пятками.  Ладонь
его  на  рукояти  кинжала  резко  разжалась  и,  дергаясь,  будто  от  боли,
отделилась  от  страшного  оружия;  ее  оттягивало,   преодолевая   яростное
сопротивление, от рукояти. Вот вздернулись  губы  Мэта,  обнажая  его  зубы,
послышалось рычание, и лицо юноши исказила гримаса боли, а дыхание  его  все
гуще смешивалось с хрипом и рыком.
   - Они убивают его! - прошептала Эгвейн. - Амерлин лишает Мэта  жизни!  Мы
должны что-то сделать!
   - Но если мы остановим их, - ответила ей Найнив так  же  едва  слышно,  -
если  мы  сумеем  их  остановить,  он  погибнет!  Не  думаю,  что  с   моими
способностями можно справиться хотя бы с половиной собранной ими всеми Силы!
-  Она  помедлила  немного,  словно  осознавая  с  опозданием  смысл   своих
собственных слов: Найнив признала, что готова направить половину  той  мощи,
которую сдерживали с помощью  са'ангриала  десять  полноправных  Айз  Седай.
Затем голос Найнив прозвучал еще тише: - Помоги мне Свет, как  бы  мне  того
хотелось!
   Молодая женщина замолчала. Что означали ее слова? Желала  ли  она  помочь
Мэту или желала направить столь мощный поток Силы? Эгвейн  и  в  самой  себе
ощущала подобные стремления, они будоражили  ее,  точно  песня,  подгоняющая
девушку к танцу.
   - Мы обязаны им доверять, - сдержанным шепотом промолвила Найнив. -  Иным
способом спасти Мэта невозможно.
   Внезапно Мат прокричал во весь голос:
   - Муаддрин тиа дар алленде. кабадрин родим! - Изогнувшись дугой и воюя  с
некоей неведомой напастью, не размыкая  сжатых  век,  Мэт  гремящим  голосом
выбрасывал вверх отчетливо: - Лос Валдар Кьюбияри! Лос! Карай  ан  Калдазар!
Ал Калдазар!
   Эгвейн свела брови. В годы  своего  обучения  она  узнала  достаточно  из
Древнего  Наречия,  хоть  сейчас  поняла  всего  несколько  слов.  Карай  ан
Калдазар! Ал Калдазар! То есть - "За честь Красного Орла! За Красного Орла!"
Древние боевые кличи Манетерен, страны, исчезнувшей  в  пламени  Троллоковых
Войн. Той страны, что была некогда там, где ныне Двуречье. Вот  и  все,  что
она знала; но на миг ей показалось, будто и  остальное  ей  понятно:  словно
смысл сих слов только-только ускользнул, ей нужно лишь повернуть  голову,  и
все сразу станет понятным.
   С неистовым треском лопающейся  крепкой  кожи  кинжал  в  золотых  ножнах
сорвался с пояса Мэта, поднялся и повис в футе над  борющимся  телом  юноши.
Рубин сиял, разбрасывая вокруг себя рубиновые пурпурные искры, словно  желал
преградить Мэту путь к Исцелению.
   Глаза Мэта открылись, он посмотрел на стоявших вокруг него женщин.
   - Миа айенде, Айз Седай! Кабаллейн мизайн  йе!  Инде  муагде.  Айз  Седай
мизайн йе! Миа айенде! - Из груди его вырвался стон ярости, он все  нарастал
и нарастал до тех пор, пока Эгвейн не удивилась: как же у  Мэта  сохранилось
столь мощное дыхание, несущее этот рев?
   Анайя поспешно наклонилась, взяла стоявший под столом металлический  ящик
темного цвета и с трудом, будто его тяжесть оттягивала ей  руки,  установила
его на столе. Когда она разместила ящик рядом с Мэтом и открыла  крышку,  то
взорам предстало узкое пространство, стиснутое  меж  его  стенками  толщиной
дюйма в два. И вновь наклонилась Анайя, достав щипцы, похожие на  те,  какие
домовитая хозяйка могла бы использовать в кухонном и кулинарном искусстве, и
схватила их зубцами плавающий в воздухе кинжал столь осторожно и  аккуратно,
будто управлялась с ядовитой змеей.
