верно.
 У  камина  стоял человек. Войдя в комнату, Ранд сначала его не  заметил.  Не
увидеть его он не мог, он готов был поклясться, что здесь никого нет, пока не
взглянул  на  мужчину. Облаченный в темные одежды превосходного покроя,  тот,
казалось,  предстал  в  расцвете  зрелости,  и  Ранд  подумал,  что  женщины,
наверное, должны считать его привлекательным.
 -  Снова встречаемся мы лицом к лицу, - произнес мужчина, и в тот же миг его
рот и глаза превратились в расщелины, ведущие в бесконечные пещеры пламени.
 С  воплем Ранд попятился прочь из комнаты, так стремительно, что споткнулся,
перелетел коридор и, ударившись о противоположную дверь, распахнул  ее.  Ранд
извернулся и вцепился в дверную ручку, чтобы не упасть на пол, - и понял, что
широко раскрытыми глазами смотрит в ту каменную комнату с невероятным небом в
проеме арок, ведущих на балкон, и камин...
 - Так легко от меня тебе уйти не удастся, - сказал мужчина.
 Ранд  повернулся  на ватных ногах, вывалился из комнаты, чуть  не  упав.  На
этот раз коридора не было. Ранд застыл на месте, пригнувшись и весь сжавшись,
-%$  +%*.  от  полированного стола; он уставился на мужчину,  стоящего  возле
камина. По крайней мере, это было лучше, чем смотреть на камни очага  или  на
небо.
 -  Это сон, - сказал Ранд, выпрямившись. Он услышал, как за спиной, щелкнув,
захлопнулась дверь. - Это что-то вроде кошмара.
 Юноша  зажмурился,  попытавшись проснуться. Когда он  был  ребенком,  Мудрая
говорила: если так сделать в кошмарном сне, то он кончится. Мудрая? Что? Лишь
бы  мысли не разбегались. Лишь бы голова перестала так болеть, тогда  удастся
нормально соображать.
 Ранд  открыл  глаза.  Комната никуда не делась,  все  было,  где  и  раньше:
балкон, небо. Человек у камина.
 -  Это  сон?  - сказал мужчина. - Какая разница? - Опять на миг  его  рот  и
глаза стали глазками в вечное горнило. Голос человека не изменился; казалось,
он вообще не заметил того, что произошло.
 На  этот  раз Ранд вздрогнул, но от вопля удержался. Это - сон.  Это  должно
быть сном. Но все равно он отступил, пятясь, до двери, не отрывая взгляда  от
человека  у камина, и попробовал повернуть ручку двери. Та не шевельнулась  -
дверь оставалась закрытой.
 - Кажется, тебя мучает жажда, - сказал мужчина возле камина. - Выпей!
 На  столе, сверкая золотом, стоял кубок, украшенный орнаментом из рубинов  и
аметистов.  Раньше  его там не было. Ранд дрожал, как в  ознобе.  Это  всего-
навсего сон. Во рту пересохло, словно в пустыне.
 -  Да, немножко, - сказал Ранд, поднимая кубок. Мужчина, пристально наблюдая
за  ним,  чуть наклонился вперед, опершись рукой о спинку стула.  От  аромата
приправленного пряностями вина у Ранда закружилась голова, будто он  был  так
измучен жаждой, словно бы ничего не пил много дней подряд. Не пил?
 Задержав  руку  с  кубком  на полпути ко рту, юноша  замер.  Между  пальцами
мужчины, сжавшими спинку стула, с едва слышным шипением вились струйки  дыма.
И  глаза его просто впились в Ранда, быстро вспыхивая пламенем меж полуопущен
ных век.
 Ранд облизал губы и, не пригубив, поставил вино обратно на стол.
 - Мне не так хочется пить, как я думал.
 Человек вдруг выпрямился с ничего не выражающим лицом. Его разочарование  не
проявилась бы с большей очевидностью, даже если бы он выругался. Ранду  стало
интересно, что же было в вине. Но, разумеется, интерес этот совсем  дурацкий.
