Лишь  одно беспокоило его:  он не мог заставить  их  порвать с Уктутом,
этим дурацким куском скалы. Потому  что, когда он всему  их научил,  Уктут и
его настоящее имя оказалось единственным, что его детям было известно, а ему
нет.  И  они  теперь  чтили  свое  божество  даже больше,  чем раньше. И чем
настойчивее вождь повторял, что это всего лишь пустой камень, тем важнее для
них становился Уктут - как символ того, чем они были и что должны  сохранить
в своей будущей жизни. Так что вождь просто перестал об этом говорить.
     Когда  умерла последняя женщина  из тех,  кого он взял  с собой,  вождь
понял,  что остался один. Он  похоронил ее согласно обряду, хотя  громоздить
камни один на другой было трудно, ибо он был стар.
     Новая деревня  была  пуста, глиняные таблички,  на которых писали слова
языка актатль и  европейского языка, не использовались вот  уже много лет, с
тех  пор, как  ушла последняя группа  выучившихся молодых  людей.  Тем,  кто
постарше, новый язык и другие предметы давались  с трудом, и большинство  из
них до своей смерти жили  с ним, в этой укрытой от посторонних глаз деревне.
Но  теперь  она  была  пуста,  остался  лишь  старый пес,  который едва  мог
передвигаться и очень долго скулил, когда умер  его хозяин, а  случилось это
много лет назад.
     - Все кончено, - сказал последний вождь племени актатль.
     Он попытался уговорить собаку пойти с ним, но ему это не удалось. Тогда
он собрал столько  пищи, сколько мог унести, и открыл для собаки амбар. Хотя
теперь, когда здесь  не будет человека, она наверняка станет лакомой добычей
для какого-нибудь хищника из джунглей.
     Вождь  направился в сторону главного города племени актатль.  Но еще до
того,  как он ступил на  землю племени,  он уже знал, что его царства больше
нет. Дороги поросли травой, пола стояли невспаханными. В  камнях, из которых
были выложены наблюдательные башни, выросли деревья.
     Возможно, где-то в  развалинах все еще  прячутся  друзья его молодости,
доживая последние дни.  Но никого не было, даже собак не осталось в огромном
городе,  некогда  бывшем  столицей  империи Актатль. Но вот что странно:  он
нигде  не  видел  следов пламени,  без которого обычно не  обходится ни одна
осада.
     -  Да, испанцы побывали здесь, -  подумал он. - Все золото забрали.  Он
заметил,  что слитки не были вырублены или грубо  вырваны; их  вынули  очень
аккуратно. На какое-то мгновение  у него промелькнула надежда, что пришедшие
ему на  смену вожди мудро рассудили увести народ куда-нибудь подальше,  хотя
сам  он  был уверен, что  ему  ни  за  что не  удалось  бы  уговорить жрецов
согласиться на такое. Но когда он подошел к каменному алтарю, то все понял и
тогда  испустил  дикий  вопль, вырвавшийся, как казалось, из самых  недр его
естества.  Ступени,  ведущие  к  камню,  были  усеяны  побелевшими  костями,
образовавшими  небольшие холмы, через которые начали уже прорастать  молодые
побеги.  Рядом  лежал  череп -  из  его  ощерившегося улыбкой  рта  вылезало
маленькое деревцо.
     Он понял, что произошло. Заслышав о  приближении  испанцев, все  жители
поднялись  на  возвышенное  место,   пытаясь   уберечь   то,   что   по   их
представлениям, представляло главную ценность для  бледнолицых пришельцев. А
потом все  они убили себя,  принеся  свою последнюю  жертву  Уктуту.  Скорее
всего,  они много  дней  подряд убивали  друг  друга, пока наконец последний
оставшийся в  живых  не принес в  жертву собственную жизнь. Он  заметил, что
грудные клетки  тех, кто  лежал ниже, повреждены, а тех, кто повыше,  - нет.
Очевидно, первые были  принесены в жертву  в соответствии с ритуалом, но  по
мере  того,  как кровавое пиршество продолжалось,  убийство стало напоминать
возделывание полей  -  дело, с  которым надо  покончить  как можно скорее  и
эффективнее. Дальше по лестнице он увидел черепа с зияющими в них дырами,  и
понял, что его догадка верна. Под конец жрецы начали просто проламывать всем
головы.
     На него навалилась  страшная  усталость,  скорее  от нравственных  мук,
нежели от его собственной телесной немощи.
     Подняв глаза  на покрытый  резьбой камень в  человечески и  рост, вождь
произнес:
     -  Уктут, - ибо он не знал тайного имени, - ты даже не глуп, потому что
глупы  люди, а  ты не человек.  Ты  камень. Камень, специально изготовленный
людьми. Ты как голыш, попавшийся на пути плуга. Кусок скалы. Просто камень.
