побуревшей травой  холм. Возник проход, такой, какие делал
Ранд. Точнее, почти такой.
     -  Слезайте  с коней, - приказал  Мэт. Илэйн  была чрезвычайно довольна
собой  и сияющей улыбкой призывала Найнив с Авиендой разделить ее торжество,
только вот проходик у нее получился  куда меньше того,  сквозь  который Ранд
отправил сюда  отряд. Правда, с другой стороны, их здесь было меньше, чем  в
отряде. Хорошо  еще,  что ее врата  достаточно высоки, чтобы провести в  них
лошадь.
     По ту  сторону прохода,  насколько  хватало  глаз,  расстилались  бурые
низкие холмы, и лишь далеко на юге что-то темнело. Не иначе как лес.
     -  Нельзя  слишком  утомлять  лошадей, - промолвила Аделис,  как только
проход исчез, и тут же забралась на свою крутобокую кобылку.
     - Разумеется, - поддержала ее Вандене, взбираясь на черного мерина.
     Сделав знак следовать  за ними,  седовласые  сестры  направились к югу.
Престарелый Страж ехал за ними по пятам.
     Илэйн и Найнив раздраженно переглянулись,  но  ударили  каблуками своих
лошадей  и пустились вдогонку. Охотница  с золотыми косами следовала за ними
так же неотступно, как и Страж. Из-под копыт вздымались облака пыли.
     Вздохнув, Мэт снял висевший на шее  черный шарф и  повязал его на лицо,
прикрыв рот и  нос. Хоть и приятно  было  посмотреть, как седовласые  сестры
поставили на  место  этих задавак, Илэйн  и Найнив,  больше  всего он хотел,
чтобы  все обошлось  без происшествий  и после краткого пребывания в Эбу Дар
они поскорее  вернулись  в Салидар. Прежде  чем  Эгвейн совершит  что-нибудь
непоправимое. Вечно ему морока с этими женщинами. И за что такая напасть?
     Проход исчез, и Эгвейн глубоко вздохнула. Хотелось верить, что  Илэйн и
Найнив не позволят Мэту натворить  глупостей. Во всяком случае, непоправимых
- желать  большего было  бы уж  слишком.  Она почувствовала  укол совести  -
хорошо  ли  вот так использовать земляка? - но, в конце концов,  там от него
могла  быть хоть какая-то  польза, да и  удалить Мэта  от  этого отряда было
настоятельно необходимо. Да и поделом ему. Пусть-ка Илэйн поучит его хорошим
манерам.
     - А теперь, -  промолвила Эгвейн, обращаясь к сопровождавшим  ее членам
Совета и компании Шириам, - займемся тем, чем собирались.
     Все взоры обратились к кайриэнцу в темном кафтане - как раз в это время
он садился в седло. Вроде бы Мэт называл его  Талманесом; Эгвейн не решалась
задавать  слишком много  вопросов. Некоторое  время он молча смотрел на них,
потом покачал головой и скрылся среди деревьев.
     - От  него  надо  ждать  неприятностей,  это  я  вам  точно  говорю,  -
промолвила Романда. Лилейн кивнула:
     - Верно. От таких молодцев лучше держаться подальше.
     Эгвейн  сдержала  улыбку. Первую службу отряд  уже сослужил, но  теперь
очень  много  зависело  от  того,  какие  именно  распоряжения  оставил  Мэт
Талманесу. У  нее были основания  рассчитывать, что  распоряжения именно те,
какие  нужны. По словам  Суан,  Ванин,  Мэтов лазутчик,  ухитрялся  добывать
кое-какие сведения даже раньше, чем она успевала сунуть  их ему под нос. Раз
Мэт надеялся, что она "образумится" и обратится к отряду за защитой, значит,
отряд должен оставаться где-то неподалеку от нее.
     - Не  пойти ли нам  к нашим лошадкам? - предложила она. - Если тронемся
сейчас, то еще до заката нагоним лорда Брина.