Это же все сон. Тогда почему сон никак не прекратится?
 - Что вам нужно? - спросил Ранд. - Кто вы?
 Пламя  полыхнуло  в  глазах  и во рту человека - Ранду  почудилось,  что  он
слышит, как оно ревет и бушует.
 -  Некоторые называют меня Ба'алзамоном. Ранд вдруг вновь оказался у  двери,
бешено дергая за ручку. Всякие мысли о снах исчезли. Темный! Дверная ручка не
шелохнулась, но он продолжал ее поворачивать.
 -  Ты - тот? - внезапно произнес Ба'алзамон. - Этого тебе от меня не скрыть.
Ты  даже не сможешь сам спрятаться от меня, ни на самых высоких горах,  ни  в
самых глубоких пещерах. Я знаю тебя всего, вплоть до мельчайшего волоска.
 Ранд  повернулся, встав лицом к мужчине - лицом к Ба'алзамону. Кадык у  него
дернулся.  Кошмар. Он дотянулся до ручки и надавил на нее еще один, последний
раз, потом выпрямился.
 -  Ты  надеешься на славу? - сказал Ба'алзамон. - На силу? Они тебе сказали,
что  Око  Мира  будет  служить тебе? Какая может  быть  слава  или  сила  для
марионетки?  Нити, которыми тебя заставляют двигаться, плелись  веками.  Твой
отец  был  выбран  Белой Башней, словно жеребец, заарканенный  и  влекомый  к
назначенной доле. Твоя мать в их планах была не более чем племенной  кобылой.
И эти планы ведут к твоей смерти.
 Руки Ранда сжались в кулаки.
 -  Мой отец - хороший человек, а моя мать была доброй женщиной. Не смей  так
говорить о них! Языки пламени захохотали.
 -  Так-так, в конце концов, в тебе есть какой-никакой характер. Может, ты  и
есть  тот.  Хорошего это тебе мало сулит. Престол Амерлин будет  использовать
тебя,  пока ты не зачахнешь, - точно так же, как они использовали Давиана,  и
Юриэна  Каменного Лука, и Гвайра Амаласана, и Раолина Проклятье  Тьмы.  Точно
b  *  же,  как ныне используют Логайна. Буду использовать, пока  от  тебя  не
останется ничто.
 -  Я  не  знаю...  -  Ранд помотал головой. Единственный  миг  ясности  ума,
рожденный гневом, миновал. Даже когда он попытался обрести его вновь, ему  не
удалось вспомнить, как он этого добился в первый раз. Мысли Ранда разбегались
и  кружились. Он вцепился в одну, словно в кружащийся в водовороте плот. Ранд
с  трудом выдавливал слова, голос с каждым словом становился все увереннее  и
громче:
 -  Ты...  же заточен... в Шайол Гул. Ты и все Отрекшиеся заточены Создателем
до скончания времен.
 -  До  скончания времен? - передразнил Ба'алзамон. - Ты живешь,  словно  жук
под скалой, а думаешь, что твой липкий ил - это вся вселенная. Смерть времени
даст мне такую власть, о которой ты, червь, и мечтать не смеешь.
 - Ты заточен...
 -  Дурак, никогда я не был заточен! - Огонь его лица забушевал так, что Ранд
отступил  назад, заслонясь ладонями. Пот на руках мигом высох от полыхнувшего
жара. - Я стоял за плечами Льюса Тэрина Убийцы Родичей, когда он совершал то,
что  дало  ему  прозвище. Именно я нашептал ему убить жену и  детей,  и  всех
родственников,  всех  живых существ, которых он любил и которые  любили  его.
Именно  я  одарил его минутой здравого рассудка, дабы он узнал, что совершил.
Слышал  ли  ты, червь, какой вопль издает человек, когда отлетает  его  душа?
