имость осторожности.
     - Не все мужчины болтуны. Скажите, отправляя Мэта на юг,  вы уже знали,
что случится сегодня здесь?
     -  Как я могла  знать  два месяца  назад? Нет, Талманес,  Айз  Седай не
всеведущи.
     Она  могла планировать нечто подобное, могла надеяться на осуществление
своих планов, но,  разумеется,  не могла  знать заранее, тем более настолько
заранее. А сейчас ей хотелось надеяться, что  он и вправду не болтун. Иногда
такие мужчины встречаются.  Романда, чье  лицо казалось высеченным изо льда,
решительно  направилась к ней, но Арателле перехватила  Желтую  Восседающую,
поймав за рукав, и той не удалось избежать разговора.
     - Вы наконец скажете мне, где Мэт? - спросил Талманес. - Может, на пути
в Кэймлин,  с ДочерьюНаследницей? Чему тут удивляться? Кто помешает служанке
поболтать  с  солдатом, когда они  набирают  воду  из одного ручья? Даже,  -
суховато добавил он,  -  если этот солдат из числа  Принявших Дракона -  тех
самых, о ком ходят страшные байки.
     О Свет!  Мужчины  просто...  несносны!  Даже лучшие из  них  ухитряются
ляпнуть  именно то, чего не  следует, и именно тогда, когда не  следует.  Не
говоря уж об их способности подбивать на болтовню служанок. Легче всего было
бы просто  солгать, однако делать этого  не  хотелось -  пока.  Тем паче что
заданный  вопрос  оставлял  возможность  выкрутиться,  не   нарушая  Обетов.
Половины правды, пожалуй, будет достаточно, чтобы Талманеса не понесло в Эбу
Дар.
     Возле другого края навеса Суан беседовала с  рослым рыжеволосым молодым
лордом, который поглядывал на нее с таким же сомнением, как и Сеган. Лорды и
леди имели собственное представление о том,  как должны выглядеть Айз Седай.
Взгляд Суан то и дело перескакивал с собеседника на Эгвейн. Кричащий взгляд,
обвиняющий, как  укор совести.  Спокойствие. Невозмутимость. Вот что  значит
быть  Айз Седай.  Она действительно не знала, что случится  сегодня,  только
надеялась.  Эгвейн  подавила  раздраженный  вздох.  Чтоб  ей  сгореть,  этой
женщине!
     -  По  последним  дошедшим  до  меня  сведениям,  он был  в Эбу Дар,  -
пробормотала  девушка. - Но сейчас,  надо полагать,  спешит на север. Вы  же
знаете,  Талманес, ему по-прежнему  кажется, что он должен меня спасать.  Уж
кто-кто, а Мэтрим Коутон сделает все, чтобы не упустить такой возможности.
     Похоже, Талманеса ее слова вовсе не удивили.
     - Что-то в этом роде я и  предполагал, -  со  вздохом промолвил он. - У
меня появилось... ощущение... Какое-то  странное ощущение.  Довольно  давно,
неделю или две  назад. И не только  у меня, у других из  нашего Отряда тоже.
Словно призыв, невнятный, но постоянно повторяемый. Как будто я нужен ему. А
он где-то на юге. Наверное, так бывает, когда следуешь за та'вереном.
     -  Наверное, - согласилась  Эгвейн, уповая на  то, что  ее тон не выдал
сомнения.  Чудно было думать о шалопае  Мэте как о командире  Отряда Красной
Руки, тем  более как о та'верене. Хотя по всему  выходило, что  он и  впрямь
та'верен,  по крайней мере,  близок к тому, иначе  не мог бы оказывать такое
воздействие.
     -  Мэт  ошибался насчет необходимости вас спасать. у вас и  в мыслях не
было обращаться ко мне за помощью, не так ли?
