с поцелуями и сделать вс„, что  бы  ты
ни  захотел.  Однако  тогда  был  заметный  недостаток  поцелуев,  когда  он
действительно спас е„, так что было маловероятно, что она начн„т делать  это
сейчас. - Так  или  иначе,  -  беззаботно  продолжил  он,  -  ты  не  должна
беспокоиться о  Гильдии.  Как  долго  ты  занимаешься  изготовлением  ночных
цветов? И никто поблизости не пришел, чтобы попытаться остановить тебя. Есть
причина, по которой, держу пари, ты никогда не увидишь другого Иллюминатора.
   - Что ты слышал? -  тихо  спросила  она,  не  поднимая  головы.  Вращение
пестика замедлилось, едва не остановившись вообще. - Скажи мне.
   Волосы на его голове почти встали дыбом. Как женщины это  делают?  Спрячь
все ключи, которые могут привести их к разгадке, а они вс„ равно идут  прямо
туда, где ты скрыл секрет. - Что ты имеешь в виду? Я думаю, что слышал те же
слухи, что и ты. Главным образом, о Шончан.
   Алудра развернулась так быстро, что е„ волосы качнулись  словно  цеп,  и,
ухватив тяжелый пестик обеими руками, взмахнула им  над  головой.  Она  была
старше его где-то лет на десять или около того, с большими т„мными глазами и
небольшим пухлым ртом, который обычно казался всегда  готовым  для  поцелуя.
Раньше он подумывал, а не поцеловать ли е„ разок-другой? Большинство  женщин
становятся более сговорчивыми после нескольких поцелуев.  Теперь  же,  когда
она оскалила зубы, она выглядела так, словно приготовилась откусить ему нос.
- Скажи мне! - скомандовала она.
   - Я играл в кости с несколькими Шончан около  доков,  -  неохотно  сказал
Мэт,  держа  настороженный  взгляд  на  поднятом  пестике.   Мужчина   может
запугивать и угрожать, но спокойно уйдет прочь, если вопрос не  был  слишком
серь„зным, женщина же может раскроить твой череп из прихоти. Его  бедро  вс„
ещ„ болело и к тому же одеревенело от слишком долгого  сидения.  Он  не  был
уверен, что смог бы быстро вскочить со стула. - Я не хотел быть первым,  кто
сообщит тебе об этом, но... Гильдия не существует  больше,  Алудра.  Главный
цех в Танчико разрушен. - Это был по-настоящему главный  цех  Гильдии.  Тот,
что в Кайриэне, уже давно заброшен,  что  касается  остальных,  Иллюминаторы
путешествовали только для того, чтобы давать представления для правителей  и
знати. - Они отказались позволить солдатам Шончан войти внутрь  квартала,  и
попытались сопротивляться, когда те вс„ же ворвались внутрь. Я не знаю того,
что случилось, возможно, какой-нибудь солдат  зан„с  фонарь  туда,  куда  не
следует, но половина квартала была взорвана, насколько я понимаю.  Вероятно,
преувеличивают. Но Шончан подумали, что один  из  Иллюминаторов  использовал
Единую Силу, и их... - Он вздохнул и попробовал сделать свой голос ласковым.
Кровь и пепел, он не хотел сообщать ей это! Но она свирепо смотрела на него,
держа ту проклятую дубинку поднятой  для  удара,  способного  раскроить  ему
череп. -  Алудра,  Шончан  собрали  всех,  кто  остался  в  живых,  а  также
нескольких Иллюминаторов, которые  шли  в  Амадор,  всех,  кто  даже  просто
напоминал Иллюминатора, и сделали их всех да'ковале. Это означает...