Тогда он мог поразить меня. Он не одолел бы меня, но попытаться мог. А вместо
этого  он  обрушил  на себя свою любимую Единую Силу, так  много,  что  земля
разверзлась и вознесла Драконову Гору, отметившую его могилу.
 Тысячью  годами  позже я послал троллоков грабить юг,  и  три  столетия  они
беспощадно  опустошали мир. Эти ослепленные говорили,  что  в  итоге  я  буду
разбит, но Второе Соглашение, Договор Десяти Государств, распалось и не  было
возобновлено, и кто остался, чтобы тогда противостоять мне? Я  шепнул  в  ухо
Артуру Ястребиное Крыло, и по всей стране Айз Седай умерли. Я шепнул вновь, и
Верховный Король послал свои войска через Океан Арит, через Мировое  Море,  и
тем  скрепил одной печатью две судьбы. Вынес приговор своим грезам  о  единой
стране  и  едином народе и определил ту судьбу, что еще грядет. Я был  у  его
смертного одра, когда ему все советники говорили, что его жизнь могут  спасти
лишь Айз Седай. Я сказал, и он отправил своих советников на костер. Я сказал,
и  последними  словами Верховного Короля стали слова о  том,  что  Тар  Валон
должен быть разрушен.
 Когда  таким людям, как он, не устоять против меня, какие шансы  у  тебя,  у
жабы, притаившейся возле лесной лужицы? Ты будешь служить мне или же, пока не
умрешь, будешь плясать на нитях, за которые станут дергать Айз Седай. А потом
ты будешь моим. Мертвые принадлежат мне!
 - Нет, - невнятно пробормотал Ранд, - это сон. Это сон!
 -  Ты  считаешь,  что в своих снах укроешься от меня? Смотри!  -  Ба'алзамон
простер  руку в повелительном жесте, и голова Ранда повернулась за ней,  хотя
он и не поворачивал ее, - он совсем не хотел ее поворачивать.
 Кубок  исчез  со  стола. Там, где он стоял, сжалась в комок огромная  крыса,
она щурилась на свету, осторожно принюхивающаяся. Ба'алзамон согнул палец,  и
крыса  с  писком выгнула спину, передние лапы повисли в воздухе, а  сама  она
неуклюже  балансировала  на  задних.  Палец  согнулся  еще  больше,  и  крыса
опрокинулась  на  спину, отчаянно дергая лапами, скребясь и хватаясь  ими  за
ничто,  пронзительно визжа, а спинга ее все сгибалась, сгибалась,  сгибалась.
Раздался   отчетливый  сухой  треск,  как  от  сломавшегося  прутика,   крыса
содрогнулась всем тельцем и затихла, оставшись лежать, согнутая  чуть  ли  не
вдвое.
 У Ранда комок встал в горле.
 -  Всякое  может случиться во сне, - промямлил он. Не оглядываясь,  юноша  с
размаху  опять ударил кулаком по двери. Рука отозвалась болью, но  проснуться
все равно не удалось.
 -  Тогда  ступай к Айз Седай. Ступай в Белую Башню и расскажи  им.  Расскажи
Престолу  Амерлин  об этом... сне. - Мужчина расхохотался;  Ранд  ощутил  жар
огненного дыхания на своем лице. - Это единственный способ отделаться от них.
Тогда они не станут использовать тебя. Нет, не станут, когда узнают, что  мне
('"%ab-. об этом. Но вот позволят ли они тебе жить, чтобы ты повсюду болтал о
том, чем они занимаются? Ты такой непроходимый глупец и готов поверить в  то,
что позволят? Прах многих подобных тебе развеян на склонах Драконовой Горы.
 - Это - сон, - тяжело дыша, выдавил Ранд. - Это - сон, и я сейчас проснусь.
 - Да? Проснешься?
 Уголком  глаза  Ранд заметил, что палец мужчины начал поворачиваться  в  его
сторону.
 - Ты сейчас проснешься?
