Башне уже произошел,  и  столкнулись  с  теми  же
сложностями, которые возникли у нее. Однако у них не было ее  палантина,
и они оказались практически беззащитны. Большинство полноправных  сестер
вели себя с ними так, точно они все еще Принятые.  То,  что  происходило
внутри каждой Айя, редко становилось достоянием  других  Айз  Седай,  но
ходили слухи, что  Теодрин  и  Фаолайн  приходится  на  все  испрашивать
разрешение  и  к  ним  приставили  опекунов,  которые  следили   за   их
поведением. Никто  никогда  не  видел  ничего  подобного,  но  все  были
убеждены, что это именно так. Эгвейн не  оказывала  им  покровительства,
хотя понимала, что это не помешало бы. - Я поговорю с Тианой.  -  Может,
это что-нибудь и даст. На день или на час.
   - Спасибо, Мать, - ответила Теодрин. - Не стоит  беспокоиться.  -  Ее
рука скользнула к  шали  и  задержалась  на  ней,  поглаживая.  -  Тиана
спрашивала, что мы там делали так поздно, но мы ничего не сказали ей,  -
добавила она после небольшой паузы.
   - Никакого секрета тут нет, дочь моя. -  Жаль,  однако,  что  они  не
нашли ни одного свидетеля исчезновения Могидин; ее  спаситель  как  был,
так и остался лишь смутной тенью. А это,  как  известно,  всегда  пугает
больше всего.
   Крошечный уголок пергамента по-прежнему неудержимо притягивал  взгляд
Эгвейн.
   Может, Суан удалось что-нибудь выяснить? - Спасибо вам обеим.
   Теодрин поняла, что  пора  уходить,  и  сделала  движение  в  сторону
выхода, но остановилась, заметив, что Фаолайн не тронулась с места.
   - Жаль, что я не держала в руках Клятвенный Жезл, - огорченно сказала
Фаолайн. - Тогда вы бы не сомневались, что я говорю правду.
   - Сейчас не время беспокоить Амерлин... - начала  Теодрин,  но  потом
сложила руки и  обратила  все  внимание  на  Эгвейн.  Что-то  еще  кроме
терпеливого ожидания было в ее лице... Что  касается  способностей,  она
всегда была из них двоих более сильной, да и в  характере  ее  ощущалось
явное стремление главенствовать, но на этот раз она заметно готова  была
уступить инициативу Фаолайн. Эгвейн хотелось бы знать почему.
   - Не Клятвенный Жезл делает женщину Айз Седай, дочь  моя.  -  В  этом
Эгвейн была убеждена. - Скажи мне правду, и я поверю тебе - Я  не  люблю
вас, - ответила Фаолайн,  тряхнув  для  убедительности  пышными  черными
кудрями. - Вы должны знать это. Конечно, по сравнению с вами я ничто, но
у меня тоже есть свое мнение. Когда вы были  послушницей  и  убежали  из
Белой Башни, а потом вернулись, вас следовало наказать  гораздо  строже,
так я считаю. Может, это мое признание  поможет  вам  понять,  что  и  в
остальном я не лгу. Не думайте, что у  нас  сейчас  не  было  выбора.  И
Романда, и Лилейн - обе предлагали нам  свое  покровительство.  Обещали,
что, как только мы вернемся в Башню, нас тут же подвергнут  испытанию  и
окончательно утвердят полноправными сестрами.
   С каждым словом гнев ее разгорался все сильнее; а  Теодрин  округлила
глаза и, не выдержав, вмешалась в разговор:
   - Мать, Фаолайн все ходит вокруг да  около,  но  на  самом  деле  она
пытается сказать, что мы с вами не потому, что у нас не было  выбора.  И
не в благодарность за шаль. - Она с  легким  презрением  скривила  губы,
будто возведение в ранг Айз Седай по распоряжению Эгвейн - не  тот  дар,
за который следовало благодарить.
   -  Тогда  почему?  -  спросила  Эгвейн,  откинувшись  назад.   Кресло
накренилось, но выдержало. Прежде чем  Теодрин  успела  открыть  рот,  с
прежним запалом заговорила Фаолайн:
   - Потому что вы - Амерлин. Мы не дурочки и видим, что происходит.
   Некоторые  сестры  считают,  что  вы  -   марионетка   Шириам,   хотя
большинство убеждены, что за ниточки дергают Романда или Лилейн.  Однако
мы понимаем, что это не так. - Лицо ее исказилось от гнева. - Я покинула
Башню, так как считала, что Элайда не права. Они  избрали  Амерлин  вас.
Вот почему я с вами.
   Если,  конечно,  я  вам  нужна.  Если  вы  можете  доверять  мне  без
Клятвенного Жезла. Я хочу, чтобы вы верили мне.
   - А ты, Теодрин? - спросила  Эгвейн,  внимательно  вглядываясь  в  ее
лицо.