   - Я знаю, что это означает! - свирепо сказала она. Повернувшись  назад  к
большой ступке, она продолжила толочь, ударяя пестиком так  сильно,  что  он
испугался, как бы не произошло взрыва, если тот  порошок  действительно  был
тем, чем заполняют фейерверки. - Дураки! - гневно проворчала Алудра,  громко
ударяя пестиком по веществу в ступке. - Слепые дурни!  С  могущественным  ты
должен немного cогнуть шею и продолжать жить дальше, как ни в ч„м не бывало,
но они не хотели понять этого! - фыркнув,  она  пот„рла  свои  щ„ки  тыльной
стороной  ладони.  -  Ты  не  прав,  мой  юный  друг.  Пока  жив  хоть  один
Иллюминатор, Гильдия не умр„т, а что касается меня, то я  вс„  ещ„  жива.  -
По-прежнему не смотря на него, она снова вытерла щ„ки ладонью. - И что бы ты
сделал, если бы я дала тебе фейерверки? Предполагаю, метнул бы их  в  Шончан
из катапульты? - Е„ фырканье сказало, что она думала об этом.
   - А что не правильно в  моей  идее?  -  спросил  он,  защищаясь.  Хорошая
полевая катапульта, "скорпион", могла бы бросить  десятифунтовый  камень  на
пять сотен шагов, а десять фунтов фейерверка  причинят  больше  повреждений,
чем любой камень. - Во всяком случае, у меня есть идея получше. Я  видел  те
трубы, которые ты используешь, чтобы  забросить  ночные  цветы  в  небо.  Ты
сказала, три сотни шагов или больше. Если наклонить  одну  трубу  более  или
менее на бок, то я готов держать пари, что это  помогло  бы  бросить  ночной
цветок на тысячу шагов.
   Смотря в ступку, она бормотала что-то,  почти  полностью  заглушаемое  е„
дыханием. Проклятье, я  слишком  много  болтаю,  подумал  Мэт,  одновременно
размышляя относительно е„ прекрасных глаз, хотя сейчас  для  этого  не  было
времени. Он поторопился прервать е„ размышления, прежде чем она снова начала
гнуть сво„ о тайнах Гильдии. - Те  трубы  намного  меньше,  чем  катапульта,
Алудра. Если их хорошо замаскировать, Шончан никогда не будут знать,  откуда
они выстрелят. Ты могла бы думать об этом, как о мести им за цех в Танчико.
   Повернув голову, она бросила на него  уважительный  взгляд.  Смешанный  с
удивлением, но он сумел это проигнорировать. Е„ глаза покраснели, а на щеках
были следы слез. Возможно, если бы  он  обнял  е„...  Женщины  обычно  ценят
небольшой успокаивающий жест, когда плачут.
   Прежде, чем он смог бы даже двинуться, она  качнула  пестик  между  ними,
указывая им на него одной рукой, словно мечом. Е„ тонкие  руки  должно  быть
сильнее, чем они выглядели -  деревянная  дубинка  даже  не  дрожала.  Свет,
подумал он, она не могла знать то, что я собирался сделать!
   - Это неплохо для  того,  кто  несколько  дней  назад  видел  всего  лишь
верхушку трубы, - сказала она, - но что касается  меня,  я  думала  об  этом
намного раньше тебя. У меня была причина.  -  На  мгновение  е„  голос  стал
ожесточ„нным, но потом опять смягчился и стал немного удивл„нным. - Я  задам
тебе загадку, раз ты настолько ум„н, а? - сказала она, изгибая бровь. О, она
определ„нно была чем-то удивлена. - Ты скажешь мне, какое применение я могла
бы найти для мастера по отливке колоколов, и я сообщу тебе  все  мои  тайны.
Даже те, которые заставят тебя краснеть, хорошо?
   Последнее прозвучало интересно. Но фейерверки были  гораздо  важнее,  чем
час объятий с нею. Какие же секреты у нее могли быть,  чтобы  заставить  его
покраснеть? Он сам мог бы е„ удивить. Не  все  из  тех  воспоминаний  других
людей, которыми была набита  его  голова,  были  связаны  со  сражениями.  -
Литейщик колоколов, - размышлял он, без понятия  даже  в  каком  направлении
думать. Ни одно из тех предыдущих воспоминаний не давало даже нам„ка. -  Ну,
я предполагаю... Литейщик колоколов может... Может быть...