   Крик Мэта перерос в неистово бешеный  вой.  Ярко  горел  рубин,  рассыпая
вокруг искры кровавого света.
   Айз Седай сунула кинжал в ящик и захлопнула над ним крышку,  одновременно
с металлическим щелчком испустив громкий вздох.
   - Ну и отвратительная штуковина! - заметила Анайя.
   В миг, когда был упрятан в ящик кинжал, вой Мэта оборвался, и  юноша  без
сил пал на стол, точно мускулы его и кости обратились в текучую воду.  Через
секунду свечение, окружавшее всех Айз Седай и стол  между  ними,  исчезло  с
легким мерцанием.
   - Все! - хрипло выдохнула Амерлин. -  Кончено!  Хорошо  видно  было,  как
осунулись лица некоторых Айз Седай, как над бровями их выступил  пот.  Анайя
вытащила из рукава простенький носовой платочек из льна и попросту утерла им
свое лицо. Холодноглазая  Белая,  стараясь,  чтобы  никто  не  видел  этого,
провела по своим щекам кружевным платком из Лугарда.
   - Невероятно! - проговорила Верин. - Чтобы в ком-то столь жарко билась  в
наши дни Древняя Кровь!
   - Но отчего он так кричал, мать? - спросила Илэйн,  но  тут  же  добавила
поспешно: - Если мне позволено будет спросить?
   - Он командовал воинами! -  Амерлин  взглянула  на  лежащего  больного  с
легким недоумением. С тех пор как силы оставили его, Мэт  лежал  неподвижно,
но Эгвейн  показалось,  будто  дыхание  его  уже  стало  глубже,  грудь  его
поднимается более ритмично. - Командовал в битве, происшедшей, я бы сказала,
две тысячи лет тому назад. Возвращается Древняя Кровь!
   - Не все его слова касались битвы! - промолвила Найнив. - Я  слышала,  он
произнес слова - Айз Седай. Битва тут ни при чем. - И запоздало добавила:  -
Мать.
   Какое-то время казалось, что Амерлин размышляла,  возможно,  о  том,  как
ответить  девушке,  либо,  возможно,  о  том,  стоит   ли   вообще   с   ней
разговаривать.
   - У него, я полагаю, - наконец сказала она, - на какое-то время прошлое и
настоящее смешались воедино. Он был в прошлом, но оставался здесь,  и  знал,
кто с ним рядом. Поэтому он  приказывал  нам  отпустить  его.  -  Она  снова
немного помедлила. - "Я - свободный человек, Айз Седай. А не добыча для  Айз
Седай!" Вот что говорил он.
   Лиане громко фыркнула, а иные из Айз Седай забормотали  что-то  гневно  и
полуслышно.
   - Но, мать, - произнесла Эгвейн, - не мог же он вкладывать в  свои  слова
такой смысл! Мантерен была союзником Тар Валона.
   - Дитя мое! - промолвила Амерлин. - Мантерен и  Тар  Валон  действительно
были союзниками, но кто может постигнуть сердце  мужчины?  Он  и  сам-то  не
может этого, я полагаю. Мужчина такое создание, что взять его на  поводок  -
проще простого, а вот удержать на привязи - труднее не бывает.  Даже  тогда,
когда он сам желает быть всю жизнь на цепи.
   - Уже поздно, мать, - сказала Шириам. - Повара, наверное,  уже  заждались
своих помощниц.
   - Но скажите, мать, - спросила Эгвейн озабоченно, - можем ли мы ухаживать
за Мэтом? Если ему и впрямь грозит смерть...
   Взгляд Амерлин был спокойным, лицо ее не выражало ничего.
