ет
слепых девушек в моей деревне.
  И, очень довольный собой, оставил  Римо  горевать  по  поводу  собственной
сексуальной мощи.
  С течением времени положение только ухудшилось.
  Потому-то,  заметив,  как стелется перед ним красотка-стюардесса, Римо тут
же утратил к ней всякий интерес.
  -- Вы уверены, что ничего не хотите? -- в который раз спросила Лорна.
  -- Ну, вообще-то, есть один вопрос.
  -- Все, что угодно!
  -- Купили бы вы билет на благотворительный концерт в пользу наемных убийц?
-- спросил Римо.
  -- А вы там будете?
  -- А как же. С Уилли Нелсоном.
  -- Я пойду! И я, и мои друзья. Оставьте для меня сотню билетов.
  -- Благодарю вас, -- сказал Римо. -- Прямо камень с души свалился.
  -- Рада быть полезной. Что-нибудь еще?
  -- Да. Куда мы летим?
  -- Вы же покупали билет. Разве не помните?
  -- Торопился, не обратил внимания. Так куда?
  -- В Солт-Лейксити. Бывали там раньше?
  -- Я отвечу на это, когда прибудем, -- сказал Римо, который  за  последние
десять  лет  путешествовал  столько,  что  все  города перепутались у него в
голове.
  -- Смотрите, не забудьте, -- сказала Лорна. -- И дайте мне знать, если вам
негде остановиться.
  Но в Солт-Лейксити они так и не прилетели. Над  штатом  Юта  какой-то  тип
зашел в туалет и выскочил оттуда с автоматом в руках.
  --  Я террорист! -- заявил он и, чтобы доказать, что не шутит, дал очередь
в потолок.
  Давление в самолете немедленно упало. Зажегся сигнал "Пристегнуть  ремни".
Панели  над  креслами  с  треском  раскрылись, выбросив кислородные маски из
желтого пластика. Пилот резко направил самолет вниз, надеясь  удержаться  на
высоте четырнадцать тысяч футов, где воздух хотя и разреженный, но дышать им
можно.  Салон  наполнился  туманом.  Врываясь  в  прорехи,  холодный  воздух
клубился и оседал изморозью.
  -- Прошу всех сохранять спокойствие,  --  сказала  в  микрофон  Лорна.  --
Плотно  прижмите  маску  ко  рту  и натяните пластиковую трубку. Дышите, как
обычно.
  Она мужественно показывала, как следует обращаться с  кислородной  маской,
хотя самолет терял высоту прямо-таки с устрашающей скоростью.
  Никто не запаниковал. Кроме террориста.
  -- Что произошло? Что произошло?! -- кричал он, размахивая автоматом.
  -- Сейчас мы рухнем, -- ответил Римо, внезапно оказавшись рядом.
  --  Я  этого  не  допущу,  --  заявил террорист. -- Передайте пилоту, чтоб
разбиваться не смел. Моя смерть не принесет пользы нашему делу.
  -- А в чем оно, собственно, заключается?
  -- Сербско-хорватский геноцид, -- сказал перепуганный террорист.
  -- "За" или "против"?
  -- Против.
  -- Каким образом угон американского лайнера  поможет  решению  европейской
проблемы?
  --  Это  лучший  способ  привлечь  к ней внимание общественности! Средства
массовой информации разнесут  мое  имя  по  всему  свету,  и  кто-нибудь  из
репортеров  непременно свалит на Америку всю вину за происходящее. Это новый
подход.
  -- Есть подход и поновее, -- сказал Римо и, выхватив у террориста  оружие,
вмиг  соорудил  из него что-то вроде ершистого металлического обруча, внутри
которого оказались прочно заключены обе руки преступника.
  -- Прошу всех занять свои места! Еще немного, и мы приземлимся,-- раздался
спокойный голос Лорны, и стояла она в проходе так, словно самолет  находился
где-нибудь над международным аэропортом, а не над безлюдной пустыней.