     Талманес  по-прежнему говорил  тихо, но Эгвейн  все  равно настороженно
огляделась. Суан продолжала наблюдать за ними. Так  же, как и Халима,  возле
которой,  теребя усы  и пыхтя, отирался Пайтр, определенно принимавший ее за
Айз  Седай. Халима слушала его с приветливой улыбкой, но то  и  дело  искоса
поглядывала  в сторону  Эгвейн. Все прочие были слишком заняты разговорами и
никто не стоял настолько близко, чтобы иметь возможность подслушать.
     - Престол Амерлин не нуждается в прибежище, но порой я чувствовала себя
спокойнее, зная,  что  вы  рядом,  -  признала она.  Неохотно.  Едва ли  кто
предполагал, что Амерлин может потребоваться  укрытие  на случай бегства, но
иметь его под рукой было совсем не вредно, пока о том не прознала ни одна из
Восседающих.  - Вы были мне  другом, Талманес. Надеюсь, и остались. Искренне
надеюсь.
     - Вы говорили со мной... более откровенно... чем я ожидал, - с запинкой
произнес он, - и потому я тоже вам кое-что расскажу. - Выражение его лица не
изменилось, для окружающих оно оставалось таким же рассеянным, но голос упал
до шепота.  - Ко  мне  обращались от имени короля  Роэдрана,  насчет Отряда.
Кажется,  он надеется стать  первым настоящим королем Муранди. Ему  пришло в
голову  нанять нас. При  обычных обстоятельствах я  и бы и на миг  ни  о чем
подобном  не задумался, но денег у нас в  обрез, а тут  еще это... ощущение,
что  мы нужны  Мэту.  Возможно, нам и  вправду было  бы  лучше задержаться в
Муранди.
     Талманес умолк, когда молодая служанка  в  украшенном вышивкой  зеленом
платье  и  плаще,  опушенном  пятнистым кроличьим  мехом,  принесла  вино  с
пряностями.  Ее  круглые щеки раскраснелись  от мороза. Слуги, прибывшие  из
лагеря Айз  Седай, дожидались снаружи, за  навесом,  но,  кажется, и для них
нашлось  некое дело. Талманес жестом отослал служанку  и  снова завернулся в
плащ, но Эгвейн взяла серебряную чашу, чтобы выиграть время для размышления.
По  правде сказать,  особой надобности  в Отряде у нее  уже не было.  Сестры
свыклись с присутствием  Отряда, хотя  и продолжали ворчать: мол, что это за
шайка , но нападения со  стороны Отряда Красной Руки больше не опасались. Он
сыграл  свою  роль, подтолкнув  сестер к выступлению из  Салидара,  и теперь
единственная  польза,   которую  приносил,   состояла  в  привлечении  новых
добровольцев,  желающих  вступить в армию  Брина. Люди  стремились встать на
сторону  тех,  кто  превосходил  числом, поскольку не сомневались:  где  два
войска, там, рано или поздно, дело кончится сражением. Эгвейн не нуждалась в
Отряде, но Талманес был другом. А она - Амерлин. В данном случае и дружба, и
ответственность подталкивали к одному.
     Как  только  служанка  ушла, Эгвейн  мягко  взяла  Талманеса за  руку и
сказала:
     - Вам не следует  соглашаться на  это,  ни в  коем  случае. Даже Отряду
Красной  Руки  не удастся собственными силами покорить Муранди, ведь  против
вас поднимутся  все  способные держать оружие. Вам ли не знать - если  что и
способно объединить мурандийцев, так это чужеземцы на  их земле. Следуйте за
мной в Тар Валон, Талманес. Мэт явится туда, я не сомневаюсь.
     Она не сомневалась:  Мэт нипочем не поверит, что она настоящая Амерлин,
пока не увидит ее в накидке-палантине в Белой Башне.
