н с какой-то  службой
безопасности.
     С того момента, как инспектор Уоткинс заключил, что дело безнадежно, до
того,  как  ксерокопия отчета легла  на стол в  одном из кабинетов санатория
Фолкрофт в местечке Рай, неподалеку от Нью-Йорка, прошло двенадцать часов.
     В Фолкрофте отчет  прочли внимательно: отсюда он и был заказан. Человек
с  лимонно-желтым лицом пробежал  глазами текст,  сделал одному ему понятные
пометки и сунул ксерокопию в какой-то цилиндр, где она тут же превратилась в
конфетти.
     Он откинулся в кресте и посмотрел в окно, сквозь стекло,  непроницаемое
для  взгляда снаружи, на залив Лонг-Айленд.  Близился рассвет, но  было  еще
темно.
     Безнадежно?  Может быть, и нет.  Складывалась любопытная ситуация. Если
мисс  Стоунер  жива,  за  нее  примутся   более  опытные  убийцы.  Если   их
нейтрализуют, на смену  придут еще  более компетентные. И  так далее,  и так
далее.  Лучшее  всегда  проистекает из  хорошего,  и  совершенствованию  нет
предела, оно  ведет к самому лучшему, что  бы это ни было  и  где  бы это ни
было.
     Доктор Харолд Смит смотрел в темноту. Где бы то ни было?  Он знал, где.
Он пошлет туда телеграмму. Викки  Стоунер может быть спокойна. На ее стороне
будут  самые  лучшие,  и  тогда  просто   лучшие  не   смогут  доставить  ей
неприятности.
     Доктор Смит сам  набрал номер телеграфной компании "Уэстерн юнион". Его
секретарша давно уже была дома. Он назвал имя, адрес и продиктовал текст:
     "Завтра приезжает тетя Милдред. Приготовьте зеленую комнату"

ГЛАВА ВТОРАЯ

     Его  звали  Римо,  и  его не интересовало, ни когда  приезжает  тетушка
Милдред, ни какую комнату она предпочитает.
     Вместо  того, чтобы  положить  телефонную  трубку  на место,  он  зажал
телефонный  шнур  между  большим  и указательным  пальцами и  легким  рывком
выдернул из стены. Было полпятого утра.
     Воздух  в  номере  отеля  "Хайэт  ридженси"  в   Атланте  был  охлажден
кондиционером  до  такой   степени,  что  казался  лишь   немногим  приятнее
угнетающей  жары, которую обещал начинающийся день. Во рту  ощущался привкус
соли, но  Чиун предупреждал,  что так и будет. Римо пошел  в ванную и открыл
кран. Когда вода стала достаточно холодной, он набрал полный рот.
     Полоща рот водой, он  прошел в темную гостиную. Там, на расстеленной на
свободном участке пола  циновке, возлежала тщедушная фигурка,  облаченная  в
черное кимоно с головы до пят, с седыми прядями волос Чиун, последний Мастер
Синанджу.
     Никому не  пристало  будить  Мастера, тем более его ученику,  хотя Римо
никогда  не  удавалось точно определить: спал Чиун или находился в одной  из
пятидесяти  пяти  стадий расслабления, из которых сон был  пятьдесят второй.
Когда-нибудь, говорил Чиун,  Римо тоже овладеет  этими стадиями, несмотря на
то, что просвещение для него началось  довольно поздно и что он  всего  лишь
белый человек.
     Чем же он заслужил счастье узнать все эти стадии, поинтересовался Римо.
Тем,  что  Мастер  Синанджу  мог  из ничего  творить  чудеса.  Под  "ничего"
подразумевался Римо.
     - Спасибо за доверие, палочка, - ответил Римо, и тогда Чиун предупредил
его о грядущей "соленой ночи".  В  эту  ночь Римо  усомнится  в себе и своих
способностях и совершит какую-нибудь глупость, чтобы доказать себе, что  все
приобретенные им навыки и умение чего-то стоят.
     - Однако возникнет одна проблема.
     - Что за проблема, папочка?
     -  Как ты сможешь понять, что совершаешь какую-то  глупость, если почти
только этим  и занимаешься? - ответил Чиун и решил, что  это очень  смешно и
забавно,   настолько  забавно,  что   он   еще  долго  повторял  эту  фразу.
Неспособность  Римо понять  всю тонкость его высказывания Чиун отнес  насчет
типичного для белых людей отсутствия чувства юмора.