   - У вас масса дел, дитя мое! - сказала она. Нет, не выскабливание  котлов
имела она в виду! Уж в этом-то Эгвейн была уверена абсолютно.
   - Да, мать! Как прикажете! - Она сделала реверанс, и  юбки  ее  коснулись
юбок Илэйн и Найнив, также опустившихся в реверансе. Эгвейн в последний  раз
взглянула на Мата и двинулась вслед за Шириам, выходившей  из  комнаты.  Мэт
все так же лежал без движения.

Глава 19
ПРОБУЖДЕНИЕ

   Медленно  открыв  глаза,  Мэт  уставился  недвижным  взором  на  потолок,
выбеленный недавней штукатуркой, не понимая, где он находится и как его сюда
занесло. Потолок был обрамлен  хитро  сплетенным  бордюром  из  позолоченной
листвы, а матрас под молодым человекам, упругий и мягкий, был  битком  набит
пухом. В богатый, стало быть, дом ты угодил, Мэт. Водятся, видно,  у  хозяев
деньжата. Но все эти вопросы - где я  да  как  сюда  залетел  -  не  надолго
задерживались в сознании Мэта, как и другие мысли.
   Он видел сны, и теперь в голове его метались клочки этих снов  вперемежку
с воспоминаниями. Он не мог отделить одно от другого. Немыслимые полеты  над
землей, неистовый гром сражений, странный  народ,  явившийся  из-за  океана.
Пути и Портальные Камни, обрывки иных жизней, создания и  предметы  прямиком
из сказаний менестрелей - все это наверняка сны. По крайней  мере,  так  ему
казалось. Но не был же его вымыслом Лойал, а он-то ведь -  огир!  Причудливо
сплетались перед внутренним слухом Мэта  и  кружили  в  голове  обрывки  его
разговоров с отцом, с друзьями, с Морейн, он видел красивую  женщину,  видел
капитана-корабельщика и того прилично одетого господина, который по-отечески
беседовал  с  Мэтом,  предлагая  здравые  советы.  Вот  это   представлялось
реальным. Но  все  рассыпалось  на  клочки  и  фрагменты.  Все  беспорядочно
кружилось и перемешивалось.
   - Муаддрин тиа дар алленде кабадрин родим, -  бормотал  Мат.  Слова  были
всего лишь набором звуков, однако меж ними сверкало нечто.
   Внизу, прямо под ним, на милю или больше по  обе  стороны,  выстраивались
плотные шеренги копьеносцев, там и тут виднелись вымпелы и знамена больших и
малых городов и меньших Домов. Слева фланг его войска защищала река,  справа
- болота и топи. С вершины холма он следил за  копьеносцами,  вступившими  в
бой с неисчислимым  полчищем  троллоков,  пытающихся  пробить  фронт.  Копья
пронзали черные кольчуги троллоков, но их секиры, точно  косы  выкашивали  в
рядах людей окрашенные кровью прокосы. Воздух наполняли крики и пронзал рев.
Над головой, посреди безоблачных небес, нещадно пылало солнце, и над  рядами
ратоборцев поднималось мерцание жары. Вражеские  стрелы  падали  дождем,  не
переставая ранить и поражать насмерть не только людей, но  и  троллоков.  Он
отозвал своих лучников, но Повелители Ужаса не обратили  внимания  на  новый
маневр,  стремясь  прорвать  линию  вражеской  обороны.  Позади,  за  горным
хребтом, ждала его  приказа  Ближняя  Гвардия,  и  кони  бойцов  нетерпеливо
переминались. В блеске сияющего дня броня на латниках  и  сталь,  защищающая
коней, посверкивали серебром. Ни люди, ни боевые кони  уже  не  могли  более
переносить ужасную духоту.
   Они должны победить или умереть! Он был  известен  как  отчаянный  игрок.
Теперь самое время бросить кости. Вскочив в седло, он отдал приказ  голосом,
перекрывающим рев всеобщею неистовства:
   - Пехотинцы! Пропустить кавалерию!
