страя шайка, научная  элита  технологического гиганта, которому Георг  III
позволил  пойти  по пути независимости, не  осмеливалась испытывать на  себе
нескрываемое Хокинсом презрение.
     Одна  только  израильтянка,  которой,  по  правде,   стоило  продолжать
тренировки, и занималась парашютным спортом.
     Лично он, Джеффри Хокинс -  не против, пока у нее хватает воспитанности
не  лезть  с разговорами.  Либо она знала свое  место  и  соблюдала  правила
приличия,  либо  ей просто нечего  было сказать,  что  для еврейки  является
редчайшим достоинством. Жаль, что немногие обладали ее умением помолчать.
     Как,  например, этот типичный немецкий  зануда, притворявшийся, что  он
вовсе не немец, который заплатил Хокинсу пять тысяч за то, чтобы Римо Пелхэм
не  приземлился  живым.  А  потом  он  зачем-то  принялся объяснять  Хокинсу
побудительные мотивы.
     Джеффри  Хокинсу оправдания были не нужны. Каждому нужно как-то жить. И
потом,  разве это убийство?  Убийство - это  когда лишают жизни англичанина.
Ликвидировать американца - борьба за существование,  а физическое устранение
ирландца  должно  рассматриваться,  как забота  о  здоровье  и  благополучии
общества.
     Жаль, конечно, что Пелхэм не австралиец. Тогда  каждому стало  бы ясно,
что ликвидирован преступник.  Или потомок преступника, что, в сущности, одно
и то же.
     Даже  в Британии  дворянство  начинало забывать свое прошлое.  Весь мир
сошел с  ума,  а с ним вместе  помешалась и  Британия.  Что  за  недостойная
патетическая любовь и уважение  к Америке - нации, которой управлял когда-то
президент-ирландец?! Где шотландцы разгуливают словно человеческие существа.
Где уроженцам Уэльса воздают почести. И  они еще  называют  себя британцами!
Нет,  англичанином может  быть только англичанин. Само  небо прогневалось на
Британскую империю...
     - Эй, приятель! Как застегнуть эту штуку?
     Это  американец. Он собирается прыгать с высоты почти четыре километра,
минуту лететь  в свободном падении, а потом раскрыть парашют. Это его первый
прыжок.
     И за  это  пять  тысяч?  Джеффри Хокинс  может отработать  эти  деньги,
организовав колониальной деревенщине  свободное  падение до самой  земли. Но
это слишком примитивно и недобросовестно.  Добросовестно  - подрезать  ремни
парашюта,  чтобы, раскрывшись, он улетел вверх,  а Римо Пелхэм продолжил  бы
путь к земле без парашюта.
     - Эй, приятель! Как надеть эту штуковину?
     Джеффри Хокинс перешел  к изучению  финансового раздела  газеты. Если с
толком  вложить   пять  тысяч  в   дело,  можно  превратить  их  в  довольно
значительную сумму.
     - Эй ты, с усами и газетой! Как застегнуть эту пряжку?
     Акции компании "Имперская  химическая промышленность"  поднимаются. Это
хорошо. Если вложить деньги  в ценные бумаги компании, от этого будет польза
не только вкладчику, но  и цивилизованной промышленности. Разумное помещение
капитала.
     Еврейка все-таки помогла американцу с парашютом. "Никакого характера, -
подумал  Хокинс. -  Отказывалась  с  ним  разговаривать, отворачивалась,  не
поддалась из комплименты и безвкусное заигрывание, а теперь помогает: ножные
ремни, заплечные ремни, правильное расположение всей "упряжи".
     Закончив, она отвернулась от американца и сказала, обращаясь к Хокинсу:
     - Три тысячи девятьсот метров.
     - М-м-м. - промычал тот, так как будучи инструктором, должен был что-то
отвечать.
     - Мы готовы, - произнесла она.
     Американец - кандидат в покойники - сидел рядом с ней.
     "Да,  немцы были в  чем-то правы, - думал  Хокинс, -  но  уж очень  они
грубы. Если заглянуть в душу немца, ничего, кроме грубости и бесцеремонности
там не найдешь. Как этот гунн сунул Хокинсу конверт с деньгами! Будто тайком
лез к нему в брюки с нескромной целью."
     - Будет весело! - сказал американец.
     Его  карие  глаза  сияли. С  лица сбриты  волосы.  В землю Виргинии  он
врежется со звоном и разлетится во все стороны.
     Сотрясая легкий самолет, моторы ревели, набирая обороты.