   - Нет, - сказала она, внезапно оживившись. - Ты уйд„шь, и  верн„шься  дня
через два-три. У меня есть работа, которую нужно сделать,  а  ты  отвлекаешь
меня со своими вопросами и лестью. Нет, никаких  возражений!  Ты  сейчас  же
уйдешь.
   Смотря с негодованием, он поднялся и нахлобучил  на  голову  свою  ч„рную
широкополую шляпу. Лестью? Лестью! Кровь и проклятый  пепел!  Брошенный  им,
когда он вошел, плащ небрежной кучей лежал возле двери, и он, тихо заворчав,
нагнулся, чтобы подобрать его. Он просидел на этом стуле большую часть  дня,
но, может быть, добился с нею небольшого  прогресса,  если  смог  бы  решить
каким-нибудь образом е„ загадку. Набатные колокола.  Гонги,  чтобы  отмечать
время. Бессмыслица какая-то.
   - Я могла бы обдумать,  не  поцеловать  ли  мне  такого  умного  молодого
человека как ты, если  бы  ты  не  принадлежал  другой,  -  прошептала  она,
несомненно, в т„плых тонах. - У тебя такой симпатичный зад.
   Он судорожно распрямился, держась спиной к ней.  Жаркий  румянец  затопил
его лицо, хотя он был уверен, что  она  это  сказала  специально,  чтобы  он
покраснел. Обычно он ухитрялся забыть про то, как он одет,  пока  кто-нибудь
не привлекал к этому внимание. Из-за этого уже была пара-тройка инцидентов в
тавернах. Пока он ещ„ лежал в постели с ногой в лубке и  р„брами,  стянутыми
пластырями и бинтами где только можно, Тайлин спрятала всю его одежду. Он не
нашел куда именно, но, тем не менее, она была  конечно  же  спрятана,  а  не
сожжена. В конце концов, не собиралась же она удерживать его вечно. Вс„, что
осталось его собственным, это шляпа и ч„рная  ш„лковая  косынка,  повязанная
вокруг шеи. И, конечно, серебряный медальон в виде лисьей головы, висящий на
кожаном шнурке под рубашкой.  И  его  ножи;  без  них  он  и  в  самом  деле
чувствовал бы  себя  неуютно.  Когда  же  он,  наконец,  сумел  выползти  из
проклятой кровати, эта проклятая женщина приготовила новую одежду, сделанную
для него, и, сидя, наблюдала, как проклятые швеи обмеривают и подгоняют  эти
вещи под него! Белоснежные кружева на  его  запястьях  скрывали  почти  вс„,
кроме его проклятых рук, и еще  больше  рассыпалось  от  его  шеи  почти  до
полыхающим красным пояса. Тайлин любила кружева на мужчине. Его плащ был  из
сверкающей ткани алого цвета, столь же красной, как и его слишком облегающие
штаны, так же окантованный по краям золотым орнаментом с завитками и  белыми
розами, как и все остальные проклятые вещи. Не говоря уже о  белом  овале  с
зеленым Мечом и Якорем на его левом плече - гербом правящего Дома  Митсобар.
Его кафтан, достаточно голубой даже для Лудильщика, вышитый  красно-золотыми
тайренскими узорами попер„к груди и внизу рукавов, был ему как раз впору. Он
не любил вспоминать, через что был вынужден  пройти,  чтобы  убедить  Тайлин
отказаться от жемчуга, сапфиров и  один  Свет  знает,  чем  ещ„  она  хотела
украсить его одежду. И эти короткие сапоги. Неприлично короткие! Тайлин тоже
нравился его проклятый зад и, похоже, она не возражала, чтобы кто-нибудь ещ„
смотрел на него!