     Синанджу была  деревенькой в Северной Корее,  чье население от  мала до
велика   жило    заботами   Мастера   Синанджу,    занимавшегося    ремеслом
профессионального убийцы-ассасина. Чиун,  несмотря на свои восемьдесят  лет,
был  правящим Мастером Синанджу. Он пережил свою "соленую ночь" в двенадцать
лет,  что  было  ознаменованием  зрелости.  Это  просто   очередной  признак
превращения тела, объяснял он.
     - Превращения во что? - поинтересовался Римо.
     Но Чиун не  удостоил  своего  ученика ответом,  потому что считал,  что
человек, не имеющий чувства юмора, никак не способен оценить мудрость.
     - Однако сам  ты не  считаешь смешным, когда тебя  принимают за китайца
или корейца.
     - Тот, кто не может отличить  оскорбление от невинной шутки, никогда не
поймет глубинного смысла Синанджу.
     - Почему, когда ты  меня  оскорбляешь,  это считается юмором,  а  когда
кто-нибудь отпускает в твой адрес безобидное замечание, это - оскорбление? -
спросил Римо.
     - Похоже, тебе никогда не видать "соленой ночи", - сказал Чиун.
     Но такая ночь для Римо  все-таки настала,  и хотя его рот был еще полон
воды,  в нем  все равно чувствовалась соль, словно  кто-то высыпал ему в рот
полную  солонку.  Римо вернулся в  ванную  и  выплюнул  воду.  Ему  было  за
тридцать, и  на протяжении  вот уже  целого  десятка лет он менялся: сначала
изменилось мышление, а потом нервная система.
     И вот он стал тем, чем, как предрекал Чиун, он станет. Убийца-ассасин -
это   не  ремесло,  а  состояние  души.  Естественно,   предупреждал   Чиун,
неправильное воспитание Римо в прошлом время от времени будет  давать о себе
знать, как яд, попавший в кровь и вызывающий на коже фурункулы. Но с  каждым
лопнувшим нарывом организм очищается.
     - От таких вещей, как, например, порядочность? - поинтересовался Римо.
     А  впрочем,  какое  ему, Римо, до  этого  дело? Он  же  был  мертвецом,
отпечатки  его  пальцев  были  уничтожены в ту  ночь,  когда его казнили  на
электрическом стуле за убийство, которого он не совершал. Электрический стул
сработал не до  конца, и Римо  оказался на службе в качестве суперсекретного
агента-убийцы   суперсекретного   агентства,    подчинявшегося   президенту,
созданного  в свое  время для борьбы с  преступностью вне рамок  законности.
Речь сперва шла лишь о паре лет, но вот Римо уже за тридцать, у  него нет ни
дома,  ни семьи, ни  даже фамилии, а во  рту  чувствуется вкус  соли. Первый
белый человек, достигший этой стадии. Римо вновь набрал воды из-под крана  и
прополоскал рот. К черту все. Не пойти ли прогуляться?
     Он выплюнул  воду  на  выключатель в ванной, надеясь  вызвать  короткое
замыкание, чтобы  посмотреть,  способен ли  он создать ртом  необходимое для
этого  давление. Но в результате Римо получил лишь мокрый выключатель. Он не
стал закрывать дверь:  если шайка грабителей вздумает  вломиться  в  номер и
напасть на спящего восьмидесятилетнего Чиуна, это будет целиком  и полностью
их беда, и они получат по заслугам.
     Реконструированная часть  центра Атланты была  поразительно  похожа  на
старую,  еще не  подвергшуюся реконструкции:  удручающая  духота и  ощущение
общего  дискомфорта.   Римо  отправился  на   автовокзал.  По  всей  Америке
автовокзалы всегда открыты.
     И  почему в людях, ожидающих автобуса в  такое время суток, чувствуется
какая-то безнадежность? Римо купил  газету.  Клуб "Атланта  Иглз" начал свои
летние тренировки и набирал новичков. По словам тренера клуба, в этом году с
новичками  им повезло,  и появились  хорошие шансы на  победу в Национальной
футбольной  лиге, даже  несмотря на  несколько неудачный график игр и на то,
что известные игроки набирали спортивную форму чуть медленнее, чем  хотелось
бы.
     Внимание  Римо  привлекло  одно  из  мест  статьи,  где  автор  поносил
устраиваемый "Иглз"  ежегодный открытый  отборочный  просмотр,  обзывая  его
рекламным фарсом.
