астер Гилл рассказал мне  вашу  историю, госпожа  Дорлайн, - сказал
Перрин. -  Для вас  настали тяжелые времена, но  будьте спокойны,  здесь вам
ничто не грозит.
     Женщина   пробормотала   слова   благодарности,   но   пахло   от   нее
настороженностью, а глаза пытались читать по его лицу, словно по книге.
     - Майгдин также поведала мне их историю, Перрин, - сказала Фэйли, - и я
сделала  ей  предложение.  Майгдин,  вы  и  ваши  друзья  утомлены  месяцами
скитаний, к тому же, как вы  говорите, перспектив никаких. Поступайте ко мне
на службу. Я приму вас всех. Плачу я хорошо и со слугами не строга.
     Перрин одобрительно кивнул. Если  Фэйли хочет потешить себя и  приютить
бездомных,  он тоже не прочь им  помочь. Может, с  ним они  будут  в большей
безопасности, чем до сих пор.
     Поперхнувшись  чаем,  Майгдин чуть  не выронила кубок.  Она  заморгала,
глядя  на  Фэйли,  промокнула   подбородок   украшенным   кружевами  льняным
платочком. Кресло ее скрипнуло, когда она повернулась - вот уж странно! -  к
Перрину.
     - Я... благодарю вас, - наконец медленно промолвила Майгдин. - Думаю...
- Она еще несколько мгновений рассматривала Перрина, и ее голос стал громче.
- Да, благодарю  и принимаю ваше предложение. Мне  нужно  поговорить с моими
спутниками.
     Встав, она  помедлила, потом выпрямилась и сразу, широко раскинув юбки,
присела в реверансе, который сделал бы честь любому придворному.
     -  Я  постараюсь  хорошо  вам  служить,  миледи,  -  произнесла она.  -
Позвольте удалиться? Фэйли кивнула, и Майгдин  вновь  присела в реверансе, а
перед тем как повернуться, отступила на два шага! Перрин почесал бороду. Она
вела себя точь-вточь как те, кто  расшаркивался  перед Перрином всякий  раз,
как его видел.
     Не раньше,  чем входной  клапан опустился  за Майгдин, Фэйли  поставила
свою чашу и засмеялась, задрыгав ногами.
     - О-о, Перрин, она мне нравится! В ней есть характер. Готова поспорить,
она подпалит тебе бороду над теми знаменами, если я тебя не спасу.
     О, да. Характер! Перрин хрюкнул. Вот только этого  ему  не хватало: еще
одна женщина, чтобы ему бороду подпаливать.
     - Я  пообещал  мастеру Гиллу позаботиться о них, Фэйли, но... Угадай, о
чем попросила  Лини?  Она  хочет, чтобы  я  поженил  Майгдин  и того  парня,
Талланвора. Просто взял и поженил! Заявила, будто того им и хочется.
     Он наполнил чашу чаем и почти упал в кресло, в котором сидела  Майгдин.
Кресло застонало под нежданной тяжестью.
     - Во всяком  случае, это еще  самая  меньшая из моих забот. Мастер Гилл
сказал, что Шончан захватили Амадор, и я верю ему. О Свет! Шончан!
     Фэйли сложила руки, глядя перед собой поверх кончиков пальцев.
     -  Может, оно  и  правильно, - задумчиво  промолвила она.  -  Слуги  из
семейных  надежнее  холостых.  Пожалуй, я  это улажу.  И  Бриане тоже  замуж
отдадим - за того  здоровяка. Глаза у нее  так светятся,  когда она  на него
глядит! Знаешь, если мы  их не поженим, сами потом намаемся: слезы,  упреки,
ссоры.... Перрин уставился на нее.
     - Ты что, не слышишь? - вымолвил он. - Шончан захватили Амадор! Шончан,
Фэйли!
     Фэйли  вздрогнула - она и в самом  деле думала  о том,  как тех  женщин
поженить! - а потом улыбнулась Перрину.
