азать,  что единственной
вещью, доставлявшей ему удовольствие, было наблюдать за тобой во время ваших
представлений. Но он не хотел этого показывать, чтобы ты не останавливалась.
     Потом Римо убил ее и оставил тело распростертым на огромной сушилке для
фотографий. Когда  он опускал труп на барабан из нержавеющей стали, зашипел,
испаряясь, пот. Потом Римо сжег негативы и поджег дом.
     Уходя, он взял из буфета пирожок. Через несколько минут после его ухода
начали прибывать первые пожарные машины.
     Вечерняя прохлада  остудила воздух, вдруг  стало  необычно  для августа
холодно, потом - жарко, а потом Римо уже ничего не чувствовал, а  просто шел
вперед...


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

     Ростбиф  в ресторане Хенричи, в Дейтоне, был хорош. Он был хорош уже на
протяжении двух  вечеров  по  средам.  Римо  посмотрел через окно  на долину
Майами,  где  на  окраине  и  дальше,  над  окружающими  Дейтон   городками,
вспыхивали огни. Ресторан  находился на  самом верху  отеля,  и для  Дейтона
здесь готовили превосходно. В Нью-Йорке это была бы просто съедобная пища.
     Он  разрезал  поджаристое,   слегка  пружинящее  мясо,   откуда   вытек
красноватый  сок, окрасивший в розовый цвет картофельное пюре, лежащее рядом
на  тарелке. Хорошее мясо,  заметил кто-то, как и женщину,  нужно смаковать.
Кто это сказал? Уж конечно не Чиун, который,  хотя и  признался однажды, что
все женщины прекрасны, только  не все мужчины способны это разглядеть, в  то
же время считал непрожаренное мясо страшным ядом.
     Римо наслаждался мясом. "Вообще-то, Чиун прав насчет яда, - думал он. -
Регулярно  приходить  в определенные дни  в определенное место, о  чем знает
кто-то  еще,  означало  ставить себя  в  положение мишени. Мясо  может  быть
отравлено.  Его, Римо,  могут отравить, хотя  отравитель  его  никогда  и не
видел.  КЮРЕ  знает  в этом  толк. Отравитель может  даже и  не  знать,  что
подсыпает именно яд. КЮРЕ обрезает концы везде, где возможно."
     Но  пока он жив,  и каждый прожитый день означал, скорее всего, что его
здесь  держат  для  того,  чтобы  заставить  подергаться   и  поволноваться.
Наказание в  том, что приходится ждать, убьют тебя или нет. А если  он ждет,
значит не чувствует за собой вины, и ему можно опять доверять.
     Что  он  такого сделал?  Нагрубил Смиту?  Так  это из-за  затянувшегося
состояния максимальной готовности. Засчитывается  не сказанное, а сделанное.
Он выполнил приказ и прибыл в Дейтон.
     В  памяти  почему-то  не  сохранилась  дорога  до  Дейтона.  Он  помнил
усталость, страшную  жару,  а  потом -  непонятно  как оказался в  аэропорту
Дейтона  с невероятным  загаром,  с деньгами, полученными, скорее всего,  по
дорожным  чекам  и без  документов. Он, должно быть,  проделал весь путь "на
автопилоте."
     Римо чувствовал сильную усталость, но отдых день ото дня прибавлял сил.
К  тому времени, когда  возобновятся тренировки,  он будет  к  ним готов, но
никогда больше не позволит  держать его  так долго на таком уровне. Если они
со Смитом  когда-нибудь  встретятся,  нужно  будет  об этом  раз  и навсегда
договориться.
     Дебора  прикончила  того, за  кем охотилась.  Он знал,  что  она своего
добьется, но уж  больно неловко все было сделано. Отец поссорился с дочерью,
она его убила. Но для чего бы женщине кончать жизнь самоубийством при помощи
сушилки  для фотографий?  Забавно, но  похоже  на его собственный  стиль. От
израильтян он  ждал большей аккуратности. Да,  это  мог быть и он. Хотя нет,
такой способ недостаточно  быстр, требует  много хлопот и годится только для
наказания или отомщения. Но Римо наказаниями не занимается.
     Когда-нибудь, если  они встретятся,  он скажет Деборе, что задание  она
выполнила неряшливо.
     Римо  опять  взглянул через  окно на долину, окидывая взором  дали. Был
тихий вечер,  но  на  небе не было  звезд, и  по непонятной причине он вдруг
ощутил чувство большой  потери, как будто нашел что-то крайне необходимое, а
потом потерял, даже не узнав, что же это было.
