со
мной. Кто не подчинится, будет пристрелен.
     - Ну и дела! Вы такое видели? - обратился темнокожий юноша к  девушке с
прыщеватым лицом и прямыми темными волосами, стоявшей рядом с ним на верхней
ступеньке трапа.
     -  Так ему и надо! Он получил  то, что  заслужил.  Я  убеждена, великий
лобинийский  народ знает,  что  делает.  Мы абсолютно не знакомы со здешними
порядками и потому должны беспрекословно подчиняться.
     Юноши  кивнул в знак согласия. Разве поспоришь с девушкой, которая, еще
учась  в  нью-йоркском  колледже,  была  избрана председателем  Комитета  по
гласности, президентом Ассоциации защиты животных, заместителем председателя
организации  по борьбе с фашизмом, была видным деятелем в Комитете борьбы за
рассекречивание  действий  правительства, а  также в  специальном  отделе  в
администрации президента, занимающимся военными преступлениями. Четырнадцать
раз  она пикетировала  Белый  дом и Капитолий,  много  раз втыкала  цветы  в
оружейные дула солдат,  получая в ответ  всего лишь сердитые взгляды. И всем
этим она занималась  совершенно всерьез  - у нее не было  времени  на  юмор.
Сейчас  она   прилетела  в  Лобинию,   чтобы   на  личном  примере  показать
американцам,  какими  бы они тоже  могли стать, если  бы действительно этого
захотели.
     Молодежь сбежала по трапу и зашагала между двумя рядами солдат, едва не
наступая на пятки советнику по культурным связям. Избитый  юноша поднялся на
ноги и потащился в хвосте колонны.
     Последним вышли отец Гарриган, Клогг и Римо с Чиуном.
     Отец Гарриган задержался на верхней ступеньке  трапа и принял эффектную
позу, воздев руки к небу:
     - Благодарю тебя, Создатель, что ты сподобил меня ступить перед смертью
на свободную землю Лобинии. Ты слышишь меня, Господи? Я с тобой говорю!
     Услыхав его вопли, солдаты, стаявшие  у последней  ступеньки,  вскинули
карабины и направили их на аббата.
     Римо втолкнул Чиуна обратно в салон.
     - Подождем здесь, пока этот  проповедник спустится вниз или пока его не
убьют.
     Наконец отец  Гарриган, успевший еще раз громко и витиевато  воззвать к
Господу Богу, требуя  его  безраздельного внимания  к  своей особе, сошел по
ступеням трапа. Римо стоял  в дверях, наблюдая за ним. Если бы отец Гарриган
носил соломенную  шляпу,  он  походил  бы  на  Страшилу  из  детской  книжки
"Волшебник из страны Оз".*

     * Одна из  известных сказочных  повестей  американского писателя Фрэнка
Баума  (1856  - 1919), по мотивам которой А. Волков написал книгу "Волшебник
Изумрудного города".

     Наконец Римо и Чиун покинули самолет. Клогг вышел  последним. Внизу все
еще стояла охрана, построившаяся в два ряда, по семь солдат в каждом.
     К  трапу подошел  еще  один  офицер в униформе,  его  лицо расплылось в
неудержимой улыбке.
     -  Мистер  Клогг! -  воскликнул он.  - Я  почитаю одной из  приятнейших
обязанностей министра энергетики поздравить вас  с прибытием. Вы у нас такой
редкий гость!..
     -  Да, да,  да! - нетерпеливо перебил его  Клогг. -  Пошли. После такой
шумной поездки мои нервы на пределе.
     -  Охотно  верю,  -  сказал министр. Он  взял  Клогга под руку,  и  они
повернулись уходить.
     - А как же мы? - окликнул их Римо.
     - Я  полагаю, вы  присоединитесь  к  своим. - Министр показал  рукой на
группу из  семидесяти делегатов  Всемирного конгресса  молодежи. - Страже, я
думаю, уже надоело здесь стоять.

     Он  кивнул  им и  повел Клогга  к лимузину, стоявшему у края посадочной
площадки.
     Римо пожал плечами.
     - Ну что ж, пойдем, папочка. Нам не остается ничего другого.
     - А как же мой багаж?
     - Его  привезут позднее. Должно  быть,  у  них есть  специальная служба
доставки.
     -  Оглянись вокруг,  Римо, а потом повтори то,  что  ты  сказал. Ты  же
знаешь: здесь нет ничего специального.
     - Но не можем же мы стоять тут целые сутки!
     - А мы и не будем стоять.