   Завернувшись  в  плащ  -  это,  по  крайней  мере,  было  хоть   каким-то
прикрытием, - он резко взвалил на плечо  длинный  дорожный  посох,  стоявший
наклонно возле двери. Его бок и нога тупо болели, и из-за этой боли он  пока
не мог далеко ходить. - В таком случае, я зайду через два  или  три  дня,  -
сказал он со всем достоинством, которое смог наскрести.
   Алудра тихо засмеялась. Но вс„ же не достаточно тихо, чтобы  он  не  смог
расслышать.  Свет,  женщина  может  сделать  больше  со  своим  смехом,  чем
докер-громила с потоком проклятий! Она это сделала нарочно!
   Хромая, он выбрался из фургона, и с силой захлопнул за собой  дверь,  как
только спустился достаточно низко  по  прикрепл„нным  к  фургону  деревянным
ступенькам. Полуденное небо  было  точно  так  же,  как  и  утром,  серым  и
штормовым, с угрюмыми облаками.  Дул  сильный  порывистый  ветер.  В  Алтаре
никогда не было настоящей зимы, но то, что происходило, было  очень  на  не„
похоже. Вместо снега ветер с моря приносил холодные ледяные дожди и грозы, а
в сочетании с большой влажностью,  заставлял  холод  казаться  ещ„  сильнее.
Земля под вашими ботинками казалась пропитанной водой даже тогда, когда  она
была сухой. Хмурясь, он, хромая, пошел прочь от фургона.
   Женщины! Хотя, конечно, Алудра была красивой. И  она  знала,  как  делать
фейерверки. Мастер  для  литья  колоколов?  Возможно,  он  сможет  разгадать
загадку за короткие два дня. Пока Алудра не начала преследовать его.  Многие
женщины, казалось, в последнее  время  начали  это  делать.  Неужели  Тайлин
что-то изменила в н„м,  разрешив  тем  самым  другим  женщинам  проследовать
проделанным ею путем? Нет! Это же просто смехотворно!  Его  плащ,  пойманный
ветром, ярко развевался позади него, но он был так поглощ„н раздумьями,  что
не обращал на это  внимания.  Пара  стройных  женщин  -  акробаток,  как  он
подумал, - проходя мимо, лукаво ему улыбнулись, на что он тоже  улыбнулся  и
расшаркался. Тайлин не изменила его. Он по-прежнему оставался самим собой.
   Представление Люка было раз в пятьдесят,  а  может  и  того  больше,  чем
описал ему Том, - растянувшаяся  мешанина  палаток  и  фургонов  размером  с
большую деревню. Несмотря на погоду, множество акт„ров упражнялись, куда  бы
он ни посмотрел. Женщина в л„гкой белой блузе  и  в  таких  же  обтягивающих
штанах, как и его собственные, раскачивалась взад и  вперед  на  провисающем
канате, натянутом между двумя высокими шестами, затем вдруг разжала  руки  и
как-то безошибочно зацепилась ногой за канат прежде, чем  полетела  вниз  на
землю. Затем она выгнулась, чтобы  поймать  руками  тот  же  канат,  висящий
теперь у не„ за спиной и начала то  же  упражнение  снова.  Какой-то  парень
неподалеку бежал по верху овального  колеса,  должно  быть  добрых  двадцати
футов  в  длину,  установленного  на  платформе  так,  что  он,  даже  когда
оказывался на вершине овала и был ещ„  выше  над  землей,  чем  та  женщина,
рисковал меньше е„, наверняка сломающей в ближайшее время свою дурацкую шею.
Мэт стал наблюдать за обнаж„нным до пояса человеком, который перекатывал три
отполированных шара по своим рукам и плечам без какой-либо помощи  ладонями.
Это было интересно. Он мог бы и сам так управиться. По крайней мере, те шары
не  оставят  тебя  покалеченным  и  истекающим  кровью.  Он  уже  достаточно
натерпелся, чтобы этого хватило ему на целую жизнь.