     Тут в голову Римо пришла оригинальная мысль, достойная  того,  чтобы ею
гордиться.  Он  подумал  о  веснушках  Деборы  и  сказал про  себя,  надеясь
когда-нибудь  высказать то  же  самое вслух: "Девушка без веснушек  - словно
ночь без звезд".
     Римо огляделся вокруг в поисках  женщины с веснушками. Надо испробовать
эту оригинальную  фразу.  Но на глаза ему попался только человек в костюме с
чемоданчиком  в  руке.  Причина,  по  которой  он   увидел  этого  человека,
заключалась в том, что тот стоял в трех дюймах перед его носом.
     - Хорошее настроение? Приятные мысли? - спросил человек резким и тонким
голосом. Римо посмотрел вверх. Такое же, как и голос, лицо - резкое и злое.
     - Добрый вечер. Садитесь. Я гадал, почему вы заставляете меня так долго
ждать.
     Харолд  В.  Смит  сел  за  стол напротив Римо и  положил чемоданчик  на
колени.
     Смит заказал запеченный сэндвич с сыром. Официантка сказала:
     - У нас есть еще сэндвичи с помидорами и ветчиной, и...
     - Просто с сыром.
     - И невкусный, пожалуйста, - добавил Римо.
     Ага, у официантки на лице веснушки. Вот он ее порадует!
     Улыбка спряталась в уголки рта официантки.
     - Идите, - сказал  Смит  девушке и повернулся к  Римо.  - Значит, вы  в
хорошем настроении. Понравилась ли вам ваша последняя деловая поездка?
     - Не очень.
     - Не предполагал, что вы станете искать себе дополнительную работу.
     - Что? - Римо выглядел сконфуженно.
     - Вы запамятовали некоторые детали?
     - Представления не имею, о чем вы говорите.
     Смит  наклонился  вперед  и  внимательно  вгляделся  в  лоб  Римо,  где
обожженная  кожа  до сих  пор была глянцевитой и натянутой,  а брови  только
начинали отрастать.
     - Я поверю вам, потому что меня об этом предупреждал Чиун.
     - Чему поверите?
     Смит улыбнулся в ответ, и Римо понял, что не стоило и спрашивать.
     - Когда к вам окончательно вернулась память?
     - Вот что, - сказал Римо, - сперва вы мне объясните, где  это я получил
солнечный  ожог, потому  что, я  уверен, вы знаете,  а уж потом я  расскажу,
когда ко мне вернулась память.
     - Когда к вам вернулась память?
     - В аэропорту Дейтона.
     - Похоже на правду, - сказал Смит.
     Он огляделся вокруг и тихо сказал, страхуясь от посторонних ушей:
     - Вы утром оставили у меня в номере свой бумажник.
     Он  передал Римо  потрепанный  бумажник,  в  котором,  как  Римо  знал,
содержится все: кем ему теперь быть, куда направляться,  место и время новой
встречи со Смитом.
     - Так где же я так обгорел на солнце?
     - Спросите  у Чиуна.  Я не  только не могу объяснить, но  не могу  даже
толком понять.
     Смит оглядел окружающий интерьер и сказал:
     -   Знаете,  я   бы   предпочел,   чтобы   вы   питались   в   столовой
самообслуживания,  если бы  только  столы  там  не стояли так  близко друг к
другу.
     -  Угу,  - сказал  Римо,  засовывая бумажник со  своей новой личиной  в
карман купленного за наличные нового костюма.
     Официантка возвратилась и поставила перед Смитом сэндвич с сыром.
     Когда она склонилась над столом, Римо сказал:
     - Знаете, девушка без веснушек - словно ночь без звезд.
     - Знаю, - ответила она. - Мой жених всегда так говорит.
     Смит был определенно доволен разочарованием Римо.
     -  Клянусь, -  сказал Римо, -  во всем  мире нет ни одной  оригинальной
фразы. Придумываешь  что-то, но оказывается, все уже придумано раньше. Я сам
это выдумал! Это моя фраза.
     -  Чепуха,  - сказал  Смит, со  спокойным  удовольствием  наблюдая, как
очередная душа  возвращается с облаков на землю.  - Один наш  общий знакомый
постоянно использовал эту фразу.  Он говорил  ее  всем - девочкам, старухам,
кому  угодно, лишь бы польстить. Если,  конечно, был достаточно трезв, чтобы
вообще вести беседу.
     Римо понял, о ком говорит Смит, уронил вилку в пюре и выпалил:
     - Я помню каждое его слово, но этого не было.