  Римо, восхищенный таким самообладанием, толкнул террориста в кресло:
  -- Я с тобой позже поговорю, -- и сел через проход от него.
  Долгое время все, как один, молчали. Земля приближалась.
  Удар  и  бесконечно долгий скрежещущий звук -- это самолет бороздил брюхом
пустыню.
  Затем наступила тишина.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  Чиун, правящий Мастер Синанджу, последний прямой потомок  рода,  уходящего
своими  истоками  во  времена  Великого  Вана,  первый  из первых убийц Дома
Синанджу, недвижно сидел на  циновке.  Его  ореховые  глаза  были  прикрыты.
Безмятежное  лицо,  на  цвет и на ощупь -- точь-в-точь египетский пергамент,
казалось изваянным из камня.
  Вот уже три часа он сидел так не шевелясь. Уже  три  часа  думал  он  свои
думы, читал молитвы и спрашивал совета у предков, великих Мастеров Синанджу.
Уже  три  часа  Чиун, -- и есть надежда, что потомки запомнят его под именем
Великий Учитель Чиун, -- томился от того, что решение ускользает от него.
  Наконец тонкие пряди волос, ниспадающие  ему  на  уши,  вздрогнули.  Глаза
Мастера  Синанджу  открылись,  подобно  агату,  освобожденному  от  каменной
шелухи, чистые, яркие, не подвластные времени. Плавным движением он  перетек
в стоячее положение. Решение принято.
  Он  наденет  кимоно  не синее с вышитым на груди оранжевым тигром, а серое
шелковое.
  Неслышно переступая, Чиун подошел  к  четырнадцати  лакированным  дорожным
сундукам,   сложенным   в   дальнем   углу   гостиной.  Сундуки  никогда  не
распаковывались из-за гнетущей, зловещей, мрачной  --  нет,  лучше  сказать,
гнусной,  отвратительной,  ненавистной! -- работы, которую Мастер подрядился
исполнять в этой варварской Америке. Ненавистной. Именно. Этим словом  он  и
воспользуется. Император Смит оценит степень неудовольствия Чиуна, если Чиун
употребит  именно  это слово. В конце концов Смит -- белый, а покорейски, на
языке предков Чиуна, "ненависть" и "белизна" -- синонимы. Этого он, положим,
Смиту не скажет. Он скажет только, что  ему,  Чиуну,  ненавистны  постоянные
переезды из гостиницы в гостиницу, словно он бродяга, не имеющий места, куда
преклонить   голову,   не   имеющий  дома,  где  можно  распаковать  наконец
четырнадцать дорожных сундуков. Разве так подобает жить Мастеру Синанджу?
  Чиун отыскал серое шелковое кимоно, и хотя в номере никого, кроме него, не
было, переодеваться отправился  в  спальню,  предварительно  плотно  прикрыв
дверь  и  задернув  шторы.  Очень скоро при полном параде он вышел из отеля,
расположенного вблизи Центрального парка.
  На улице он попытался поймать такси. Первые три машины, не останавливаясь,
промчались мимо.
  Четвертую Чиун остановил, хладнокровно выйдя на проезжую часть прямо у нее
на пути. Такси взвизгнуло тормозами и замерло, причем бампер и колени  Чиуна
разделяло не более миллиметра.
  Водитель высунулся в окно и заорал:
  -- Эй, что с тобой?!
  -- Со мной ничего. Я один. Я хочу нанять эту повозку.
  --  Это  такси,  а не повозка, чудило, -- ухмыльнулся водитель и указал на
световой сигнал на крыше автомобиля. -- Видишь, не горит? Значит, занят.
  Чиун посмотрел на лампочку и фыркнул:
  -- Я заплачу больше.
  -- Чего!?
  -- Я сказал, что заплачу тебе больше, чем твой нынешний наниматель.
  -- Слушай, приятель, не знаю, откуда ты свалился, но так у нас  в  Америке
не делается. Обслуживаем в порядке очереди. А теперь освободи-ка проезд.
