м требованиям.
     Лишь когда у прибывших приняли плащи и слуги, не прекращая  поклонов  и
реверансов,  удалились,  Кадсуане наконец повернулась  к сестрам, стоявшим у
колонн. Те  смотрели  только на нее, игнорируя Кумиру и Дайгиан. Коргайде не
ушла, но держалась поодаль, предоставив Айз Седай возможность поговорить без
свидетелей.
     - Вот уж  не ожидала встретить вас здесь, - промолвила  Кадсуане. - Мне
думалось, что Айил не позволяют своим ученицам бездельничать.
     Фаэлдрин  в  ответ  лишь   едва  качнула  головой,  так  что   звякнули
унизывавшие ее тонкие косы разноцветные бусины, но Мерана густо покраснела и
впилась пальцами  в подол. Последние  события потрясли ее до  такой степени,
что  Кадсуане  сомневалась,  сможет  ли  она оправиться.  Бера,  разумеется,
осталась почти невозмутимой.
     . -  Большинству из нас дали свободный день по случаю дождя, - спокойно
проговорила Бера.
     Плотная,  в  простом  шерстяном платье  - конечно, из  тонкой шерсти, и
хорошо сшитом, но все же простого покроя, - эта женщина выглядела так, будто
более  привычна  к  фермам,  чем  к королевским  покоям, однако  поддавшийся
подобному  впечатлению  оказался бы  глупцом.  Бера обладала  острым  умом и
сильной  волей,  и  Кадсуане  сомневалась, чтобы она когда-  либо  ошибалась
дважды. Появление  Кадсуане Меледрин  - живой, во  плоти! - ошеломило ее  не
меньше, чем других сестер,  но она не позволяла благоговению властвовать над
собой. После едва приметного вздоха Бера продолжила:
     - Я не понимаю, почему ты возвращаешься к нам, Кадсуане. Ясно,  что  ты
чего-то  от нас хочешь, но мы не  сможем  помочь тебе, пока  не узнаем, чего
именно.  Нам  известно,  что ты  сделала  для...  Лорда  Дракона,  -  титулу
предшествовала легкая  заминка: она не была полностью  уверена,  как следует
именовать паренька, -  но, понятно,  что приехала  ты в Кайриэн из-за него и
должна уразуметь, что, пока не скажешь нам,  почему и каковы твои намерения,
ты не можешь рассчитывать на наше содействие.
     Фаэлдрин  бросила  на  Беру  быстрый  взгляд,  видимо,  подивившись  ее
смелости, но, прежде чем та кончила говорить, кивнула в знак согласия.
     - Ты должна уразуметь и другое, - вступила в разговор Мерана, к которой
вернулась обычная суровость. - Мы можем действовать против тебя, если придем
к такому решению.
     Выражение лица Беры  не изменилось. Фаэлдрин слегка поджала губы: то ли
была несогласна, то ли считала неразумным говорить так много.
     Кадсуане одарила их тонкой улыбкой. Сказать им,  почему да зачем?! Если
они  придут к  решению?! Как же глубоко  их  засунули в седельные сумы этого
паренька! Даже Бера,  Пусть  радуются, коли им позволят  решать,  что надеть
поутру.
     - Я приехала не к  вам, - сказала Кадсуане. - Раз у вас выпал свободный
день. Кумира и Дайгиан, наверное, будут рады нанести вам  визит, а меня ждут
другие дела. Прошу прощения.