     Войска  Ее  Королевского  Величества  по  сообщению  "Таймс"  все   еще
находятся в Адене, на  берегу Персидского залива. Повезло Адену! А он здесь,
в  Америке,  которая выбрала собственный путь и идет  по нему в одиночестве,
ежедневно расплачиваясь за свое упрямство.
     Еврейка смягчилась.  Она что-то объясняла  американцу.  Хокинс,  закрыв
лицо "Таймс", прислушался.
     - Самолет поднимется почти на  четыре километра. Одна минута свободного
падения. Потом  немедленно дергайте за кольцо. Прыгайте за мной. Я прослежу,
чтобы кольцо было вовремя выдернуто. Глупо с вашей  стороны выполнять  такой
прыжок, не имея опыта.
     - Послушайте, дорогая, не беспокойтесь обо мне.
     - Очень глупо.
     - Это был единственный шанс поговорить с вами.
     - Повторяю, вы невероятно глупы.
     Им приходилось кричать, чтобы перекрыть рев мотора.
     - Мне нужно с вами поговорить.
     - У вас ножные ремни не затянуты.
     - Когда мы сможем встретиться?
     - Весь этот год я буду занята. Попробуйте в это же время через год.
     Вдруг она вскрикнула:
     - Мистер Хокинс! Кто дал ему этот парашют?
     Опять принялась  за  свое. Первой заговаривать  с Джеффри Хокинсом!  Он
промолчал.
     - Отложите газету. Ему нельзя прыгать с этим парашютом.
     Отложить газету? Что за наглость!
     Неожиданно  колонки  мелкого   шрифта  перед  глазами  исчезли.  Газета
пропала. Это американец вырвал ее!
     -  Прошу  прощения,  - сказал  Джеффри  ледяным тоном,  уверенный,  что
американец немедленно начнет извиняться.
     - Ничего, - ответил американец. - Она обращается к вам.
     - Я в  состоянии понять, что  передо мной говорящая женщина, и  в вашей
помощи не нуждаюсь.
     - Почему вы ей не отвечаете?
     - Я не  хотел  бы  обсуждать с вами  эту тему, -  сказал  американскому
полисмену Джеффри Хокинс. - Будьте любезны, немедленно верните мою газету.
     - Кто дал ему этот парашют? - спросила девушка. - Вы?
     - Я  не  сержант из  хозяйственного  взвода  и  не  занимаюсь  раздачей
парашютов.
     - Но ему нельзя прыгать с этим парашютом.
     - Без парашюта - тем более,  - ответил Хокинс. Прекрасно сказано! Такую
фразу стоит повторить в беседе с англичанином.
     -  Не  удивительно, что британская армия  отказалась  от ваших услуг, -
сказала девушка.
     Хватит.  Джеффри обязан наказать дерзость. Он ударил ее по лицу тыльной
стороной  ладони. По крайней  мере, попытался  ударить: какой-то непонятный,
быстрый поток воздуха оттолкнул ладонь.
     - Выбирай выражения,  еврейка, - сказал он, в  растерянности  глядя  на
собственную руку, отброшенную непонятно чем к стенке кабины.
     - Не морочьте  мне  голову,  Хокинс.  Это  вы подсунули ему неисправный
парашют?
     - Отвечайте, - сказал американец.
     В разговор вмешался пилот:
     - Мы подходим к точке  прыжков. Высота - три тысячи девятьсот метров! -
прокричал он.
     Вот и хорошо. Теперь  все  уладится  само  собой. Для  прыжков с  такой
высоты самолет поднимается  вверх почти вертикально.  Прыжки  совершаются  в
верхней точке. Это  единственный  практичный  способ: если самолет  какое-то
время  будет  лететь  на  такой  высоте  по  горизонтали,  всем  понадобятся
кислородные  маски. А так - кислород не нужен, потому что самолет наверху не
задерживается.
     - Если  собираетесь прыгать, доктор Хиршблум,  то  прыгайте,  -  сказал
Хокинс.
     Рядом с ним открылась дверь, и девушка встала на ноги, пригнувшись. Она
перебралась через вытянутые ноги Хокинса и сказала:
     - Не разрешайте ему прыгать с этим парашютом.
     Потом обратилась к американцу:
     - Не прыгайте.
     Поставив ногу на крыло снаружи, она на мгновение задержалась и исчезла.
     - Мистер янки, будете прыгать? Или подождете, пока компьютер прыгнет за
вас?
     -  Нет, пожалуй, не буду,  - промолвил американец.  Рвущийся в открытую
дверь ветер трепал его волосы.