  -- Понятно.
  И  у  Чиуна  как  бы вдруг выпал из пальцев золотой, которым он поигрывал,
обольщая  таксиста.  Монета  закатилась  под  левое  переднее  колесо.  Чиун
взмахнул   своим   длинным  ногтем,  выметая  оттуда  золотой,  такси  вдруг
вздрогнуло, а из проколотой шины пошел с ленивым посвистом воздух.
  -- Что это шипит? -- спросил таксист.
  -- Твоя шина, -- ответил Чиун. -- Испускает дух. Ай-ай-ай! Сам виноват, не
покупай американских.
  Водитель выбрался поглядеть на сплющенную шину.
  -- Черт! Наверно, где-то на гвоздь напоролся. Что ж,  леди,  придется  вам
выйти. Надо менять эту штуку.
  Из  машины  появилась  средних  лет  дамочка  в  очках  с  блюдце и плотно
обтягивающем крупные формы платье.
  -- Я уже и так опаздываю, -- сказала она. -- Я не могу ждать.
  -- Как хотите, --  сказал  таксист,  вытаскивая  из  багажника  домкрат  и
запаску.  Ворча  себе  под  нос,  он  скорчился  у проклятого колеса и начал
откручивать гайки. Услышав, как хлопнула дверь, поднял голову. -- Эй, ты что
это там?
  С заднего сиденья раздался скрипучий голос:
  -- Я не тороплюсь,  --  благодушно  ответствовал  Мастер  Синанджу.  --  Я
подожду.
  -- Ну и денек, -- пробормотал таксист.
  --   Судьба,   --   философски  сказал  Чиун,  аккуратно  снимая  с  ногтя
указательного пальца прилипший кусочек резины.
  Тремя часами позже такси доставило Чиуна к подъезду санатория  "Фолкрофт",
расположенного в городке Рай, штат Нью-Йорк, на север от Манхэттена. Сначала
водитель  не  хотел везти Чиуна в такую даль, но после недолгого уламывания,
сопровождаемого осмотром и перебором  старинных  восточных  золотых,  сменил
гнев на милость.
  -- Это другая дорога, -- заметил Чиун, когда они выехали за границу города
в районе Эсбюри-парк. -- Я еще этой дорогой ни разу не ездил.
  --  Новая,  --  сказал  таксист,  в полной уверенности, что старый пень не
знает, что Эсбюри-парк на юге Нью-Иорка, в то время как Рай от  него  --  на
север.  Они  договорились,  что  Чиун  заплатит  в два раза больше показаний
счетчика; таким образом, он за одну эту поездку сделает недельную выручку  и
сможет позволить себе до понедельника не работать. -- Мы почти приехали.
  -- Это ты уже говорил, -- сказал Чиун.
  --  Так  оно  и  было.  Оно  и сейчас так. Потерпи чуток. Объехав Хобокен,
Ньюарк и супермаркеты Парамауса в  Нью-Джерси,  водитель  наконец  и  впрямь
направился к Раю, где с неописуемой любезностью помог Чиуну выйти.
  --  С  вас  одна тысяча триста пятьдесят шесть долларов. Не считая чаевых,
конечно.
  -- Это больше, чем я платил в прошлый раз, -- сказал Чиун.
  -- Цены поднялись.
  -- Что, в три раза?
  -- Может, и так, -- пожал плечами таксист и вежливо улыбнулся.
  Он уже представлял себе, как славно проведет уик-энд.  Может,  на  бейсбол
сходит.
  --  Предлагаю  сделку,  -- сказал Чиун, пересчитывая монеты в кошельке для
мелочи.
  -- Какую еще сделку? -- запротестовал водитель.  --  Мы  же  договорились:
двойной тариф.
  --  Верно,  --  сказал  Чиун.  --  Но  насчет  экскурсии  по  юго-западным
пригородам Нью-Йорка договора не было.
  -- Ну заплутал я слегка, да, --  пожал  плечами  водитель.  --  С  кем  не
бывает.