     - Как хотите, - сказал Смит, вгрызаясь в желтую массу сэндвича.
     Римо откинулся на спинку кресла.
     - Мне  наплевать,  верите вы или нет! Я  точно  знаю, что у меня в душе
живет  поэтический дар.  Понимаете?  Вам  знакомы такие  вещи,  как  сердце,
чувствительность, люди, человеческие существа?
     Аппетит пропал. За окном в долине Майами  светились огоньки проезжающих
автомобилей и далеких домов.
     - Хорошо. Я верю, что вы сами это придумали. Все возможно. Заканчивайте
ваш ужин, Римо. Мы за него платим, в конце концов.
     Римо  продолжал  смотреть в  темноту,  ожидая,  что  его снова  посетит
вдохновение. Тогда он докажет Смиту. Но вдохновение не приходило.



   Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир.
   Китайская головоломка


     ------------------------------------
     выпуск 1
     перевод на русский язык М. Борисов
     Издательский центр "Гермес" 1994
     OCR Сергей Васильченко
     -----------------------------------


ГЛАВА ПЕРВАЯ

     Он не  пожелал ни  кофе, ни  чая,  ни  молока. Ему даже не  нужна  была
подушка  под голову, хотя стюардесса компании "Бритиш эйруэйз" ясно  видела,
что его совсем разморило.
     Когда она попыталась было  подсунуть  белую подушку  под его бычью шею,
двое мужчин помоложе  отшвырнули подушку, а стюардессе махнули  рукой, чтобы
убиралась -  или  в  направлении хвостовой  части,  или - в  сторону  кабины
пилота. Куда угодно,  лишь  бы подальше от человека  с  закрытыми глазами, с
руками,  сложенными  на крышке коричневого кожаного  "дипломата", наручником
соединенного с его правым запястьем.
     Эта группа азиатов не внушала ей доверия; непроницаемые  лица  и твердо
сжатые губы,  сжатые,  похоже,  еще  в  детстве,  и  с  тех  пор  никогда не
раскрывавшиеся в улыбке.
     Китайцы, решила  она  про  себя.  Обычно  китайцы  бывали необыкновенно
приветливы,  часто - обаятельны, и всегда - безукоризненно  вежливы.  Эти же
были словно высечены из камня.
     Она пошла вперед, в направлении кабины пилота.  Проходя мимо кухни, она
стянула булочку  с  корицей  и жадно ее умяла. Обед сегодня она пропустила -
диета, а теперь сделала то,  что делала всегда, когда пропускала обед; чтобы
утолить нарастающее чувство  голода, ела что-нибудь отнюдь не способствующее
похудению.  Так,  садясь на  диету и постоянно по мелочам нарушая ее, она не
слишком  удачно сбрасывала  лишние  фунты,  но все же  оставалась достаточно
гибкой, чтобы справляться с работой.
     Булочка  была   чудесная,   может,  чуть-чуть   переслащенная.   Ничего
удивительного, что  почтенный китайский джентльмен попросил еще. Похоже,  он
их очень любил. Сегодня эти булочки с корицей появились на борту впервые - в
стандартном меню такие не значились.
     Но ему  булочки понравились.  Она заметила, как заблестели его глаза. А
тем двоим, что отшвырнули подушку, он велел отдать свои булочки ему.
     Она открыла дверь кабины пилота собственным ключом и заглянула внутрь.
     - Обед, джентльмены, - сказала она командиру и второму пилоту.
     - Нет, - отказались оба сразу, а командир добавил:
     - Скоро будем над Орли. Почему задержалась?
     - Не знаю. Наверное, дело в погоде. Там почти все клюют носом. Я просто
измучилась, каждому подкладывая подушку. Жарко сегодня, а?
     - Да  нет, скорее  наоборот, - отозвался второй пилот.  С  тобой все  в
порядке?
     -  Да, да. Только, знаешь, что-то немного жарковато. - Она повернулась,
чтобы уйти, но второй  пилот  не услышал  звука закрывающейся двери. И на то
была своя  веская  причина. Стюардесса  вдруг  заснула, грохнувшись лицом на
пол, причем юбка  задралась  чуть ли  не  выше пояса, открыв ягодицы.  И как
всегда бывает, когда случается что-то  неожиданное, первая  пришедшая  на ум
второму  пилоту  мысль была  совершенно  идиотской:  надо  же,  что  это  ей
вздумалось демонстрировать пассажирам свои прелести?
