овался Чиун.
     Даже его терпению может настать конец, а Смит так долго тянул, никак не
решаясь  встать на  правильный  путь,  который  приведет  к признанию его  в
качестве истинного императора своей страны.
     --  Слава  вам,  о всемилостивый  император!  Ваш  слуга  покорно  ждет
приказаний, как прославить ваше имя, -- сказал Чиун в трубку.
     -- В  какой  форме Римо? Он может справиться с заданием  и добраться до
тех людей, заняться которыми я ему поручил?
     --   Он   находится  в  гармонии  с  ветрами   пространства,   о   ваше
всемилостивейшее величество!
     --  Несколько дней назад  вы сказали, что он не полностью соответствует
тому, что вы бы считали должной формой. Он поправился?
     -- Ваш голос способен излечить любой недостаток.
     -- Значит, я  могу  рассчитывать, что он справится без вашей помощи? --
спросил Смит.
     -- Он  не  может делать то, что может Мастер Синанджу, но все остальное
ему по силам. Он способен сделать все, что вам может понадобиться.
     -- Хорошо. Позовите Римо.
     Чиун передал трубку Римо и, сияя, сообщил радостную весть:
     --  Император  оправился  от  душевной  болезни. И  тут  Римо понял все
наверняка. По той или иной причине президенту предстояло умереть.
     -- То, зачем вы вызываете Чиуна, решено окончательно и бесповоротно?
     --  Нет.   Совершенно  не  окончательно.   Ничего  еще  не  решено.  Мы
столкнулись  с  чем-то  значительно  более  трудным,  чем  все,  с  чем  нам
приходилось  иметь  дело раньше. Я  полагаю, что за всем  этим стоят супруги
Доломо. Это нечто, что заставляет свидетелей все  забывать, Они в самом деле
все забывают.
     -- Значит, дело не в том, что я что-то упустил?
     --  Нет. Есть  некое вещество, которое вызывает  что-то вроде  амнезии.
Люди  деградируют  под  его  воздействием. Я  полагаю,  это  вещество  может
проникать  в организм через  кожу.  Само по себе явление  науке  известно. Я
хочу,  чтобы  вы добыли это вещество у  Доломо.  Я уверен, что за  всем этим
кроются эти мелкие мошенники.
     -- Что мне надо сделать, когда я его раздобуду?
     -- Будьте с ним осторожны. Избегайте возможного контакта.
     -- Для  меня и  для  Чиуна  это  не проблема.  До  нас ничто  не  может
дотронуться, если мы этого не хотим, -- заявил Римо.
     -- Это хорошо, -- сказал Смит. Римо повесил трубку. Чиун сиял.
     --  Что  ж, не  могу сказать, что  желаю  тебе  успеха,  потому что  я,
кажется, знаю, что тебе предстоит сделать.
     -- Наконец-то Смит готов сделать верный  шаг и нанести удар императору.
Должен признаться, Римо, что я его недооценивал. Я думал, он сумасшедший.
     -- Тебе придется проникнуть  в  Белый  Дом очень тихо и незаметно.  Без
всяких фанфар, через особый вход.
     -- Меня никто  не заметит, как  если бы я  уже  прокрался туда  вчера в
полночь. Не  смотри так  мрачно.  Не смотри так печально.  Мы  поможем Смиту
править во  всем сиянии его славы. Или, если окажется, что он и в самом деле
сумасшедший,  как я и  думал, то мы  поможем его  преемнику  править во всем
сиянии славы.
     -- Мне казалось, Синанджу никогда не предает своих хозяев.
     --  Никто  и  никогда  не  жаловался  на  то,  как  мы  исполняем  свои
обязанности.
     --  Просто  в  живых  не  оставалось никого,  кто мог бы  пожаловаться,
папочка. История -- это сплошная ложь.
     --  Человек без истории -- не человек. История  не  обязательно  должна
состоять из одной правды. Вот увидишь. Я окажусь прав, как и всегда.
     Римо не  стал  говорить Чиуну, что после того, как он убьет президента,
Смит не  займет  его место,  а покончит с  собой. И тогда им обоим  придется
покинуть страну. Да  и Чиун кое о  чем не счел нужным говорить ни  Смиту, ни
Римо. А именно о том, что единственное, что Римо еще  не успел восстановить,
это способность контролировать поверхность своей кожи.
        "Глава десятая"
     Беатрис  взяла на себя  заботы по упаковке вещей. Это означало, что она
орала  на.  всех, кто хоть  что-нибудь  реально  делал.  Рубин, несмотря  на
постоянные  наскоки со стороны Беатрис, все же не  забыл  взять с собой  две
вещи, которые им были насущно необходимы для продолжения борьбы за свободу.