  --   И   насчет   того,  чтобы  не  прокалывать  тебе  шины,  мы  тоже  не
договаривались.
  -- Шины?.. Да ты шутишь!
  Чиун вышел из машины и пнул правое заднее колесо.
  -- Что ты мне дашь за  эту  шину?  Хорошая  шина,  упругая,  прочная.  Она
отлично послужит тебе на долгом обратном пути.
  -- С какой стати? Это моя собственная шина!
  Чиун наклонился и с легкостью вонзил в протектор указательный палец. Когда
он его вынул, шина с громким хлопком спустилась. Такси осело на бок.
  -- Эй! Что ты сделал с моей шиной!
  --  Подумаешь.  Ты  можешь  ее  сменить. Человек, который за самую обычную
поездку зарабатывает одну тысячу триста  пятьдесят  шесть  долларов,  всегда
должен иметь с собой несколько запасных колес.
  Водитель  с ужасом смотрел, как крошечный китаец -- и лет ему восемьдесят,
не меньше, -- подходит к радиатору и задумчиво осматривает передние колеса.
  -- Что, если я спрошу с тебя девятьсот сорок семь долларов за эту пару?
  -- Грабеж!
  Чиун поучающе потряс пальцем.
  -- Нет, не грабеж. Торговля. Ты торговался со мной, теперь  я  торгуюсь  с
тобой. Ну, быстро. Согласен?
  -- Ладно. Только не порть шины. Мне еще до города ехать.
  --  Через Эсбюри-парк, -- сказал Чиун, подходя к левому заднему колесу. --
Отлично. Итак, я все еще должен тебе четыреста девять  долларов  за  услуги.
Заплатишь пятьсот за эту оставшуюся шину?
  -- Но тогда я еще буду должен тебе девяносто девять! -- возмутился шофер.
  -- Наличными, -- сказал Чиун.

  Доктор  Харолд  У.  Смит  не  любил, чтобы ему мешали, но когда секретарша
подробно описала ему посетителя, нажал на  потайную  кнопку  и  монитор  его
компьютера убрался в свое гнездо, утопленное в дубовой столешнице спартански
скромного письменного стола.
  Поступил  он  так  только в силу привычки, поскольку, хотя компьютер Смита
был подключен ко всем важнейшим информационным сетям, какие  только  есть  в
мире,  и,  следовательно,  обеспечивал  доступ к самым разнообразным тайнам,
Чиун в них все равно никогда бы не  разобрался.  Один  только  Смит,  будучи
главой  секретного  агентства КЮРЕ, понимал, что там, на экране, к чему. Оба
-- и Римо, и Чиун -- во всем, что касалось техники, были безнадежны. Они и с
телефоном-то едва справлялись, что уж там говорить о компьютере!
  -- Привет тебе, Император Смит, -- сказал Чиун.
  -- Это  пока  все,  миссис  Микулка,  --  отпустил  Смит  свою  седовласую
секретаршу.
  --  Может, пригласить служителя? -- предложила та, с опаской поглядывая на
странного старика.
  -- Нет необходимости, -- сказал Смит. -- И пожалуйста, не соединяйте  меня
ни с кем.
  Миссис Микулка удивленно подняла бровь, но тихо закрыла за собой дверь.
  -- Я не вызывал вас, Чиун.
  -- Тем не менее ваше удовольствие от нашей встречи возвращено вам стократ.
  --  Римо  не  с  вами? -- усаживаясь, спросил Смит и поправил свой галстук
выпускника Дартмута.
  У него были редкие седые волосы, а на  лице  застыло  выражение  человека,
который только что обнаружил червяка в своем яблоке. Он был еще молод, когда
занял свой пост в КЮРЕ, и успел состариться на этой службе.
  --  Римо  еще  не вернулся с последнего задания, -- сказал Чиун. -- Но это
сейчас неважно.
  -- Странно, -- сказал Смит. -- У меня есть  сведения,  что  его  объект...