        ГЛАВА 45. Горькая мысль

     Серебристые   и   белые  прожилки  на  сером   камне   городской  стены
поблескивали в лучах полуденного  солнца.  Вилнар, ехавший по улицам  Нового
Города  во главе  конного  патруля, размышлял,  не  сбрить ли  ему бороду, -
многие  уже  побрились. Но  хотя  все  и  твердили,  что  жара  нынче  стоит
неестественная, дома, в Салдэйе, должно быть прохладнее.
     Он  мог позволить себе  думать о посторонних вещах  -  управлять  конем
Вилнар сумел бы даже во сне, и едва ли какому-нибудь воришке придет в голову
обтяпывать свои  делишки на виду у  десяти салдэйцев. Патруль не следовал по
определенному маршруту - Вилнар по наитию сворачивал то в  одну, то в другую
сторону, так  что грабители и  буяны  нигде  не  могли  чувствовать  себя  в
безопасности. По правде говоря, его всадникам вовсе не  приходилось гоняться
за  нарушителями  спокойствия.  Порой   самые  отпетые  громилы  в  Кэймлине
добровольно сдавались салдэйскому патрулю,  лишь  бы  не попасться айильцам.
Зная все это, Вилнар  смотрел на  улицу вполглаза, а мыслям позволял  витать
далеко-далеко. Он вспоминал девушку,  на которой собирался  жениться,  - она
осталась дома, в Мегаре. Отец Тирьян был купцом и, кажется, хотел заполучить
солдата  в зятья  даже больше, чем его дочка  - в мужья Еще он  подумывал об
игре, которую предложили ему те айильские женщины, - она называлась  поцелуй
Девы.  Звучало  заманчиво, только вот  глаза у этих Дев как-то подозрительно
блестели Но более всего мысли Вилнара занимали Айз Седай.
     Вилнару всегда хотелось хоть краешком глаза посмотреть на  Айз Седай, а
лучшего  случая,  чем сейчас,  в Кэймлине, пожалуй, и не представится. Разве
что  когда-нибудь его занесет в Тар  Валон. Он  даже  подъезжал к "Кулэйнову
псу", где, по слухам, их  остановилась целая сотня, но в последний момент не
смог  заставить  себя  войти. Верхом  на  коне и  с мечом  в руке  Вилнар не
испугался бы ни  людей, ни троллоков,  но  мысль  об  Айз  Седай внушала ему
робость.  Да  и  пустое болтали  о той  гостинице  -  в  ней никак не  могла
разместиться целая  сотня женщин, а сновавшие у дверей девчонки явно не были
Айз Седай. Он подъезжал  также к  "Розовому  венцу" и, наблюдая за входом  с
противоположной  стороны  улицы,  приметил   нескольких  женщин,  но  полной
уверенности в том, то они  Айз  Седай,  не было. А стало быть, выходило, что
Айз Седай он так и не видел.
     Внимание   Вилнара   привлекла   вышедшая   из    высокого,   наверное,
принадлежавшего зажиточному купцу дома  стройная женщина, которую  несколько
портил   мясистый  нос.  Хмуро  оглядевшись  по  сторонам,  она  нахлобучила
широкополую соломенную шляпу и  поспешила прочь.  Вилнар  покачал головой. С
первого взгляда он  не сказал бы, сколько ей лет.  Но этого недостаточно. Он
точно  знал, как распознать  Айз Седай.  Пусть Джидар твердит,  будто они до
того  прекрасны, что их улыбка разит насмерть,  пусть  Риссен уверяет, будто
каждая  из  них на целый  фунт  выше  любого  мужчины, - все это чепуха. Он,
Вилнар, точно  знал - лица  Айз Седай лишены  признаков возраста.  Время над
ними не властно. Уж такое лицо наверняка ни с чем не спутаешь.
