то свора псов, гонюсь  за  одним  волком, потом за Другим, а
теперь мне кажется, будто я - тот самый волк.
     - Чтоб тебе сгореть, -  прошептала девушка. Запустив  обе руки  Ранду в
шевелюру, она  посмотрела  ему  в глаза. То голубые, то серые, как  утреннее
небо на  восходе. И сухие. - Ты можешь плакать. Ранд ал'Тор. Ты не растаешь,
если заплачешь!
     - На слезы. Мин, тоже нет времени, - ласково промолвил он. - Иногда псы
настигают волка и сами тому не рады.  А  бывает, он накидывается  на них или
поджидает в засаде. Но поначалу волку нужно бежать.
     - И куда  мы отправимся? - спросила  она,  не отпуская его. Она никогда
его не отпустит. Никогда.


        ГЛАВА 30. Начала



     Одной  рукой  придерживая  подбитый мехом плащ,  Перрин пустил  Трудягу
шагом. Утреннее солнце совсем не грело, а лошадям ступать по изрытой колеями
дороге, что вела  в Абилу, было не очень-то удобно. Помимо Перрина  и дюжины
его  спутников, по дороге ехали две запряженные быками громыхающие телеги да
шагала  горсточка селян  в простых  шерстяных одеждах.  Они  брели,  опустив
головы,  придерживая от налетающих порывов ветра шапки  и  шляпы, и их вроде
как не интересовало ничего, кроме как утоптанной земли под ногами.
     Перрин  слышал, как  Неалд отпустил  низким  голосом неприличную шутку,
Грейди хрюкнул в ответ, а Балвер сдержанно хмыкнул. Казалось, никого из этой
троицы не трогало все, что творилось вокруг с тех самых пор, как месяц назад
отряд пересек границу и  вступил в  Амадицию,  как не беспокоило  и  то, что
ожидало впереди. Эдарра резко отчитывала Масури за то, что у той соскользнул
капюшон.  Эдарра  и  Карелле  обмотали головы  и  плечи  шалями,  не  считая
накинутых сверху  плащей,  но  отказались переодеться  и  остались  в  своих
длинных  юбках. Холодно им  будто и не было, а вот снег  Айз Седай  удивлял.
Карелле принялась тихим голосом втолковывать  Сеонид, что  может  случиться,
если она не станет прятать лицо. Разумеется,  если ее  лицо  увидят  слишком
рано, самое меньшее ей нужно опасаться хорошей порки.
     Перрин знал, что  Стражи, которые  ехали позади,  в любой момент готовы
выхватить  мечи  и  прорубить  дорогу  через  строй  врагов.  Они  держались
настороже с  того самого момента, как группа  покинула  на рассвете  лагерь.
Перрин провел  рукой в перчатке по висящему на  поясе топору, потом запахнул
тяжелую ткань, пока нежданный порыв ветра не  раздул плащ. Если дела  пойдут
плохо,  то Стражи  пригодятся.  Слева, недалеко  от  того места, где  дорога
пересекала по деревянному мосту  замерзший ручей, изгибавшийся вдоль околицы
городка,  торчали  из  снега   обугленные   бревна.  Под  бревнами  виднелся
квадратный   каменный   фундамент,  возле  которого  уже   намело   сугробы.
Замешкавшийся с изъявлением верности Возрожденному Дракону, местный лорд мог
считать  себя  везунчиком, коли ему просто дали плетей  и  конфисковали  все
имущество. У моста,  глядя на приближающийся отряд, стояла  кучка людей.  Ни
шлемов, ни доспехов Перрин не  заметил, но  каждый крепко держал либо копье,
либо  арбалет. Друг с другом они не разговаривали. Просто смотрели, и пар от
дыхания клубился у лиц. Вокруг всего города стояли караулы -  на дорогах и у
каждого  дома.  Это  была страна  Пророка, но  многими  территориями  в  ней
по-прежнему владели Белоплащники и король Айлрон.