   Она всегда знала, как Айз Седай относятся к ней, и это само  по  себе
было достаточно неприятно. Однако услышать такое из чужих уст... больно.
   - Я тоже с вами, - вздохнув, ответила Теодрин, - если вы согласны. Мы
это очень мало, я знаю. - Она развела руками с оттенком пренебрежения. -
Но, похоже, мы - это все, что пока у вас есть. Хочу признаться вам,  что
колебалась, Мать. Это Фаолайн настояла на том,  чтобы  мы  поговорили  с
вами  начистоту.  Откровенно  говоря...  -  Безо  всякой   необходимости
поправив шаль, Теодрин посмотрела прямо в глаза Эгвейн:
   - Откровенно говоря, я не вижу, каким  способом  вы  можете  одержать
победу над Романдой и Лилейн. Но мы считаем, что должны вести  себя  как
настоящие Айз Седай, хотя пока и не являемся ими. Что бы вы ни говорили.
Мать, мы не станем ими, пока остальные сестры не видят в нас Айз  Седай,
а это произойдет только тогда, когда мы пройдем испытание  и  дадим  Три
Клятвы Выдернув из-под чернильницы сложенный листок  пергамента,  Эгвейн
задумалась, поглаживая его пальцами. Неужели в  данном  случае  движущей
силой являлась Фаолайн, а Теодрин только с ней соглашалась? Это казалось
столь же невероятным, как если бы волк послушно следовал за овцой.  Судя
по выражению лица  Фаолайн,  "нелюбовь"  было  очень  мягкое  слово  для
выражения чувств, обуревавших ее в отношении Эгвейн. А раз так,  Фаолайн
наверняка понимала, что Эгвейн вряд ли сможет относиться  к  ней  как  к
возможному другу. А если все это проделано по  соглашению  с  кем-то  из
Восседающих? Неплохой способ устранить ее подозрения.
   - Мать... - начала Фаолайн и замолчала  с  удивленным  выражением  на
лице.
   Это был первый случай, когда она таким образом обратилась  к  Эгвейн.
Однако, глубоко вздохнув, она твердо повторила:
   - Мать, я понимаю, нужно  время,  чтобы  вы  поверили  нам,  ведь  мы
никогда не держали в руках Клятвенный Жезл, но...
   - Хватит об  этом,  -  прервала  ее  Эгвейн.  Осторожность,  конечно,
необходима,  но  не  стоит  перегибать  палку.  Она  не  позволит   себе
отказаться от помощи только  из  опасения  заговоров  и  козней.  -  Вам
кажется, что Айз Седай верят только потому, что они давали  Три  Клятвы?
Люди, хорошо знающие Айз Седай, понимают, что,  придерживаясь  правды  в
основном,  любая  из  них  при  необходимости  способна   вывернуть   ее
наизнанку. Мое мнение таково: Три Клятвы вредны  в  той  же  степени,  а
может, и в большей, в какой и полезны. Я буду верить  вам  до  тех  пор,
пока не узнаю, что вы обманываете меня, и буду  доверять  вам,  пока  вы
этого заслуживаете. То есть  буду  действовать  так,  как  поступают  по
отношению друг к другу все люди. - Если хорошенько подумать.
   Клятвы  на  самом  деле  ничего  не  меняли.   Учитывая   возможность
манипулировать  Клятвами,  они  в   какой-то   мере   даже   увеличивали
настороженность людей ко всему сказанному Айз Седай. - И вот еще что. Вы
обе - самые настоящие Айз Седай. Чтобы я не слышала больше  ни  о  каких
испытаниях, или Клятвенном Жезле, или еще о чем-нибудь в  том  же  духе.
Хватит того, что вам пришлось лицом к  лицу  столкнуться  со  всей  этой
чепухой, нечего повторять ее, точно попугаи. Я понятно объясняю?
   Обе женщины, стоящие по другую сторону стола, пробормотали,  что  да,
им все ясно, и обменялись долгими взглядами. На сей раз  у  Фаолайн  был
такой вид, точно она колеблется. В конце концов  Теодрин  опустилась  на
колени рядом с креслом Эгвейн и поцеловала ее кольцо:
   - Клянусь Светом и  моей  надеждой  на  спасение  и  возрождение,  я,
Теодрин Дабей, буду верно служить и повиноваться вам, Эгвейн  ал'Вир,  а
иначе пусть меня лишат жизни и чести.
   Эгвейн хватило только на то, чтобы кивнуть. Никакие ритуалы Айз Седай
не  содержали  ничего  подобного;  так  обычно  лорды   клялись   своему
правителю.
   Более того, не всякий правитель удостаивался  того,  что  ему  давали
такую сильную клятву. Как только Теодрин с улыбкой облегчения  поднялась
с колен, ее место тут же заняла Фаолайн:
   - Клянусь Светом и  моей  надеждой  на  спасение  и  возрождение,  я,
Фаолайн Оранде...