     Три чемодана  денег и формулу препарата. Потом он созвал своих Воителей
Зора. Они собрались  в подвальном  помещении  замка.  В подвале  было темно.
Поэтому воители не могли видеть страдающего одышкой  поглотителя таблеток, а
лишь могли слышать могучий голос своего духовного владыки:
     -- Воители  Зора! Ваши  руководители,  по стратегическим  соображениям,
отступают. Но знайте одно. Силы добра никогда не будут побеждены. Вы никогда
не будете побеждены.  Мы победим и дадим миру новый день, новый  век", новый
порядок. Да пребудут с вами силы Вселенной -- с вами и с вашими потомками, и
ныне и присно. Аларкин поет вам славу.
     --  Аларкин? --  переспросил  страховой агент,  вступивший  в "Братство
Сильных" для того, чтобы избавиться, от головных болей.
     -- Глава семнадцатая "Возвращения дромоидов с Аларкина".
     -- Я такое дерьмо не читаю.
     -- А эта  книга могла бы вселить в вас новое мужество, -- сказал Рубин.
--  Готовьтесь  к моему  возвращению. Будьте готовы  к тому, чтобы  услышать
весть от нас из нашего нового  дома,  безопасного  места, более  приемлемого
места,  где  свет  истины  пользуется любовью  и почитанием,  а  не вызывает
противодействие. Где достоинство в почете, и  добрые люди смиренно  склоняют
голову  перед  своими  богами,  а  те  пребывают  в  состоянии  безмятежного
спокойствия.
     -- С планеты Аларкин? -- поинтересовалась какая-то женщина.
     -- Нет, скорее с Багамских  островов, -- ответил  Рубин. -- Идите, и да
будет благословен ваш дух в самой его сути.
     Покончив с  этим,  он  свернул в  узел белье Беатрис, сложил ее любимые
блузки, упаковал  туфли, ботинки на высоких каблуках и шлепанцы в  несколько
слоев оберточной бумаги, а потом созвал пресс-конференцию.
     Поскольку Кэти Боуэн с ними  не  было,  то на пресс-конференцию  пришла
всего  одна  корреспондентка  местной  еженедельной  газеты.  У  Рубина  для
пресс-конференции был особый зал.
     Корреспондентка одиноко сидела в двадцатом ряду.
     -- Можете сесть поближе, -- предложил ей Рубин.
     -- Я в первых рядах себя неуютно чувствую, -- ответила корреспондентка.
     --  Где  бы вы ни сели, вы все равно  сидите в первом ряду. Кроме  вас,
никого нет.
     --  Я  останусь здесь, --  решила  корреспондентка. Это была тихая, как
мышка, девушка  в  огромных  очках.  Интересно, подумал  Рубин,  а нельзя ли
вылечить  зрение  путем  внушения человеку  антимышиных  эмоций? Надо  будет
внести  этот элемент в программу  учебных  курсов  "Братства  Сильных".  Как
человек думает, так он и видит, подумал  Рубин. Хороший получится  курс. Его
можно будет продавать по цене ста пар очков и  при этом  убеждать  клиентов,
что  с  этим курсом  очки  им  не  понадобятся  никогда,  если  его  усвоить
правильно. Со зрением можно  проделать так много. Но когда он зачитывал свое
заявление, то думал совсем о другом.
     --   Это  послание   адресовано  всему   миру.   Оно  касается  свободы
вероисповедания.  Сегодня  нам  противостоят  пращи  и стрелы  тоталитарного
правительства. Люди, будьте бдительны! Сегодня "Братство Сильных", принесшее
в мир столько любви  и свободы,  само подвергается преследованиям. А почему,
зададите вы вопрос! -- возвысил голос Рубин и продолжал:
     --  Потому  что  мы  излечиваем  бессонницу,   лишая  фармакологические
компании их сверхприбылей. Потому что мы можем  сделать  людей  счастливыми,
дать  им чувство безопасности  и  при  этом  не  набивать  деньгами  карманы
официально практикующих психиатров. Потому  что мы можем помочь  людям и тем
самым уменьшить дань,  которую они  платят правительству.  Сегодня это самое
правительство  пытается  задавить людей,  вновь обретающих свое  собственное
"я". Правительство утверждает, что это мошенничество. Что оно  скажет завтра
о  святой мессе?  Могут ли католики  доказать, что святое  причастие это и в
самом  деле плоть и кровь Христа? Могут ли иудеи доказать, что  их Пасха и в
самом деле знаменует собой годовщину  исхода из Египта? Могут ли протестанты
доказать, что наложение рук и в  самом деле лечит? Да, нас привлекают к суду
за  то,  что  мы  предложили лекарство  от  головной боли,  от несчастья, от
депрессии, от  жизни, лишенной  любви, а вскоре предложим  еще и столь долго
ожидаемое средство, как видеть глазами, а не очками.