     Чиун отстранил Римо,  легко сбежал  но трапу  и  приблизился к  первому
охраннику в правом ряду.
     - Кто здесь главный? - строго спросил он.
     Охранник смотрел прямо перед собой и молчал.
     - Отвечай, когда тебя спрашивают, нефтяная клякса! - приказал Чиун.
     Рядом стоявший солдат вышел вперед, как он  сделал незадолго перед этим
в случае с не в меру шаловливым юношей, аккуратно, не торопясь, снял с плеча
карабин, ухватил его левой  рукой  за дуло, а правой  послал приклад вперед,
метя Чиуну в лицо.
     Однако на этот раз приклад не достиг цели. Тонкая, хрупкая с виду  рука
Чиуна перехватила деревянное ложе, оно с глухим стуком упало на размягченный
гудрон дорожки  и  осталось  лежать  на  ней. Охранник  изумленно  взирал на
оставшийся в его руке металлический ствол.
     Чиун шагнул к охраннику, протянул руку и положил ее на его левое плечо.
Солдат  открыл рот,  чтобы  закричать.  Чиун  слегка  пошевелил пальцами,  и
охранник понял, что не может издать ни звука.
     - Я повторю тебе свой вопрос, но только один раз. Кто здесь главный?
     Он немного ослабил хватку, чтобы охранник смог ответить.
     - Я - сержант, старший по званию.
     -  Очень  хорошо,  -  сказал Чиун.  -  А теперь  смотри мне в  глаза  и
запоминай: твои люди возьмут  мой багаж. Это - ценные  старинные сундуки,  с
ними надо обращаться  очень бережно.  Если  они уронят хотя  бы один сундук,
тебе  придется худо. Если  они не сумеют выполнить мое поручение, тебе будет
еще  хуже.  А если они сделают все,  как надо, ты останешься жить и  увидишь
зарю нового дня  своей бесполезной жизни. Ты понял меня? - спросил Чиун, для
большей убедительности сжав плечо охранника.
     - Понял, сэр! Понял!..
     -  Пойдем, Римо, -  позвал Чиун. - Этот любезный джентльмен  предлагает
нам свою помощь.
     Римо  спрыгнул  с  трала и последовал  за  Чиуном,  который  решительно
зашагал вслед за группой делегатов Третьего всемирного Конгресса молодежи.
     - Люди всегда  готовы  помочь, если их  попросить как следует, - сказал
Чиун.
     За его спиной старший по званию сержант с поломанным  карабином отдавал
приказания охранникам:
     - Живее, кретины! Шагом  марш в зал! Пользуйтесь случаем оказать услугу
этому любезному старому джентльмену из Третьего мира. Пошевеливайтесь, а  не
то я вам покажу!
     Солдаты,  сдерживая улыбки, построились в колонну по двое и направились
строевым  маршем   к  аэровокзалу:  шестеро   слева,  шестеро  справа,  один
посредине. Незадачливый  сержант, старший по званию, подобрал обломки своего
оружия и, не переставая удивляться, зашагал следом. По пути в здание вокзала
он бросил  их в мусорную корзину.  По  правде сказать, потеря  невелика. Все
равно из этого карабина никогда нельзя было попасть в цель. А после того как
он побывал в  ремонте,  сержант  вообще боялся нажимать на курок. Последний,
кто  стрелял   из  этого  оружия,  обнаружил,  что  в  ремонтных  мастерских
умудрились  заполнить ствол оловом, и,  когда человек  нажал на  спуск, пуля
полетела прямо в "яблочко" - ему в лицо.

     Лобинийский аэропорт э1 - названный так во времена всеобщего ликования,
когда  лобинийцы  думали,  что  им  потребуется еще  и  второй  аэродром,  -
находился в миле от столицы.
     Прибывшим пассажирам предстояло покрыть  это расстояние пешком, так как
автобус был  неисправен уже три  недели - никак не могли  заменить  свечи  в
двигателе.
     Семьдесят  молодых  американцев  бодро   маршировали   в  сопровождении
вооруженных  охранников. Чуть поодаль шли Римо и Чиун, а позади них  один за
другим вышагивали четырнадцать  солдат,  несущих дорожные  сундуки -  кто на
голове, кто на плечах.
     Эту фантастическую процессию возглавлял офицер по культурным связям. Он
задавал темп и ритм движения, выкрикивая во весь голос:
     - Раз, два, три, четыре! Раз, два...
     Отец  Гарриган, неотразимый в своем  комбинезоне, рубашке и  воротнике,
был настроен по-боевому.