ликвидирован.
  Чиун улыбнулся. Смит всегда испытывал трудности, говоря о смерти.
  --  Еще  одна  драгоценность  в  вашей короне, -- поздравил он, удивляясь,
почему это Смит и успех, и горькое поражение воспринимает с одинаково кислой
миной.
  -- Мне бы не хотелось, чтобы вы меня так  называли,  --  сказал  Смит.  --
Император! Вы прекрасно знаете, что никакой я не император.
  --  Могли  бы быть, -- сказал Чиун. -- Ваш президент прожил большую жизнь.
Кто знает, не пришло ли время для кого-нибудь помоложе?
  -- Благодарю вас, нет, -- сказал Смит, который  давно  отчаялся  объяснить
Чиуну,  что  он служит президенту и вовсе не претендует на кресло в Овальном
кабинете. -- Чем я могу быть полезен вам, Мастер Синанджу?
  -- Разве вы забыли? -- горячо удивился Чиун. -- Пора возобновить  контракт
между Домом Синанджу и Домом Смита.
  --   Соединенными   Штатами,  --  поправил  Смит.  --  Ваш  контрагент  --
Соединенные Штаты. Однако срок нашего договора истекает только  через  шесть
месяцев.
  --   Оформление   сделок,   отягощенных  трудностями  и  проволочками,  --
торжественно сказал Чиун, -- лучше начинать загодя.
  -- Вот как? А  я  полагал,  что  мы  просто  возобновим  старый  контракт.
Насколько  я  понимаю,  он  заключен  на  весьма  щедрых  по отношению к вам
условиях, не так ли?
  -- Великодушно щедрых, -- согласился Чиун. -- Учитывая  недопонимание,  на
котором они основывались.
  -- Недопонимание?
  Смит  смотрел,  как  Чиун  разворачивает  свою циновку, раскладывает ее на
полу, тщательно расставляет целый набор свитков и только  потом  усаживается
сам. Пришлось даже встать, чтобы письменный стол не мешал наблюдениям.
  Смит  вздохнул.  Не  в  первый раз участвовать ему в подобных переговорах.
Теперь Чиун не проронит ни слова, пока Смит тоже  не  усядется  на  пол.  Он
безропотно взял со стола карандаш, блокнот с желтыми официальными бланками и
неловко  уселся на ковре лицом к корейцу. Пристроил блокнот на колене. После
стольких  лет  за  клавиатурой  компьютера  карандаш   в   пальцах   казался
неповоротливым, словно банан.
  -- Я готов, -- сказал Смит.
  Чиун  развернул  свиток,  и Смит узнал копию последнего подписанного между
ними контракта. Эта была на специальной рисовой бумаге  с  золотым  обрезом,
которая сама по себе стоила сотни долларов. Еще одна никчемная трата.
  -- А, вот, -- нашел то, что искал, Чиун. -- Отвертка.
  -- Прошу прощения?
  -- Это юридический термин. Отвертка. Разве вы никогда не слышали? Они есть
в большинстве контрактов.
  -- Вы хотите сказать -- увертка. Однако наш контракт имеет жесткие условия
соглашения. В нем нет уверток.
  --  Как  говорят  в  моей  деревне:  "Никогда  не поправляй императора. За
исключением случаев, когда он  ошибается".  Сейчас  как  раз  такой  случай,
Великий  владыка.  Отвертка  имеется  в  пункте  касательно  обучения белого
человека искусству Синанджу.
  -- Насколько я помню, за это вы запросили отдельную плату.
  --  Крохи,  всего  лишь  крохи  за  то,  что  полагал  великим  позором  и
непереносимым стыдом. Однако, как выяснилось, я совершил ошибку.
  -- Какого рода? -- осведомился Смит, предчувствуя, что, как всегда, ошибка
Чиуна выльется ему в круглую сумму.
  -- Я обучал совсем не белого! -- со счастливой улыбкой сообщил Чиун.
  Смит нахмурился.