     - Роэдран не дурак,  -  невозмутимо отозвался  Талманес.  - У него и  в
мыслях нет  завоевывать Муранди нашими силами.  Он  хочет,  чтобы мы  просто
стояли тут лагерем и ждали невесть чего, не выказывая своих намерений. Чужая
армия на мурандийской земле - причем  не армия  Айз Седай, - как раз то, что
позволит ему объединить под своей рукой все Дома. Против нас.  Потом, как он
говорит,  мы просто отступим за границу. Роэдран верит, что, получив власть,
он ее уже не упустит.
     - А что  удержит его  от  предательства? - В голосе  Эгвейн  прозвучала
излишняя горячность,  которой  она  не  сумела  скрыть.  -  Ему  нужна слава
победителя:
     если вы  уйдете без боя, угроза улетучится, и его мечта об  объединении
Муранди может улетучиться следом.
     Талманес усмехнулся. Глупого мужчину это, кажется, забавляло.
     -  Так  ведь  я  тоже  не  дурак.  До  весны Роэдран армию  не соберет.
Мурандийцы, которые собрались здесь, носу не высунули бы из своих имений, не
выступи андорцы на юг, причем до того как начались снегопады. А до весны Мэт
нас найдет.  Раз он направляется на  север, то  непременно про  нас услышит.
Роэдрану  придется  довольствоваться  тем, чего  он успеет добиться  к  тому
времени. Так что если Мэт намерен отправиться в Тар Валон, мы, возможно, еще
встретимся с вами там.
     Эгвейн досадливо хмыкнула. План звучал замечательно: такой вполне могла
бы разработать Суан, и трудно было поверить, что Роэдран Алмарик до  Арреола
а'Налой  переиграет  Талманеса. Короля  считали  беспутным  малым,  рядом  с
которым даже Мэт  -  воплощенная рассудительность. Пожалуй,  Роэдран едва ли
толком продумал возможные  действия. В любом  случае  ясно, что Талманес уже
принял решение.
     - Прошу дать  мне  слово, что вы  не позволите Роэдрану  втянуть  вас в
войну, -  сказала  Эгвейн. Накидка  Амерлин на  плечах казалась ей вдесятеро
тяжелее плаща. -  Если он выступит раньше, чем вы предполагаете, уходите, не
дожидаясь Мэта.
     -  Рад  бы,  но это невозможно,  - возразил  Талманес.  - Уверен, самое
позднее через три дня после того как я выступлю в поход, начнутся  нападения
на  моих   фуражиров.  Меня  станут  донимать  булавочными  уколами.  Каждый
лордишка, каждый фермер сочтет для себя делом чести попытаться свести в ночи
хотя бы парочку лошадей.
     - Я имею  в  виду не  самозащиту,  и вы прекрасно это  знаете, - твердо
заявила Эгвейн. - Обещайте, Талманес. Иначе я не допущу вашего  соглашения с
Роэдраном.
     Единственным  способом  не  допустить  этого  соглашения  было  предать
Талманеса,  но Эгвейн  не  хотела оставлять  на своей  совести войну. Войну,
начавшуюся из-за нее, ибо Талманес явился сюда из-за нее.
     Он  взглянул на Эгвейн  так, словно увидел впервые, и - кивнул. Как  ни
странно, простой кивок говорил больше любого церемонного поклона.
     - Будь  по-вашему. Мать, - промолвил  Талманес  и неожиданно спросил: -
Скажите, а вам не кажется, что вы тоже та'верен?
     - Я - Амерлин,  -  отвечала она. -  Этого вполне достаточно. - И, снова
коснувшись его руки, добавила: - Да осияет вас Свет, Талманес.
     На сей раз улыбка почти коснулась его глаз.
     Их разговор не  остался  незамеченным. Может быть, как раз  из-за того,
что они перешептывались, а не рассуждали во всеуслышание. Девица, объявившая
себя Амерлин, шепталась с вожаком десяти тысяч  Принявших Дракона! Облегчила
она игру, которую предстояло вести Талманесу с Роэдраном, или же затруднила?