     "Иглз"  устраивают  показуху  ради  прессы, рекламной  шумихи  и  своих
поклонников, но не для того, чтобы отобрать футболистов. Они спекулируют  на
тайных  мечтах  многих американцев, воображающих  себя рвущимися  к  воротам
соперника на глазах  у многотысячной ревущей толпы болельщиков.  На самом же
деле  будущие профессиональные  футболисты отбираются  еще в  средней школе,
чтобы сделать из юношей могучих  атлетов со стремительной скоростью. Вряд ли
во всей  стране найдется хоть один человек, который по физическим данным мог
бы  сравниться  с  профессионалами  из  "Иглз". Сегодняшние  так  называемые
"открытые"  пробы просто  откровенный  фарс,  и автор  статьи  не  будет  их
освещать.
     Если и телевидение, и пресса последуют его примеру, то мы положим конец
надувательству.  "Открытые" пробы - это игра на нашей доверчивости. И пока в
этом "Иглз" преуспевают.
     Римо  окинул  взглядом  полупустой  автовокзал.  Как  и на всех  других
автовокзалах в эти часы,  здесь воняло  дезинфекцией. Он  запихнул  газету в
урну.  Было  бы глупо  ехать в  тренировочный центр  "Иглз", в Пелл-колледж,
находящийся  за  городом. Во-первых,  следовало держаться подальше от всякой
рекламной шумихи, а во-вторых, что и  кому он этим докажет? Его  "бизнес" не
имел ничего общего с профессиональным спортом.  В-третьих, Смит  будет утром
звонить  ему,  чтобы  договориться  о  встрече  в Атланте.  Именно  об  этом
свидетельствовала телеграмма  по  поводу  приезда тети  Милдред. И, наконец,
в-четвертых, Чиун всегда  выражал недовольство  показухой.  Это  были четыре
убедительнейшие причины отказаться от поездки  в тренировочный центр "Иглз".
Кроме  всего  прочего,   он  еще  в   школе  перестал  увлекаться  футболом:
полузащитники   не   могли   весить   меньше  двухсот  фунтов.   Подойдя   к
автомату-охладителю,  Римо вновь набрал  в  рот воды. Четыре убедительнейшие
причины не ехать...
     Проезд до Пелл-колледжа стоил семь долларов тридцать пять центов.  Римо
дал таксисту десятку. Было  полседьмого  утра, а  на поле уже  выстраивалась
очередь. Менее  шести футов ростом, Римо был ниже всех собравшихся мужчин. И
одним из самых легких.
     Римо стоял позади какого-то автомеханика, который играл  в любительской
команде, знал, что  у  него нет никаких шансов, но просто  хотел  померяться
силами с  настоящими "профи". Он как-то играл  против  защитника из третьего
состава  "Иглз", и ему так здорово досталось, что он потом четыре-пять раз в
игре не попал по мячу.
     Позади  Римо стоял исключенный  из колледжа  парень  ростом шесть футов
семь  дюймов,  весивший двести  восемьдесят  фунтов,  никогда  не игравший в
футбол, но считавший,  что ему  есть что показать, принимая  во внимание его
габариты.  Мужчин  становилось  все больше.  Очередь росла.  Все они,  кроме
одного, лелеяли мечты, одолевавшие большинство из  них в детстве.  А у этого
одного  во  рту  был привкус  соли,  а  в  его теле и  рассудке  происходили
перемены, зародившиеся сотни  лет назад, перемены, не испытанные доселе  еще
никем за пределами маленькой корейской деревушки Синанджу.
     Помощники тренера, избегая взглядов пришедших на пробы, разбивали их на
группы. Единственное, что, похоже, их волновало, - это правильное заполнение
бланков-расписок, освобождавших "Иглз" от ответственности в случае возможных
травм.
     Подающих надежды отвели к боковой линии игрового поля и велели ждать. У
"Иглз" шла  утренняя  тренировка. Никто не  заговаривал с  любителями. Когда
подъехала одна из  телевизионных  съемочных бригад, из собравшихся у боковой
линии  отобрали пятерых.  Римо не  взяли.  Как сказал  помощник  тренера, он
"ростом не вышел".
     -  Их  поставят  с  основным составом,  -  сказал  сидевший  возле Римо
мужчина. - Я здесь был в прошлом году.
     -  А почему бы для начала  не  дать им  шанс в  игре  с новобранцами? -
поинтересовался Римо.
     - Те их угробят. Новички бьют по всему, что движется, лишь бы показать,
что они умеют бить. С новичками опасно. Основные игроки поспокойнее.