     - Я правильно сделал,  что не взял ее, -  пробормотал Перрин, -  но мне
придется за это заплатить.
     -  Уж  конечно,  придется,  -  фыркнул Илайас. Для человека,  последние
пятнадцать лет не садившегося в седло,  он на удивление ловко управлял своим
мышастым  мерином.  Илайас  вырядился в плащ,  подбитый  мехом  черной лисы,
который выиграл в кости у Галленне.  Айрам, ехавший по другую  руку Перрина,
мрачно косился на Илайаса, но тот не обращал на бывшего Лудильщика внимания.
Эта  парочка  не  очень-то ладила.  - Рано  или поздно  человеку  приходится
платить, а уж женщине и подавно.  Причем не важно, должен он ей или  нет. Но
я-то был прав, да?
     Перрин  нехотя кивнул.  Не  совсем  правильно принимать от постороннего
советы,  касающиеся  отношений  с  женой.  Но,  как  ни  крути, советы  были
дельными. Разумеется, повысить  голос на Фэйли было  так же  трудно, как  не
повышать тона в разговоре с  Берелейн,  но у него это  получалось, -  чаще с
последней и  несколько раз - с первой. Советам  Илайаса Перрин следовал едва
ли  не буквально.  При  виде Берелейн в  запахе  Фэйли попрежнему появлялись
колючки  ревности, но, с другой стороны, по  мере того как отряд продвигался
на юг, обида  исчезала.  Однако  на душе было беспокойно.  Когда  тем  утром
Перрин  сказал, что  она с ним не  едет,  Фэйли даже не возразила. Ни единым
словом! От нее запахло... удовлетворением? И как это ей удается одновременно
сердиться и быть довольной? Ни одно  из чувств не отразилось на ее  лице, но
нюх Перрина не обманывал.  Получалось, чем больше он узнавал о женщинах, тем
меньше понимал!
     Копыта  Трудяги гулко  загрохотали  по  дощатому  мосту,  и  стражники,
нахмурясь,  перехватили  оружие. Народ за Пророком следовал  странный, и эти
ничем  не  отличались  от  обычных его  последователей - чумазые  мужчины  в
великоватых  шелковых кафтанах, уличные громилы,  все в шрамах,  розовощекие
подмастерья, бывшие купцы,  лавочники и ремесленники, которые будто месяцами
спали  в  своей  одежке.  Но  за  оружием ухаживали тщательно.  У  некоторых
лихорадочно  сверкали  глаза; лица других  одеревенели  от  настороженности.
Пахло немытыми телами, нетерпением, тревогой, страхом, всем вперемешку.
     Они не  попытались  преградить дорогу,  просто  смотрели. Из того,  что
слышал  Перрин,  к Пророку являлись  и леди в шелках, и  нищие  в  отрепьях,
рассчитывая получить благословение. Потому-то он  и решил  приехать вот так,
всего лишь с горсточкой  спутников. Если нужно,  он бы  напугал Масиму, если
того  возможно  напугать, но лучше все же обойтись без боя. Пересекая мост и
въезжая на мощеные улицы Абилы, Перрин спиной чувствовал взгляды стражников.
А перестав ощущать эти взгляды, облегчения не испытал.
     Абила была довольно крупным городком с  несколькими сторожевыми башнями
и множеством домов в четыре этажа, причем все дома крыты шифером. Тут  и там
между домами виднелись груды камней и бревен - на месте разрушенных гостиниц
или купеческих  особняков. Нажитого торговлей  богатства  Пророк не одобрял,
равно  как  и  пьяного  разгула  и  того,  что  его  последователи  называли
непристойным поведением.  Пророк не одобрял вообще многое и не  скупился  на
наглядные примеры.
     Улицы  были  запружены  народом,  но  верхом  ехали  лишь Перрин  и его
спутники. Снег уже давно превратился в слякотную кашу по щиколотку глубиной.