   Знаменосец скакал рядом, над головой  его  билось  и  трепетало  знамя  с
изображением. Красного Орла,  а  команда  войскам  предавалась  копьеносцами
вверх и вниз по линии.
   Внизу,  у  подножия  холма,  внезапно  изменили  свой  строй  копьеносцы:
выступая  ровными  рядами,  четко  исполняя  распоряжения  командиров,   они
перестраивались в узкие колонны, оставляя между отрядами широкие проходы.  В
сии намеренные интервалы стали потоками вливаться троллоки. издавая звериное
рычание, образуя массу, схожую с черным и воспаленным приливом смерти.
   Обнажив свой меч. он поднял его высоко над головой:
   - Ближняя Гвардия, вперед!
   Он вонзил каблуки в бока своего коня.  и  конь  полетел  вниз  по  склону
холма. Вслед за ним загремела копытами лихая конница. "Вперед! Вперед!.." Он
первым врубился в троллоков. Меч его мерно поднимался и падал, а  знаменосец
ни на шаг  не  отставал  от  военачальника.  "За  честь  Красного  Орла!"  -
раздавалось вокруг. Воины Ближней Гвардии хлынули  в  проходы  меж  отрядами
копьеносцев, сметая натиск троллоков и  отбрасывая  врагов  назад.  "Красный
Орел!" Рычали на  него  получеловеческие  лица,  причудливо  изогнутые  мечи
стремились достать его,  но  он  прорубался  все  глубже.  Победить  -  либо
погибнуть! "Манетерен!"
   Мэт поднес ко лбу дрожащую руку.
   - Лос Валдар Кьюбияри! - пробормотал он. Юноша был почти уверен: он знает
смысл этих слов! "Вперед, Ближняя Гвардия!" Или, быть может,  так:  "Ближняя
Гвардия - в атаку!" Несколько слов на Древнем Наречии, переведенные для него
Морейн, составляли все его знание старого  языка.  Остальные  же  слова  Мэт
понимал не лучше сорочьей трескотни.
   - Я схожу с ума! - грубо оборвал он сам себя. - Сдается мне, никакой  это
не Древний Язык! Тарабарщину какую-то бормочу... Та Айз Седай - сумасшедшая.
Это был всего-навсего сон...
   Айз Седай. Морейн. Он внезапно заметил свои руки и  увидел,  сколь  тонки
его запястья и какими костлявыми стали пальцы рук. Он был болен. Болезнь его
была как-то  связана  с  кинжалом.  Да-да,  кинжал  с  рукоятью,  украшенной
рубином, и город, давно  уже  мертвый,  запятнанный  злом,  именуемый  Шадар
Логот. Но все сознаваемое оставалось для  Мэта  туманным,  отдаленным  и  не
имело никакого реального смысла, хотя он и знал,  что  мыслит  не  о  сонных
видениях, о жизни. В Тар Валон, где  собирались  его  Исцелить,  Мэта  везли
Эгвейн и Найнив, он хорошо помнил их лица.
   Мэт попытался привстать на кровати, но тут же упал: он  был  слаб,  точно
едва  родившийся  ягненок.  Однако  он  с  большим  трудом  все-таки   сумел
подтянуться вверх и отбросить единственное укрывавшее его шерстяное  одеяло.
Одежда молодого человека куда-то исчезла, но не  лежит  ли  она  в  платяном
шкафу, украшенном тонкой резьбою с лозами винограда, - он стоит у стены. Мэт
уже как будто не беспокоился об одежде. Собрав все силы, он встал  на  ноги,
просеменил, пошатываясь, по узорчатому ковру, спеша ухватиться за  кресло  с
высокой спинкой, и принялся перебираться от стула к  столу  с  позолоченными
завитками на ножках и по краям столешницы.