     Он сел  и,  отодвинув  кости,  удивился,  насколько  они  легки,  когда
высохнут.  От усталости  он не  мог пошевелиться.  На четвертый день  что-то
кольнуло в сердце, и вождь слабой рукой потянулся к груди, чтобы  убедиться,
что там нет крови. Конечно  же, крови не было, и он закрыл  глаза,  чувствуя
себя лучше  и желая,  чтобы  смерть  пришла естественным  путем.  И  тут  же
погрузился в глубокий сон, сознавая, что работа его выполнена на славу.
     Прошли  столетия,  и  поскольку  не  было  предпринято   ничего,  чтобы
сохранить  кости,  они  разложились  на вещества,  из которых  возникли.  Не
осталось  даже  воспоминаний  о  них, когда  тяжелый  кран  поднял камень  в
человеческий рост  с возвышенного места.  Другие  камни, украшенные резьбой,
распиливали на куски, но этот камень был дороже в неразрезанном виде, хотя и
потребовалось целых четыре мула, чтобы протащить его через горы  и  джунгли,
где люди  с лицами ацтеков и испанскими именами продали его  потом человеку,
посулившему хорошую цену.
     Камень по имени Уктут оказался в большом музее в Нью-Йорке,  в западной
части  Центрального  парка, и был ошибочно  помещен  в  зал,  представлявший
искусство  ацтеков. Однажды  в  музее появился  немецкий бизнесмен,  который
предложил  отвести  камню  отдельное  помещение.  Богатый  промышленник   из
Детройта  сделал  щедрое  пожертвование  музею  и,  став  попечителем  этого
заведения, бросился выполнять предложение немецкого магната.
     Этому воспротивился хранитель музея, заявив, что камень - всего-навсего
незначительный  образчик доацтекского  периода  и не  заслуживает отдельного
зала,  но вскоре после этого, к  своему большому удивлению,  был  уволен  за
"грубость и непрофессионализм".
     Японский  архитектор спроектировал для  камня  новый  зал, предусмотрев
грубую тяжелую стену, закрывающую его от света, который проникал из широкого
окна, расположенного  с северной стороны. Архитектор  даже разместил  в зале
фонтан, хотя в вестибюле и без того имелся фонтанчик с питьевой водой.
     Очевидно, новый  попечитель и архитектор знали, что делали, потому  что
камень   собрал   множество  посетителей   со  всего   мира.  Ярый  арабский
радикал-исламист посетил камень в один день с полковником воздушно-десантных
войск   Израиля.  И   похоже,   камень   оказывал  какое-то   умиротворяющее
воздействие, потому  что они  не  просто хорошо поладили между собой, а даже
обнялись  на  прощание. Впрочем, впоследствии перед  соотечественниками  оба
отрицали этот факт. Но,  конечно  же, никто не  был так очарован этим камнем
доацтекской  эпохи,  как граф  Руй Лопес де  Гома и Санчес, который приходил
сюда каждый день.
     Однажды  октябрьским вечером охранник обнаружил, что  кто-то  с помощью
баллончика написал на камне ярко-зеленой краской: "Джой-172".
     На  следующий  день конгрессмен  от этого округа был  обнаружен в своем
кабинете в Вашингтоне мертвым - его  развороченная грудная  клетка была чуть
не до краев заполнена кровью.
     Сердце было вырвано у него из груди.

ГЛАВА ВТОРАЯ

     Его звали Римо, и он не мог поверить своим ушам.
     - Римо, это Смит. Немедленно возвращайтесь в Фолкрофт!
     - Кто говорит?
     - Харольд В.Смит, ваш директор.
     - Я вас не слышу: слишком шумит море, - сказал Римо, глядя,  как тихие,
ласковые волны Атлантики набегают на белый песок  пляжа в местечке Нэгз-Хед,
Южная Каролина.
     В  номере  мотеля  тоже  было  тихо,  слышалось  лишь  едва  различимое
скрипение гусиного пера по пергаменту. Высохший старец азиатской  наружности
быстро  работал  пером,  хотя  казалось,  что его пальцы с длинными  ногтями
остаются  неподвижными.  Время  от  времени он останавливался,  просматривал
написанное - неисчерпаемый  источник мудрости, и вновь начинал писать,  едва
колыхая складки своего золотого утреннего кимоно.
     - Вы меня слышите? Немедленно возвращайтесь в Фолкрофт! У нас тут земля
горит под ногами.
     - Вы хотите поговорить с Харольдом Смитом?