     -  Амадор  далеко,  а если тебе  и  встретятся эти  Шончан, ты  с  ними
справишься. В конце концов, разве не  ты научил меня садиться на руку? - Так
она обычно шутливо говаривала, намекая на свое имя.
     - С ними потруднее будет сладить, чем с тобой, - мрачно заметил Перрин,
и Фэйли вновь улыбнулась. Пахло  от  нее почему-то удовлетворением. - Думаю,
не послать ли Грейди  или  Неалда предупредить  Ранда? Мало ли  что он тогда
говорил...  - Фэйли яростно замотала головой, но  Перрин упрямо продолжал: -
Так бы  и сделал, когда  бы знал, где он. Наверняка же  есть способ передать
ему весточку, чтоб никто о том не догадался.
     На том,  чтобы скрывать от прочих правду  об их взаимоотношениях,  Ранд
настаивал даже больше, чем на  сохранении в тайне посольства  к Масиме.  Для
всех Перрин попал в опалу, и никто не  должен знать, что враждебность  между
ним и Возрожденным Драконом - напускная.
     - Он  знает, Перрин.  Уверена в этом. Повсюду в Амадоре  Майгдин видела
голубятни, а шончане на голубей и не смотрели. Сегодня в  курсе  событий все
купцы,  что ведут дела в Амадоре, а значит, и Белая  Башня. Поверь мне. Ранд
тоже не  остался в неведении. Признай, что  о  происходящем в мире  он знает
лучше.  Положись в этом на него. - Сама она, однако, была не слишком уверена
в собвенных словах.
     - Возможно, - недовольно пробурчал Перрин. Он старался не тревожиться о
Ранде  но...  Многое  ли  Ранд поверял даже ему?  О скольком Ранд умалчивал,
сколько у него было своих, известные лишь ему одному планов!
     Вздохнув,  Перрин откинулся на спинку и глотнул чаю. Правда в том,  что
Ранд, безумен  он  или в  нет, все-таки прав. Возникни у Отрекшихся -  или у
Белой Башни - хоть тень подозрения, что затеял Перрин, они бы сыскали способ
опрокинуть наковальню ему на ноги.
     -  По крайней мере, я не дам соглядатаям Башни пищу  для  пересудов. На
сей  раз я  вправду  сожгу это проклятое знамя.  - И с Волчьей Головой тоже.
Может, ему и приходится из себя лорда корчить, но в эти игры он может играть
и без треклятого флага!
     Фэйли задумчиво поджала  полные  губы и качнула головой.  Соскользнув с
кресла, она опустилась  на колени возле мужа, взяла его руку в  свои. Перрин
встретил взгляд жены с настороженностью. Когда она смотрела на него вот так,
это означало, что она собирается сказать что-то важное. Или же запудрить ему
мозги, так  что он потом черного от белого  не отличит. Запах  ничего ему не
подсказывал.  Он не раз  и не  два  заставлял  себя не принюхиваться;  так и
голову  потерять недолго,  а без головы она точно его вокруг пальца обведет.
После  женитьбы  Перрин накрепко усвоил одно: с женщиной  мужчине  в  первую
очередь  голова нужна.  И  частенько,  как  голову  ни  ломай,  все равно  в
проигрыше будешь. Женщины, как Айз Седай, обычно добиваются своего.
     - Может, муж мой, ты еще и передумаешь, - промолвила Фэйли тихонько. По
ее губам скользнула мимолетная улыбка, словно бы она вновь прочла его мысли.
- Сомневаюсь, чтобы с тех пор как мы вошли в Гэалдан, хоть кто-то понял, что
это  за  Красный Орел.  Теперь,  вблизи городов,  пожалуй,  кто-  нибудь  да
сыщется. И  число понятливых становится тем больше, чем  дольше мы  будем за
Масимой гоняться.
