целую
вечность, прежде, чем этот невероятный американец потерял сознание.
     Но игра, как оказалось, стоила свеч. Он схвачен, и скоро будет мертв. И
она  здесь. Изящный ароматный  цветок - единственная радость и отрада  в его
многотрудной жизни.
     - Мэй Сун! - обрадованно воскликнул он и бросился к ней мимо истекающих
потом официантов, и мимо старика. - Как долго я ждал тебя, любимая!
     Ее губы были чуть-чуть липкими от американской губной помады, ее платье
из теской ткани подчеркивало всю  прелесть се юного трепетного тела. Генерал
Лю прижал ее к груди и прошептал:
     - Пойдем. Я так долго тебя ждал.
     Старик-китаец, увидев,  что  генерал уходит вместе с женой, крикнул ему
вслед:
     - А что  нам делать с этим,  товарищ генерал? - и нервно  потер руки. В
узком коридоре било жарко и душно. Он едва дышал.
     - Он уже наполовину мертв.  Прикончите его. - И  генерал исчез  в своей
маленькой каморке, таща за собой на буксире Мэй Сун.
     Старый  китаец остался  в коридоре вместе  с белым человеком,  которого
держали два официанта. Он кивком головы указал  на одну из  дверей, и достал
из кармана огромную связку ключей. Найдя нужный ключ, он вставил его в замок
деревянной двери.
     Дверь отворилась легко, и  взору  предстала тесная каморка, а  в  ней -
алтарь,  освещенный дрожащим  пламенем свечей.  На алтаре  стояла фарфоровая
фигурка Будды, сидящего в позе самаяхи.  В каморке  витал запах благовоний -
тех, которые сжигают ежедневно вот уже многие годы как подношение Будде.
     -  На  пол, -  приказал  старик.  - Кладите  его  на пол. И  никому  не
рассказывайте про эту комнату. Поняли? Никому не рассказывайте.
     Официанты ушли, плотно закрыв за собой дверь, а старик подошел к алтарю
и поклонился.
     В Китае религиозные и философские системы сменяли друг  друга, но Китай
оставался  Китаем.  И  пусть  новые  правители  неодобрительно  смотрят   на
поклонение  любым  богам,  кроме диалектического  материализма,  - рано  или
поздно  им  придется  признать и  других  богов, как не раз уже  случалось в
истории Китая: все  новые  правители  рано или поздно признавали всех старых
богов.
     Сегодняшний Китай - это Мао. Но и Будда тоже. А также и предки старика.
     Из недр  своего халата он  извлек маленький кинжал и вернулся туда, где
лежал белый человек.  Может статься, ночные тигры Синанджу больше не стоят в
одном  ряду  с богами, и Мастер  ушел  вместе с  ними, и  Шива, разрушитель,
пришел и уйдет туда, куда ушли все до него.
     Это  был  хороший  нож,  стальной,  родом  из  черных  лесов  Германии,
купленный  у  немецкого майора  в  обмен  на  огромное  количество  нефрита,
стоимость которого  во  много  раз  превышала стоимость  ножа. Это было в те
времена, когда немцы и американцы, и русские, и англичане, и японцы забыли о
своих разногласиях ради того, чтобы сильнее втоптать в грязь лицо Китая.
     Майор продал нож. Теперь старик вернет его белой  расе лезвием  вперед.
Черная  деревянная  рукоятка  намокла  в  потных  руках старика.  Острие  он
приставил к белому горлу. Сначала  он воткнет нож сверху вниз, потом резанет
в  одну  сторону,  потом  в другую,  потом сам  отойдет в  сторонку  и будет
смотреть, как льется кровь.
     Лицо спящего казалось на редкость сильным - глубоко посаженные глаза за
закрытыми веками, тонкие, четко очерченные губы. Неужели это и есть Шива?
     Конечно, нет. Ведь он сейчас умрет.
     - О, отец и дед, и  ваши отцы и деды, и  все отцы и деды прошлых лет, -
нараспев произнес  старик. - Во  имя вас, и за все те  унижения,  которые мы
перенесли по милости этих варваров.
     Старик опустился на колени, чтобы всем весом своего тела  воткнуть нож.