     -  Я знаю,  что  это  обычная  линия,  но...  -  На  том  конце провода
послышались гудки - кто-то прервал разговор. Римо повесил трубку,
     -  Папочка,  я скоро вернусь, - сказал он, и  Чиун с  царственным видом
поднял голову от своего манускрипта.
     - Когда  я тебя  нашел,  ты стоял в дурацкой  подобострастной позе  или
лежал  в грязи?  - спросил Чиун.  Голос  был  визгливым и звучал то выше, то
ниже, словно гигантская лапа скребла по горному склону.
     - Ни то, ни другое, - ответил Римо. - Я приходил в себя после обморока.
И для нашего общества был вполне здоров. И если честно, то я был  достаточно
здоров по меркам любого общества. Кроме одного.
     - И  тогда, - проговорил Чиун, и перо с немыслимой  скоростью заплясало
по бумаге, но каждый образ, создаваемый корейцем, был четок и ясен, -  тогда
Чиун, Мастер Синанджу, увидал белого, распростертого в грязи. Члены его были
слабы,  глаза  слепы, и на  голове виднелись странные круги. Но главное, что
уловил проникающий сквозь  телесную оболочку взгляд Мастера Синанджу, - этот
человек  был слаб рассудком. Под его  уродливым белолицым черепом скрывалась
тупая, бесформенная и безжизненная масса.
     - А я  думал, что ты уже уделил мне главу в истории Синанджу, -  сказал
Римо.
     - Я решил ее доработать.
     - Хорошо,  что  ты  пишешь это,  потому что  теперь  я  могу  с  полной
уверенностью сказать, что вся история твоей деревни - это ерунда,  вымысел и
чушь. Помни,  я  видел  деревню  Синанджу.  В  нашей  стране канализационная
система куда лучше.
     - Ты  предубежден,  как все  белые или черные, - ответил  Чиун  и вновь
перешел  на  возвышенный  тон.  -  И  сказал  тогда  Мастер  Синанджу  этому
несчастному:  "Вставай,  и  я исцелю  тебя.  Ты познаешь свой  разум  и свои
чувства. Ты будешь полной грудью вдыхать свежий воздух. Твое тело наполнится
жизненной силой, какую не знал еще  ни  один белый." И понял несчастный, что
на него снизошла благодать, и сказал:  "О, величественный старец,  внушающий
трепет,  почему ты  одариваешь столь щедрым  даром такое ничтожное существо,
как я?"
     - Лучше  выкинь это из  головы, -  посоветовал Римо.  - У меня  дела. Я
скоро вернусь.
     В  конце   лета  Нэгз-Хед,  Южная   Каролина,  мало  чем  отличался  от
раскаленной духовки. Окна проезжавших машин были  наглухо закрыты, пассажиры
спасались от жары с помощью кондиционеров. Прохожие,  оказавшиеся на улице в
этот душный, влажный день, плелись  так, словно у них на ногах  были пудовые
гири.
     Римо  шел  быстрой  походкой. Он  был  чуть  ниже  шести футов  ростом,
довольно худой.  В глаза  бросались  только широкие  запястья.  У него  были
заостренные   черты   лица   и  высокие  скулы,   которые  оттеняли   темные
пронзительные глаза  - по признанию  некоторых женщин, от его  взгляда у них
сводило живот.
     - Послушай, неужели ты не потеешь? - спросил его официант в закусочной,
где Римо хотел разменять деньги.
     - Только когда жарко.
     - На улице сто пять градусов по Фаренгейту, - не унимался официант.
     -  В таком случае  извините,  забыл  вовремя вспотеть,  - ответил Римо.
Вообще-то  он  знал,  что  потоотделение  -  это  один из способов  охладить
перегревшееся тело, причем не  самый  эффективный. А  самым эффективным было
правильное  дыхание, вот  только люди не умеют  правильно  дышать и начинают
следить за дыханием только тогда, когда замечают какие-то сбои в дыхательной
системе. Правильное дыхание определяет ритм жизни и силу.
     - Забавно, но я сроду не видел человека, который бы  не потел  в  такую
жару. Даже негра, - продолжал официант. - Как тебе это удается?
     Римо пожал плечами.
     - Боюсь, ты все равно не поймешь.
     - Думаешь,  я  идиот?  Ты, мол, такой  крутой  парень,  заявился сюда и
считаешь всех идиотами?!
     - Я так не думал, пока ты не открыл рот.
     С этими словами  Римо отправился к телефонной будке. Сложив перед собой
мелочь,  он  набрал  кодовый  номер,  существовавший  на случай чрезвычайных
обстоятельств. Номер  был  доступен,  но  не  очень  надежен  в точки зрения
секретности.  Хотя,  по крайней мере,  по нему всегда  можно  было  оставить
информацию для настоящего Харольда В.Смита и попросить его перезвонить.