  --  Что  вы  имеете  в  виду? Разумеется, Римо -- белый. Не могу отрицать,
достоверно, кто были его родители,  мы  не  знаем.  Однако  достаточно  лишь
взглянуть на него, чтобы понять, что он белый.
  Чиун терпеливо покачал головой.
  --  Ни  один  китаец,  ни  один  японец,  ни  один не-кореец доныне не был
способен усвоить учение Синанджу. Этот же  предполагаемый  белый  схватывает
все на лету, как никто до него за всю историю моей скромной деревушки.
  --  Так  ведь  это, на мой взгляд, как будто неплохо? -- осторожно спросил
Смит, не понимая, куда Чиун клонит.
  -- Еще бы! Это означает, что Римо на самом деле -- кореец.
  И Чиун пробормотал по-корейски несколько слов.
  -- Что это вы сейчас сказали?
  -- Всего лишь назвал его по  имени  --  Римо  Великолепный.  В  нем  течет
корейская кровь. Другого объяснения быть не может.
  --  Может,  американцы  по  природе  своей  восприимчивы  к  Синанджу?  --
предположил Смит. -- Ведь других американцев  до  Римо  вам  не  приходилось
учить.
  -- Не смешите меня, -- с гримаской презрения отмел это предположение Чиун.
--  Римо  усваивает Синанджу успешнее любого корейца. Следовательно, Римо --
не белый.
  -- И, следовательно, теряют  силу  ваши  прежние  требования  относительно
компенсации за обучение белого.
  -- Именно так, -- кивнул Чиун.
  Смит  внимательно  всмотрелся в лицо корейца, однако прочитать, что за ним
кроется, не сумел. С лицом Чиуна Смиту это вообще никогда не удавалось.
  -- И вы хотите сказать, что согласны из-за этого получать меньше денег? --
прямо спросил он.
  -- Разумеется, нет! Я подписал контракт  на  то,  чтобы  обучить  для  вас
белого, и, зная белых, вы могли получить в результате такого прыгуна-бегуна,
который  с  шумом  и  кряканьем  колет  доски  ребром ладони. Вы же получили
настоящего, неподдельного Мастера Синанджу. Вы  с  большой  выгодой  вложили
свои  средства, и это, по справедливости, требует поправок не только в нашем
будущем контракте, но и радиоактивных -- за все годы назад -- выплат.
  -- Вы хотите сказать -- ретроактивных, имеющих обратную силу?
  --  Да.  Значит,  договорились.  Я  знал,  что  вы  все  поймете,   Мудрый
властитель.
  -- Я понял не все, -- резко сказал Смит, -- и не хочу разводить антимонии,
пока не пойму. Скажите попросту, каковы ваши претензии на этот раз?
  Спокойным, размеренным жестом Чиун развернул другой свиток.
  --  У  нас  не  претензии,  --  обидчиво  сказал  он.  --  У  нас разумные
требования, и состоят они в следующем. -- И начал читать:
  "Два  горшка  изумрудов,  неограненных.   Двадцать   горшков   бриллиантов
различной  огранки.  Без  дефектов.  Восемь  рулонов  шелка  времен Таньской
династии. Различных цветов. Одна персидская статуя  царя  Дария.  Из  дерева
гофер  [Из  дерева гофер, согласно Ветхому Завету, был построен Ноев ковчег.
(Прим. пер.)]. Двенадцать бушелей рупий..."
  Он прервал чтение, заметив, что Смит предостерегающе поднял руку.
  --  Мастер  Синанджу.  Многое  из  перечисленного  относится  к   музейным
редкостям.
  -- Да?
  -- Таньский шелк, например, огромная редкость.
  -- Конечно, -- сказал Чиун. -- Иначе бы мы его не просили.
  -- Я вообще сомневаюсь, сохранился ли он до наших дней.
  --  Почему же? Сохранился. У меня он есть. В Синанджу, в сокровищнице моих
предков.
  -- Зачем же вы хотите еще?
  -- Вы никогд