Сквозь  толпу  медленно  пробирались  телеги,  запряженные  быками,  изредка
попадались фургоны, а простых колясок, не говоря уж  о каретах, не было  и в
помине. Не  считая  тех, кто  был в обносках или,  скорее всего, в  краденых
нарядах,  все носили  шерстяную,  унылого  серо- коричневого  цвета  одежду.
Большинство  шли  торопливо,  опустив  головы,  как  селяне  на  дороге.  Не
торопились  лишь редкие группки  вооруженных людей. Пахло на улицах  главным
образом грязью и страхом. У Перрина волосы на загривке встали дыбом. В самом
худшем случае, если до такого дойдет, выбраться из города  без стен будет не
труднее, чем в него войти.
     - Милорд, - пробормотал  Балвер, когда отряд поравнялся с одной из груд
битого  кирпича.  Едва дождавшись кивка Перрина, он  повернул своего коня  и
двинулся в другую сторону, горбясь в седле и плотно закутавшись в коричневый
плащ.  О сухолицем маленьком человечке Перрин не тревожился  даже здесь. Тот
ухитрялся вызнать немало полезного и ничуть при  этом  не пострадать. Должно
быть, ему на роду было написано стать лазутчиком.
     Выбросив  Балвера  из головы,  Перрин сосредоточился  на главной  цели.
Хватило одного  лишь  вопроса долговязому  юнцу  с восторженной физиономией,
чтобы  узнать,  где находится  Пророк; опросив троих прохожих, они  отыскали
купеческий  особняк  -  в  четыре  этажа,  сложенный  из   серого  камня,  с
беломраморными  оконными рамами  и  лепными украшениями.  Масима  не одобрял
накопительство,  но,  если предлагали, охотно  соглашался жить во дворцах. С
другой стороны. Балвер говорил, что Пророк подчас довольствовался ночлегом и
в хибаре с протекающей крышей.  Пил Масима  исключительно воду и, куда бы ни
отправился, нанимал в  кухарки бедную  вдову и  не жалуясь ел ее стряпню. По
мнению  Перрина,  для  этакого  милосердия  Пророк  слишком  многих  оставил
вдовами.
     Здесь  толпа,  заполнявшая  остальные  улицы,  отсутствовала,  хотя   у
парадного входа  скопилось немалое число  вооруженных стражников, вроде тех,
что встретились на  мосту.  Они  угрюмо воззрились  на  Перрина - те, кто не
ухмыльнулся презрительно. Обе Айз Седай, низко наклонив головы, прятали лица
под  капюшонами.  В воздух  поднимался  белый  парок. Уголком  глаза  Перрин
уловил, как Илайас большим пальцем коснулся рукояти своего длинного ножа, да
и сам едва удержался, чтобы не погладить свой топор.
     - У  меня послание для Пророка  от Дракона  Возрожденного, -  возвестил
Перрин. Когда никто из стражников  не шелохнулся, он прибавил: - Меня  зовут
Перрин Айбара. Пророк меня знает.
     Балвер  предупреждал, что опасно  называть  Масиму  по имени,  а  также
величать Ранда иначе как Драконом Возрожденным.
     Услыхав,  что посетитель  известен Масиме, стражники  мгновенно  ожили,
ошеломленно переглянулись, один вбежал в дом. Остальные пялились на Перрина,
точно  на   заезжего  менестреля.  Очень   скоро  из  двери  вышла  женщина.
Привлекательная, с сединой  на висках, в платье с высоким воротом, она очень
походила  на  купчиху. Масима  не выгонял  на улицу тех,  кто предлагал  ему
гостеприимство, но их слуги или батраки  обычно оказывались в одной из банд,
"разносящих славу Лорда Дракона".