     Он не стал ничего объяснять, только спросил:
     -  Тогда  с какой стати выставлять  знамя  напоказ,  когда  все  так  и
таращатся на идиота, помыслившего вытащить Манетерен из могилы?
     В  прошлом  не раз бывали такие  попытки;  с именем  Манетерена связаны
воспоминания о могуществе  и силе,  и  знаменем его пользовался всякий,  кто
хотел поднять восстание.
     - Потому что  именно оно будет притягивать к себе  все взгляды. - Фэйли
подалась к мужу.  - Простолюдины будут улыбаться тебе в лицо, ожидая, что ты
проедешь и не вернешься. А что до высокородных, то у них перед глазами всего
хватает, и они не станут оглядываться дважды, если ты их за нос не схватишь.
По  сравнению с Шончан, с пророком  или с Белоплащниками,  человек, решивший
возродить Манетерен, - мелкая букашка.  И  я  бы сказала, что  сейчас  Башне
будет не до него. - Она улыбнулась шире, и по загоревшемуся в глазах огоньку
стало ясно,  что Фэйли близка к главному. - Но что самое  важное - никто  не
подумает,  что на у уме у этого  человека  нечто другое. -  Вдруг  ее улыбка
исчезла, и она ткнула  мужа  в нос  твердым пальчиком. - И  не  называй себя
идиотом, Перрин т'Башир Айбара. Даже вот так, в разговоре со мной. Ты совсем
не идиот. А мне такие  слова не нравятся. - В ее запахе проявились крохотные
колючки - не настоящий гнев, но явное неудовольствие.
     Переменчивая, как ртуть. Зимородок, мелькающий быстрее  мысли. Быстрее,
чем  его мысль. Перрину  голову  никогда  бы  не пришло  скрываться столь...
нахально. Но смысл  в этом был. Все равно что скрыть, что ты убийца, объявив
себя вором. Может получится.
     Посмеиваясь, Перрин поцеловал кончики пальцев жены.
     - Ладно, пусть остается, - сказал он. И Красный Орел,  и  Волчья Голова
тоже. Кровь и проклятый пепел! - Но Аллиандре должна знать правду. Если  она
решит, будто Ранд намерен сделать из  меня  короля Манетерена  и отобрать ее
земли...
     Фэйли встала так резко и отвернулась, что он испугался,  не допустил ли
ошибку, заикнувшись  о королеве.  От Аллиандре легко  перейти к Берелейн,  а
Фэйли пахла... вспыльчиво. Настороженно.
     Но она сказала, бросив через плечо:
     - Пусть Аллиандре не тревожит Перрина Златоокого. Эта птичка, считай, в
силках, муж мой. И пора подумать о том, как отыскать Масиму.
     Грациозно  опустившись  на колени  возле маленького сундучка, стоявшего
рядом со стеной палатки,  единственного сундучка без покрывал, Фэйли подняла
крышку и принялась вытаскивать свернутые карты.
     Перрин  надеялся,  что  она  права насчет Аллиандре, ибо  не знал,  что
делать,  если  она  ошибается. Будь  он  хотя бы вполовину  таким, каким его
считала жена!  Аллиандре  -  птичка  в сетях, Шончан  разлетаются  в  разные
стороны, Перрин Златоокий хватает за шкирку Пророка и приводит  его к Ранду,
будь у Масимы даже десять тысяч  человек.  И не впервые Перрин осознал, что,
какие  бы  боль и  обиду  не причинял ему  гнев  Фэйли, он больше боится  ее
разочаровать.  Если он увидит  в ее глазах разочарование,  у него разорвется
сердце.
     Перрин встал  на  колени  рядом с  женой, помог разложить самую большую
карту, изображавшую юг  Гэалдана  и север Амадиции, и принялся рассматривать
пергамент,  будто  на  карте могло  вдруг  проявиться  имя Масимы.  Он хотел
добиться  успеха не только из-за Ранда. У него была еще одна причина - он не
мог подвести Фэйли.