     Подав знак Коргайде, она последовала за Хранительницей Ключей через зал
и оглянулась лишь раз. Бера и остальные уже обступили Кумиру и Дайгиан, хотя
едва ли  видели в них желанных  гостей. В большинстве  своем сестры  считали
Дайгиан  немногим лучше дичка  и ставили ее  ненамного выше  служанки.  Да и
Кумира  стояла в их  глазах разве что чуть повыше. Даже самой подозрительной
из них не придет в  голову, что эти две  женщины могут попытаться  кого-то в
чем-то  убедить. Итак, Дайгиан будет разливать чай, помалкивать, пока  к ней
не  обратятся  -  и  прилагать  свою  превосходную логику  к  анализу  всего
услышанного. Кумира, отдавая первенство  всем, кроме Дайгиан, тоже станет не
столько  говорить, сколько слушать  - тщательно запоминая и сортируя  каждое
слово, каждый  жест или  гримасу.  Конечно, Бера  и компания  будут  держать
данную  пареньку клятву  - но  насколько ревностно, это  уже другой  вопрос.
Может статься, что даже Мерана не захочет зайти  слишком далеко  в постыдном
повиновении. То,  что  они  поклялись,  плохо уже  само по  себе,  но клятва
оставляла  им  простор   для  маневра.  Им  -  или  кому-то  другому,  чтобы
маневрировать ими.
     Слуги  в темных ливреях, спешившие  по широким, завешенным драпировками
коридорам,  при  виде  Коргайде  и  Кадсуане  расступались;  те  шествовали,
сопровождаемые  волной поклонов и реверансов. По тому, как взирали челядинцы
на  Хранительницу Ключей,  Кадсуане  поняла,  что та внушала  им  не меньшее
почтение, чем Айз Седай.  Попадались навстречу и айильцы: могучие  мужчины и
рослые женщины, львы  и пантеры с ледяными глазами. Некоторые бросали на Айз
Седай столь  холодные  взгляды, что они, казалось, могли вызвать  во  дворце
снегопад,  еще не начавшийся за стенами,  но многие кивали,  а иные  из этих
свирепых женщин  были  близки  к тому,  чтобы  улыбнуться.  Она  никогда  не
объявляла  себя спасительницей  их Кар'а'карна, но рассказы передавались  из
уст  в  уста,  обрастая  самыми  невероятными  подробностями,   и   Кадсуане
пользовалась  у  Айил куда большим  уважением,  чем любая  другая сестра. А,
соответственно, и свободу передвижения во дворце имела.  Интересно, подумала
она, как  бы им понравилось,  узнай они, что,  окажись паренек  в  ее руках,
сейчас ей с  трудом  удалось бы  сдержать желание содрать с него шкуру. Чуть
больше недели назад этот  юнец был на краю гибели, и вот теперь он не только
ухитряется полностью избегать ее, но и - если хотя бы  половина слышанного о
нем правда  -  сделал ее задачу еще более трудной! Жаль, что он не родился в
Фар  Мэддинге.  Впрочем, нет  - для  Фар Мэддинга это  могло  бы  обернуться
катастрофой.
     Коргайде  привела Айз  Седай  в  уютную  комнату, наполненную теплом от
двух, расположенных один против другого, мраморных каминов, и светом ламп  в
виде  стеклянных башенок, разгонявшим  сумрак  пасмурного дня. Коргайде явно
послала  вперед  приказ  позаботиться  о гостье, пока  та еще  оставалась  в
большом  зале.  Стоило  Кадсуане  войти, как  тут  же  появилась  служанка с
подносом,  сервированым  чаем,  сдобренным  пряностями  вином  и  маленькими
пирожными в медовой глазури.
     - Не  угодно ли чего-нибудь еще, Айз  Седай? -спросила  Коргайде, когда
Кадсуане  поставила  свою  корзину  для  рукоделья  на  стол,  ножки  и край
столешницы которого покрывала  густая  вызолоченная резьба. Посещая Кайриэн,
Кадсуане  всегда  чувствовала себя  так, будто  попала в  садок  с  золотыми
рыбками.  По  контрасту  с  теплом и  светом,  моросивший  снаружи  дождь  и
видневшееся за высокими стрельчатыми окнами серое небо ухудшали настроение.