     - Соблаговолите следовать за мной, мастер Айбара, - спокойно промолвила
женщина, - и  я отведу вас и ваших друзей к Пророку Лорда Дракона, да осияет
Свет его имя. - Хотя голос женщины звучал спокойно, пахло от нее ужасом.
     Велев Неалду  и Стражам присматривать за  лошадьми  до  их возвращения,
Перрин со спутниками двинулся вслед за женщиной. Внутри царил сумрак, горели
лишь  несколько   ламп,   и  было  немногим  теплее,   чем  на  улице.  Даже
Хранительницы помрачнели. Страхом от них, разумеется,  не пахло, но и они, и
Айз  Седай были встревожены,  а  Грейди  с  Илайасом насторожились  -  будто
вздыбилась  шерсть  на загривке  и  уши прижались. Странно, в запахе  Айрама
улавливался некий порыв.  Перрин надеялся, что  тому не  взбредет  в  голову
вытащить меч, висевший за спиной.
     Женщина провела гостей  в большую комнату с коврами. В  противоположных
концах  комнаты жарко пылали камины. С  виду помещение  походило  на кабинет
полководца: на всех столах  и  на доброй половине  стульев разложены карты и
бумаги. Здесь было тепло, так что Перрин, откинувший плащ за спину, пожалел,
что надел  под  куртку две рубахи.  Но взор его,  точно  магнитом,  сразу же
приковал к себе стоявший в центре комнаты Масима - смуглый  мужчина с бритой
головой и  светлым  треугольным  шрамом на щеке, в  помятой серой  куртке  и
сбитых  сапогах.  Его глубоко  посаженные  глаза горели  черным  пламенем, а
запах...  Твердый,  как  сталь, острый, как  клинок,  дрожащий  от  бешеного
напряжения...  Перрину  на  ум  пришло  лишь одно слово, -  безумие.  И Ранд
думает, будто может посадить это на поводок?
     - Итак,  это  ты, -  прорычал  Масима.  - Не думал  я, что ты  посмеешь
показаться мне на глаза. Я знаю, что  у тебя на уме! Хари рассказал  мне все
больше  недели назад. -  В  углу комнаты  шевельнулся узкоглазый большеносый
человек,  и Перрин  выругал себя за то, что не заметил его. Зеленый шелковый
кафтан Хари был куда лучше того, в каком он красовался, когда  его поймали с
той страшной связкой. Хари потер ладони и зловеще оскалился, но молчал, пока
Пророк продолжал говорить. С  каждым словом  голос Масимы  звучал  все более
горячо, он словно намеревался каждую букву выжечь в плоти Перрина. - Я знаю,
что ты убиваешь людей, пришедших к Лорду Дракону. Я знаю,  что ты  пытаешься
урвать  себе  собственное  королевство!  Да, я знаю  о  Манетерене! О  твоих
амбициях! О твоей жажде славы! Ты повернулся спиной к!..
     Вдруг Масима выпучил глаза, и впервые в  его запахе полыхнул гнев. Хари
сдавленно  ахнул и  попытался  вжаться  в стену.  Сеонид  и  Масури опустили
капюшоны и  стояли с открытыми  лицами, спокойные и  холодные;  в  них любой
узнал бы  Айз  Седай. Перрин терялся  в  догадках, обратились ли они к Силе.
Хранительницы-то  наверняка  обратились,  он  готов был  поспорить. Эдарра и
Карелле,  несмотря на бесстрастные лица, были готовы к битве. Грейди в своем
черном  мундире  являл  собой  воплощенную  готовность;  возможно,  он  тоже
обратился к Силе.  Илайас прислонился к стене возле открытых дверей,  внешне
невозмутимый,  как и сестры, но запах говорил о готовности кусать и рвать. А
Айрам стоял и таращился на Масиму с отвисшей челюстью! О Свет!
     - Значит, это  тоже правда! -  рявкнул Масима, брызгая слюной. -  Когда
мерзкие слухи пытаются очернить святое имя Лорда Дракона, ты смеешь якшаться
с этими!..