     Фэйли  лежала  в  темноте,   прислушиваясь  к  дыханию  мужа,  пока  не
убедилась, что Перрин спит глубоким сном, потом  выскользнула из-под  одеял.
Натягивая  через голову льняную ночную  сорочку, она с  грустинкой подумала:
неужели  он в самом деле считает, будто  она не  узнала, как однажды  утром,
пока грузили повозки, он спрятал в густом ельничке кровать? Не то чтобы  она
была против, ну, не стала бы слишком  возражать. Фэйли была  уверена, что на
земле  ей доводилось  спать не реже, чем ему.  Разумеется,  она  прикинулась
удивленной,  но отнеслась к  пропаже с  легким сердцем. А то он  бы еще стал
извиняться,  может,  даже  побежал  за  кроватью.  Как  говаривала  матушка,
справиться с мужем - целое искусство.  Интересно, было  ли так же непросто и
самой Дейре ни Галине?
     Сунув босые ноги в мягкие туфли, Фэйли влезла  в шелковый  халат, потом
замешкалась, глядя на  Перрина. Жаль,  что  здесь нет  матери,  она  дала бы
разумный совет. Фэйли всей душой любила Перрина, и он поражал  ее до глубины
души. По-настоящему понять мужчину, конечно, невозможно, но Перрин ничуть не
походил на тех,  с кем она выросла. Он никогда  не  важничал, а вместо того,
чтобы  смеяться над собой, он... стеснялся. Она бы  никогда не поверила, что
мужчина  способен  стесняться.  Он  утверждал,  что   лишь  по  случаю  стал
предводителем, заявлял, что  не знает, как себя вести, а  едва знакомые люди
готовы  идти  за ним  на  край мира.  Перрин  считал себя тугодумом,  а  его
неторопливые, обдуманные мысли были  столь проницательны, что  ей плясать от
радости  оставалось  -  хоть  какие-то  ее  секреты  до   сих  пор  в  тайне
сохранились.  Удивительный  он  человек, ее курчавый волк. Такой  сильный. И
такой  нежный. И слух у него  очень острый...  Вздохнув, Фэйли  на  цыпочках
выскользнула из палатки.  На  безоблачном небе над притихшим лагерем светила
луна; яркая, как  в полнолуние, она затмевала  звезды. Пронзительно  кричала
какая-то ночная  птица,  умолкшая после гулкого  уханья  совы. Тянуло легким
прохладным  ветерком.  Наверное,  почудилось.  Ночью   прохладнее   лишь  по
сравнению с дневной жарой.
     Люди в основном спали - темные холмики в  тенях под деревьями. Кое- кто
бодрствовал,  разговаривал вокруг еще непрогоревших костров. Таиться Фэйли и
не пыталась, но ее никто не заметил.  Кто-то  дремал, клевал, носом. Не знай
она, сколь бдительны часовые, наверняка бы решила, что лагерь  может застать
врасплох и дикое стадо коров. Но нет, часовые бдят, и Девы стоят на страже.
     Телеги с высокими колесами стояли длинными,  утопавшими в  тени рядами,
под ними посапывали и похрапывали  слуги. Неподалеку стрелял языками пламени
костер,  у  которого  сидели  Майгдин  и  ее  спутники.  Талланвор  говорил,
энергично жестикулируя, но слушали его, похоже, лишь мужчины, хотя обращался
он к  Майгдин. Ничего  удивительного, что у  них в узелках  сыскались наряды
получше  тех обносок, но прежняя  хозяйка, видно, позволяла  носить шелковые
платья. У Майгдин платье из матово-голубого шелка и прекрасно сшитое. Больше
таким  великолепным  нарядом никто  похвастать  не мог,  так  что, наверное,
Майгдин ходила у хозяйки в фаворитках.
     Под ногой Фэйли  хрустнул сучок, и  сидящие у костра  резко обернулись.