     Беспокоиться, впрочем,  было не о  чем. Из пятидесяти восьми пассажиров
тридцать  покончили   все  счеты  с  заботами  и  тревогами  этой  жизни,  а
большинство остальных было охвачено паникой.
     До второго пилота донесся истошный женский крик:
     - Нет! Нет! О, Боже мой! Нет! Нет!! Нет!!!
     Закричали и  мужчины.  Тогда второй пилот отстегнул ремни и, перескочив
через   распростертое  на  полу  бездыханное  тело  стюардессы,  ринулся   в
пассажирский салон,  где  молодая женщина  хлестала по  лицу  мальчика, а он
спал, а она требовала, чтобы он проснулся, и все била, била, била; где юноша
шел по проходу между рядами кресел, засыпая на ходу;  где девушка в отчаянии
прижималась ухом к груди мужчины  средних  лет;  и где  два  молодых китайца
стояли, склонившись над своим пожилым боссом. В руках у них были пистолеты.
     Черт бы побрал  этих стюардесс! Где остальные? А, вот одна, в хвостовой
части. Черт! Спит.
     Он  почувствовал, как самолет  подбросило вверх, а потом швырнуло вниз.
Вынужденная посадка - другого выхода не было.
     Он не нашел ничего лучшего, как  прокричать пассажирам, что они идут на
посадку и что  надо пристегнуть ремни. Но его вопли ни на  кого не произвели
ни малейшего впечатления.  Он  бросился назад, в  кабину, по  пути затолкнув
гуляющего во сне юношу в кресло. Сидевшая рядом пожилая пара даже не подняла
глаз - они тоже вырубились.
     Он  сорвал  с  крючка  в  передней  части  самолета  микрофон,  которым
пользовались  стюардессы,  и  объявил,  что  самолет  совершает  вынужденную
посадку в аэропорту Орли и что всем надо пристегнуть ремни.
     -  Пристегните  ремни,  немедленно!  -  пытаясь  придать  своему голосу
твердость, повторил он  и  увидел, как молодая женщина,  хлеставшая  по лицу
мальчика,  сначала защелкнула  пряжку его  ремня, а потом  возобновила  свое
занятие: вставай, вставай, вставай!
     Самолет  начал снижаться сквозь  мглистую тьму  ночи. Командир уверенно
вел  его, следуя указаниям приветливо  мерцающих  в  ночи  сигнальных огней.
После  приземления  самолету  не  разрешили  направиться  к главному  зданию
аэровокзала,  а отвели в специальный ангар, где уже  поджидали машины скорой
помощи с врачами и медсестрами. Как только второй пилот распахнул люк, чтобы
принять трап, двое мужчин в штатском, но  с револьверами  в руках, отпихнули
его  и ворвались  в  салон, по пути  оттолкнув  прочь  с  дороги  еще  двоих
пассажиров. Добежав  до  пожилого китайца, они вложили револьверы  в кобуры,
кто-то из них кивнул одному из китайцев, а затем оба в штатском бросились по
проходу назад по пути налетели  на  врача и  медсестру, сбили их с ног и, не
останавливаясь, сбежали вниз по трапу.
     Из аэропорта в ту ночь было только две  дороги - в морг или в больницу.
Лишь спустя сутки  глубокой ночью  отпустили тех,  кому  повезло  остаться в
живых. В течение этих  суток им не позволяли ни  читать газеты,  ни  слушать
радио. Им приходилось отвечать на сыпавшиеся  градом вопросы, пока вопросы и
ответы не  слились  в  бесконечную вереницу ничего не значащих слов. С  ними
разговаривали белые люди, желтые люди, черные люди. И в большинстве вопросов
не было никакого смысла.
     Не было  его  и  в  газетном заголовке,  который  им  наконец разрешили
увидеть:
     "ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ ЧЕЛОВЕК НА БОРТУ САМОЛЕТА УМЕРЛИ ОТ БОТУЛИЗМА".
     И нигде, заметил второй  пилот, даже  в  списке  пассажиров, газета  не
упоминала  пожилого  китайского  джентльмена  или  двух  его  более  молодых
спутников.
     - Знаешь, милая, - сказал он жене, трижды перечитав газетное сообщение,
- эти люди не могли умереть от ботулизма. Конвульсий не было - я рассказывал
тебе, как все это выглядело. И  потом, все продукты были свежие.  - Разговор
происходил в его маленькой лондонской квартире.
     - Ну, тогда тебе надо пойти в Скотланд-Ярд и все им рассказать.