     -  Они дали  обет верности  Возрожденному Дракону,  Масима,  -  перебил
Перрин.  - Они служат  ему! А ты? Он послал меня положить конец убийствам. И
привести  тебя  к нему.  -  Никто  не  предложил  Перрину  сесть, так что он
столкнул  со стула стопку  бумаг и  сел. Он бы не возражал,  чтобы остальные
тоже сели - сидя вроде как кричать несподручно.
     Хари  вылупился на  него, а Масиму затрясло. Потому что  он сел на стул
без спроса? О-о...
     - Я отказался от имени, данного мне людьми, - холодно промолвил Масима.
- Я просто  Пророк Лорда Дракона, да осияет Свет его имя  и да склонится мир
пред ним на колени. - Судя  по тону Масимы, в противном случае и мир, и Свет
горько пожалеют. -  Еще многое предстоит сделать, многое свершить Все должны
подчиняться, когда зовет Лорд Дракон, но  зимой дорога всегда долгая. Ничего
страшного не произойдет, если обождать недели три-четыре.
     - Я  доставлю тебя в Кайриэн сегодня же, - сказал  Перрин. - Как только
Лорд Дракон  переговорит с  тобой, ты сможешь  вернуться. Будешь здесь через
несколько дней. - Если Ранд позволит ему вернуться.
     Масима отшатнулся. Оскалив зубы, он со злобой исподлобья смотрел на Айз
Седай.
     - Колдовские штучки?  Я не  прикоснусь ни к чему, связанному  с  Силой!
Касаться ее - кощунство! Перрин чуть рот не раскрыл от изумления.
     - Да ведь Дракон Возрожденный направляет! Ты что?..
     - Благословенный Лорд Дракон не чета другим людям, Айбара! - огрызнулся
Масима. -  Его плоть - из Света! Я подчинюсь  его призыву, но не коснусь той
мерзости, которую сотворят эти женщины!
     Устало  откинувшись на спинку стула, Перрин вздохнул. Если этот человек
так  плохо относится  к  Айз Седай, что с ним  будет, когда  он  узнает, что
Грейди с Неалдом тоже способны направлять? Он уж  подумал, а не треснуть  ли
Масиму по башке и... Но по коридору сновали люди,  заглядывали в распахнутую
дверь. И если один поднимет крик, то Абила превратится в поле битвы.
     -  Тогда мы поедем верхом. Пророк,  -  кисло промолвил Перрин. О  Свет,
Ранд велел держать все в тайне! Какая  уж тут тайна - везти Пророка от Абилы
до  самого  Кайриэна  - Но  никаких  задержек.  Лорду  Дракону  не  терпится
побеседовать с тобой.
     -  Мне  самому  не терпится  поговорить  с  Лордом  Драконом,  да будет
благословенно Светом имя его. - Масима метнул взор на Айз Седай и  улыбнулся
Перрину. Но пахло от него... неприятно. - Очень не терпится.
     - Желает ли миледи, чтобы я попросила сокольничего принести ей ястреба?
- спросила Майгдин.
     Один из четырех сокольничих Аллиандре - все подтянутые и пожарые, как и
их птицы,  -  пересадил ухоженного ястреба  в украшенном  перьями колпачке с
деревянного насеста перед своим  седлом на плотную рукавицу и протянул серую
птицу Фэйли. На затянутом в зеленую перчатку запястье Аллиандре сидел сокол,
его крылья были окаймлены синим.
     Фэйли просто покачала головой, и Майгдин, поклонившись в седле, послала
свою  чалую  кобылу в  сторону от Ласточки. Она держалась поодаль,  дабы  не
мешать,  но  так,  чтобы быть под  рукой, стоит только  Фэйли окликнуть  ее.