     Произнося  эту последнюю фразу.  Рубин оторвал глаза от текста. Он  это
только сейчас придумал.
     -- Не спрашивай, по ком  звонит колокол, -- прозвенел  его голос. -- Он
звонит по мне.
     Это ему понравилось еще больше.  Одинокая  корреспондентка из  местного
еженедельника наконец-то  подошла поближе,  чтобы  взять  текст  письменного
заявления для прессы. У нее был один маленький вопрос:
     -- Мы, безусловно, хотим  осветить вашу деятельность  и поместить  ваше
заявление, но у нас возникли проблемы с рекламой.
     -- Недостаточно места в газете?
     --  Недостаточно  рекламы.  Я   занимаюсь  тем,  что  продаю   газетное
пространство под рекламу. Мой  босс велел передать вам, что статья получится
совершенно замечательной, если рядом с ней мы сможем дать большое  рекламное
объявление.
     -- Сколько?
     -- Сто долларов.
     -- Свобода  печати жизненно  необходима в  свободной стране,  -- заявил
Рубин и сунул пачку бумажек корреспондентке в руку. -- Не забудьте упомянуть
про возможность видеть глазами, а не очками. Это наша новая программа.
     -- Вы и в самом деле можете помочь мне видеть без очков?
     -- Только если вы сами захотите помочь себе, -- ответил Рубин.
     -- Я хочу.
     -- Заполните заявление.  Вам  придется начать с самого  начала. Верните
мне вступительный взнос.
     Получилось очень удачно -- размер вступительного взноса как раз  совпал
со  стоимостью  рекламы. И  таким  образом  последнее  откровение  "Братства
Сильных"  на территории  Америки было  дано газете  "Брюс Каунти Реджистер",
которой, как заметил Рубин, вскоре предстояло стать столь же знаменитой, как
газета "Вирджиния  Пайлот" из Норфолка, штат  Вирджиния,  ставшей знаменитой
благодаря  тому,  что первой  сообщила  о  полете  человека  в  Китти-Хоуке,
Северная Каролина.
     --   Никогда   не   слышала   про   "Вирджиния   Пайлот",   --  заявила
корреспондентка, оказавшаяся рекламным агентом.
     -- Люди услышат про "Брюс Каунти Реджистер", -- заверил ее Рубин.
     Беатрис,  оставшаяся наверху, наконец-то окончательно  осознала, что ей
предстоит  покинуть  поместье. Рубин понял это по тому, как она крушила все,
что не могла забрать с собой.
     Пол был усыпан  осколками стекла. Зеркала криво  висели на стенах. Окна
выглядели так, как будто по ним стреляли из тяжелых орудий.
     -- Рубин, хватит играть в  кошки-мышки. Начинаем играть  жестко. Знаешь
ли ты, почему нам приходится удирать?
     -- Потому что если мы не удерем, то попадем в тюрьму, -- ответил Рубин.
-- Нас преследуют отрицательные силы.
     -- Нам приходится удирать, потому что мы вели себя недостаточно жестко.
Мы играли по их правилам, а не по своим. Наша проблема состоит в том, что мы
были  такими  милыми и душевными,  а  надо было  быть  жесткими. Теперь все,
хватит.  Мы  приберем к рукам  все.  Мы  приберем  к  рукам свою собственную
страну.  И  пусть  тогда  они  попробуют  осудить нас. Если  ты -- правитель
страны, то ты не можешь нарушить закон. Ты сам создаешь законы.
     В комнату вбежал один из любимых телохранителей Беатрис.
     -- Около ворот стоит что-то. И он не признает ответа "нет".
     -- Что значит "что-то"? -- спросил Рубин.
     -- Что значит, он не признает ответа "нет"? -- спросила Беатрис.
     -- Ну, вы же знаете, ворота у нас  охраняет Бруно с собаками. И вы ведь
знаете, какие они крутые ребята, -- сказал телохранитель.
     -- Знаю, -- ответила Беатрис, мило улыбнувшись.