     - Чая вполне достаточно, - ответила Кадсуане.  - Если можно,  я просила
бы послать кого-нибудь к  Аланне  Мосвани и передать, что я  хочу ее видеть.
Незамедлительно.
     Ключи на поясе Коргайде звякнули,  когда та присела и пробормотала, что
не преминет  "найти Аланну Седай сама".  Выражение ее лица не изменилось, но
ушла она, явно гадая, какая хитрость таиться за этой просьбой. Кадсуане  же,
по возможности, предпочитала действовать напрямик.  Ей случалось завлекать в
ловушки многих  умных людей,  неспособных  поверить,  что  она имела  в виду
именно то, что говорила.
     Открыв крышку корзинки,  она достала  пяльцы  с  наполовину законченной
вышивкой.  Внутри  корзинки  имелись  потайные карманы,  предназначенные для
вещей,  не  имевших ничего общего  с  шитьем. Там хранились  ее зеркальце  в
оправе  из  поделочной   кости,  пенал  с  перьями,  тщательно  закупоренная
чернильница - множество предметов, которые,  как  ей представлялось, полезно
всегда  иметь  под  рукой.  Включая  такие, что  немало удивили  бы всякого,
осмелившегося  обыскать  корзинку   (впрочем,   она  редко   оставалась  без
присмотра). Поставив перед собой на стол полированую серебряную шкатулочку с
нитками,  Кадсуане  выбрала  нужные катушки и  села спиной к  двери. Главный
рисунок вышивки  был уже завершен: мужская  рука сжимала  древний символ Айз
Седай, по черно-белому  диску бежали трещины, так что оставалось непонятным,
силится рука удержать диск в целости или же сокрушить  его. Только  Кадсуане
знала, что она имела в виду, ну а права ли была - покажет время.
     Вдев нитку в иголку,  она принялась работать  над элементом окружавшего
рисунок орнамента -  яркой пунцовой  розой.  Розы, звездовики  и  солнечники
перемежались  с  маргаритками, стыдливцами  и  снежными  чепцами, причем все
цветы разделялись  веточками  жгучей  крапивы  или  колючего  терновника. По
завершении этот узор будет наводить на тревожные размышления.
     Прежде  чем  ей удалось  закончить  поллепестка  розы,  ее  глаз уловил
отразившееся на  плоской крыше  шкатулки движение. Место  для  шкатулки было
выбрано  с умыслом - чтобы можно было  не оборачиваясь следить за дверью. Не
поднимая  головы  от  пяльц, Кадсуане  увидела стоявшую  в  проеме  Аланну и
продолжала работать  с  иглой, наблюдая  за пришедшей краешком глаза. Аланна
мялась  в нерешительности  - дважды она собиралась уйти, и  к третьему разу,
кажется, набралась для этого мужества, но тут Кадсуане произнесла:
     - Входи, Аланна. Встань  вон туда, - и не  оборачиваясь,  указала перед
собой.
     Аланна вздрогнула, и Кадсуане скривилась в усмешке. Есть преимущество в
том,  чтобы прослыть  легендой:  имея  дело  с  живой легендой,  люди  редко
замечают очевидное.
     Шурша  шелками,  Аланна  вошла в комнату  и  заняла указанное место, но
выглядела при этом рассерженной.
     - Зачем ты меня мучаешь? - спросила она. - Мне  нечего добавить к тому,
что я уже рассказала. А хоть бы и было, я не уверена, что стала бы говорить.
Он  принадлежит... - Аланна осеклась, прикусив губу,  но смысл  незаконченой
фразы был ясен. Этот ал'Тор принадлежит ей. Он ее Страж. И ее горькая мука.
     -  Я  не  заостряю внимания  на  твоем преступлении, - тихо  промолвила
Кадсуане, -  лишь потому, что не вижу резона еще более усложнять дело. - Тут
она подняла глаза и заговорила вкрадчивым тоном: - Если ты  считаешь,  будто
это  помешает мне ободрать тебя  как капусту, до самой кочерыжки, то подумай
как следует.
