Сеймур Бардих. Теплая
парка на подкладке смешно смотрелась поверх его тоги.
     - Я не  знаю,  что за  чертовщина здесь происходит, но я иду с вами,  -
сказал он, дрожа и бледнея.
     - Не стоит, - ответил Римо. - Сейчас слишком холодно, да вам  все равно
не поспеть за нами.
     -  Здесь  как-то жутко,  -  пожаловался  он.  - Все кричат  о  каком-то
кровавом убийстве. Здесь происходит что-то ужасное. Я хочу помочь.
     -  Вы ничего не  можете сделать. В радиусе  двадцати миль отсюда нет ни
домов,  ни  бензоколонок. Каждый,  кто  проведет  на улице  при такой погоде
больше десяти минут, замерзнет насмерть.
     - Но вы-то уходите!
     - Мы не  такие как  все, - сказал Римо. - А вы оставайтесь  в  доме.  Я
пришлю помощь при первой возможности.
     Прежде чем уйти, Римо  оглянулся и еще раз  посмотрел на Пози Понзелли.
Она несла из  кухни в зал две зажженных свечи. В их свете, в своей греческой
тоге,  она казалось похожей  на прозрачную красивую статую. Он почти полюбил
ее  и за  это он всегда  будет ей благодарен.  Под  его взглядом она подняла
голову и  посмотрела на  него. Пози улыбнулась. В этом момент она была более
красива, чем когда-либо еще.
     Ее губы беззвучно произнесли одно единственное слово.
     - Прощай, - сказала она, повернулась и ушла.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

     Чиун  уже  был за  воротами. Взамен тоги на  нем  переливалось  длинное
желтое  кимоно.  Следы  колес  Фоксова джипа  уходили  вдаль  по заснеженной
дороге. На стоянке машин не было. И тут Римо понял, что Фокс все спланировал
заранее.
     Фокс не мог бы  выбрать для бегства более удобного  времени. Уже  через
пять минут  после того, как Римо перепрыгнул через железный забор Шангри-ла,
повалил сильный снег, а еще через двадцать минут все следы были заметены.
     Холод  был  Римо нипочем.  Подобно  ящерице,  Римо  научился  принимать
температуру  окружающей среды.  В шестидесятые  годы  научные круги  Америки
буквально стояли  на  ушах: прошел слух, будто советские  космонавты  начали
эксперименты  по  регулированию  температуры  тела  и  дошли  до  того,  что
научились понижать  температуру большого  пальца  ноги. Римо же  мог снизить
температуру большого пальца ноги  даже во  сне. Управлять температурой  тела
было  для  него столь же естественно, как  дышать, и он  уже подошел к  тому
рубежу,   когда   в   зависимости   от   погоды  температура  тела  меняется
автоматически,  точно так  же, как у обычного человека  во  сне  уменьшается
пульс.
     Так что мороз Римо совсем не мешал, зато раздражала плохая видимость.
     - Приехали, - сказал он, добравшись до развилки.
     Расходившиеся  в  стороны  дороги были  занесены  снегом;  под  темным,
беззвездным небом не было и намека на следы автомобильных шин.
     -  Все шутишь, - проворчал Чиун, выбегая на дорогу. Он двигался с такой
скоростью, что, казалось, летит - над землей. - И к тому же весьма неудачно.
Прежде чем шутить, научись быть смешным, гласит корейская народная мудрость.
     - Я не шучу. Слушай, а откуда  у  тебя такая уверенность, что он поехал
налево?  По  следам  вполне можно  предположить, что  Фокс вместе  в  джипом
взлетел в небеса.
     Чиун обернулся, его миндалевидные глаза округлились от удивления.
     - Ты это серьезно? У тебя что, носа нет?
     - А при чем здесь нос?
     Старец поднял  пригоршню  пушистого снега,  даже не подтаявшего  в  его
сухих ладонях.
     - А ты принюхайся!
     Римо  принюхался.  В  условиях   разбушевавшейся  метели  он  полностью
сосредоточился на  температуре тела и просто  забыл, что  у него  существуют
органы чувств. Но стоило ему переключиться на ощущения, как он действительно
уловил  какой-то  запах.  Высокооктановый  бензин, моторное  масло,  резина,
металл днища... Хотя все это существовало в крайне малых дозах, так что даже
электронный микроскоп вряд ли обнаружил бы частицы этих веществ, но  они все
же присутствовали здесь, упорно пробиваясь сквозь снег.
     -  Действительно!  Просто  я  не  мог  стоя  их  унюхать!  -  удивленно
воскликнул  Римо  и  тут  же  смутился: его слова прозвучали так,  словно он
оправдывается.