   Комнату ярко освещали свечи из пчелиного воска, по  четыре  в  каждом  из
высоких подсвечников, отражаясь в небольших зеркалах позади  них.  На  стене
висело  зеркало  побольше,   укрепленное   над   бесподобно   отполированным
умывальником,  оно  отбрасывало  Мэту  в  лицо  собственное  его  отражение:
исхудавший - вернее, истощенный -  старец  со  впалыми  щеками  и  мрачными,
ввалившимися глазами, волосы его свалялись, они слиплись от пота. Сам же  он
согбен временем и стелется, точно травы пастбища, клонящиеся  под  ветерком.
Мэт заставил себя выпрямиться, но это не исправило положения.
   На столе, прямо у себя перед носом, он обнаружил накрытый поднос и уловил
запах пищи. Сдернув с подноса  салфетку,  Мэт  узрел  два  высоких  кувшина,
сработанных из серебра, и несколько блюд тончайшего  зеленого  фарфора.  Ему
приходилось слышать, будто торговцы из Морского Народа  за  подобный  фарфор
требуют платы серебром, причем равного весу с фарфором. Мэт  ожидал  увидеть
среди яств крепкий бульон и сладкие хлебцы, обычно  предлагаемые  инвалидам.
Вместо пищи больных на одной из тарелок  красовалась  горка  толстых  ломтей
жареной говядины, сдобренных душистой горчицей и хреном.  На  других  блюдах
лоснился жареный картофель, дымилась сладкая фасоль с луком,  соблазнительно
раскинулась капуста и маслянисто поблескивал  горох.  Рядышком  подразнивали
обоняние разносолы и ломоть золотистого сыра. Громоздились щедро  нарезанные
куски хлеба с румяной корочкой и блюдо сливочного масла.  Один  из  кувшинов
был наполнен молоком, охлажденным так крепко, что  капли  влаги  стекали  по
серебру, из другого сосуда исходил  манящий  аромат  пикантного  глинтвейна.
Наесться досыта за таким подносом могли бы четыре великана, не менее.  Живот
у Мэта заурчал вожделенно, а рот наполнился слюной.
   Но сначала следовало  бы  узнать,  где  я  нахожусь!  Однако  прежде  чем
оттолкнуть  себя  от   стола   и   направиться   к   трем   высоким   окнам,
выздоравливающий воин и победитель яств скрутил трубочкой ломтик говядины  и
макнул его в горчицу.
   Окна были прикрыты деревянными ставнями, украшенными резьбой,  но  сквозь
кружевные узоры Мэт увидел: за окнами стояла ночь. Свет других окон  точками
блестел в  темноте.  На  мгновение  Мэт  тяжело  оперся  на  белый  каменный
подоконник, но тут же взял себя в руки и начал размышлять.
   Как говаривал отец Мэта, стоит только пораскинуть мозгами, и самую худшую
напасть, на тебя свалившуюся, можно повернуть к своей  выгоде,  а  уж  Абелл
Коутон был, вне всяких сомнений, самым удачливым торговцем лошадьми  на  все
Двуречье. Когда порой представлялось, будто удача отвернулась от отца  Мэта,
то всегда оказывалось, что его конкуренты дружно садились в грязную лужу. Не
то чтобы  Абелл  Коутон  совершал  нечто  бесчестное,  но  провести  его  не
доводилось даже типам из Таренского Перевоза, а ведь всякому  известно:  эти
торгаши и пройдохи своего не упустят, на ходу подметки срежут. А все потому,
что Абелл Коутон старался обдумывать  всякое  дело  со  всех  сторон,  какие
только у него можно было узреть.
   Тар Валон. Должно быть, это - Тар Валон. Комната сия принадлежит к  числу
дворцовых покоев. Вот ковер с цветочными узорами, явно доманийский, а  стало
быть, один лишь этот ковер стоит столько же, сколько какая-нибудь порядочная
ферма. Более того, Мэт уже не считал себя больным и не вспоминал о причинах,
приведших его в Тар Валон, где он только  и  мог  исцелиться.  По-настоящему
больным он не ощущал себя никогда, даже и тогда, когда Верин - это имя вдруг
выплыло из тумана у него в голове - говорила кому-то, кто стоял рядом с ним,
что Мэт  умирает.  Сейчас  он  чувствовал  себя  слабым,  точно  ребенок,  и
голодным, как истосковавшийся по пище волк, но при этом  почему-то  Мэт  был
уверен: его Исцеление уже произведено. Я чувствую себя целым  и  невредимым,
как никогда. Значит,  я  Исцелен!  И  он  скорчил  гримасу,  повернувшись  к
закрытым ставням, будто они были живыми стражами.