 Палец  согнулся,  и  Ранд закричал, когда его тело начало  сгибаться  назад,
мышцы дрожали от напряжения, и спина все прогибалась и прогибалась.
 - А проснешься ли ты?

 Ранд  судорожно  дернулся во тьме, руки сжали ткань. Одеяло. Бледный  лунный
свет лился через единственное окошко. Смутные очертания двух других кроватей.
С  одной из них раздается храп, словно рвущийся холст: Том Меррилин.  В  золе
камина мерцают красным несколько угольков.
 Значит,  это был сон, как тот кошмар в гостинице "Винный Ручей" в  день  Бэл
Тайн, - все, что он слышал и что он делал, смешалось со старыми преданиями  и
всякими невесть откуда взявшимися вздорными россказнями. Ранд подтянул одеяло
повыше,  на  плечи, но дрожал-то он совсем не от холода.  К  тому  же  ужасно
болела  голова.  Может,  Морейн удастся сделать  что-нибудь,  чтобы  эти  сны
прекратились? Она говорила, что может помочь, если будут кошмары.
 Вздохнув,  Ранд  лег обратно на постель. Неужели эти сны  такие  уж  плохие,
чтобы кинуться с просьбой о помощи к Айз Седай? С другой стороны, разве  все,
что  он  уже  сделал,  не  втянуло его во что-то еще более  таинственное?  Он
покинул  Двуречье, ушел с Айз Седай. Но ведь тогда не было иного выбора.  Так
есть  ли  какой другой выбор, кроме как довериться ей? Айз Седай? Подумать  о
таком  так  же  страшно, как и видеть эти сны. Ранд свернулся  калачиком  под
одеялом, стараясь обрести душевный покой тем способом, какому его научил Тэм,
но сон вернулся не скоро.

                                                                     ГЛАВА 15
                                                          НЕЗНАКОМЦЫ И ДРУЗЬЯ

 Солнечная  полоска  наползла на узкую кровать и  в  конце  концов  пробудила
Ранда  от глубокого, но беспокойного сна. Он сунул голову под подушку, солнца
от  этого  меньше не стало, да и спать-то больше не хотелось. За тем,  первым
сном  приходили  и  другие. Припомнить их не удавалось, но  и  первого  Ранду
хватило, так что других и даром не нужно было.
 Со  вздохом Ранд отпихнул подушку и сел, с хрустом потянувшись. Тупая  боль,
которая, как он полагал, исчезла после купания, вернулась. И голова болела по-
прежнему. Последнее не удивляло. Одного того сна с лишком бы хватило, чтобы у
любого была головная боль на неделю. Прочие сны уже изгладились из памяти, но
не этот.
 На  других кроватях никого не было. Солнечные лучи круто падали через окошко
в  комнату - окно поднялось над горизонтом уже высоко. В такой час  дома,  на
ферме,  Ранд бы давно приготовил себе перекусить и уже с головой  окунулся  в
дневные заботы. Сердито ворча, Ранд вылез из постели. Надо еще на этот  город
посмотреть,  а  его  разбудить не удосужились. Ладно хоть кто-то  позаботился
налить воды в кувшин для умывания, и она еще теплая.
 Ранд  быстро умылся и оделся, помедлив немного с мечом Тэма в руках.  Лан  и
Том,  разумеется, оставили в комнате свои переметные сумы и скатки одеял,  но
меча  Стража нигде не было заметно. Лан расхаживал по Эмондову Лугу  с  мечом
задолго  до  первых признаков беды. Ранду подумалось, что не худо последовать
примеру  более  опытного  человека. Твердя  себе,  что  это  не  из  простого
тщеславия,  не  из-за  частых  мечтаний  о  том,  чтобы  пройтись  по  улицам
настоящего города с мечом на боку, он застегнул пояс и перебросил плащ  через
плечо, будто мешок.
 Прыгая через две ступеньки, Ранд торопливо спустился в кухню. Наверняка  это
именно то местечко, где можно наскоро перекусить, а в свой единственный  день
в  Байрлоне  нет  смысла тратить время попусту - и так уже  сколько  потерял.