     - Держать ногу! - закричал он и, выскочив вперед, начал скандировать:

     Мы войне закроем двери,
     Навсегда войну похерим.
     Раз, два, три, четыре, пять!
     Не хотим мы воевать!

     - Рота, стой! - скомандовал советник по культурным связям.
     Группа  остановилась, смешав  ряды. Советник повернулся к  американцам,
чтобы сказать речь.
     -  У меня  не  было  случая посетить Соединенные  Штаты Америки, и я не
представляю, что это за страна, из которой вы прибыли.
     - Херовая страна! - закричал отец Гарриган.
     - Точно! - выкрикнул еще кто-то.
     Советник по культуре поднял руку, требуя тишины.
     - Однако  Лобиния -  страна  цивилизованная.  У  нас  на  улицах  вы не
услышите ругательств.  Тому,  кто позволяет  себе  непристойные выражения  в
общественном месте,  отрезают язык тупым ножом.  Так, -  гордо  сказал он, -
заботятся  в  Лобинии  о добропорядочности  человеческой  натуры и оберегают
чувства других людей.
     - Хорошо бы вырвать язык у аббата, - сказал Римо.
     - Он отрастит себе новый,  - возразил ему Чиун.  - Бесполезный придаток
всегда отрастает снова.
     - Поэтому я должен  вас просить не  ругаться  в  общественных местах. -
Советник по культуре скользнул взглядом по лицам американцев. - Конечно, вам
разрешается произносить ругательства про себя, в глубинах вашего сознания, -
любезно разрешил он.
     - Ура великому лобинийскому народу!  - закричал  отец Гарриган.  - Гип,
гип! Ура!
     Делегаты поддержали его порыв.
     Советник удовлетворенно кивнул, повернулся и  со  словами "шагом марш!"
повел гостей своей страны  дальше.  Гости  не могли ни свободно говорить, ни
свободно идти на свой  Конгресс, который -  они были уверены  -  станет  еще
более грандиозной манифестацией  еще большей  свободы личности.  Не то что в
этой презренной Америке.
     - Иногда мне кажется, что наша страна обречена, - сказал Римо.
     - Ваша страна всегда была обречена,  - возразил Чиун.  - Еще с тех пор,
когда вы свергли доброго короля Георга и вздумали править сами. Простолюдины
у власти! Смешно.
     - Но мы добыли свободу, Чиун. Свободу!
     - Свобода  быть  глупым  -  худшее  из рабств.  Дураки должны придумать
способ защищаться от самих  себя. Мне нравится Лобиния.  -  Чиун крепко сжал
губы и разжимал  их лишь для того, чтобы напомнить  идущим  позади солдатам,
что они поплатятся жизнью, если,  не дай  Бог, оставят  следы потных ладоней
хотя бы на одном сундуке.
     "И они тоже выбрали свободу", - подумал про себя Римо.
     Столичный  град  Даполи  открылся  им  не  сразу  - скорее  он медленно
вырастал  из узкой мощеной  дороги. Вот появилась  одна лачуга, потом что-то
похожее на  уборную;  затем две лачуги, потом еще три. Маленький магазинчик.
Брошенный на песке у  дороги велосипед. Какое-то подобие разбитого тротуара.
Снова  лачуги.  И  вот  наконец  развалюхи пошли  подряд,  значит,  это  уже
центральная  часть  города.  Лачуги и бензозаправочные колонки - вот и  весь
город, заключил Римо.
     Советник   по  культурным   связям   поднял  руку,  приказывая   группе
остановиться, потом махнул им рукой,  чтобы они сошли  на обочину - движение
на  шоссе  становилось  опасным: иногда  мимо  их  колонны  за  одну  минуту
проходила одна машина. Он встал на обитый бортик тротуара и обратился к  ним
с речью:
     - Сейчас мы примем участие  в  церемонии  государственных похорон наших
славных коммандос,  выполнявших  миссию свободы и павших  смертью храбрых  в
самом логове сионистских свиней. После  этого вас  отвезут в казарму, где вы
будете жить  до  окончания Конгресса.  Казарма построена специально к вашему
приезду, в ней вы найдете все необходимые удобства. Имеется мыло и туалетная
бумага.  Отхожие места, для полного уединения, обнесены стенками. Всем будут
выданы циновки для спанья. Наш славный вождь, полковник Барака, отдал приказ
не жалеть средств  на создание  привычных для  вас  условий.  Покидать  двор
казармы воспрещается. На заседания Конгресса во дворец "Победа Революции" вы
будете  ходить  строем.  Это  правило  должно   соблюдаться  неукоснительно;
необходимо   руководствоваться   соображениями   безопасности,   памятуя   о
присутствии среди нас сионистских шпионов. Вопросы есть?