     Но как только  патруль свернул к увенчанной надвратной башней сводчатой
арке Беломостных Ворот,  Вилнар мигом и  думать забыл об Айз Седай. Прямо за
воротами располагался один из фермерских рынков - огороженные загоны, полные
телят,  свиней, овец, уток и кур, и длинные ряды сложенных из камня лавчонок
под  пурпурными  и  красными  черепичными  крышами,  где  торговали   всякой
всячиной,  от  бобов  до  репы.  Обычно  у  ворот стоял разноголосый  гомон,
торговцы вовсю зазывали покупателей,  но  сейчас там царила тишина. Нарушали
ее  разве  что  содержавшиеся  в  загонах  животные.  А  причиной  тому было
появление одной  из  самых  диковинных  процессий, какие  Вилнару доводилось
видеть.
     Длинной  колонной, по четыре  в  ряд,  к  воротам приближались  ехавшие
верхом фермеры. Обычные фермеры, если судить по грубым домотканым  кафтанам,
только вот за спиной у каждого висел длиннющий  -  прежде  Вилнар таких и не
видывал - лук, на поясе с одной стороны - полный стрел колчан,  а с другой -
кинжал или короткий меч. Замыкала  колонну вереница  повозок, а во главе  ее
несли белое знамя с красной каймой и красным же изображением волчьей головы.
Под  знаменем  собралась чудная  компания, подстать всей  этой колонне.  Три
айильца - один  мужчина и две Девы, - разумеется, вышагивали пешком, а рядом
с   ними   ехал   какой-то  малый  в  ярком  кафтане  в  зеленую  полоску  и
ядовито-желтых штанах. Вроде бы Лудилщик, но за спиной у него висел  меч. Он
вел в  поводу здоровенного,  под стать нашунскому тяжеловозу коня,  на спине
которого красовалось седло, годное разве что для великана. Главным,  судя по
всему, был могучий, широкоплечий парень с всклокоченной шевелюрой и короткой
бородкой, на поясе которого висел весьма грозный с виду топор. А бок о бок с
этим малым, не сводя с него влюбленного взгляда, ехала салдэйская женщина...
     Вилнар  подался вперед -  он узнал  ее. Узнал и подумал о лорде Башире,
находившемся сейчас в королевском дворце. Потом Вилнар вспомнил о леди Дейре
- она тоже пребывала во дворце, - и сердце  его упало. Вздумай  какая-нибудь
из  Айз Седай взмахнуть  рукой  и  превратить всех этих  людей в  троллоков,
Вилнар  только  бы  обрадовался.  Вот  и  доигрался, нечего  предаваться  на
дежурстве пустым мечтаниям. Думай он больше о деле, патруль бы давно миновал
ворота. Но теперь следовало действовать согласно приказу.
     Гадая, не станет ли  его голова мячиком для леди Дейры, Вилнар выстроил
своих людей в проеме ворот.
     Шагах  в  десяти от городских ворот Перрин натянул  поводья и остановил
своего мышастого жеребца.  Ходок  обрадовался возможности отдохнуть -  он не
любил жары. В  воротах,  преграждая  дорогу,  выстроились всадники, судя  по
ястребиным  носам  и  раскосым  глазам -  салдэйцы. Некоторые  имели  черные
бороды, и все, кроме одного, держались за рукояти мечей. С их стороны повеял
легкий ветерок  - запаха  страха не было.  Перрин  обернулся к Фэйли, но она
склонилась   над  выгнутой  шеей  Ласточки  и  сосредоточенно  рассматривала
уздечку. Пахло от  нее травяным  мылом - и тревогой. Еще миль  за  двести до
Кэймлина они услышали,  что в  городе салдэйское войско и командует им вроде
бы отец Фэйли. Фэйли почему-то считала, что ее мать тоже в Кэймлине. Правда,
она уверяла, будто это ее ничуть не волнует.