     --  К ним подошел  какой-то  парень, а  с  ним была Сестра.  Сестра все
показывала на дом и твердила, что вот это и есть  то самое место, где живете
вы и Беатрис. И все твердила, что это -- духовная колыбель человечества.
     -- Как ее зовут? -- спросил Рубин.
     --  Не знаю, они все  на  одно  лицо. Все  они доверчивые  и глупые. Вы
скажете  им любую глупость, а они сами додумаются, как ее  применить к себе.
Ну, вы же знаете.
     -- Кого это волнует? -- заметила Беатрис.
     -- Так вот, Бруно сказал им, что вход запрещен, а этот парень отшвырнул
собак, как футбольные мячи, так что они пролетели через всю лужайку -- разве
что не закрутились  в полете, а потом сказал Бруно, что и с ним проделает то
же самое. Ну, тогда Бруно запаниковал.  Я узнал об этом, потому что он нажал
кнопку  сигнала  тревоги, а  я сидел  в  это  время  в доме  и  слушал,  что
происходит на посту у ворот, а Бруно тем временем стал обещать парню сделать
все что угодно, только если он попросит об этом вежливо.
     -- А у этой вторгшейся к нам  отрицательной силы были толстые запястья?
-- поинтересовался Рубин.
     -- Запястья? Кому какое дело до запястий? -- расхохоталась Беатрис.  --
Что можно сделать запястьями?
     --  Вы  видели  все происходящее  на  мониторе.  Были  у  него  толстые
запястья?
     -- Кажется,  да,  --  ответил телохранитель. -- Темные  глаза.  Высокие
скулы.
     --   Отрицательная   сила,  Беатрис,   --  сказал   Рубин.  --   Высшая
отрицательная сила  настигла  нас.  Я говорил об  этом  тысячу  раз. Если ты
являешь  собой силу добра, то силы зла  нападают на тебя. Чем лучше ты  сам,
тем  яростнее  они на  тебя  нападают. А если ты  представляешь высшее добро
Вселенной, то тебя настигнет высшее зло.
     --  Ну, тогда  убейте  его. В чем проблема?  Неужели это так трудно? --
возопила Беатрис.  -- Какие есть причины оставить этого человека в живых? Не
слышу причин.  Голосуем, кто против? Не вижу рук. --  Беатрис огляделась  по
сторонам,  как  бы  ожидая  получить ответ.  -- Благодарю  вас.  Пожалуйста,
пристрелите нарушителя границы.
     -- Бруно уже попытался, -- ответил телохранитель.
     -- И? -- спросила Беатрис.
     -- Бруно  пролетел  даже  дальше,  чем  собаки. И  с  тех пор  перестал
шевелиться.
     -- Бруно никогда толком не умел шевелиться, -- заметила Беатрис.
     -- Я бы мог тебе сказать, что пули его не берут. Мы уже посылали против
него вооруженных люден.  У мистера Мускаменте тоже  было  много  вооруженных
людей,  но  ему  пришлось склонить колени перед  этой отрицательной силой. Я
следил  за передвижениями  этого человека через всю Америку. Я видел, на что
он способен.
     -- Мы все упаковали. Поехали, -- скомандовала Беатрис.
     -- Нет. Я хочу прикрыть наше отступление. Я хочу  покончить с этим злым
человеком прямо сейчас.
     -- Рубин, мне это в тебе нравится, -- заявила Беатрис. -- Я выйду через
черный ход. Догоняй.
     -- Нет. Сначала я все устрою, а потом мы уйдем вместе.
     -- Много тебе нужно на это времени?
     --  Три секунды. Я был готов к  чему-то  подобному.  В аэропорту Майами
пули не смогли  остановить этого человека. А поскольку люди  становятся  его
жертвой,  то я пришел  к заключению, что  единственный  способ противостоять
этой силе, это...
     -- Делай, Рубин, -- оборвала его Беатрис, а телохранителю сказала:
     --  Если бы  не я, он до сих  пор  переводил  бы горы бумаги, марая  их
своими идиотскими идеями.
     -- На  этот раз  я  не  промахнусь,  -- пообещал  Рубин и направился  в
подвал, чтобы привести в действие систему, которую он настроил заранее.
     Поскольку все это заняло на  двадцать секунд больше, чем обещанные три,
то,  вернувшись, он  обнаружил, что остался  один  в  доме,  и ему  пришлось
бежать, чтобы  не упустить машину, стоявшую за домом. Телохранитель  как раз
заканчивал запихивать в машину чемоданы.