     - Да,  -  тоненько  пропищала  Джесси  Дженкинс.  -  Когда  мы  получим
возможность увидеть Даполи?
     - Моя маленькая темнокожая  девочка, сейчас мы идем через Даполи, разве
нет?  Открой  глаза и смотри себе на  здоровье.  -  Советник  по  культуре с
улыбкой оглядел делегатов, ища одобрения.
     Отец   Гарриган  засмеялся  первым,   за  ним   добродушно  рассмеялись
остальные.
     -  Ну, раз вопросов  больше нет, пойдемте дальше, - сказал  советник по
культурным связям и повел гостей мимо трущоб, красующихся вдоль тротуара,  в
центр города - к двум большим зданиям.
     - Где мы остановимся? - спросил Чиун.
     -  Не знаю. Мы  выехали так поспешно, что я  не  успел  зарезервировать
места в гостинице.
     - Есть в этой пустыне какой-нибудь отель? - спросил Чиун у сержанта.
     - Да, сэр, -  предупредительно ответил тот. -  Он  называется "Лобиниен
армс".
     -  Ступай туда и закажи  нам два  номера. Отнеси  мой багаж в лучший из
номеров, да поосторожней. Скажи, мы сейчас придем. Как тебя зовут?
     - Абу Телиб, учитель, - сказал напуганный сержант.
     - Если ты сделаешь что-нибудь не так, Абу Телиб, я тебя найду, - сказал
Чиун. - Я тебя со дна моря достану.
     - Все сделаю, как надо, учитель!
     - Ступай.
     - Как ты думаешь получить лучший номер? - спросил Римо.
     - Мне полагается по ранжиру, - важно ответил Чиун.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

     Городская  площадь  Даполи имела форму  трапеции. По ее  узкой  стороне
размещался длинный и низкий дворец, построенный при короле Адрасе. Справа от
него  располагался  дворец  "Победа   Революции",  воздвигнутый  полковником
Баракой.  Здания были похожи,  если  умолчать  о  том,  что  дворец  Адраса,
построенный  иностранцами,  сохранился  значительно лучше,  хотя  и  был  на
пятьдесят лет старше.
     Вдоль  двух  других сторон площади тянулись улицы. Один порядок состоял
из домов, построенных архитектором, считавшим, как видно,  резные деревянные
украшения   и  цветные  витражи  адекватной   заменой  как   формы,  так   и
функционального назначения помещений.
     Площадь  переполняли люди, звуки, запахи.  Над  гомонящей  толпой витал
запах   верблюжьего  навоза,  смешанный  с   запахом  горелой  овчины.  Люди
разговаривали,  кричали, пели,  торговались. Высокие  звуки деревянных флейт
перекрывали шум.
     - Разойдись!  Дайте  дорогу! -  громко  восклицал советник, расталкивая
толпу, чтобы провести американцев через площадь к балкону дворца, где должна
была состояться церемония похорон.
     Когда  они  протолкались  к  подножию  балкона,  советник  по  культуре
повернулся к американцам:
     -  Стоять  здесь.  Никуда  от  группы  не отходить.  С  лобинийцами  не
заговаривать.  Вы  должны  выказывать  подобающее уважение  нашему  великому
вождю,   полковнику  Бараке,  а  также  обычаям  и   чувствам  наших  людей.
Провинившиеся будут наказаны.
     Чиун и Римо стояли позади всех.
     - Что мы будем делать? - спросил Римо.
     - Тсс! Мы пришли, чтобы посмотреть на Бараку.
     - Это для тебя очень важно, Чиун?
     - Да, важно. Очень ли важно - не знаю.
     - А  для меня  это совсем  неважно, -  сказал  Римо. -  Для меня  имеет
значение один только Нуич.
     Чиун  обернулся к  Римо,  его  гневно  сузившиеся  миндалевидные  глаза
превратились в узкие щелки.
     -  Ведь  я просил тебя не произносить при мне имя сына моего брата!  Он
опозорил Дом Синанджу своими грехами.
     - Да, Чиун, я  помню. Но он стоит за всеми преступлениями: за убийством
ученых,  возможно, и за эмбарго на  нефть. А это  моя обязанность - положить
конец убийствам и снова пустить нефть в мою страну.