     -  Нам  даже  лучники  не  потребуются,  -  спокойно  промолвил  Айрам,
поглаживая  торчащую над  плечом  рукоять  меча. Его  темные глаза горели, а
запах  говорил  о  решимости.  - Их  всего-то десяток. Мы и  вдвоем запросто
прорвемся.
     Гаул  поднял  вуаль;  само  собой,  так  же  поступили и  Байн  с Чиад.
державшиеся со стороны Фэйли.
     -  Никаких  лучников и  никаких  прорывов,  - распорядился Перрин.  - И
никаких копий, Гаул.
     К Девам он обращаться не стал - они все равно слушались только Фэйли. А
она все не могла оторваться от своей уздечки, даже головы не поднимала.
     Гаул опустил вуаль и покачал головой. Айрам насупился.
     Перрин снова повернулся к салдэйцам. Зная, что  его желтые  глаза порой
пугают людей, он старался говорить как можно мягче:
     - Мое имя Перрин Айбара. Думаю, Ранд ал'Тор захочет меня видеть.
     Бородатый  малый  - единственный, кто  не держался  за  меч,  -  слегка
поклонился в седле.
     - Лорд Айбара, я подлейтенант Вилнар Барада, присягнувший  мечом  лорду
Баширу.  - Последние  слова он произнес  с нажимом. Но упорно  не смотрел на
Фэйли.  Та, услышав  имя отца,  тяжело  вздохнула  и  сердито  покосилась на
игнорировавшего ее  Вилнара. - Согласно  приказу  лорда  Башира...  и  Лорда
Дракона, - добавил офицер, будто поразмыслив, - ни один благородный господин
не может  войти в  Кэймлин  в  сопровождении более чем двадцати  воинов  или
пятидесяти слуг.
     Айрам заерзал  в седле. Во всем, что касалось чести Перрина, он был еще
более  щепетилен, чем  Фэйли, а это говорило  о многом. Правда, благодарение
Свету, Лудильщик не обнажит меча без приказа.
     Перрин обернулся и сказал через плечо:
     - Даниил, отведи людей  на луг -  помнишь, мы его проходили, он милях в
трех  отсюда?  - и разбей там лагерь. Ежели заявится  какой-нибудь фермер  и
примется жаловаться на потраву, отсыпь ему золота. Скажи, что  мы  возместим
все убытки. Айрам, ты пойдешь с ними.
     Даниил Левин, тощий, как  жердь, малый с густыми усами, коснулся  лба -
он вечно  так поступал, -  Перрин и  говорил, что вполне достаточно простого
"хорошо" или "будет сделано", -  и немедленно принялся разворачивать колонну
в  обратном направлении.  Айрам  набычился  -  он  не  любил  разлучаться  с
Перрином, - но ничего не сказал. Порой Перрину казалось, что в лице  бывшего
Лудильщика он заполучил волкодава. Человек не должен  вести себя так, но что
тут поделать, Перрин не знал.
     Перрин опасался, что Фэйли воспротивится  отправке двуреченцев в лагерь
и потребует  соответствующей его  так  называемому высокому положению свиты,
чего доброго и вправду захочет взять с собой полсотни сопровождающих, но она
свесилась  с  седла  и принялась тихонько  переговариваться с  Байн  и Чиад.
Прислушиваться Перрин  не стал, хотя  все  равно  разбирал некоторые  слова.
Говорили они о мужчинах  и, судя по тону, потешались. Женщины, ежели говорят
о мужчинах, всегда или смеются, или сердятся. А ведь это из-за Фэйли он взял
с собой всех этих людей, да еще и знамя. Точно из-за нее, хотя Перрин так  и
не понял, как  она его уломала. В фургонах ехали слуги, мужчины и женщины  в
самых  настоящих  ливреях,  с  изображением волчьей головы на  плече.  Ладно
беженцы,  тем  деваться  некуда, но  даже двуреченцы  вовсе не находили  это
зазорным.
     - Так  годится? - спросил Перрин Бараду. - В  таком случае отведи нас к
Ранду. Едва ли ты хочешь, чтобы мы болтались без пригляду по городу.