   Большего Эгвейн не могла ни желать, ни требовать. По крайней мере, от
любой сестры, если, конечно, та годилась на что-то большее,  чем  подать
Амерлин плащ, когда поднимется ветер.
   Закончив, Фаолайн осталась стоять на коленях.
   - Мать... То, что я сказала... что не люблю  вас...  Мне  кажется,  я
должна быть за это наказана. Если хотите, я сама назначу себе наказание,
но вы вправе сделать это. - В ее голосе, так же как и в позе,  ощущалось
заметное напряжение, но оно было вызвано не страхом. Ее взгляд смутил бы
и льва. По крайней мере, она страстно этого желала.
   Эгвейн закусила губу, чтобы не рассмеяться. Чтобы сохранить спокойное
выражение лица, потребовались определенные усилия.  Сколько  бы  обе  ни
утверждали, что не  являются  полноправными  Айз  Седай,  Фаолайн  своим
заявлением только лишний раз доказала, в какой степени на самом деле она
была одной из них. Случалось, что сестры назначали сами  себе  наказание
чтобы добиться должного равновесия между  обуревавшими  их  гордостью  и
смирением, равновесия, которое считалось очень ценным для  души,  -  но,
конечно, никто не напрашивался, чтобы его наказал другой.
   Наказание, наложенное другим, бывало, как правило, суровее.  Если  же
оно исходило от Амерлин, то по определению должно было быть даже тяжелее
того, которое накладывала собственная Айя. В любом случае многие сестры,
принимая  наказание,  напускали  на  себя  высокомерную  покорность   по
отношению к воле  вышестоящей  Айз  Седай;  иными  словами,  высокомерно
демонстрировали отсутствие высокомерия.
   Гордились своим смирением - так называла это Суан.  А  не  велеть  ли
Фаолайн съесть кусок мыла? Уж больно злой у той язык. Интересно, какое у
нее сделается лицо? Но вместо этого...
   - Я не назначаю наказания за то, что мне сказали  правду,  дочь  моя.
Или за то, что меня не любят. Любить или не любить кого-то - твое личное
дело, лишь бы это не мешало  тебе  оставаться  верной  своей  клятве.  -
Клятва была достаточно сильной, но все же никто не взялся бы утверждать,
что ее способен нарушить только Друг Темного. При  желании  можно  найти
способ обойти почти  любую  клятву.  И  все  же...  Если  тебе  угрожает
медведь, а у тебя есть только пучок прутьев, чтобы отогнать  его,  то  и
они лучше, чем ничего.
   Глаза у Фаолайн расширились, и Эгвейн,  вздохнув,  жестом  велела  ей
подняться. Еще немного, и та уткнулась бы носом прямо в пыль.
   - Для начала  у  меня  будут  для  вас  два  поручения,  дочери...  -
продолжала она.
   Они слушали очень внимательно, Фаолайн  -  почти  не  мигая,  Теодрин
задумчиво приложив палец к губам. Когда Эгвейн наконец отпустила их, они
присели и произнесли в унисон:
   - Как прикажете, Мать.
   Хорошее настроение Эгвейн, однако,  быстро  улетучилось.  Как  только
Фаолайн и  Теодрин  ушли,  Мери  принесла  на  подносе  завтрак.  Эгвейн
поблагодарила ее за мешочек с ароматными травами, на что та ответила:
   - Иногда и у меня выдается свободная минутка, Мать.
   Судя по выражению лица служанки, это замечание должно было  напомнить
Эгвейн, как мало трудится она сама и как перегружена  работой  Мери.  Не
лучшая приправа к тушеным фруктам. Выражение лица этой женщины  способно
заставить прокиснуть мятный чай, а свежую булочку - окаменеть. Чтобы  не
испортить себе аппетит, Эгвейн отослала Мери, прежде  чем  приступить  к
еде. Чай оказался жидким - один  из  тех  припасов,  которых  оставалось
совсем немного.
   Содержание записки  под  чернильницей  тоже  вряд  ли  могло  служить
хорошей приправой к еде. "Ничего интересного в снах" - вот и все, о  чем
говорилось  в  коротком  сообщении  Суан.  Значит,  пытаясь   что-нибудь
выяснить, она тоже побывала этой ночью в  Тел'аран'риоде;  Суан  нередко
отправлялась  туда.  Теперь  не  имело  значения,  хватило  ли   у   нее
безрассудства гоняться за Могидин, или  она  занималась  чем-то  другим.
Ничего и есть ничего.
   Эгвейн скорчила  недовольную  гримасу  -  и  не  только  из-за  этого
"ничего".
   Раз Суан минувшей ночью побывала в Теларанриоде, значит,  днем  можно
ожидать  визита  Лиане  с  жалобой.   Суан   строго-настрого   запрещено
использовать тер'ангриалы для путешествия в Мир Снов после того, как она
пыталась обучить этому некоторых сестер. Не в том дело,  что  она  знала
ненамного больше их  или  что  лишь  некоторые