     Аланна напряглась, и неожиданно ее окружило свечение саидар.
     -  Не  выказывай  себя  по-настоящему  глупой,  -  холодно  усмехнулась
Кадсуане, не сделав даже попытки  обнять  Источник. Одно из украшений  на ее
прическе, выполненное в  виде перевитых золотых полумесяцев, холодило висок.
- Твоя  шкура  пока  еще цела, но мое терпение  не  безгранично.  По  правде
сказать, оно висит на волоске.
     Аланна пожала плечами,  неуверенно разглаживая голубой шелк. Неожиданно
отпустив  саидар,  она встряхнула головой так резко,  что  ее длинные черные
волосы качнулись.
     - Я не знаю, что еще сказать, - выдохнула она, не глядя на собеседницу.
- Он был ранен, теперь рана поджила, но не думаю, чтобы его Исцелила сестра.
Раны,  не поддающиеся Исцелению остались.  Он  метается  с места  на  место.
Перемещается, но все время остается на  юге. Где-то в Иллиане, а может быть,
в  Тире -  на таком  расстоянии  не  определить.  Он  полон  ярости, боли  и
подозрений. Это все, Кадсуане! Все!
     Аккуратно  взявшись за  серебряный  кувшин,  Кадсуане налила  себе чая,
потрогала зеленый  фарфор чашки и убедилась,  что чай остыл. Как и следовало
ожидать: в серебре все остывает быстро. Легким прикосновением Силы она снова
подогрела  чай и  пригубила.  Но темный чай имел сильный привкус мяты: по ее
мнению,   кариэнцы  злоупотребляли   этой  приправой.  Аланне  она  чая   не
предложила.
     Перемещается?! Как мог этот парнишка заново открыть  умение, утраченное
Белой Башней с самого Разлома?
     -  Ты  будешь сообщать мне все, Аланна. - Это был не вопрос. - Посмотри
мне в глаза, женщина.  Пусть он даже привидится тебе во  сне, я должна знать
каждую подробность.
     К глазам Аланны подступили слезы, она выпалила:
     - Ты на моем месте сделала бы то же самое! Кадсуане хмуро посмотрела на
нее поверх чашки. Да, она могла бы. Содеянное Аланной ничем не отличалось от
изнасилования женщины  мужчиной, но Свет свидетель, она пошла бы и на такое,
будь  у нее  уверенность, что это  послужит достижению ее цели.  Но не имело
смысла даже заставлять Аланну передать ей  узы. Опыт Аланны  доказывал,  что
это ничуть не помогает управлять ал'Тором.
     - Не заставляй меня ждать, Аланна, - промолвила Кадсуане ледяным тоном.
Она  не  испытывала ни малейшей жалости к этой женщине. В ее  глазах  Аланна
была  всего лишь еще одной в череде сестер -  от  Морейн до Элайды,  - своим
неразумным рвением только портивших то, что им следовало исправлять. А в это
время  она,  Кадсуане,  охотилась  сначала  за  Логайном  Абларом,  потом за
Мазримом Таимом, что отнюдь не способствовало смягчению ее нрава.
     - Я буду сообщать тебе все, - со вздохом кивнула Аланна,  дуясь, словно
девчонка.
     Кадсуане захотелась ее  стукнуть.  Женщине,  носившей  шаль почти сорок
лет,  пора бы и повзрослеть. Правда, родом Аланна из Арафела. В Фар Мэддинге
редкая  двадцатилетняя  девушка  стала бы  кукситься; арафелки  же  способны
дуться на белый свет вплоть до своего смертного часа.
     Неожиданно глаза  Аланны  встревоженно расширились,  и Кадсуане увидела
другое лицо, отразившееся  в крышке  серебряной шкатулки.  Поставив  чашку и
положив пяльцы  на  стол,  она встала  и  повернулась  к двери.  Повернулась
неторопливо, но не  прикидываясь и не пытаясь  затеять игру, какую провела с
Аланной.