Уменьшилась или возросла  вероятность войны  в Муранди? Поневоле вспомнишь о
Суан и ее проклятущем Законе Непредсказуемых Последствий.
     Когда Эгвейн, согревая руки о  чашу, двинулась сквозь толпу, к ней было
обращено  не  менее полусотни  взглядов,  хотя при приближении  Амерлин люди
отводили  глаза.  Во  всяком случае большинство. Лишенные признаков возраста
лица Восседающих являли собой  образчик присущей Айз  Седай  невозмутимости,
только  вот  карие глаза Лилейн  наводили  на мысль о вороне, высматривающей
плещущуюся на  мелководье  рыбешку,  а  темные  очи  Романды и  вовсе  могли
просверлить дырку в железе.
     Пытаясь  определить  по солнцу,  который  сейчас  час, Эгвейн  медленно
прошла под  навесом по кругу. Лорды и леди  продолжали докучать Восседающим,
беспрестанно сновали от одной  к  другой,  будто в поисках  лучшего  ответа.
Эгвейн начала примечать кое-какие мелочи. Переходя от Джании к Морайе, Донел
задержался, чтобы  низко поклониться Аймлин, которая ответила ему милостивым
кивком. Сиан, отвернувшись от Такнмы,  присела  перед  Пеливаром  в глубоком
реверансе,  удостоившись  с  его  стороны  лишь  легкого  поклона. И  другие
мурандийцы  всячески  старались  выказать  андорцам  свое  почтение,  а   те
принимали его с формальной вежливостью. Андорцы старались делать  вид, будто
не замечают Брина, разве что хмуро косились в его сторону, а  вот мурандийцы
подходили  к нему  нередко, всегда поодиночке.  и, судя по взглядам, которые
они исподтишка  бросали,  расспрашивали  его насчет  Пеливара, Арателле  или
Аймлин. Возможно, Талманес был прав.
     Эгвейн  тоже  не  обошли  поклонами  и  реверансами,  правда, не  столь
почтительными, как те, что предназначались Пеливару и Арателле, не говоря уж
о Восседающих. От полудюжины женщин  ей пришлось выслушать  благодарность за
мирное разрешение дела, хотя другие неуверенно  пожимали плечами и бормотали
нечто уклончивое, когда она с  ними заговаривала насчет того  самого мира. И
все  попытки Эгвейн заверить, что  мир  -  надолго,  встречались  пылким "Да
ниспошлет Свет!", или  смиренным  "Если то будет угодно  Свету". Четыре леди
назвали  ее  Матерью  - одна  даже не запнулась, - а еще  три сочли уместным
сказать, что она  очень мила, у  нее прекрасные глаза  и грациозная  осанка.
Подобные комплименты подобали возрасту Амерлин, но отнюдь не сану.
     По крайней  мере одно доставляло  Эгвейн  чистое,  ничем  не омраченное
удовольствие - объявлением насчет книги послушниц заинтересовалась не только
Сеган. Не  приходилось сомневаться, что женщины заговаривали с ней  в первую
очередь  по  этой самой причине.  Остальные  сестры могли быть  мятежницами,
восставшими  против  Башни,  но  она  объявила себя  Амерлин,  и лишь жгучее
любопытство могло преодолеть опасения  и  подойти к ней,  хотя все  пытались
скрыть свою заинтересованность.  За пытливо щурившейся (из-за чего морщин на
ее лице стало намного больше) Арателле последовала туповатая Сиан, за  ней -
остроглазая  андорская  леди по  имени Негара, миловидная мурандийка Дженет;
почти все благородные дамы подошли к Эгвейн, и каждая старалась дать понять,
что спрашивает не ради себя лично. Некоторые служанки - и среди них особа по
имени  Нилдра,  прибывшая  из лагеря  Айз Седай,  -  обращались  с  теми  же
вопросами, притворяясь, будто разносят вино.