     - Дело ваше, - сказал Хокинс. -  А вниз  поглядеть  не желаете?  Будете
хотя бы знать как выглядит земля с высоты. Или боитесь?
     - Я знаю как выглядит земля, дорогой, - ответил американец.
     - Интересный прыжок совершает  еврейка, - проговорил Хокинс, выглядывая
наружу. - Весьма любопытное свободное падение.
     Американец-полицейский пожал плечами, перешагнул  через ноги Хокинса  и
высунулся наружу. Джеффри Хокинс плечом уперся ему в спину, ногами зацепился
за  стойку сидения и  толкнул американца, толкнул  что было  сил. Ничего  не
произошло.
     - Хочешь прыгнуть со мной вместе? - обернувшись спросил американец.
     Джеффри  Хокинс  толкнул его  еще, и на  этот  раз  -  успешно. Слишком
успешно. Собственная  энергия не  без помощи американца бросила  его  наружу
головой вперед,  в сторону  стоек  крыла,  и  он  оказался  вне  самолета  в
стремительном  падении  вниз  сквозь  леденящий холодный  ветер.  В компании
американца, крепко держащего Хокинса за глотку.
     Несколько секунд  ускорения. Затем  они достигли предельной скорости, и
наступило свободное  падение. Американец улыбался  и  тихонько  напевал свой
гимн - "Янки Дудл".
     Пинком ноги Джеффри попытался избавиться от него.  Пять тысяч,  считай,
заработаны. Но пинок  не  помог,  а правая нога  вдруг потеряла подвижность.
Несмотря   на  все  усилия,  Хокинсу  никак   не  удавалось  отцепиться   от
улыбающегося американца,  который напевал себе  под нос и  проделывал руками
непонятные  манипуляции.  Джеффри  вспомнил  карате  и нанес  было  удар  по
переносице, но, едва начав движение, рука его онемела, а потом...
     О Боже! С  левого плеча соскользнула лямка парашюта.  Американец что-то
сделал  с главной  пряжкой на  груди,  и она  расстегнулась.  Какая-то  сила
развернула Джеффри спиной к  американцу.  С неожиданно онемевшей правой руки
слетела вторая лямка. Нераскрытый парашют держался  теперь только  на ножных
ремнях. Джеффри снова что-то развернуло, на этот раз - лицом к американцу, и
он ощутил, как  парашют проскочил у  него между ног. Теперь  он  летел вниз,
головой  вперед,  с  парализованными  конечностями  и,  самое  главное,  без
парашюта! Он  попытался  изменить положение тела, но ощутил несильный шлепок
по спине и остался летящим все в том же положении.
     Господи! Он без парашюта!  Его  опять развернуло,  и  они с американцем
очутились лицом к лицу. Оба  неслись к земле. Американец застегивал на груди
пряжку парашюта - парашюта Джеффри! Он  улыбался и мурлыкал  какой-то мотив.
Джеффри  увидел  брошенный  в  его  сторону  сверток  цвета  хаки.  Это  был
неисправный парашют американца. Потом Пелхэм крикнул:
     - Вот так-то, милый! Привет Генриху Восьмому!
     Из-за спины американца вырвалась красно-белая ткань, хлопнула наверху и
превратилась  в  купол  раскрывшегося парашюта. Американец  мгновенно  взмыл
вверх  и  стал  удаляться  все  дальше и  дальше, раскачиваясь на стропах  в
плавном спуске.
     Джеффри  Хокинс,  бывший  морской  пехотинец  Ее  Величества  Королевы,
встретился с зеленой землей  Виргинии одновременно  с неисправным парашютом.
Парашют подпрыгнул,  ударившись о землю  с глухим стуком, и остался годным к
дальнейшему использованию. В отличие от Джеффри Хокинса.
     Когда Римо приземлился, доктор Хиршблум уже ушла.


ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

     Брюстер-Форум  предоставил в распоряжение  Римо комнатку  в двухэтажном
здании, расположенном в центре лабораторного комплекса, откуда не было видно
ни одного из коттеджей. Здание называли домом для прислуги.
     - Если заблудитесь, спросите дом для прислуги, - сказал ему управляющий
спортзалом.
     - Вы тоже там живете?
     - Нет, у меня отдельный дом. В доме для прислуги живут работники самого
низкого уровня. Уборщицы, водители, дворники, ответственный за безопасность.
     - Ладно, - сказал Римо, - сойдет.