     - Вот дурень! Ты думаешь, что ему нужна нефть? Он охотится за нами, ему
надо заманить  нас в ловушку. Помнишь тех подставных агентов  из вашего бюро
расследований? Один  толстый, другой тонкий?  Это было его послание. Сначала
толстый, потом тонкий. Отклонения  в весе  ничего не  значат для  того,  кто
знает секреты Синанджу. Ты уже сталкивался с этим однажды, помнишь?
     - Олл райт, - сказал  Римо. - Пусть так. Допустим, он  нас выслеживает.
Почему нам не выйти на него самим?
     -  Он  нас  найдет,  -  строго сказал  Чиун.  - Я уже  говорил тебе это
однажды. Если он нам нужен, он нас найдет. Надо только подождать.
     - Я  бы  предпочел, чтобы игра  шла по нашим правилам, - возразил Римо,
вспомнив  свои предыдущие схватки с племянником  Чиуна. Будучи вторым в мире
человеком,  владеющим тайнами Синанджу,  он был  одержим желанием уничтожить
Римо и Чиуна, чтобы сделаться Мастером Синанджу.
     - А я бы предпочел  съесть сейчас утку, - сказал  Чиун, все так  же  не
отводя глаз от балкона. - Время выбирает он.
     - А место? - спросил Чиун.
     - Поединок состоится - так было раньше, так должно быть и на этот раз -
в месте мертвых животных. Это записано в наших книгах. По-другому нельзя.
     - В последнюю  нашу с  ним  встречу таким  местом был музей.  Не думаю,
чтобы  в Лобинии были какие-нибудь  музеи.  - Римо втянул носом воздух. - Не
думаю даже, что здесь есть туалеты и ванные.
     - Здесь  есть  место  мертвых животных. -  Чиун  сказал это  тоном,  не
допускающим возражении. - Там ты должен принять его вызов.
     - Почему ты думаешь, что я пойду к нему? - спросил Римо.
     -  На его  стороне предпочтительное право вызова: он - кореец, и  он из
Дома Синанджу. Но у тебя есть другое преимущество - ты мой воспитанник. Он -
алмаз с дыркой, ты - мастерски отшлифованный камень-голыш.
     - Это почти комплимент.
     - Тогда я беру его назад. Тсс...
     На балконе появился красивый,  похожий на итальянца  мужчина, одетый  в
безупречный  костюм   защитного  цвета.   При  виде  его   толпа  изорвалась
приветственными криками:  "Барака! Барака!" Скоро они слились  в мощный хор,
сотрясающий, казалось, весь центр города.
     Полковник поднял руки, требуя тишины. Он уже успел заметить, что громче
всех кричат американские хулиганы, прибывшие на Международный конгресс.
     -  Смотрится  он  неплохо,   -  задумчиво  сказал   Чиун.  -  Может,  и
прислушается к моему совету.
     - Возможно, что гора придет-таки к Магомету, - сказал Римо.
     Когда на площади  установилась тишина,  на  ступенях  дворца  появились
солдаты, каждая четверка солдат несла гроб. Они внесли эти гробы на балкон и
водрузили их на помост, установленный позади президента.
     -  Еще одно злодейство трусливых иудеев! - вскричал Барака, указывая на
дюжину гробов.
     Толпа взревела.
     Утихомирив ее. Барака сказал:
     -  Мы должны  отдать  последний долг  людям,  погибшим за  дело свободы
Лобинии.
     Крики и вопли усилились.
     Так  дальше и  пошло: каждая фраза полковника  сопровождалась криками и
аплодисментами.
     Барака  рассказал,  как  коммандос  узнали о  планах  подлого нападения
Израиля на  Лобинию с использованием атомных  пистолетов и проникли в  самое
сердце Израиля, вплоть до Тель-Авива; как они расстроили эти планы и уложили
большое количество разной  мелкоты, пока  в конце концов не пали под напором
превосходящих сил всей израильской армии.
     - Но теперь  Тель-Авив знает: нет  для них безопасного  места на земле!
Суд лобинийского  народа  настигнет  их,  где  бы  они ни были!  - выкрикнул
Барака, наэлектризованный гневом толпы и дивясь про себя тому, как тщедушный
и хрупкий Нуич смог убить столько  коммандос, которые - даже притом, что они
были не слишком искусны в военном деле,  - все же имели нормальное число рук
и ног.
     В  этой обстановке  всеобщего  подъема Барака шарил  глазами  по  лицам
американцев, стоявших  перед балконом  вперемешку  с военными. Среди девушек
было несколько  хорошеньких.  Он  попытался  выбрать самую  красивую,  чтобы
пригласить ее как-нибудь вечерком