Пол был жесткий  и холодный.  Но лицо белого  человека  внезапно порозовело,
потом  покраснело, словно кровь, готовая  пролиться, прилила  к  нему. Между
губами  образовалась коричневая  полоса. Старик вгляделся внимательнее.  Что
это - игра воображения? Тело, которое должно было умереть, вдруг наполнилось
жизненным  теплом. Тонкая  полоска  стала темно-коричневой лужей  на  губах,
потом из  углов рта потекли тонкие ручейки, потом  -  стремительный поток, а
потом  -  настоящий  водопад, а  лицо  покраснело,  и тело  напряглось, и  -
фонтаном на пол, прочь  из организма вырвался устричный соус вместе с мясом,
и яд, и еще  какая-то жидкость, и  все это пахло устрицами и уксусом.  Он же
должен был умереть! Он должен был умереть. Но тело его  отказывалось принять
яд.
     - А-а-а! - завопил старик. - Это Шива, Дестроер!
     Последним отчаянным усилием он поднял нож, стремясь вонзить его со всей
силой, на какую был способен. Последняя  попытка - все же  лучше, чем совсем
не пытаться. Но в тот самый  момент, когда нож взмыл вверх, громом прогремел
голос, проникая до самых дальних уголков подвала:
     - Я - Мастер Синанджу. Как смеете вы? Где мое дитя, которое я создал из
своего сердца и ума, и воли? Я пришел за своим сыном. Как вы хотите умереть?
Страшитесь смерти, ибо смерть придет к вам от руки Мастера Синанджу.
     Снаружи, у двери маленькой каморки слуги в страхе закричали:
     - Там! Там! Он там!
     Старик не стал ждать.
     Нож резко и стремительно пошел вниз - старик вложил в удар всю силу. Но
он не  пошел вниз по  прямой. Нет - он описал в воздухе дугу и  направился к
сердцу старика. И боль, и жар,  и шок объяли старика. Но  удар  был точен, и
что  такое  боль в  сравнении с  наказанием  от  руки Мастера  Синанджу?  Он
попытался поглубже всадить нож себе в сердце,  и содрогнулся  всем телом. Но
дальше нож  не  пошел. Да и  не было в этом необходимости. Он увидел, как на
него  надвигается холодный  каменный  пол, и  приготовился  встретить  своих
предков.
     Римо  пришел в себя, когда ему в спину вонзилось чье-то острое  колено.
Он лежал, уткнувшись лицом в пол. Кто-то наблевал на пол. Кто-то еще и кровь
пролил на пол. Чья-то рука хлестала его по шее.  Он попытался перевернуться,
ударить  того, кто его бьет, в пах, и вывести из строя.  Когда у него ничего
не получилось, он понял, что это Чиун.
     -  Ешь,  ешь.  Жри,  как  свинья. Лучше  бы ты  умер - тогда ты надолго
запомнил бы этот урок.
     - Где я? - спросил Римо.
     Шлеп, шлеп.
     - А какая тебе разница, раз ты ешь как белый человек?
     Шлеп, шлеп.
     - Я - белый человек.
     Шлеп, шлеп.
     - Не напоминай  мне, идиот. Я это слишком хорошо  знаю, и мне от  этого
очень больно. Не  ешь медленно. Не пробуй свою пищу на  вкус. Жри. Жри,  как
стервятник. Просунь свой длинный клюв в падаль и глотай все без разбору.
     Шлеп, шлеп.
     - Да я уже здоров.
     Шлеп, шлеп.
     - Я отдал тебе лучшие годы своей жизни, а ты что делаешь?
     Римо поднялся на  колени. На какое-то мгновение,  пока Чиун хлестал его
по шее, ему пришла в голову мысль, а не нанести ли ему боковой в челюсть, но
потом  он  оставил   это   намерение.  И   потому  позволил   Чиуну  всласть
нахлестаться, пока он не убедится, что Римо снова дышит нормально.
     -  И что ты делаешь? После всех моих наставлений. Ха! Ты ешь, как белый
человек.
     - Но это было великолепное мясо в устричном соусе.
     -  Свинья, свинья,  свинья, - каждое  слово сопровождалось  оплеухой. -
Ешь, как свинья. Умрешь, как собака.
     Римо увидел старика, лежащего в  луже крови. Кровь по  краям ухе начала
темнеть.
     - Ты прикончил старика? - спросил он.
     - Нет, он оказался умнее.
     - Да, на вид он парень неглупый, - заметил Римо.
     - Он понял, что должно случиться. И принял правильное решение.
     - Умнее вас, азиатов, никого не сыщешь.
     Последняя оплеуха зазвенела у Римо в ушах, и Чиун закончил свою работу.
     - Вставай! - приказал он. Римо поднялся на ноги, чувствуя себя примерно
так же, как  должна чувствовать себя трасса  автогонок  в  Индианаполисе  во
время  проведения соревнований. Он заморгал глазами  и несколько раз глубоко
вздохнул. И почувствовал себя вполне прилично.