   Однако,  на  ч„м  действительно  остановился  его  взгляд,  так  это   на
коновязях. Длинных коновязях, где две дюжины  мужчин,  тепло  одетые  против
холодной погоды, сгребали навоз в тачки.  Сотни  лошадей.  Предположительно,
Люка дал приют какому-то шончанскому дрессировщику животных, и наградой  ему
стало предписание,  подписанное  самой  Верховной  Леди  Сюрот,  позволяющее
сохранить всех принадлежащих ему животных. Мерин Мэта, Типун, был в над„жном
месте, избавленный от каких-либо распоряжений Сюрот,  так  как  находился  в
конюшнях Дворца Таразин, но вывести мерина из тех конюшен  было  невозможно.
Тайлин накинула хороший поводок на его шею, и не  намеревалась  в  ближайшем
будущем позволить ему уйти, когда он захочет. Повернувшись в другую сторону,
он подумал, не использовать ли ему Ванина для  кражи  нескольких  лошадей  с
представления Люка, если договориться с тем не удастся.  По  тому,  что  Мэт
знал о Ванине, такое дело для него окажется не  сложнее  вечерней  прогулки.
Несмотря на тучность, Ванин мог украсть любую лошадь, бывшую на этом  свете,
а потом и ускакать на ней. К несчастью, Мэт  сомневался,  что  сам  смог  бы
просидеть в седле более мили. Впрочем, это было хоть чем-то,  на  что  можно
было рассчитывать. Его отчаяние росло.
   Хромая вперед, он лениво разглядывал упражняющихся акробатов и  жонгл„ров
и удивленно задавался вопросом, как же он оказался в таком положении.  Кровь
и пепел! Он же та'верен! Предполагалось, что мир формируется вокруг него! Но
он здесь, застрявший в Эбу Дар, домашнее животное и  игрушка  Тайлин  -  эта
женщина даже  не  позволила  ему  полностью  вылечиться,  прежде  чем  опять
прыгнуть на него, словно утка на жучка! - несмотря на то, что могла  выбрать
любого другого для такого приятного времяпровождения. Эх, теми женщинами  из
Родни, лижущими е„ пятки, Найнив сейчас, наверное,  помыкала,  как  и  любым
человеком в поле е„ зрения. Как только Эгвейн  пойм„т,  что  тот  абсолютный
бред безумных Айз Седай,  назвавших  е„  Амерлин,  действительно  неразумен,
Талманес и отряд Красной Руки будут готовы помочь ей  тайно  сбежать.  Свет,
Илэйн, насколько он е„ знал, уже сейчас могла носить Корону Роз!  А  Ранд  и
Перрин вероятно развалились возле огня в каком-нибудь дворце, лакая  вино  и
обмениваясь шуточками.
   Он скорчил гримасу и пот„р лоб в полуобморочном состоянии, когда  у  него
замельтешили разноцветные пятна перед глазами.  Это  случалось  в  последнее
время всякий раз, стоило ему подумать о  Ранде  или  Перрине.  Он  не  знал,
почему, да и не хотел этого знать. Он желал только, чтобы это  прекратилось.
Если бы только он  сумел  убраться  из  Эбу  Дар.  С  секретом  изготовления
фейерверка, конечно, но желание узнать его до  побега  ослабевало  с  каждым
дн„м.
   Том и Беслан были вс„ ещ„ там, где он их оставил,  пьющие  с  Люка  перед
принадлежащим ему же искусно украшенным фургоном, но он присоединился к  ним
не сразу. Почему-то Люка испытывал беспричинную неприязнь  к  Мэту  Коутону.
Мэт платил ему той же монетой, но уже с причиной. У Люка было  ограниченное,
самодовольное лицо, ухмылявшееся вслед любой женщине в поле  его  зрения.  И
он, казалось, думал, что любая женщина в мире получала  удовольствие,  глядя
на него. Свет, и этот человек был женат!