Jровь и пепел, могли, бы меня и разбудить.
 На  кухне мастер Фитч препирался с толстой женщиной, чьи руки были по локоть
в  пшеничной  муке,  - явно повариха. Хотя, скорее, это она  отчитывала  его,
грозно размахивая пальцем у него под носом. Прислуживающие девушки, судомойки
и мальчишки-поварята носились по своим делам, старательно не обращая внимания
на происходящее рядом.
 -  ...мой  Усатик - хороший кот, - колко говорила повариха, - и я  не  стану
слушать других слов, понятно вам? Жаловаться на то, что он делает свою работу
чересчур  добросовестно, - вот как называется то, с чем вы  явились  ко  мне,
если у меня спросить.
 -  А  у  меня жалобы, - ухитрился вставить мастер Фитч. - Жалобы,  сударыня.
Половина гостей...
 -  Не  хочу  и слышать об этом! Просто не стану слушать. Если им  вздумалось
жаловаться на моего котика, то пусть они и стряпают. Мой бедный старый котик,
который просто честно делает свою работу, и я, мы пойдем туда, где нас  будут
ценить, раз уж не ценят тут. - Женщина развязала фартук и начала снимать  его
через голову.
 -  Нет! - взвизгнул мастер Фитч и кинулся останавливать ее. Они закружились,
словно в танце: повариха, пытающаяся снять передник, и содержатель гостиницы,
старающийся надеть его обратно на нее.
 -  Нет,  Сара, - пыхтел мастер Фитч. - Не нужно этого. Не нужно,  я  говорю!
Что я стану без тебя делать? Усатик - славный кот. Превосходный кот. Он самый
лучший кот в Байрлоне. Если кто-то еще станет жаловаться, то я скажу ему, что
он   должен  быть  благодарен  коту,  раз  тот  делает  свою  работу.  Да-да,
благодарен. Не надо уходить. Сара? Сара!
 Повариха  остановила  их  кружение и высвободила  передник  из  рук  хозяина
гостиницы.
 -  Тогда ладно. Хорошо. - Сжимая передник в руках, она все еще не завязывала
его.  - Но если вы надеетесь, что у меня что-то будет готово к полудню, лучше
вам  убраться отсюда и дать мне заняться делом. Гостиница, может, и ваша,  но
уж  кухня  -  моя.  Если только вы сами не хотите заняться  стряпней?  -  Она
сделала движение, словно вручая передник мастеру Фитчу.
 Тот,  широко  разведя руки, попятился. Он открыл было рот, затем остановился
и  в  первый  раз  оглянулся вокруг. Кухонная прислуга  усердно  не  замечала
повариху  и  хозяина, а Ранд принялся усиленно шарить по карманам,  хотя,  не
считая той монеты, что ему дала Морейн, в них почти ничего не было: несколько
медяков и разная мелочь. Карманный нож и точило. Две запасные тетивы и  моток
бечевки, которая, как он считал, может пригодиться.
 -  Я уверен, Сара, - сказал мастер Фитч, тщательно подбирая слова, - что все
будет приготовлено с твоим обычным совершенством.
 С  этими  словами он в последний раз обвел кухонную прислугу  подозрительным
взглядом  и  удалился затем с таким достоинством, какое  сумел  напустить  на
себя.
 Сара  подождала,  пока  тот  не ушел, и быстро затянула  завязки  передника,
потом посмотрела на Ранда.
 -  Думаю,  тебе хочется чего-нибудь поесть, а? Что ж, давай, заходи,  -  она
усмехнулась. - Да не кусаюсь я, не кусаюсь, неважно, что ты видел то, чего не
следовало.  Циэль, дай-ка пареньку хлеба, сыра и молока. Это все, что  сейчас
есть.  Садись-ка, парень. Твои друзья все ушли, кроме одного, который, как  я
понимаю,  неважно  себя чувствует, и, сдается мне, ты  тоже  не  прочь  пойти
прогуляться.