     - У-уф, -  сказал он, заметив пятна блевотины на  своей рубашке. - Они,
наверное, подмешали в еду какую-то гадость.
     - Тебе повезло, - солгал Чиун, - что это был не смертельным яд. Если ты
решишь, что можешь оправиться  от  яда,  то  никогда не оставишь свои дурные
пристрастия в еде.
     - А, значит, все-таки это был смертельный яд, - улыбнулся Римо.
     - Нет, - стоял на своем Чиун.
     Римо широко ухмыльнулся, поправил галстук и оглядел комнату.
     - Это что - подвал ресторана?
     - А что? Ты проголодался?
     - Нам надо найти Мэй Сун. Если она с генералом, то она может попытаться
убить его. Вспомни, она заодно с его похитителями. Генерал в опасности,
     Чиун коротко фыркнул, открыл дверь, переступил через два мертвых тела и
вышел в коридор, пахнущих мускусом. Римо заметил, что замок деревянной двери
был выбит.
     Чиун шел в темноте, как  воплощенное молчание,  а  Римо следовал за ним
так, как  его учили, -  шаг  вправо, шаг влево, строго следуя ритму движений
старика, который шел впереди.
     Чиун остановился, и Римо тоже. Быстрых, как молния, движением руки Чиун
пронзил дверь,  и она распахнулась. Римо  на  мгновение зажмурился -  внутри
горел яркий свет.  На кровати  мерно вздымалась  сильная  мускулистая желтая
спина. Две юные  ноги  обвились вокруг талии. Черные волосы были посеребрены
сединой. Римо увидел подошвы ног Мэй Сун.
     - Быстрее, Чиун, - сказал он. - Придумай что-нибудь философское.
     Мужчина обернулся, ошеломленный вторжением. Это был генерал Лю.
     - О, привет, - сказал Римо.
     - Никакого стыда, - заявил Чиун. - Одевайтесь.
     Генерал Лю сделал резкий выпад рукой  и схватил со стула автоматический
пистолет  45-го  калибра.  Римо  в  мгновение ока подскочил  к  стулу,  взял
генерала Лю за запястье и одновременно поддержал его, чтобы не упал.
     - Мы - друзья, - сказал он. - А эта женщина вас предала. Она  в сговоре
с теми, кто похитил вас и держал взаперти.
     Мэй  Сун приподнялась  на локтях, на  лице ее было  написано удивление,
тотчас сменившееся выражением ужаса.
     - Неправда! - завизжала она.
     Римо  посмотрел  на  нее и не  отреагировал  автоматически на  движение
пистолета,  поскольку  оно предназначалось не ему. Потом он услышал треск  и
увидел, как полчерепа слетело с  ее головы и разбилось вдребезги  о каменную
стену, разбрызгивая кровь и что-то серое, а мозг ее лежал в  другой половине
черепа как яйцо всмятку, поданное к столу.
     Он выхватил пистолет из руки генерала Лю.
     - Она предала меня, - дрожа, проговорил генерал Лю. Потом упал на пол и
зарыдал.
     И только  значительно  позднее,  когда Римо шел по пекинской  улице, он
понял,  что слезы генерала на  самом  деле  были просто  разрядкой и вызваны
чувством  облегчения, и что  он, Римо, оказался  очень  плохим  сыщиком.  Он
смотрел на  генерала Лю - тот упал на колени, закрыл лицо руками  и зарыдал,
сотрясаясь всем телом.
     -  Бедняга, - прошептал  Римо Чиуну  на  ухо. -  Все  это, да  еще жена
предала.
     Чиун ответил фразой, в которую вложил особый смысл:
     - Гонза шмук.
     - Что? - переспросил Римо, не расслышав.
     - По-английски это значит - очень и очень шмук.
     - Бедняга, - повторил Римо.
     - Шмук, - повторил Чиун.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

     У  президента немного  отлегло  от сердца,  когда он  посмотрел  выпуск
новостей.  Его  ближайший  советник  тоже  смотрел  новости,  наматывая   на
указательный палец светлую вьющуюся прядь своих волос.
     Они  сидели  в  кабинете в  огромных кожаных  креслах.  Президент  снял
ботинки и  положил ноги на пуфик. Справа  от большого пальца его левой  ноги
находилось лицо  советника на экране телевизора, и это  лицо  говорило,  что
собирается поехать  в  Пекин, и будет  сопровождать  китайского  премьера во
время его визита в Соединенные Штаты.