Талланвор вскочил  было  на  ноги, потянувшись к мечу, но потом разглядел  в
лунном   свете   Фэйли,   подбиравшую  полу   халата.  Они  были  куда   как
настороженнее, чем  двуреченцы за  спиной у  Фэйли.  Мгновение  вся компания
смотрела на  нее;  потом  Майгдин  грациозно  поднялась  и присела в  низком
реверансе. Остальные последовали ее  примеру  - с различной долей изящества.
Не осрамились  лишь  Майгдин  и  Балвер.  Круглое  лицо  Гилла  перечеркнула
усмешка.
     - Не хотела вам мешать, - ласково сказала Фэйли. -  Но не засиживайтесь
допоздна, завтра будет много дел.
     Она  пошла  дальше, но,  оглянувшись, увидела: они попрежнему стояли  и
смотрели ей вслед. Скитания приучили их опасаться всего на свете. Интересно,
будет ли от  них  толк? Ничего, через несколько недель все станет ясно - она
будет учить их на свой лад, узнает их привычки. Чтобы вести дом, нужно знать
многое. Придется и на это найти время.
     Долго о скитальцах  Фэйли  не думала.  Вскоре она  миновала повозки,  в
леске подальше - часовые двуреченцев,  мимо них разве  что мышь проскользнет
незамеченной,  бывало, им удавалось и  Дев заметить. Однако они высматривали
тех, кто попытается проскользнуть в лагерь, а вовсе не тех, кто имел право в
лагере находиться. На маленькой, залитой лунным  сиянием поляне  Фэйли ждали
ее люди.
     Несколько мужчин поклонились, а Парелиан чуть ли не на колено опустился
и  лишь  тогда  спохватился.  Некоторые  женщины  присели в  реверансе,  что
выглядело  странно, -  ведь наряд на них был мужской, и смущенно потупились.
Придворные манеры въелись в  плоть и кровь, хотя они  изо всех сил старались
принять обычаи Айил. Точнее, то, что они считали айильскими обычаями. Иногда
их выходки  приводили  в ужас Дев. Перрин называл их глупцами, и  в какой-то
мере был  недалек  от  истины,  но  они поклялись Фэйли  в  верности  -  эти
кайриэнцы  и  тайренцы.  Принесли клятву  воды,  как они говорили,  подражая
айильцам. Сами они называли свое "сообщество" Ча Фэйли, Соколиный Коготь, но
остерегались  повторять это имя слишком громко и слишком часто. Здравомыслия
им все-таки хватало.  И вообще, они не слишком-то отличались от тех юношей и
девушек, среди которых выросла Фэйли.
     Те, кого  она отправила сегодня  утром, только что вернулись,  судя  по
тому, что женщины еще не закончили переодеваться. Им пришлось надеть платья,
потому  что даже одна женщина в  мужском  наряде  не  осталась  бы в  Бетале
незамеченной,  что  уж говорить о пяти. По поляне  мелькали юбки и  сорочки,
рубахи,  куртки  и  штаны.  Женщины убедили себя,  будто им безразлично, что
переодеваются они на виду у мужчин, - поскольку у  айильцев это вроде как  в
порядке  вещей,  но  торопливые движения  и учащенное  дыхание  говорили  об
обратном. Мужчины  же  переминались с  ноги на ногу и крутили  головами,  не
зная, то ли благопристойно  отвернуться,  то ли равнодушно смотреть, как, по
их разумению поступали айильцы; заодно  они старательно делали  вид, будто и
не  видят  полуодетых женщин.  Фэйли  поплотнее  запахнула халат,  накинутый
поверх  ночной сорочки, - одеться получше  она не могла, чтобы  не разбудить
Перрина. Она ведь не  айилка  - и не  не доманийка какая,  чтобы  вассалов в
ванной принимать.