     Габариты  его  комнаты  позволяли одеваться  в  вертикальном  положении
только  в  том случае,  если встать  на кровать.  Можно было, если возникнет
желание,  броситься в  постель прямо  из-под душа. Можно  было  пользоваться
двумя верхними ящиками комода. Нижние не открывались: мешала кровать.
     Не  то,  чтобы комната  была  так мала,  просто  кровать  была  слишком
большой.  Ее  списали  из  коттеджей для ученых, и она,  как и вся остальная
мебель в доме для  прислуги, абсолютно не подходила для комнат.  При желании
на  кровати вполне можно было  делать сальто-мортале,  а матрац, по расчетам
Римо, мог бы накрыть сразу три обычные кровати.
     - Один матрац стоил  тысячу четыреста, - доверительно сообщила одна  из
горничных. - Нам всегда отдают то, что никому не нужно. Вещи-то хорошие, вот
только выглядят иногда смешно.
     Римо  не  мог,  естественно,  выполнять свои экзотические упражнения  в
спортзале Форума,  если  предположить,  что  он вообще  был  в состоянии  их
выполнить из-за слишком длительного пребывания в пиковом состоянии.
     Но тренироваться он мог  где  угодно,  хоть  прямо в  кровати,  лежа на
спине. Уставившись в потолок, Римо  представил себе длинную тропу, шедшую по
внутреннему   периметру   стен   санатория   Фолкрофт,  где  начиналась  его
подготовка.  Он мысленно ступил на дорожку, усыпанную темным гравием, ощутил
влажное дыхание  залива Лонг-Айленд  и запах сожженных осенних листьев. Так,
теперь пять миль в быстром темпе.
     Если  бы в этот  момент кто-то  наблюдал за  Римо,  то заметил бы  лишь
слабое  подергивание  мышц ног  в ритмичное движение  груди в такт глубокому
дыханию.  Строго говоря, пробежка нужна была  именно для тренировки дыхания,
поэтому на  завершающем круге  он  сделал спринтерский рывок, выжимая все из
утомившихся ног, жадно  глотая  воздух,  все быстрее и быстрее. Раньше рывок
всегда  удавался,  но сегодня с ногами  было  что-то не так, да и энергии на
спринт не доставало. Римо гнал прочь мысль  о том, что на последний круг сил
вообще не хватит. Боль в мышцах стала  нестерпимой. Ни разу за время занятий
бегом ему не было так трудно.
     Он  так  и не узнал,  удалось  бы  добежать до  конца  или нет: в дверь
постучали.  Римо  не  хотелось  открывать дверь  в изможденном состоянии,  и
поэтому он приступил к экстренному  восстановлению.  Хорошо, что он лежал  в
постели.  Сам процесс отнюдь не сложен. Главное -  забыть о  том, что у тебя
есть  чувства,  мысля, мышцы,  забыть обо всем. Стать овощем. Отключиться от
всего. На  организм это действует словно  удар электрическим  током в  воде.
Самое важное - чтобы сердце не сбилось с ритма: если в этот  момент организм
в целом еще будет под нагрузкой, то биение сердца может и не возобновиться.
     На этот  раз  обошлось,  и  Римо пошел  открывать, весь  в  поту, но  с
размеренным дыханием только что проснувшегося человека. Нормальное дыхание и
отсутствие румянца на щеках сделают капельки пота похожими на капли воды.
     Визитер выглядел  чуть  старше среднего возраста.  Линии мясистого лица
странным  образом гармонировали с  круглыми очками в  металлической  оправе.
Темный летний костюм с белой рубашкой и черный галстук. Механическая улыбка,
начисто лишенная эмоций. Последний раз Римо встречал такую во время  прошлой
президентской кампании.
     - Прошу прощения, - произнес гость мягким гортанным голосом. - Я Мартин
Сторс, здешний тренер по шахматам. Простите, я  не  знал,  что вы принимаете
душ.
     - Нет, - сказал Римо, - я чинил водопроводный кран.
     - А, и вода, вижу, брызнула вам в лицо?
     - Вроде того.
     - Похоже, вы не можете пригласить меня войти...
     Он взглянул на заполнявшую комнату кровать.
     - Это скорее кровать, окруженная комнатой, а?
     - Да.
     -  Возмутительно! Человек  ваших дарований и возможностей живет в таком
помещении, рядом со слугами.
     - Меня это не волнует.
     - Ужасно. Такие вещи должны быть запрещены законом. Во всем мире охрана
и безопасность - почетная профессия, ведь она требует от человека выдающихся
способностей,  отваги  и  дисциплинированности,  а  вас  поместили  сюда.  Я
поговорю с Брюстером.