     -  Поездка тщательно спланирована,  и все детали продуманы. Все пройдет
самым обыденным образом, - монотонно гудело лицо на телеэкране.
     -  Обыденный  случай  невероятного везения,  -  вставил свое  замечание
президент.
     Ведущий задал телевизионному лицу вопрос:
     -  А  не  повлияет ли  внутриполитическая  обстановка в Китае на  визит
премьера?
     - Подготовка к визиту премьера идет в соответствии с  планом. События в
самом Китае на это никак не повлияют.
     Президент рассматривал лицо советника сквозь рамку, которую составил из
больших пальцев ног.
     - Генерал Лю поедет с вами, - сказал он.
     Советник улыбнулся и повернулся к нему:
     -  Кстати,  сэр,  как  нам   удалось  найти  генерала  Лю?   ФБР,  ЦРУ,
министерство  финансов  -  все  говорят,  что  не  имеют  к  этому  никакого
отношения. ЦРУ предлагает обеспечить его охрану.
     - Нет, - возразил  президент.  - Пусть занимаются поисками  тех  двоих,
которые  похитили генерала. Генерал полетит в Пекин с вами. С ним будут двое
сопровождающих. Они полетят в вашем самолете.
     - Насколько я понимаю, у вас есть  какие-то секретные агенты, о которых
мне ничего не известно?
     - Профессор,  некоторое  время  назад я мог  бы ответить  вам  на  этот
вопрос. Теперь я и  сам не уверен. Вот все,  что я могу сказать. - Президент
посмотрел на часы. - Уже почти восемь. Вы можете идти.
     - Хорошо,  господин президент,  -  сказал  помощник, взял "дипломат"  и
поднялся. Они  обменялись рукопожатиями  и  улыбнулись друг другу. Возможно,
мир,  вполне реальный мир, еще может  быть  достигнут человечеством.  Однако
просто желать мира или бегать по паркам с пацифистскими значками и безумными
глазами явно недостаточно для  этого.  Мир придет  только в том случае, если
ради его достижения будет  вестись неустанная работа,  будут разрабатываться
планы, операции, совсем как на войне ради достижения победы.
     - Похоже, все не так плохо, господин президент, - сказал советник.
     - Похоже, - согласился президент. - Спокойной ночи.
     -  Спокойной  ночи,  сэр,  -  сказал  советник  и   ушел.  Белая  дверь
захлопнулась за ним.  А президент принялся внимательно  слушать мнения самых
разных  людей по  поводу второй фазы  его  экономической  политики.  Их было
пятеро, и они высказали пять совершенно различных точек зрения. Все это было
похоже на  совещание его советников по  экономическим  вопросам. Что ж,  это
великая  страна, и  никакой  президент не  сможет причинить ей слишком много
вреда.
     Секундная стрелка  на  его  часах  миновала цифру шесть,  направилась к
семерке...  потом миновала  девятку... потом число одиннадцать, и  дошла  до
двенадцати, но телефон не звонил. Благослови вас Господь, Смит, где бы вы ни
находились, подумал президент.
     Потом  телефон  специальной  связи  зазвонил  -  звуки  его  показались
президенту симфонией. Президент вскочил  на ноги и подкатил  кресло к столу.
Потом снял трубку.
     - Слушаю, - сказал он.
     - Отвечая на ваш вопрос, заданный два дня  назад, - донесся кислый, как
лимон,  голос,  -  должен  сообщить,  сэр,  что  мы  будем  продолжать  нашу
деятельность, но ее  конкретные  формы изменятся. Что-то не сработало.  Я не
могу сказать вам, что именно, но не сработало. Поэтому в будущем я прошу вас
больше не беспокоиться  и не просить  меня поручать что бы то ни было  этому
человеку.
     - Можно ли каким-нибудь способом выразить ему благодарность нации?
     - Нет.  По  правде говоря,  ему  невероятно  повезло, что  он остался в
живых.
     - Я видел его фотографии, сделанные агентами, которые  следили  за  Мэй
Сун. Одного из агентов убили в школе каратэ. Вашего человека видели.
     - Это скоро  не будет  иметь никакого  значения.  После  возвращения он
будет выглядеть совсем иначе.
     -   Я  правда  хотел   бы  каким-нибудь  образом   выразить   ему  свою
признательность. Может быть, его можно как-то наградить?
     - Он жив, господин президент.  Вы хотели  бы обсудить  еще какой-нибудь
вопрос?