     Для очередной телевизионной бригады  приглашалась новая группа желающих
показать  себя.  Римо прождал  всю  утреннюю  тренировку,  но  его  так и не
пригласили. Обедали они вместе с "Иглз", но за разными столиками. То и  дело
кого-то просили сесть возле игроков "Иглз" Какой-то  фотограф решил  сделать
снимок, на котором один из "Иглз" кормит подсевшего к нему любителя, поднеся
к его рту вилку и улыбаясь в камеру. Не успел фотограф сказать: "Снято", как
полузащитник  бросил вилку с капустой на колени любителю.  Тот обратил все в
шутку.
     Один из репортеров попытался  уговорить Лерони Мэриона Бетти, по кличке
"Зверь", сфотографироваться, зажав  руками голову кого-нибудь из  любителей.
Бетти отказался, заявив,  что без  туалетной  бумаги он за такую пакость  не
возьмется.
     Римо про себя отметил, что люди вроде Бетти не знают толком, что делать
со своими руками, и поэтому они им ни к чему.
     Средний защитник "Иглз", известный  своей жесткой игрой и высказыванием
"Тот,  кто не  любит  бить  и  не  хочет  быть  битым, не имеет  права  быть
профессиональным    футболистом",   подошел    к    столику    любителей   и
поинтересовался,  понравился ли  им  обед. Затем он решил поделиться с  ними
мыслью  о том,  что труд  профессиональных футболистов нелегок  и  он иногда
жалеет,  что  не  зарабатывает  себе  на жизнь чем-то  другим.  После  этого
натянутость  исчезла, подошли поболтать и  другие игроки,  но  тут  вмешался
старший тренер, сказав, что игроки пришли сюда работать, а не общаться.
     Лерони  Мэрион Бетти, шесть  футов шесть дюймов ростом, весивший двести
шестьдесят семь фунтов  и внешне похожий на шкаф, вслух выразил недовольство
по  поводу того, что игроки разговаривают с любителями, которым вообще место
на трибуне, а не на поле и тем более не в столовой команды.
     Было уже за полдень, когда все журналисты разошлись, но Римо и еще один
кандидат  так и не поиграли. Кто-то из помощников тренера велел им приходить
через год, а сейчас в качестве сувенира им дадут вымпел "Иглз".
     - Я приехал поиграть и поиграю, - заявил Римо.
     - Отборочный просмотр закончен.
     - Наплевать, - ответил Римо. - Я не уйду, пока мне не дадут возможность
попробовать.
     - На сегодня - все.
     - Не для меня.
     Помощник  подбежал  к  старшему  тренеру.  Тот  пожал  плечами,  что-то
пробурчал в ответ и отослал его назад к Римо.
     -  Ладно.  Иди  становись  угловым   в  защиту.  Мы  сейчас   разыграем
блокировку, и  у тебя будет возможность  побыть на поле.  Только не мешайся,
если будет атаковать Бетти, а то костей не соберешь.
     - Я сыграю за центрального защитника, - сказал Римо. -  Я играл на этом
месте в школьной команде.
     - Тебе что, жить надоело? Хочешь, чтобы тебя по кусочкам собирали?
     - Я хочу сыграть за центрального защитника, - повторил Римо.
     - Послушай. Пока  у  нас еще никого сильно не калечили.  Не  порть  нам
репутацию.
     - Я буду играть за  центрального защитника, -  повторил Римо и потрусил
на поле.
     Впервые за всю историю американского футбола на поле появился настоящий
убийца. Если  бы  тренер знал,  кто  направляется к центру  площадки,  он бы
спрятал свою команду в  Форт-Ноксе. Но он видел  лишь  назойливого  чудака и
поэтому жестом показал центральному нападающему и правому защитнику взять "в
коробочку" непрошеного гостя, чтобы все могли заняться делом.
     Римо принял стойку, выученную  еще в  школе, но чувствовал себя  как-то
неестественно. Центр тяжести тела был  не на месте, и поэтому он выпрямился.
Его плечи едва возвышались над пригнувшимися к земле  центральным нападающим
и защитником.
     На упругой густой  траве обувь причиняла лишь неудобство, и Римо скинул
ботинки. Он чувствовал резкий запах  пота, исходивший от тел впереди него, и
доносившийся с их дыханием  запах съеденного мяса.  Защитник, казавшийся  по
телевизору таким маленьким, был на целых четыре дюйма выше Римо. Центральный
ударил по мячу, защитник передал его Бобби Джо Хукеру, чья туша развернулась
в сторону  правого  полузащитника. Центральный нападающий Рэймонд Вольжак  с
защитником   Эрманом  Доффманом  попытались   аккуратно   зажать  маленького
человечка в  носках, чтобы он ненароком не попал между Хукером и  защитником
Бетти и не очутился в больнице. Или в морге.