Гордая золотоволосая женщина  оказалась, как и надеялась Фэйли, великолепной
камеристкой, знающей и умелой. По крайней мере, когда она узнала, что, какое
бы положение они ни занимали у прежней хозяйки, главная среди  слуг Фэйли  -
Лини. А та своей властью распорядиться  способна.  Как ни  удивительно, дело
однажды  дошло до  розги,  но  Фэйли  предпочла  ничего  не заметить. Только
последний  глупец  вмешивается в дела слуг. И конечно, оставался  Талланвор.
Фэйли  была уверена,  что Майгдин начала делить  с ним  ложе, и  коли у  нее
найдутся тому доказательства, им  придется  пожениться; а станут брыкаться -
напустим на них Лини.
     Соколиную  охоту предложила Аллиандре. Фэйли не стала возражать  против
прогулки по  редкому  леску, укрытому  снежным одеялом. И еще ярче  казалась
зелень на деревьях,  сохранивших свою листву. Воздух бодрил, пах свежестью и
новизной.
     Байн и Чиад настояли на  том,  чтобы отправиться вместе с охотницами, и
сейчас сидели неподалеку на корточках с недовольным видом  -  шуфы  обмотаны
вокруг голов.  Сулин  хотела снарядить  с охотничьим  отрядом  всех Дев,  но
повсюду  носились сотни  слухов о  набегах айильцев,  так  что и одного Айил
достаточно,  чтобы жители Амадиции либо кинулись бежать куда  глаза  глядят,
либо  схватились за  мечи.  Должно быть, доля истины в  этих слухах есть, уж
слишком  многие говорят об айильцах, хотя одному Свету ведомо, кто они такие
и  откуда  взялись.  И  даже  Сулин  согласилась, что пресловутые  "айильцы"
движутся на восток, вероятно, в Алтару.
     В  любом случае, так  близко от Абилы  достаточно эскорта  из  двадцати
солдат  Аллиандре и  того же числа майенских крылатых гвардейцев. На ветерке
весело  развевались  зеленые и красные вымпелы на  пиках.  Единственное, что
огорчало,  - присутствие Берелейн. Хотя  и  забавно  было наблюдать,  как та
дрожит в своем отороченном мехом красном  плаще, толстом, как два  одеяла. В
Майене  ведь не  бывает  настоящей  зимы.  А сейчас погода напоминала  Фэйли
последние  осенние  деньки -  в Салдэйе зимой от мороза  открытые части тела
сразу дубеют. Фэйли глубоко вздохнула. Ей хотелось смеяться.
     Каким-то  чудом  ее муж,  ее возлюбленный волк, начал вести себя, как и
положено. Вместо  того чтобы  кричать на Берелейн или бегать от  нее, Перрин
теперь терпеливо сносил  льстивые  речи  этой шлюхи: так он, наверно, мог бы
относиться к малышу, играющему под ногами.' Несколько дней назад, вечером за
ужином, она чуть не сказала, что Берелейн того и гляди вывалится из платья И
еще лучше, Фэйли больше незачем было  сдерживаться, когда хотелось выпустить
свой гнев.  Когда она кричала, он кричал в ответ. Она  знала,  что он  не из
Салдэйи, но  так тяжело  было  сознавать,  что он считает ее слишком слабой,
чтобы противостоять  ему. И  сегодня  утром  он  распоряжался,  не  допуская
никаких споров;
     женщина должна быть сильной, чтобы добиться такого мужчины, чтобы стать
вровень  с ним. Конечно,  его  надо будет слегка  осадить.  Властный мужчина
хорош до тех пор, пока ему не вздумается помыкать женщиной. Смеяться? Да  ей
петь хочется!
     -  Майгдин,  думаю, потом  я... - Майгдин тотчас же возникла рядом,  но
Фэйли умолкла,  завидев  впереди трех  всадников,  вовсю гнавших  лошадей по
снежной целине.
     - Хорошо хоть зайцев тут много, миледи, - заметила Аллиандре, подъезжая
на своем высоком белом мерине  к Ласточке, - но