     -  Простите,  что мы  опоздали, миледи  Фэйли,  -  пропыхтела  Селанда,
натягивая куртку.  В голосе ее  явственно слышался кайриэнский выговор. Даже
для  уроженки   Кайриэна  она  была  невысока,  хотя  походку  ее   отличали
надменность,  высоко  поднятая  голова  и гордый  разворот  плеч.  -  Мы  бы
вернулись раньше, но стража у ворот не хотела нас выпускать.
     - Не хотела? -  резко сказала Фэйли. Если б только она могла все видеть
своими  глазами; если б  только  Перрин вместо той вертихвостки  отпустил  в
город ее! Нет, о Берелейн она думать не будет.  Это  не Перрина  вина. Фэйли
повторяла эти слова, как молитву, раз по двадцать на  дню. Но почему мужчины
так слепы?  - Что значит "не хотела"? - Фэйли огорченно вздохнула. Отношения
с мужем никак не должны влиять на тон, каким говоришь с вассалами.
     - Ничего особенного, миледи. - Селанда застегнула пряжку ремня с мечом,
поправила  пояс.  -  Перед  нами они выпустили несколько  фургонов, даже  не
взглянув на них лишний раз. А потом стали тревожиться,  как это они отпустят
из города женщин на ночь глядя.
     Какая-то женщина  засмеялась. Петеро  мужчин,  тоже ходивших  в Бетал и
явно  недовольных  тем,  что  их  не  сочли   надежной  защитой,  недовольно
зашевелились.  Остальные  и Фэйли плотным полукругом обступили  разведчиков,
внимательно глядя  на Фэйли  и внимательно слушая.  Лунные  тени скрывали их
лица.
     -  Расскажите, что вы видели, - велела Фэйли. Докладывала Селанда сжато
и  четко,  и хоть Фэйли по-прежнему хотелось  все самой увидеть, ей пришлось
признать, что разведчики  увидели почти все,  что требовалось.  Даже в самый
разгар дня  улицы Бетала были пустынны.  Люди сидели по домам,  разве что  в
лавки  выходили.  Но  редкие  купцы  осмеливались  забираться  так далеко  в
Гэалдан,  и продуктов из окрестностей в город привозили немного; хотя голода
не  было,  недостаток  в  съестных  припасах  ощущался.  Горожане  были  как
оглушенные,  страшились  того,  что  творилось  за  стенами,  и  все  глубже
погружались  в трясину отчаяния и безысходности. Все держали рты на  замке -
из  страха перед лазутчиками  Пророка и из  боязни, что их примут за шпионов
Пророка.  А  влияние Пророка было  крайне  ощутимо.  К  примеру, сколько  бы
разбойников  ни  бродило  по  холмам,   карманники  и  грабители  из  Бетала
поисчезали. Говорили,  будто Пророк за  воровство виновному  отрубают  руки.
(Хотя вроде бы его люди столь строгого наказания избегали).
     -  Королева выезжает в город каждый день, своим появлением поддерживает
горожан, - продолжала Селанда. -  Но, по-моему,  это не очень- то  помогает.
Она собирается отправиться на  юг,  дабы напомнить народу,  что  у него есть
королева.  Может, где-нибудь там  ей повезет больше. Кроме караулов у  ворот
есть  еще  городская  стража  и  горсточка солдат.  Может, поэтому  горожане
чувствуют  себя  в относительной безопасности - пока не  уехала  королева. В
отличие от остальных, сама Аллиандре,  похоже, ничуть не боится,  что Пророк
явится штурмовать город. По утрам и вечерам она гуляет в одиночку в саду при
дворце лорда Телабина, а при выездах ее сопровождают всего  два-три солдата.
В городе  всех  тревожит, что  будет  с  едой,  надолго  ли  хватит  запасов
съестного,  а  что касается Пророка... Сказать по правде, миледи,  по-моему,
хоть повсюду караулы  и стражники на  стенах стоят, но если у ворот появится
Масима, то они, того и гляди, город ему сдадут, даже будь он одинодинеше