     - Ты закончила с ней, Айз Седай?  -  спросила Сорилея, входя в комнату.
Вопрос  седовласой  Хранительницы  Мудрости был обращен к  Кадсуане,  однако
смотрела она при этом на Аланну. Хранительница  подбоченилась; шаль  сползла
ей на локти, и на запястьях мягко блеснули золото и кость браслетов.
     Услышав  утвердительный ответ, Сорилея  жестом  отослала  Аланну, и  та
выскочила из комнаты. Точнее сказать - вылетела. Сорилея проводила ее хмурым
взглядом.
     Кадсуане  уже  встречалась  с  Сорилеей,  и  та  встреча, хоть  и  была
непродолжительной,  запомнилась  надолго. Мало  кого  из знакомых ей  женщин
Кадсуане назвала бы  внушительной, но Сорилея  относилась  именно  к  таким.
Возможно, по-своему, не в  меньшей степени, чем сама  Кадсуане. К тому же  у
Кадсуане имелось подозрение, что Хранительница Мудрости ничуть не моложе ее,
если не старше, что казалось совсем уж невероятным.
     Едва  исчезла  Аланна, в  комнату торопливо вошла Кируна  с  затейливой
работы  золотым  подносом, на  котором  стоял столь  же причудливый  золотой
кувшин с длинным, узким  горлышком  и две крохотных чашки из покрытой  белой
глазурью глины, выглядевшие совершенно нелепо.
     -  Почему  Аланна  бежит?  -  промолвила  она,  оглядываясь  в  сторону
коридора.  -  Сорилея,  я  явилась бы  раньше,  но...  Тут  Кируна  заметила
Кадсуане,  и  щеки  ее  побагровели  от  смущения, никак  не  вязавшегося  с
величавым обликом этой женщины.
     - Поставь поднос на стол, девочка, - сказала Сорилея, - и отправляйся к
Челин. Она ждет тебя для урока.
     Избегая  взгляда  Кадсуане, Кируна поставила поднос и уже  повернулась,
когда  Сарилея  ухватила ее  костлявыми  пальцами за  подбородок,  и  жестко
произнесла:
     - Ты делаешь успехи, девочка, во всяком случае, стараешься. Продолжай в
том же духе, и все будет хорошо. Очень хорошо. А сейчас ступай. Челин не так
терпелива, как я.
     Сорилея жестом указала на дверь, но Кируна замешкалась, глядя на нее со
странным выражением.  Кадсуане готова  была пари  держать, что  Кируна  рада
похвале и удивлена, что ее  похвалили. Седовласая Хранительница открыла рот,
и Кируна опрометью бросилась вон из комнаты. Примечательное зрелище.
     -  Ты на  самом деле  считаешь, что они  научатся сплетать  саидар  по-
вашему?   -  спросила  Кадсуане  с  сомнением  в  голосе.  Кируна  и  другие
рассказывали ей о  своих  уроках,  и  она  знала,  что  многие  из  плетений
Хранительниц Мудрости сильно отличались от принятых  в Белой Башне. Так  же,
как знала  и  другое: способ,  которым  ты учишься свивать  потоки  впервые,
накрепко запечатлевается  в памяти, и,  освоить иной почти  невозможно. Даже
если  это и удается, новый  способ никогда не будет  срабатывать и вполовину
так же хорошо, как прежний Поэтому многие сестры в Белой Башне считали возню
с дичками любого возраста пустой тратой времени: переучить  стократ труднее,
чем научить чему-то с нуля.
     Сорилея пожала плечами.