     Поведение женщин вполне удовлетворяло Эгвейн:
     брошенные ею семена  не пропали  втуне. А вот с мужчинами дело обстояло
иначе. Заговаривали с ней лишь немногие, да и  то когда сталкивались лицом к
лицу и не могли увильнуть от беседы. И разговоры были ничего  не значащие  -
все  больше  насчет погоды.  Каждый  лорд  благословлял  прекращение засухи,
жаловался на нежданные снегопады, выражал надежду, что с  разбойниками скоро
будет  покончено,  при  этом со  значением  косясь  на  Талманеса,  и  потом
ускользал,  как  угорь.  Один  андорский невежа по  имени Машаран запнулся о
собственные  сапоги,  пытаясь  увернуться  от  встречи.  По правде  сказать,
удивляться не  следовало. Женщины имели хоть какое-то оправдание, по крайней
мере в своих глазах, тогда как  мужчины считали, что поговорить  с  Эгвейн у
всех на виду все равно что вымазаться дегтем.
     Это  вызывало досаду. Эгвейн вовсе не  волновало,  что  думают  мужчины
насчет послушниц, но ей  хотелось понять,  напуганы ли они в той же степени,
что  и женщины, и к чему могут привести их  страхи. В конце концов она сочла
необходимым завязать разговор сама.
     Взяв  с  подноса  очередную  чашу,  Пеливар  повернулся  и  отпрянул  с
приглушенным ругательством - он едва  не столкнулся с  ней нос к носу. Чтобы
оказаться еще  ближе, Эгвейн пришлось бы  забраться  ему на  сапоги. Горячее
вино  расплескалось,  замочив  перчатку   и  рукав,  что  вызвало  еще  одно
проклятие, не столь уж глухое. Достаточно высокий, чтобы склониться не перед
ней, а  над  ней,  Пеливар  так и поступил.  При  этом вид у  него был как у
человека,  желающего  поскорее  убрать  некстати  подвернувшуюся  девчонку с
дороги. Или как у того, кто едва не наступил на алую гадюку. Эгвейн смотрела
лорду в  глаза, стараясь представить его своенравным мальчишкой, заслужившим
хорошую выволочку. Обычно такой прием помогал:  большинство мужчин, кажется,
это чувствовали. Он пробурчал что-то -  должно быть, вежливое  приветствие -
и,  слегка склонив  голову,  отступил. Эгвейн сделала шаг  и снова оказалась
перед ним. Пеливар откровенно растерялся, и Эгвейн решила сказать что-нибудь
приятное, прежде чем приставать с вопросами,  которые не должны остаться без
ответа.
     -  Лорд  Пеливар,  вы,  несомненно,  рады  будете  узнать,  что   Дочь-
Наследница  на пути в  Кэймлин. - Некоторые  из Восседающих обернулись в  их
сторону.
     - Илэйн Траканд  вправе  претендовать  на  Львиный  Трон,  -  отозвался
Пеливар без всякого воодушевления.
     Эгвейн отпрянула, глаза ее  расширились.  Возможно, Пеливар приписал ее
гнев  тому, что опустил  титул  Илэйн... В свое время лорд Пеливар поддержал
Моргейз в  притязаниях  на  трон,  и Илэйн ни минуты не сомневалась,  что он
поддержит  и  ее.  Она  всегда говорила о нем с  нежностью,  как о  добром и
любимом дядюшке.
     - Мать, - промурлыкала Суан у  локтя Эгвейн, - мы должны  отправляться,
если хотим поспеть в лагерь до заката. - Ей каким-то образом удалось придать
своим  тихим  словам  весомость  и  настоятельность"  что  ли. - Солнце  уже
клонится к западу.
     - Да-да,  - торопливо  закивал Пеливар.  -  В такую  погоду ночью лучше
находиться   под  крышей.  С   вашего  позволения,  я  тоже  удалюсь,  чтобы
подготовиться к отъезду.