     Он пристыженно посмотрел на Чиуна, но тот только улыбнулся.
     - Вот почему я все еще Мастер Синанджу, а ты лишь ученик.
     Он  прав, думал Римо, следуя за хрупким  старцем сквозь снежный  буран.
Чиун мог  быть  невыносим,  но  когда касалось  дела,  он  по-прежнему  умел
распознать под снегом каплю машинного масла, даже выпрямившись во весь рост.
Он  умел  скользить  по снежному покрову,  почти не  касаясь его. И бросок в
воздух двойной спиралью тоже был очень хорош.
     - Папочка, ты действительно молодец!
     Чиун  удивленно  обернулся к  нему.  На  лице  его мелькнуло выражение,
свойственное малышам: радость от похвалы, - но это длилось лишь один миг.
     - Дурак, - проворчал Чиун.
     Джип Фокса с  еще не  остывшим мотором  стоял на стоянке  у небольшого,
освещенного синим светом аэропорта Грэхэм  милях в двенадцати от Энвуда. Там
была  короткая  взлетно-посадочная полоса,  серое бетонное  здание, вышка  и
другие  постройки.  Римо  подошел к  машине: блок зажигания  был снят.  Фокс
предпринял все меры предосторожности на случай погони.
     В  здании  аэропорта  сидел  диспетчер,  толстяк  с  хриплым фальцетом,
звучавшим,  как  из  граммофонной  трубы.  На нем был ярко-оранжевый  жилет,
мешковатые коричневые  брюки  и  охотничья шляпа  с  опущенными полями.  При
дыхании изо рта у него валил пар. Несколько минут он тупо глядел на парчовое
кимоно  Чиуна и тенниску  Римо  и  никак не мог взять  в  толк, чего от него
хотят.
     - ...зарегистрировался или как?
     - Чего вам надо, ребята?
     - Я говорю, парень,  который только  что  улетел, зарегистрировался или
нет?
     Диспетчер  с  явной  неохотой  поднялся со  стула  и лениво  подошел  к
заляпанной   пластиковой   стойке.   Там   лежал   регистрационный   листок,
придавленный бумажным стаканчиком с недопитым и уже остывшим кофе.
     - Точно. Вот здесь, - сказал диспетчер, держа лист на  вытянутой руке и
щуря глаза. - Фокс, что ли?
     - Он самый.
     - Здесь сказано, он полетел в Дивер. Только Дивер закрыт.
     Он швырнул регистрационный лист обратно на стойку.
     - Что еще за "дивер"?
     - Да, на летчика вы  явно не  тянете, - хмыкнул толстяк.  - Дивер - это
аэропорт. Возле Клейтона, Южная Дакота.
     Неожиданно Римо вспомнил рассказ Пози,  которая говорила, что  в  Южную
Дакоту регулярно переправлялись ящики с прокаином.
     - А этот Дивер случайно не в районе Черных гор?
     Диспетчер издал смешок, больше напоминающий кашель.
     - Точно. - Он покачал головой. - Только сумасшедший мог полететь туда в
такую погоду. Именно в Черных горах. Я слыхал, там  сейчас минус  тридцать и
снега по грудь. Я его предупреждал, но  этим любителям полетать все нипочем:
глотнут виски и  уже готовы на Северный полюс улететь. - Он пожал плечами. -
Похоже, самолет его собственный.
     - Нам нужно срочно чуда попасть, -  сказал Римо. - Не найдется ли здесь
пилот, который согласился бы подкинуть нас в этот Дивер?
     Хриплый  смех  диспетчера  перешел  в радостный  гогот,  живот  заходил
ходуном.
     -  Послушай меня,  сынок.  Во всей  стране  не сыщется пилота,  который
согласился бы вылететь сейчас в эту дыру. Сейчас  во всей Южной Дакоте такая
погода,  что туда и птица-то вряд  ли  долетит. Я говорил этому психу Фоксу,
что  Дивер  закрыт  и ему придется садиться  в  чистом поле,  но он  меня не
послушал. Нехорошо, конечно, так говорить, но я не удивлюсь, если он и вовсе
не  долетит. -  Он слегка  тронул Римо за плечо. -  Послушай  моего  совета,
сынок:  оставайся здесь. Не знаю уж, чего ты нанюхался,  что заявился сюда в
одной майке, но точно тебе  говорю: воспаления легких тебе  не миновать. Так
что иди-ка ты лучше домой.
     Его глаза  светились искренним  сочувствием,  добрые глаза, столько раз
наблюдавшие,  как  хорошие  ребята  прощались  с   жизнью   из-за  юношеской
импульсивности.