     Но  едва они успели сдвинуться с места, как маленький человечек  исчез.
Доффман,  как  и  полузащитник,  лишь  ощутил, как что-то прошелестело мимо.
Хукер почувствовал,  как  мяч после  передачи защитника попал ему в живот, а
затем, как он описывал  позже, нечто вроде удара кувалдой. Незнакомец же как
ни в чем не бывало трусил к зачетной  линии  с  мячом в руках,  отбиваясь от
воображаемых соперников. Римо Уильямс, центральный защитник школьной команды
"Уикуэик хай скул", который не попал даже в сборную Ньюарка!
     - Он мне  врезал, - еле выдохнул Хукер, стоя на коленях  и показывая на
защитника. - Это он врезал мне.
     - Ну ладно.  Эй  ты, с  мячом, - крикнул старший тренер,  -  вернись  и
возьми свой сувенирный вымпел!
     - Это  же  отборочные пробы, - возвращаясь, сказал Римо. -  Я никуда не
уйду, пока вы не докажете  мне, что я не  гожусь. Докажите, что я не подхожу
команде, и все, - повторил бывший посредственный игрок "Уикуэик".
     - Хорошо, - ответил старший тренер, высокий и пузатый, в белой фуфайке.
- Вольжак и  Доффман, займитесь малышом. Та же комбинация. Хукер, да вставай
же ты, черт возьми!
     - Не могу, - отозвался Хукер.
     - Тогда уматывай  с  поля!  - завопил тренер. Помощники тренера помогли
Хукеру покинуть поле. -  А  ты,  Бетти, что  ты там торчишь  за  защитником?
Становись на левый край, болван.
     С  ворчанием и зловещей ухмылкой Лерони  Мэрион Бетти отошел налево, не
спуская глаз со щуплой фигурки босого центрального защитника.
     - Не тронь его, - шепнул Бетти один из защитников. Когда мяч оказался в
игре,  он  блокировал Бетти,  своего  товарища  по  команде,  чтобы  тот  не
превратил босоного малыша в порошок.
     Предосторожность оказалась излишней.
     Любитель  вновь  трусцой петлял по  полю,  а  позади, в трех  ярдах  от
разметочной линии, лицом вниз лежал защитник из  второго состава команды Бул
Трок.   Доффман,  морщась  от  боли,  держался  за   плечо,  а  центральному
нападающему так и не удалось никого "отсечь".
     - Да что с вами? - заорал старший тренер.
     На этот раз он велел разыграть  комбинацию  на  правом  фланге.  Лерони
Мэрион Бетти не мог дождаться того момента, когда босой человечек окажется у
него  на пути. Но он  увидел лишь,  как мелькнули белые носки, а  заходивший
справа  от линии  Уилли  Джитер  рухнул  ровно в  двух  ярдах от разметки. У
Джитера получилось лучше, чем у предыдущих защитников. Он сумел удержать мяч
в руках.
     После розыгрыша четвертой комбинации пятеро игроков были  травмированы,
а  малыш в белых носках  четырежды  подряд успешно прошел защиту соперника и
дважды  отобрал  мяч.   Старший  тренер,   известный   своими  способностями
отыскивать таланты, начал подозревать, что  что-то наклевывается. Он рявкнул
на одного из своих помощников за то, что тот не заметил парня раньше.
     - Эй, ты! - крикнул он Римо - Как тебя зовут?
     -  Не важно,  -  отозвался  Римо,  у  которого  изо  рта наконец  исчез
опостылевший вкус соли. - Давайте вымпел, и я пошел.
     Римо направился к боковой линии.
     - Остановите его! - заорал тренер.
     Услышанного  было   вполне  достаточно  для  Лерони  Мэриона  Бетти.  С
невероятной  для  своей  громадной фигуры скоростью  Бетти устремился  через
поле,  чтобы сбить  "малыша" сзади. Бетти не учел того, что любой человек, и
тем более человек его габаритов, на бегу образует перед собой волну воздуха,
которую  большинство  людей,  особенно  зрячих,  не  ощущает,  но  тщедушный
защитник чувствовал ее всем телом.  Бросившись на него, Бетти закончил  свой
полет на земле.  Человечек  спокойно шел дальше. Правая рука  Бетти, грозное
орудие Национальной  футбольной  лиги, вдруг  потеряла чувствительность.  Ей
было суждено оставаться  в таком состоянии еще  восемнадцать  мес