   Растянувшись на позолоченном стуле, который он,  должно  быть,  украл  из
дворца, Люка смеялся и делал экспансивные, подходящие разве что лорду жесты,
обращ„нные к Тому и Беслану, сидящим на  скамьях  с  двух  сторон  от  него.
Золотые зв„зды и кометы покрывали блестящий  красный  кафтан  и  плащ  Люка.
Лудильщик покраснел бы! А его фургон заставил бы Лудильщика плакать! Намного
больше,  чем  рабочий  фургон  Алудры,  он,  казалось,   был   лакированным!
Повторяющиеся фазы луны, сделанные из серебра, опоясывали все четыре стороны
фургона,  а  золотые  зв„зды  и  кометы  всевозможных   размеров   покрывали
оставшуюся часть  красно-синей  поверхности.  В  таком  окружении  Беслан  в
кафтане и плаще с вышивкой в виде стремительно летящих  вниз  птиц  выглядел
почти обычно. Том, смахивающий вино со своих  длинных  белых  усов,  казался
невзрачным в простом т„мно-бронзовом шерстяном плаще.
   Ещ„ один человек, который  должен  был  быть  там  же,  отсутствовал,  но
быстрый взгляд вокруг наш„л группу женщин у  фургона  поблизости.  Они  были
возрастом от девушек его лет до женщин с сединой в волосах, но каждая из них
хихикала над тем, что они окружили. Вздохнув, Мэт направился к ним.
   - О, я никак не могу решить, - раздался пронзительный мальчишеский  голос
из центра круга женщин. - Когда я смотрю на вас, Мэриси,  ваши  глаза  самые
прелестные, какие я когда-либо видел. Но когда я  погляжу  на  вас,  Найлин,
ваши кажутся ещ„ прекрасней. Ваши губы  -  зрелые  вишни,  Джиллин,  а  ваши
заставляют меня хотеть поцеловать их, Адрия. Ваша шея, Джамейн, изящная, как
у лебедя...
   Проглотив  проклятие,  Мэт  ускорил  шаг  настолько,  насколько  мог,  и,
проталкиваясь между женщинами, бормотал извинения направо  и  налево.  Олвер
стоял в середине их круга, невысокий бледный мальчик, и ухмылялся  то  одной
женщине, то другой. Такой улыбки до ушей могло быть достаточно, чтобы  любая
из них могла бы решить оторвать ему уши в любое мгновение.
   - Пожалуйста, простите его, - бормотал Мэт, беря руку мальчика. -  Пошли,
Олвер, мы должны вернуться в город. Перестань размахивать плащом. Он в самом
деле не имеет представления, о ч„м говорит. Я не  знаю,  где  он  нахватался
таких слов.
   К счастью, женщины смеялись и ерошили волосы Олвера,  пока  Мэт  в„л  его
прочь. Некоторые шептали, что он приятный  мальчик,  подумать  только!  Одна
даже скользнула рукой под плащ Мэта и ущипнула его пониже спины. Женщины!
   Вырвавшись из окружения, он хмуро глядел на мальчика, счастливо шагающего
впер„д сбоку от него. Олвер вырос, с тех пор как Мэт впервые  встретил  его,
но был вс„ ещ„ невысоким для  своих  лет.  Лопоухий,  с  огромным  ртом,  он
никогда  не  станет  красивым.  -  Ты  мог  бы  втравить  себя  в  серьезные
неприятности, говоря так с женщинами, - сказал  ему  Мэт.  -  Женщины  любят
людей скромных и благовоспитанных. И сдержанных.  Сдержанных,  и,  возможно,
немного застенчивых. Развивай эти качества, и ты преуспеешь.
   Олвер бросил на него изумл„нный, недоверчивый взгляд, и Мэт вздохнул.  За
парнем приглядывала целая компания "дядюшек" и каждый, кроме Мэта,  оказывал
на него плохое влияние.
   Тома и  Беслана  было  достаточно,  чтобы  восстановить  ухмылку  Олвера.
Высвободив руку, он, смеясь, побежал впер„д к ним