     И тут вдруг Римо вспомнил про гостей в Шангри-ла.
     - Можно от вас  позвонить? Тут недалеко есть дом,  где  сидят люди  без
телефона и электричества. Хочу вызвать полицию.
     -  Вы,  городские, вечно  паникуете,  -  прохрипел диспетчер. - В  этих
местах вечно отключают электричество  и  вырубают  телефон. Здешний  тоже не
работает.
     - Но у вас должна быть рация или что-то в этом роде, -  настаивал Римо.
- Ведь должен же этот Фокс как-то связываться с вами во время полета.
     -  Федеральное  авиационное  управление   не   одобряет,   когда  рация
используется не по назначению. Да и вряд  ли кто  из  полицейских  потащится
туда  в такую  метель.  Ничего  с  твоими  приятелями  не  случится,  сынок.
Подумаешь, снегопад. А к утру  телефон у них заработает, вот увидишь. Тогда,
если  ты уж так хочешь, я и вызову полицию, хотя, думаю, они сами будут этим
недовольны.
     - Но их  линию перерезали! - воскликнул Римо. -  И гости Шангри-ла вели
себя так, будто вот-вот умрут...
     -  Ты  говоришь  о  доме,  где собираются  какие-то  странные  люди?  -
презрительно  фыркнул дежурный,  пренебрежительно  махнув рукой.  -  Горстка
испорченных горожан, вот кто они такие. Привыкли получать все, что хотят.  А
я слыхал, они наркоманы, вот так.
     Может,  он   и  прав,   подумал  Римо.  Может,  истерическое   ощущение
обреченности  пациентов клиники  - не  более чем  паника  кучки  испорченных
богачей, привыкших, чтобы любое их желание немедленно исполнялось.
     - Хорошо. - Он согласился оставить диспетчеру адрес Шангри-ла. - Думаю,
это действительно может подождать до утра.
     Он  сам  все  уладит, как только освободится.  Если  бы он  смог  найти
телефон,  то  позвонил  бы Смиту,  а  уж  тот позаботился  бы о заложниках в
Шангри-ла. Однако сейчас его главная задача - найти Фокса.
     - Эй, гляди! - вдруг заорал диспетчер.
     Чиун, не обращавший  ни  малейшего внимания  на переговоры, которые вел
Римо с  диспетчером, стоял у стены, осматривая и ощупывая  закрепленные  там
лыжи. Один болт из удерживавших стойку,  отошел, и лыжи опасно покачивались.
Одним движением Чиун  сорвал  лыжи со  стойки, которая немедленно рухнула на
пол.
     -  Очень странное приспособление,  - заметил Чиун, рассматривая гладкую
скользящую поверхность лыж.
     - Старик,  ты даешь.  -  Круглое лицо  диспетчера начало  темнеть. -  Я
полдня потратил, чтобы установить эту стойку. И лыжи мне эти нужны.
     - Я  оплачу  любую  поломку, -  поспешно произнес Римо. У него в голове
зародилась одна идея. - Послушайте, а зачем они зам?
     Диспетчер мрачно подошел к груде лыж и принялся их осматривать.
     - Я в  них хожу на работу. Моя старушка ни  за что не заведется в такую
погоду,  хоть ты ее  озолоти. И держу еще несколько штук  на всякий случай -
вдруг кому понадобится.  Мы здесь привыкли к снежной  зиме.  -  Он  пыхтел и
ворчал, осматривая рухнувшую стойку. - Ну, похоже, поломок нет.  Да, нелегко
будет прибить эту штуку назад.
     Он медленно, вразвалочку вернулся на место, достал  откуда-то молоток и
принялся рыться в столе в поисках гвоздей.
     - Не стоит беспокоиться.
     Римо  подобрал упавшие  на пол гвозди,  совместил отверстия  в стойке с
отверстиями в стене и аккуратно вдавил гвозди туда. Когда диспетчер вернулся
со своим инструментом, стойка была уже в полном порядке.
     - Что  ж,  очень любезно с вашей стороны. - К диспетчеру  вновь  начало
возвращаться хорошее расположение духа. - Как это вам удалось так быстро?
     - Сущие пустяки, - ответил за Римо Чиун.
     - Я бы купил у вас две пары, - сказал Римо.
     -  Собираетесь предпринять лыжную  прогулку в Южную  Дакоту? - хихикнул
диспетчер.
     - Возможно. Я дам вам за них тысячу долларов.
     И Римо вытащил бумажник.
     У диспетчера отвисла челюсть.
     - Неплохая сделка - выговорил он.