     Он  поставил  чашу  на  поднос  подвернувшегося  слуги, помедлил, отдал
поклон и ушел с видом человека, удачно вывернувшегося из ловушки.
     Эгвейн едва не  заскрежетала  зубами  от  злости. Что это верзила думал
насчет  достигнутого  соглашения? Если, конечно, навязанное ею решение можно
назвать соглашением. Хоть Арателле  и Аймлин обладают властью и влиянием, но
солдатами командовали Пеливар, Кулхан  и им  подобные: они по-прежнему имели
возможность  сунуть  факел в  бочку  с лампадным маслом и устроить  пожар, в
котором сгорят все чаяния Амерлин.
     - Найди Шириам, - чуть  ли не прорычала Эгвейн, - скажи, что все должны
быть в седлах немедленно. Чего бы то ни стоило!
     Эгвейн  не  могла предоставить Восседающим целую ночь  на размышления о
случившемся: целая ночь для плетения  интриги и составления заговоров  - это
чересчур. Ей необходимо вернуться в лагерь прежде, чем зайдет солнце.


        ГЛАВА 19. Закон



     Очень  скоро  все Восседающие уже  сидели верхом. Побудить  их  к этому
удалось без особых затруднений: они стремились убраться прочь не меньше, чем
Эгвейн. Особенно  Романда и Лилейн, обе  холодные, как студеный ветер, взоры
обеих  наводили  на  мысль  о  грозовых  тучах.  Остальные внешне  сохраняли
подобающее Айз Седай  непоколебимое хладнокровие,  однако скользнули в седла
так  быстро, что  провожавшие  их лорды и леди остались с  разинутыми ртами.
Пестро  разодетым  слугам пришлось поспешить с упаковкой вьюков,  но  и  тут
задержки не случилось.
     Не  оглядываясь, Эгвейн пустила Дайшара по снегу.  Лорд Брин  оглянулся
лишь на миг  и коротко кивнул, давая понять, что закованный в латы эскорт не
отстает.  Суан на Беле и  Шириам на  Крыле поспешно присоединились к ней. На
прогалинах, где снега  навалило не больше, чем  по копыта, лошади переходили
на рысь, но даже в  тех  местах,  где животные  вязли в сугробах  по колено,
колонна двигалась с  примечательной скоростью.  Знамя Тар Валона  рябило  на
ледяном ветру.
     Заданный темп не оставлял Восседающим  возможности  поговорить  в пути.
При  такой  поспешной  езде  даже  мимолетное  отвлечение  могло  обернуться
сломанной  ногой для  скакуна  и сломанной шеей  для всадницы. Но Романда  и
Лилейн  -  каждая порознь  -  ухитрились  собрать  вокруг себя  кружок своих
сторонниц.  Услышать,  о чем они говорили, не  было возможности - обе группы
оградились  от подслушивания, -  однако и та и другая вещали долго, и Эгвейн
не  составляло труда догадаться, на какую тему. Прочим Восседающим удавалось
лишь время от времени обменяться парой  приглушенных  слов, бросая  холодные
взгляды  то  на  Эгвейн, то  на сестер, обернутых в саидар. Только Делана ни
разу не приняла участия ни  в одном  из этих кратких  совещаний и  все время
держалась рядом  с  Халимой,  вынужденной наконец  признать, что ей холодно.
Теперь деревенская  женщина  ехала с угрюмым  видом, зябко  кутаясь в  плащ,
однако и при этом почти  беспрерывно шептала  что-то Делане, словно стараясь
ее успокоить. А та выглядела так, будто в этом нуждалась: брови поникли,  на
лбу  собрались  складки, изрядно  ее старившие. Тревожилась  не  только она.
Остальные скрывали свои чувства за маской полного безразличия, однако Стражи
настороженно озирались по  сторонам, словно за каждым