     --  Подождите,  не уезжайте. Не надо, чтобы он видел,  как мы спасаемся
бегством. Если он погонится за нами, мой капкан не сработает.
     -- А я бы не  стала возражать,  если бы он  поймал меня, --  захихикала
Беатрис и пощекотала бедро телохранителя, сидевшего за рулем.
     -- Еще как стала бы, -- возразил Рубин. -- Он работает на президента:
     -- Ублюдок, -- заявила Беатрис.
     -- Давайте подождем. Пусть он войдет в  дом. Выключите  мотор, и  пусть
капкан захлопнется.
     Римо немного замедлил шаг, чтобы Дафна могла за ним поспевать. От ворот
до дома было добрых полмили. Не пройдя и ста пятидесяти ярдов,  они дошли до
привратника по имени Бруно, лежавшего очень тихо на лужайке на склоне холма.
     -- Ты уверена, что  сможешь узнать  его? Ты уверена, что он не похож ни
на один из своих портретов? -- спросил Римо.
     --  Да.  Неизменным  остается свет,  который у него внутри. Он  мог  бы
остаться совсем  юным,  моложе  меня,  но он предпочел на  собственном опыте
испытать  страдания, которые приносит людям старость.  И  тем  не  менее, он
помолодеет, когда этого захочет.
     -- И ты в это веришь?
     -- А вы верите в Синанджу?
     -- Синанджу работает, -- ответил Римо.
     --  До вступления  в  "Братство Сильных" я  была просто  разочарованной
женщиной, отчаянно искавшей разрешение всех своих проблем. А теперь  я нашла
то решение, которое искала, и оно работает. Вам тоже надо попробовать. Вы бы
тогда не были таким отрицательным.
     -- А ты когда-нибудь слышала о том, как люди все забывают?
     --  Нет, -- сказала Дафна. -- Надо помнить свою боль и раны, полученные
в прошлой жизни,  чтобы  можно  было  с ними справиться,  раскрыться  и дать
мучающим вас проблемам слиться со Вселенной,  вместо того, чтобы накапливать
их внутри себя.
     --  А  я  люблю  накапливать,  -- заметил  Римо.  --  И  чувствую  себя
прекрасно.
     -- А зачем вы спорите со своим милым папой?
     -- Потому что он неисправимый спорщик, -- ответил Римо.
     Он  повнимательнее  посмотрел   на   дом.  Дом  производил  впечатление
крепости,  готовой  к вражескому натиску.  Это было то спокойствие,  которое
хранит в себе опасность и может взорваться  в любой момент. Зеленые лужайки,
солнце, отражающееся в стеклах окон, воздух, напоенный жизненным  теплом, --
все  это  напоминало  Римо   изумительно  прекрасных  и  смертельно  опасных
насекомых. Те, кто несет смерть, сказал однажды Чиун,  оповещают мир о своей
силе тем, что облекают ее в привлекательные цвета.
     Мысли  о  Чиуне  заставили  Римо погрустнеть. Он  не знал, почему может
получиться  так,  что президенту придется умереть, но  он  доверял Смиту. За
долгие годы, он уяснил себе, что единственное, в чем нельзя было усомниться,
-- так это в верности Смита  своей стране. Он никогда не мог объяснить этого
Чиуну. И по  мере  того, как  он сам  все больше и больше  проникался  духом
Синанджу, он начинал понимать, почему. И  хотя он понимал чувства Чиуна, сам
он  так  не чувствовал. Он  разрывался  между двумя мирами,  и оба мира были
внутри него.
     Он знал,  что  очень  скоро ему, может быть, предстоит покинуть страну,
которую  он  любил  и которой так долго  служил. Он не  знал,  сможет ли  он
когда-либо смириться с тем, что ему придется служить какому-нибудь диктатору
или  тирану. Ему было важно служить такому делу,  в правоте которого он  был
уверен.  Чиун был  уверен, что правота  полностью принадлежит  Синанджу, и в
том, что касалось принципов деятельности человеческого тела, он был прав. Но
не в том, что касалось правительства. Или народа.
     -- Готова заплатить пенни,  чтобы  узнать, что вы  думаете,  -- сказала
Дафна.
     Римо  столкнул  ее с  дороги  на  обочину.  Под  дорогой  были спрятаны
какие-то  металлические предметы. Мягкая зеленая  поверхность  лужайки  была
безопаснее.
     -- Я думал о Синанджу, -- ответил Римо.
     -- А Синанджу дает вам то же чувство абсолютной свободы  и  силы, какое
дает "Братство Сильных"?
     -- Нет.  Если говорить откров