     - И для меня тоже. Так вы согласны?
     -  Ну, я не знаю... Боюсь, нехорошо с моей  стороны выгонять вас с этим
пожилым джентльменом на мороз.  Почему бы  вам  не  подождать, пока кончится
метель, а утром я найду вам хорошего пилота.
     - Нет времени ждать до утра. Так по рукам?
     - Ну... - После короткого раздумья диспетчер взял деньги. - И все же не
нравится мне эта затея.
     Но Римо уже прилаживал лыжи на ногах Чиуна. Старец просто сиял.
     - Конька, - с горящими глазами проговорил он.
     - Лыжи, - исправил Римо. - С ними нам будет легче бежать.
     - Конечно, я понимаю, у нас свободная страна, но идти в Южную Дакоту на
лыжах -  это просто  смешно,  -  гнул  свое  диспетчер.  - Я  не имею  права
останавливать тебя, если ты решил покончить с собой, но ты должен подумать о
старике. Ведь он не пройдет и половины пути.
     Чиун распрямился, слегка покачиваясь, и направился к выходу.
     - А как  они действуют?  - поинтересовался  он, явно  потрясенный своей
новой игрушкой.
     - Надо отталкиваться и скользить, - объяснил Римо, подавая ему палки.
     Но было уже  поздно.  Чиун  уже  выехал  на  улицу  и,  быстро  набирая
скорость, побежал прочь.
     - У старика природный талант! - удивленно воскликнул диспетчер.
     В свете огней взлетной полосы было видно, как Чиун на  большой скорости
приближается к большому сугробу.  Он легко преодолел вершину, почти не задев
поверхности,  и, объехав  высокую  сосну,  исчез за горизонтом. При  этом он
возбужденно гоготал.
     - Думаю, вы можете за него не беспокоиться, - сказал Римо.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

     Сеймур Бардих установил ломик и пошевелил  пальцами, пытаясь вернуть им
чувствительность.  Он  стоял  по  колено  в  снегу  возле   железных  ворот,
отгораживающих  Шангри-ла  от остального  мира. Сквозь метель с трудом можно
было различить очертания особняка.
     Они были там, правящие миром. Прекрасные люди, только теперь они уже не
были прекрасными. Они кричали и дрожали  в бессильном  страхе, потому что их
гуру, доктор Фокс покинул их.  Прямо как  дети, подумал Бардих, дуя на руки.
За  час   работы  ему   удалось  немного   раздвинуть  прутья,  так  что   в
образовавшийся  зазор  уже вполне можно было протиснуться. Он поднял ломик и
снова принялся за работу.
     Благодаря  этому  он станет героем.  Эта  мысль  грела  его  в сто  раз
сильнее,  чем старая  керосиновая  лампа,  слабо  мерцавшая  возле  железных
решеток  забора. Героев эта  компания всегда принимала на ура. Взять хотя бы
Римо. Он  даже не  уплатил членский взнос, а  ему разрешили остаться. Потому
что он был герой.
     Бог видит, он один только и был  героем среди этого сброда, хотя нельзя
не  признать, что Пози Понзелли тоже была в  порядке. Она,  по крайней мере,
сохранила  здравый  рассудок:  принесла  одеяла  и  организовала команду  по
поддержанию огня в камине; она варила кофе  прямо на открытом огне и  играла
на рояле. К тому же ей удалось уговорить собравшихся  сбросить  эти дурацкие
тоги  и надеть вечерние туалеты. В этом была вся Пози - она умела обратить в
вечеринку даже ночной кошмар.
     Она,  конечно, что  надо.  Бардих посвятит  ей  специальный  репортаж в
"Селебрити-скуп",   как   только  вернется  в  Нью-Йорк.  Но   остальные  не
заслуживают даже упоминания: все как с ума посходили, вопят о конце света, о
смерти от старости и прочей ерунде. Грудные младенцы да и  только. Тоже мне,
Красивые люди. Просто какой-то детский сад.
     Подумать  только:  он  двадцать  лет  мечтал  попасть  в эту  бесценную
Шангри-ла. Ну и ну! Когда дошло  до дела, ни один  из них даже и не  подумал
предложить ему свою помощь, чтобы попытаться открыть ворота. Они, видите ли,
слишком стары для этого.
     Услышав такое, он едва  сдержал смех. Здесь собрались  сливки общества,
горстка  избранных,  которые,  подобно  мечтателю из процитированной  Фоксом
поэмы Кольриджа, вступили в "магический круг вечной молодости";  те, кто еще
со времен потопа ежемесячно вкушали  райский эликсир, так что  теперь каждый
из них  выглядел лет  на двадцать  моложе Бардиха.  И они еще заявляют,  что
слишком стары. Ну, чистые дети.