     - Он меня сюда и поселил.
     Сторс переменил тему.
     - Я  пришел просить вас оказать мне честь и посетить мой  дом. Хотелось
бы сыграть  с вами партию в шахматы.  Буду весьма польщен, если вы разделите
со  мной  обед.  Я уже предлагал вам сыграть, когда  вы  разделались с этими
свиньями на мотоциклах, но вы, скорее всего, меня не слышали.
     - Благодарю, но у меня на сегодня уже назначено свидание.
     - Уже? Так скоро?
     - Это связано с делом. Встреча с доктором Хиршблум.
     - А, с Деборой.  Удивительно.  Она редко с  кем видится, что  необычно,
если учесть,  что здесь мозговой  центр,  вместилище  мысли, так  сказать, а
заполняют его в основном слова и слова.
     Собственная шутка ему явно понравилась.
     - Я пока не понял, что же здесь такое, - сказал Римо.
     - Ха, как и все остальные! Вы мне нравитесь. Мы должны с вами сыграть.
     - Еще раз спасибо, но в другой раз. Мне надо идти.
     - Покорно прошу извинить. Мое приглашение остается в силе.
     Римо еще раз поблагодарил и закрыл  за гостем дверь. Надел легкие белые
брюки и голубую спортивную рубашку. Два его костюма висели в ванной комнате,
поскольку дверца шкафа из-за тесноты не открывалась.
     Сторс ждал его  внизу и  снова начал извиняться. Он не хотел беспокоить
Римо  Пелхэма.  Он  совсем  не  такой  назойливый  тип, как  некоторые.  Так
продолжалось на протяжении двух с половиной километров пути до коттеджей.
     - Понимаете, я из страны, где очень высоко ценят покой и уединенность и
уважают полицию. Здесь же распространены жестокость  и насилие,  потому  что
полицию не уважают. Не уважают порядок. В  моей стране  никто не заставил бы
полицейского жить вместе со слугами. Да?
     - Что да? - спросил Римо,  думая  о  том, что  вечер наступил  чересчур
быстро для лета. Или это его воображение? Или, еще хуже, он  теряет контроль
над чувством времени  и  своими  ощущениями?  Римо  постарался  незаметно от
Сторса  проделать  упражнение,  связанное  с ходьбой  на носках, и  это  ему
удалось.  Появилась  уверенность, что  он не до  конца  утратил  способность
проделывать  разные особенные  штучки, а значит нечего беспокоиться  о своих
ощущениях. Наступил вечер.
     - Вы согласны со мной?
     - Конечно,  - сказал Римо. На ходу  он занялся упражнением для развития
координации  пальцев  рук,   стараясь  выполнять  его   максимально  быстро.
Расслабляешь кисти, а потом  быстро касаешься подушечками пальцев одной руки
пальцев  другой, по  очереди.  Так, чтобы ногти  лишь слегка  соприкасались.
Проделанное  достаточно   быстро,  это  упражнение   похоже  на  нервическое
складывание пальцев для молитвы.
     - В ужасные времена мы живем, а?
     - Времена всегда ужасные.
     - Не всегда. И не везде.
     - Пожалуй.
     - Вам, судя по всему, здесь нравятся. Значит вы приехали откуда-то, где
не так хорошо, да?
     - Хотите узнать, откуда я?
     - Нет, нет! Конечно нет. Но, может быть, вы захотите рассказать?
     - Вряд ли.
     -  Хорошо.  Поймите, я  не из  назойливых, просто  испытываю уважение к
совершенству. Где вы научились играть в шахматы?
     -  В Джерси-Сити. Меня  учил  адвокат Делфурум Брески, -  ответил Римо,
выдумав самое невероятное имя.
     - Так вы из Джерси-Сити. Восхитительный город!
     - Джерси-Сити?! Восхитительный город?
     -  Ну, там, конечно,  стало похуже,  когда ушел этот  ваш замечательный
мэр.
     - О ком вы?
     - О Френсисе Хейге.
     - Это был настоящий диктатор.
     - Да. Ужасный человек. Вы долго работали в Джерси-Сити?
     - Нет.
     - Недолго?
     - Нет.
     - А, вы там вообще  не работали. Но я  не из тех,  кто лезет в душу при
первой встрече. Особенно в душу тех,  к кому я испытываю приязнь и уважение,
тех, кого притесняют власти. Я готов предложить вам свою помощь.
     Римо перешел  к  упражнениям для мышц плеч  и шеи, используя  Сторса  в
качестве  индикатора