     - Пожалуй... - Барада метнул взгляд на Фэйли, но тут же отвел взгляд. -
Пожалуй, так будет лучше всего.
     Тем временем Фэйли  выпрямилась, а Байн и  Чиад  трусцой  направились к
цепи всадников и проскочили ворота, словно в них никого и не было. Салдэйцы,
похоже, ничуть не удивились, впрочем, они, должно быть, привыкли к айильцам.
По слухам, айильцев в Кэймлине было видимо-невидимо.
     -  Я  должен  найти  своих  братьев  по  копью, - промолвил Гаул. -  Да
обретешь ты всегда прохладу и воду, Перрин Айбара.
     Он устремился вслед за Девами, а Фэйли ухмыльнулась, но  прикрыла  лицо
рукой, затянутой в серую перчатку. Перрин покачал головой. Гаул  хотел взять
Чиад в жены, но, по айильским обычаям, попросить об этом должна была она. Со
слов Фэйли выходило, будто она не имела  ничего против того, чтобы стать его
возлюбленной, но ни за что не  желала отречься от копья и выйти замуж. Гаула
же  это, кажется,  оскорбляло, как оскорбило  бы подобное предложение  любую
двуреченскую  девушку.  Вдобавок  ко  всему этому  вроде бы  имела  какое-то
отношение и Байн, хотя в чем там дело, Перрин не понимал. И выяснить было не
у кого - Фэйли с  излишней поспешностью  принималась уверять, будто  и  сама
ничего не  знает,  а Гаул, стоило его спросить, мрачнел и  замыкался в себе.
Чудной народ.
     Салдэйцы прокладывали путь сквозь  густую толпу, но  Перрин  не обращал
внимания ни на толпу, ни на город. В Кэймлине он уже бывал, и то посещение у
него не вызвало особой привязанности к городам. Смотрел он не по сторонам, а
на жену,  причем  искоса, стараясь, чтобы та не заметила. Впрочем,  с равным
успехом можно  было таращиться на нее  во все глаза. Она ничего не замечала,
ибо. напряженно сидя в  седле, уставилась в  спину Барады. Тот ерзал, словно
чувствовал  на себе ее  гневный  взгляд. И то  сказать,  до  Фэйли и  соколу
далеко.
     Перрин предполагал, что думает она - пусть даже несколько иначе - о том
же, о  чем думал и  он сам.  О ее отце. Ну  что  ж,  возможно, и ей придется
держать ответ, коли она без спросу сбежала из  дома и сделалась Охотницей за
Рогом,  но он, Перрин, должен будет  предстать перед  лордом Башира, Тайра и
Сидоны и сообщить, что его дочь вышла замуж за кузнеца. Он никогда не считал
себя особенным  храбрецом - невелико геройство драться,  коли другого выхода
нет, - но  до сих пор не предполагал,  что может оказаться трусом. При мысли
об отце Фэйли у Перрина пересыхало во рту. Может, ему стоило самому заняться
устройством лагеря, а лорду Баширу послать письмо. Хорошая мысль - объяснить
все в письме. Чтобы все растолковать как следует, потребуется дня два-три. А
то и больше - он ведь не мастак на слова.
     Вид  темно-красного  знамени,  лениво  полоскавшегося  над  королевским
дворцом, вернул  его на  землю.  Об  этом  знамени тоже  ходили  слухи. Одни
утверждали, что оно принадлежит Айз Седай, которые  служат  Ранду,  другие -
будто он сам служит Айз Седай, почему и вывесил такой флаг. Перрина удивляло
одно  -  почему  Ранд не  поднял Драконов стяг?  Он  по-прежнему  чувствовал
исходившее от  Ранда тяготение:  могучий та  верен притягивал  к  себе менее
сильного.  Но  эта  тяга  была не того  рода,  чтобы  указала  ему,  в каком
направлении двигаться. Покинув Двуречье, он поначалу собирался направиться в
Тир или  Свет ведает куда, а сюда, в Кэймлин, его привели ходившие по  всему
Андору слухи. Порой весьма тревожные. Так или иначе,  он ощущал  потребность
быть рядом  с Рандом, да и Ранд, наверное,  чувствовал  нечто  подобное. Это
походило на зуд между лопаток  - и терпеть трудно, и почесать не дотянешься.