     Хотя  странно: когда  перед  уходом  Бардих взглянул на  них  при свете
камина, они действительно показались ему старыми.  Это было жуткое ощущение.
Даже  Пози  Понзелли,  одна  из  самых  красивых женщин  на свете, выглядела
осунувшейся. Какая-то тень залегла у нее вокруг глаз и губ.  Она по-прежнему
оставалась  непревзойденной по  красоте,  но где-то  внутри,  возможно,  под
кожей,  притаилось   нечто,   готовое  вот-вот  вырваться  наружу.  Какое-то
разложение.
     Бардих потряс  головой,  пытаясь отогнать от  себя  эти  мысли.  Просто
разыгралось воображение. Пози устала, вот и все.  Как и  остальные. Устали и
впали в истерику. Что в  результате легло тройным бременем на плечи Бардиха.
Он уже был еле жив от холода, но так и не справился с воротами.
     Но игра стоит свеч. Когда он вернется с  полицейскими,  все эти богатые
снобы  в  Шангри-ла встретят  его как героя.  Он не будет - как это Римо его
назвал?  -  талисманом.  Больше  не станет  служить им  талисманом, которого
терпят  на  великосветских  приемах  ради  кое-каких  незначительных  услуг.
Никогда. После того, как он спасет этих недостойных богачей, они полюбят его
как родного. Он станет одним из них. Станет своим.
     И все же сейчас предстоящий триумф  казался Бардиху пустым. Несмотря на
своих именитых  гостей,  Шангри-ла было странным местом, и, если  честно, он
вышел  на  мороз  не  для  того, чтобы стать героем, а чтобы поскорее отсюда
сбежать. Да, он хотел им помочь, хотел стать их спасителем, но еще больше он
хотел    убраться    от   этого    мрачного    дома,    полного    стенающих
полупризраков-полулюдей.
     И вот  последний рывок,  так  что  рубашка с майкой выбились  из  брюк,
обнажив  спину  пронизывающему  ветру  со  снегом,  -  благодаря ему  прутья
раздвинулись еще на  сантиметр  с небольшим, чтобы  он  мог  наконец вылезти
наружу. Он  полез  в  образовавшееся  отверстие, чувствуя  себя  так,  будто
проходит сквозь машину для производства лапши, и радуясь, что с возрастом не
располнел. Поддержание фигуры было, конечно, простым ребячеством, но в конце
концов  это пригодилось. Он поднял мигающую лампу и начал долгий поход... но
где он?  Вокруг все будто вымерло.  Но  должно  же здесь  быть хоть какое-то
жилье. Ведь это Пенсильвания, а не Гималаи. Должен же здесь кто-то жить.
     Снега  намело столько,  что он с трудом передвигал  ноги; на расстоянии
вытянутой  руки уже  ничего  невозможно было разглядеть. Он знал, что принял
верное решение - ему необходимо было  покинуть Шангри-ла. Он ощущал это всем
своим существом.  Уже за воротами воздух  стал приятнее, стал каким-то более
живым.  А  там,  на территории клиники,  пахло  как-то  нехорошо. Там  царил
неприятный, зловонный запах гниения.
     Внезапно  у него перед глазами вновь возник образ Пози Понзелли. Словно
разложение,  прямо под  кожей...  Ему стало стыдно так  думать о ней. Пози -
хорошая  баба,  самая  лучшая  из  них,  но  даже  от  нее  исходит  что-то,
напоминающее вонь от бродяги.
     И  тут с ослепляющей ясностью  Бардих понял, чего он  так боялся в этом
доме и от чего готов был  бежать без оглядки всю ночь сквозь буран, это было
ощущение смерти. Теперь ему это  стало столь же очевидно, как и то, что идет
снег.  Эти богачи  не шутили,  когда с безумными от страха глазами кричали о
смерти. Смерть уже прокралась в дом, как собачонка, учуявшая запах мяса.
     Он  шел уже  около получаса. Так, по крайней мере, ему показалось, хотя
могло  пройти и гораздо больше времени. А могло и не более нескольких минут.
Он  точно  не  знал.   Его  мозг  застыл  вместе  с  онемевшими  пальцами  и
превратившимся в ледышку носом. Перед глазами у него то и дело вставало лицо
Пози, точнее, то, что  скрывалось под кожей - смерть. Но он пытался отогнать
видение, сосредоточившись на ходьбе.
     Ресницы его заиндевели. Они сверкали,  словно искры, когда