 Одна  из  служанок,  пока  Ранд устраивался у стола  на  табурете,  принесла
поднос.  Юноша  занялся  едой, и повариха вновь принялась  месить  тесто  для
хлеба, но разговора не оставила.
 -  Не  бери  в  голову  то, что ты сейчас тут видел. Мастер  Фитч  -  вполне
достойный  мужчина, хотя и лучший из вас - не самый сговорчивый.  Этот  народ
жалуется,  словно делать ему больше нечего, вот он и раздражен, а из-за  чего
весь  сыр-бор? Им что, хочется вместо дохлой крысы найти пять живых? Хотя  на
Усатика не похоже - оставлять за собой свою работенку неприбранной. Да еще  и
больше дюжины? Усатик бы столько крыс в гостиницу ни за что бы не впустил, да
никогда!  К тому же тут опрятно, все время убирают, чего этим-то тварям  сюда
`"  blao?  Да  еще  все  с  переломанными хребтами. - Она  покачала  головой,
удивляясь всем этим странным делам.
 Хлеб и сыр во рту у Ранда по вкусу мигом стали пеплом.
 - У них хребты сломаны?
 Повариха махнула рукой, обсыпанной мукой.
 -  Думай  о  более  радостных вещах - так я смотрю  на  жизнь.  Знаешь,  тут
менестрель. Вот прямо в эту минуту, в общей зале. Но погоди, ты  же  вроде  с
ним пришел? Ты из тех, кто приехал с госпожой Элис прошлым вечером, верно? По-
моему,  да.  У  меня самой, наверное, вряд ли выпадет минутка  на  менестреля
поглядеть,  особенно  сейчас,  когда в гостинице  полно  постояльцев,  причем
большинство из них всякая шантрапа, спустившаяся с копей. - Она со всей  силы
звучно шлепнула по тесту. - Совсем не того сорта людишки, раньше мы бы  их  и
на  порог  не  пустили,  терпим  лишь в эти времена,  когда  они  весь  город
заполонили.  Но, по-моему, они оказались получше некоторых. Да-а,  а  я  ведь
менестреля не видела с самого начала зимы, и...
 Ранд  механически  жевал,  не чувствуя вкуса, не слушая  монолога  поварихи.
Мертвые крысы, с переломанными хребтами. Он торопливо доел завтрак, запинаясь
на  каждом  слове, поблагодарил за хлеб и сыр и поспешил вон. Ему обязательно
нужно с кем-нибудь поговорить.
 Большая  зала "Оленя и Льва", за исключением своего назначения,  имела  мало
общего  с  залой  в "Винном Ручье". Она оказалась вдвое шире  и  раза  в  три
длиннее,  а  стены  ее  были  расписаны красочными картинами:  необыкновенные
здания,  окруженные садами высоких деревьев и клумбами ярких  цветов.  Вместо
одного  огромного камина на всю залу, здесь жарко горело по одному  в  каждой
стене,  и все пространство заполняло множество столов, и почти каждый табурет
или скамья были заняты.
 Все  мужчины, сжимая в зубах трубки, а в руках - кружки, склонились  вперед,
целиком  увлеченные одним: на столе посередине залы стоял  Том,  многоцветный
плащ  переброшен  через спинку стула рядом с ним. Даже мастер  Фитч  замер  с
большой  серебряной кружкой с крышкой и тряпочкой для полировки в неподвижных
руках.
 -  ...гарцуя,  серебристые копыта и гордые, выгнутые дугой  шеи,  -  звучным
голосом  говорил Том, и в то же время каким-то образом казалось,  что  он  не
только  скачет  верхом  на  коне, но и что он - один  из  длинной  кавалькады
всадников.  - Они вскидывали головы, и развевались шелковистые гривы.  Тысяча
бьющихся  на  ветру  знамен  заслоняли радугу на