А сейчас, в конце долгого пути, Перрин едва ли не желал, чтобы  ничего этого
не  было.  Однажды ему приснился  сон -  узнай о  нем  Фэйли, она  бы  очень
смеялась.  Приснилось, будто он живет с  ней в  маленьком деревянном домике.
Где-то в глуши, вдалеке  от городов и  раздоров.  Вокруг  Ранда всегда  были
раздоры. Но Ранд нуждался в нем, и он, Перрин, собирался исполнить свой долг
до конца.
     Оказавшись  на  большом,   окаймленном  колоннадой  дворе,  на  который
выходили мраморные балконы, Перрин расстегнул пояс с топором  и повесил  его
на седло. Он был рад отделаться от топора, хотя  бы и ненадолго.  Одетые  во
все белое мужчина и женщина увели на  конюшню Ходока и Ласточку,  а Фэйли  и
Перрина Барада передал на попечение айильцев с холодными глазами, многие  из
которых носили алые  головные повязки, отмеченные черно-белыми  дисками.  Те
провели  их  внутрь и  передали  Девам,  столь же холодным  и  отстраненным.
Знакомых по Тирской  Твердыне среди  них не оказалось,  а на попытки Перрина
завести беседу они отвечали ледяными взглядами. После короткого разговора на
языке жестов  Девы  выбрали для  него и Фэйли  провожатую, худощавую женщину
примерно тех же лет, что  и Фэйли, с волосами цвета песка. Она представилась
-  звали ее  Лериан - и предупредила, чтобы они не отставали. Перрин  жалел,
что здесь нет Байн или Чиад - приятней было бы увидеть знакомые лица.  Фэйли
шествовала  по  коридорам  с  видом  важной  дамы,  каковой  она  безусловно
являлась,  но при этом у каждого  перекрестья бросала быстрые взгляды в  обе
стороны. Очевидно, боялась, как бы отец не застал ее врасплох.
     Наконец они подошли к дверям, украшенным резными  изображениями  львов.
Охранявшие  их  две  Девы  поднялись   с  корточек,  молниеносно  обменялись
несколькими знаками с Лериан, и та без стука ступила внутрь.
     Интересно,  подумал  Перрин,  что за порядки  тут  завел  Ранд?  Кругом
айильцы, и никто даже слова не вымолвит...
     Дверь распахнулась, и перед ними предстал Ранд. В одной рубахе.
     - Перрин! Фэйли! Да осияет Свет вашу свадьбу, - рассмеялся он, легонько
целуя Фэйли в щеку. - Жаль, что меня там не было.
     Фэйли, кажется, смутилась, да и сам Перрин тоже.
     - Откуда  ты знаешь?  - воскликнул он, и Ранд  рассмеялся снова, хлопая
его по плечу:
     - Так ведь Боде здесь, в Кэймлине. И Дженеси, и  много других девчонок.
Верин с  Аланной довезли их досюда,  прежде чем узнали о расколе в Башне.  -
Выглядел  Ранд  усталым, взгляд  его  казался  опустошенным, но  смех звучал
искренне.  - О Свет, Перрин, мне тут понарассказывали о твоих подвигах. Лорд
Перрин Двуреченский. А что говорит на это госпожа Лухан?
     - Зовет меня лордом,  вот что, -  с кислым видом пробормотал Перрин.  В
детстве ему  доводилось получать шлепки от  Элсбет Лухан чаще, чем от родной
матери. - Зовет лордом, да еще и в реверансе приседает. Честное слово. Ранд,
приседает.