     - Хорошая мысль. Что-то тут явно не сходится.
     Скотланд-Ярд очень заинтересовался его рассказом. И  два  каких-то типа
из Америки тоже. Все так заинтересовались рассказом,  что хотели слушать его
снова и снова. А чтобы второй  пилот  ничего не  забыл, ему  отвели комнату,
постоянно  запертую  на  ключ.  И  никуда  не  выпускали. И даже  не  давали
позвонить жене.

     Президент Соединенных Штатов,  разувшись,  полулежал  в огромном мягком
кресле в углу своего кабинета, положив ноги на зеленый пуфик и устремив взор
на  предрассветный Вашингтон,  сводившийся для него  к  залитой ярким светом
фонарей лужайке перед Белым домом. В руке он держал карандаш, которым нервно
постукивал по стопке бумаг, лежащей у него на коленях.
     Его  ближайший   советник   профессорским  тоном  подводил  итог  всему
случившемуся и сказанному. В комнате витал неистребимый запах сигарного дыма
- директор ЦРУ  ушел всего  час назад. Советник, в голосе которого слышались
гортанные звуки, выдававшие его  немецкое происхождение, занудно рассуждал о
возможности международных осложнений и  о том, почему дела обстоят совсем не
так плохо, как кажется.
     - Не следует принижать важность случившегося. Покойный, в конце концов,
был  личным посланником китайского  премьера. Но важно другое - визит самого
премьера в США не отменяется. Важно и то,  что посланник был отравлен не над
территорией Соединенных Штатов. Он сел на самолет  в Европе и  направлялся в
Монреаль, где  должен  был пересесть на другой самолет,  который бы доставил
его сюда.  Все это приводит к выводу, что  премьер не может  считать нас или
кого-либо из наших людей  ответственными за  случившееся. Это  очевидно, так
как  он  выразил  готовность  послать  другого  человека,  чтобы  выработать
окончательные условия своего визита в США.
     Советник улыбнулся и продолжал:
     -  Более того,  господин  президент,  премьер посылает своего  близкого
друга.  Соратника.  Человека,  который был  с  ним  рядом  во  время долгого
перехода армии коммунистов,  отступавшей под ударами  сил Чан  Кайши; друга,
который  делил с ним все тяготы  и невзгоды  в те  далекие времена, когда им
пришлось скрываться в пещерах Яньаня.  Нет-нет, я совершенно твердо убежден,
что  они знают, что  мы абсолютно непричастны ко всему случившемуся. Если бы
они так не считали, то никогда бы не послали генерала Лю. Его личное участие
в  подготовке  визита -  это доказательство того,  что китайцы  верят в наши
добрые намерения. Так что визит премьера состоится, как и запланировано.
     Президент выпрямился и оперся руками о стол. В Вашингтоне стояла осень,
и во всех кабинетах, где ему приходилось работать, было невыносимо жарко. Но
крышка стола на ощупь была холодной.
     - Каким маршрутом прибудет Лю? - спросил президент.
     - Они нам не сообщили.
     -  Это  вовсе не  свидетельствует о том, что они  переполнены  чувством
доверия к нам.
     - Да  мы никогда  и не были  в числе их доверенных союзников,  господин
президент.
     - Но если бы они сообщили вам о предполагаемом маршруте генерала Лю, мы
могли бы со своей стороны обеспечить меры безопасности.
     - Честно говоря, сэр, я безмерно  доволен тем обстоятельством,  что они
оставили нас в неведении относительно этого. Раз мы  этого не знаем, значит,
не несем никакой ответственности до тех пор, пока генерал  Лю не  прибудет в
Монреаль. Тогда польское посольство в Вашингтоне, ваш посредник в отношениях
с Китаем, известит нас о  времени его прибытия сюда.  Так или иначе,  но  он
едет. Я бы хотел еще раз подчеркнуть, что они нам сообщили о визите генерала
спустя менее чем сутки после случившейся трагедии.
     -  Хорошо.  Это  доказывает,  что  их позиция  не  изменилась.  -  Стол
по-прежнему  оставался холодным, и президенту  казалось,  что  руки  у  него
мокрые.  -  Ладно. Хорошо,  - повторил он. Но особого восторга в  голосе  не
было. Он поднял глаза на советника: - А те люди, которые отравили китайского
эмиссара... Кто бы  это  мог быть?  Наша  разведка до  сих  пор не  дала нам
никаких зацепок. Русские? Тайваньцы? Кто?
     -  Я удивлен, господин  президент, что  ЦРУ  до