     - Нет-нет, просто поблагодарите его  от моего имени.  И спасибо  вам за
то, что вы позволили ему доставить генерала к месту назначения.
     - Всего доброго, господин президент.
     Президент  повесил  трубку.  И он  предпочитал верить, потому  что  ему
хотелось верить, что в Америке есть еще люди вроде Смита и человека, который
работает на Смита. Нация рождает таких людей. И значит - нация не погибнет.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

     Римо чувствовал себя неуютно.
     Пекин раздражал  его.  Куда бы  они с  Чиуном ни пошли,  сопровождаемые
неизменным  эскортом,  везде  люди  замечали  их и  пялили  глаза. Их  глаза
говорили ему что-то,  даже в заполненных толпами людей торговых кварталах, и
на широких, сияющих чистотой улицах. Но он не мог понять, что.
     И еще кое-что  беспокоило его. Они  доставили генерала Лю  и  выслушали
слова благодарности. Два генерала из армии Лю внимательно посмотрели на Римо
и вполголоса обменялись с Лю несколькими словами. И один из них сказал, явно
по ошибке  перейдя  на  английский: "Дестроер... Шива". Римо решил,  что его
приняли за капитана военного корабля, или еще что-то в этом роде.
     А сегодня днем им официально покажут Дворец культуры трудового народа в
Запретном городе. Высокая честь!
     На  Чиуна  эти  почести  не произвели ни малейшего впечатления.  С того
самого момента, как Римо дал понять, что мысль о возможности устранения его,
Римо, руками Чиуна причиняет ему  сильнейшие страдания, Чиун был чрезвычайно
холоден. Ему было неприятно узнать, что Римо так на это реагирует.
     Нарыв   назрел,  когда  Римо  позвонил  Смиту  и  доложил  об  успешном
выполнении задания. Смит долго молчал,  а потом велел Римо  передать  Чиуну,
что его голубые бабочки прибыли.
     - А вы не могли бы придумать условный сигнал получше? - спросил Римо.
     - Это для вашего же блага. Сообщите об этом Чиуну,
     И вот, в тот день, вернувшись в гостиницу, Римо  решил, что он выдернет
чеку раз и  навсегда  и посмотрит,  что произойдет.  Нельзя сказать, что  он
совсем не был готов померяться силами с Чиуном, хотя прекрасно понимал: все,
чему  его  обучил  Чиун,  тому хорошо  известно,  и  он будет  строить  свои
действия, исходя именно из этого. Но у Римо в запасе было секретное оружие -
такое, которого старик мог  и не ждать. Правый боковой  в  челюсть,  как его
учили на занятиях боксом, когда еще он служил в полиции города Ньюарка, штат
Нью-Джерси.  Нельзя сказать, что это идеальный вариант, но все  же дает хоть
какой-то шанс.
     Он встал посередине комнаты, чтобы Чиун сам подошел к нему, и вкрадчиво
сказал:
     - Чиун, Смит говорит, что твои голубые бабочки прибыли.
     Чиун сидел  в  позе лотоса и смотрел телевизор, полностью погруженный в
сложную дилемму: должен ли молодой врач говорить матери больной девушки, что
ее  дочь  больна  лейкемией, а  вопрос этот тем  более трудный, что  у врача
когда-то был роман  с  этой женщиной, и он не знал,  его это  дочь или Брюса
Барлоу, которому принадлежал весь город, где они все жили, и который недавно
заразился  венерической болезнью, возможно, от Констанс Лэнс, с  которой был
помолвлен  отчим врача,  и  у  которой  было слабое  сердце,  - могло  и  не
выдержать удара. Кроме того, Барлоу, как понял Римо из всей этой  дребедени,
которую мусолили по телевизору вот уже  два дня, обдумывал, не принести ли в
дар больнице аппарат искусственной почки - в  нем отчаянно нуждалась Долорес
Бэйнс  Колдуэлл, которая не могла жить  без  этого  аппарата, и которой надо
было  закончить свои  исследования  в области  лечения  рака прежде,  чем ее
лаборатория перейдет  в  руки  Дэвида  Маршалла,  которого  девушка, больная
лейкемией,  встретила  на  каникулах  в  Дулуте,  штат  Миннесота;  его  еще
предстояло охарактеризовать более подробно...
     - Чиун, - повторил Римо,  приготовившись к тому, что последним видением
его жизни станет этот стерильно чистый гостиничный номер, где воздух был как
лед,  а кровати застелены  белыми  покрывалами с  золотыми узорами.  -  Смит
говорит, что твои