     - Возможно.  Конечно, ей  трудно привыкнуть  обходиться без  всех  этих
рукомашеств,  которые  в ходу у вас, Айз  Седай. Но  главное не  это. Кируна
Начиман обязана усвоить, что  она должна повелевать  своей  гордостью,  а не
гордость - ею. Научившись этому, она станет очень сильной женщиной.
     Подтянув кресло, чтобы оно стояло напротив Кадсуане, Сорилея посмотрела
на  него  с  глубоким  сомнением,  но  потом  села.  Двигалась она при  этом
скованно, чуть ли не так же напряженно, как недавно Кируна, но жест, которым
Хранительница пригласила сесть Кадсуане, указывал на могучую волю и привычку
повелевать.
     Усаживаясь, Кадсуане проглотила невеселый  смешок. Оставалось признать,
что, дички они или нет, айильские Хранительницы отнюдь не невежественны. Что
же  до   "рукомашества"...  Редкая  из  них  направляла  здесь   Силу  в  ее
присутствии, но все же Кадсуане отметила, что они сплетают многие потоки, не
прибегая к  жестам, которыми пользовались сестры. По существу,  движения рук
не являлись частью процесса плетения, но обученные действовать так Айз Седай
просто не  могли  обойтись без этого. Поговаривали,  будто  прежде некоторые
сестры из Башни умели запускать огненные шары, не имитируя  рукой бросок, но
они давно  умерли, и их учение растаяло  в  череде лет вместе  с  ними. Ныне
многие действия,  связанные  с Силой, казалось  невозможным осуществить  без
соответствующих  жестов, и  некоторые Айз  Седай по движениям рук могли  без
труда определить у кого та или иная сестра училась искусству плетения.
     -  В  любом  случае  обучать  наших  новых  учениц  очень  непросто,  -
продолжила  Сорилея. - Не  сочти за обиду, но, кажется, вы, айз  Седай, едва
принеся обет, тут же начинаете искать способ его обойти. - Неожиданно взгляд
ее ясных, зеленых  глаз  заострился.  -  Особенно  трудная ученица -  Аланна
Мосвани.  Как  мы можем  наказать ее  за  небрежение  и  упрямство, если это
способно повредить Кар'а'карну?
     Кадсуане сложила  руки на коленях, с трудом скрывая удивление.  Итак, о
преступлении  Аланны знает  куда больше народа, чем кажется. Но  почему  эта
женщина  дала ей  понять, что  знает и  она? Быть может,  желает  вызвать на
ответную откровенность?
     -  Узы не срабатывают так  уж прямо, -  ответила Кадсуане.  -  Если  вы
убьете ее он, рано или поздно,  умрет,  но если  причините боль или что-то в
этом  роде, просто  будет  знать,  что  ей  плохо,  хотя сам той же боли  не
почувствует. А на  далеком расстоянии - как сейчас -  это будет лишь смутным
ощущением. Не больше.
     Сорилея медленно  кивнула. Ее  пальцы прикоснулись к  золотому подносу,
потом отодвинулись. Выражение лица  оставалось столь же непроницаемым, как у
каменной  статуи, но Кадсуане  предполагала,  что  когда  Аланна  вздумает в
очередной раз выказывать  характер или  закапризничать на арафелский  манер,
она  столкнется с  неприятными  неожиданностями.  Но это  не имеет значения.
Значение имеет только паренек.
     -  Мужчины  по  большей  части  охотно  берут, что им  предлагают, если
находят  это привлекательным  и способным  доставить  удовольствие,  - снова
заговорила  Сорилея.  -  Раньше мы  думали  так  же  и  о Ранде  ал'Торе.  К
сожалению, нам поздно сворачивать с тропы, по которой мы зашли уже далеко, а
он  сейчас  не  таков.  Ко всему, что  предлагается свободно, он относится с
подозрением.  Пожелай я,  чтобы он принял что-то от меня в дар, мне придется
притвориться, будто я мечтаю лишить его этой  вещи. Чтобы  быть рядом с ним,
приходится  делать вид, будто