   Исцелен! Сей факт означал, что над ним поколдовали с помощью Единой Силы.
Едва он вспомнил, что означает на самом деле это обстоятельство,  тело  Мэта
покрыла гусиная кожа. Впрочем, он знал заранее, как с ним поступят.
   - И все же так куда лучше, чем помереть,  -  пробормотал  он.  И  тут  на
память вернулись кое-какие истории про Айз Седай, слышанные когда-то.  -  Уж
лучше это, чем смерть. Даже Найнив боялась, как бы я в самом деле  не  умер.
Как бы то ни было, а дело сделано, значит, размышлять о  происшедшем  теперь
бесполезно.
   И тут Мэт сообразил, что успел слопать кусок говядины, а теперь слизывает
с пальцев сок.
   Обратно к столу он прошествовал довольно нетвердой походкой.  Под  столом
отыскалась табуретка, он вытащил ее и уселся. Не утруждая себя поисками ножа
и вилки, он снова  закрутил  кусочек  говядины  трубочкой.  Итак,  каким  же
образом все-таки обернуть пребывание в Тар Валоне - В самой Белой  Башне!  -
себе на пользу?
   Тар Валон... Иначе говоря, Айз  Седай.  Отсюда  вывод:  оставаться  здесь
лишний час - резону нет! Даже  наоборот!  Он  достаточно  времени  провел  с
Морейн, а затем в обществе Верин,  продолжать  подобное  времяпрепровождение
смысла нет! Он, впрочем,  не  помнил,  чтобы  кто-то  из  упомянутых  женщин
вытворял что-либо ужасное, но проведенное в их обществе время им по  большей
части забылось. Во всяком случае, на какое бы дело ни пускались  Айз  Седай,
действовали они всегда лишь в своих собственных интересах, у них всегда были
свои причины.
   - А они-то вовсе не те причины, каковыми их считаешь ты, - прошамкал Мат,
набив рот картошкой, потом проглотил, - Айз Седай никогда  не  лгут,  но  та
правда, которую говорит Айз Седай, не всегда  является  той  правдой,  какой
правда кажется тебе! Я никогда не должен забывать: надеяться на них  даже  в
тот  миг,  когда  ты  будто  бы  знаешь  их  намерения,  нельзя!  -   Данное
умозаключение назвать утешительным для себя Мэт  не  мог.  И  он  набил  рот
промасленным горохом.
   Размышления об Айз Седай заставили Мэта поподробнее вспомнить то, что  он
о них знал. Итак, семь Айя: Голубая, Красная, Коричневая,  Зеленая,  Желтая,
Белая и Серая. Худшими среди всех были Красные Айя.  За  исключением  Черных
Айя, которых, как они все твердят, вообще не существует. Но для Мэта Красные
Айя представлять угрозу не должны. Они интересовались лишь  теми  мужчинами,
которые умеют направлять Силу.
   Но Ранд! Как же я мог забыть о нем, да спалит меня Свет! Где  он  сейчас?
Не случилось ли с ним чего-то ужасного? Мэт вздохнул, опечаленный, и намазал
масло на хлеб, до сих пор еще теплый. И все же хотелось бы знать, успел Ранд
сойти с ума или еще нет?
   Но даже если бы на все свои вопросы Мэт знал ответы, помочь сейчас  Ранду
он ничем не мог. Да и не знал Мэт, захотел бы он оказать Ранду помощь,  если
бы имел такую возможность, или не захотел бы. Ранд способен был  направлят