     -  Извините,  -  услышал  он в  трубке  отдаленный голос  магнитофонной
записи,  этот  номер не работает.  Если  вам  требуется помощь,  просим  вас
подождать - через минуту вам ответит телефонистка.
     Римо повесил трубку, снова набрал номер и  вновь услышал тот  же текст.
Но на этот раз он решил подождать. Телефонистка говорила бесцветным голосом,
лишенным  какого  бы  то  ни   было   акцента  -   ни  гортанных   согласных
северо-востока, ни  приторной сладости юга,  ни  гнусавого выговора Среднего
Запада. Калифорния, решил Римо. Кодовый номер зарегистрирован в Калифорнии.
     - Я могу вам чем-то помочь?
     - Да, - ответил Римо и назвал номер, который пытался набрать.
     - Где вы находитесь? - поинтересовалась телефонистка.
     - Чилликот, штат Огайо, - соврал Римо. - Почему этот номер не работает?
     - Потому что, насколько нам известно, он никогда не работал. А вы вовсе
не в Чилликоте.
     - Спасибо, - произнес Римо.
     - Но мы все же  располагаем кое-какой информацией по этому номеру, -  и
телефонистка продиктовала ему еще один телефон.
     Это было очень странно,  поскольку, если бы это действительно  исходило
от Смита, он никогда бы не стал  оставлять альтернативный номер. И тут  Римо
понял, что телефонистка  разговаривала с ним вовсе не для того,  чтобы  дать
ему информацию, а чтобы выяснить, где он находится. Он повесил трубку.
     И тут  к  тротуару подъехала серо-белая  полицейская машина  с  красной
мигалкой, и в закусочную с грохотом ворвались два громадных полисмена, держа
руки на кобуре. Официант пригнулся. Римо вышел из будки.
     - Это вы только что звонили из будки? - спросил первый полисмен.
     Второй встал так, чтобы на Римо были направлены сразу два пистолета.
     - Нет, - ответил Римо.
     - Кто же тогда был в будке?
     - Откуда мне знать?
     -  Это  он, -  раздался  из-за прилавка голос официанта.  - Джетро,  он
нездешний. Лучше присмотрите за ним. Он не потеет.
     - Я хочу побеседовать с тобой, - снова обратился к Римо полисмен.
     - Кажется, именно этим вы и занимаетесь, - сказал Римо.
     - В управлении, - уточнил полисмен.
     - Я арестован или как?
     - Просто приглашаешься для беседы. С тобой хотят поговорить.
     - Этот парень не потеет, - повторил официант, вылезая из-за прилавка.
     - Заткнись, Люк, - бросил полисмен.
     - Я очень даже потею, - перебил Римо. - Это клевета.
     И  когда  они оказались  в полицейском управлении Нэгз-Хед, Римо  начал
потеть, хотя остальные жаловались, что замерзли. В управлении оказалось двое
мужчин,  представившихся  адвокатами  из  объединенного  комитета Конгресса,
занимающегося  расследованием злоупотреблений  и ЦРУ  и ФБР. Это  они хотели
побеседовать  с  Римо. Они  были одеты в приличные костюмы, но не причесаны.
Римо ни в чем  не обвиняется, но он набирал номер, который их заинтересовал,
сказали они.  Этот номер был обнаружен на каком-то финансовом документе ФБР,
происхождения  никто  не мог  объяснить. Возможно,  Римо  сможет  что-нибудь
сказать  по этому поводу. С какой  целью он набирал номер, кто дал его Римо,
для чего он использовался?
     - Просто не могу  поверить своим ушам. Неужели вы проделали такой путь,
чтобы проверить какие-то телефонные счета?
     -  Видите  ли, речь идет не просто о  телефонном номере. Мы обнаружили,
что  ЦРУ  и  ФБР использовали  в  розыскной  работе  целые  блоки неучтенных
номеров. Действующие файлы на американских  граждан, которые, казалось, ни к
чему не ведут,  свободные выходы в компьютерную систему, которые следователи
комитета не могут обнаружить, - объяснил один из адвокатов.
     - Поэтому вы у нас важный свидетель, - сказал другой.
     -  Выходы в  эту  систему  проверяли  наши  собственные эксперты, и они
считают, что она является чрезвычайно разветвленной. Чрезвычайно, - повторил
первый адвокат.
     - Что делает вас очень важным свидетелем, - добавил другой.
     - Так что облегчи  свою участь, дружище,  скажи, зачем ты набирал  этот
номер. Возможно, тогда и мы сможем тебе чем-нибудь помочь.
     Римо прекратил потеть. Ему  было пора уходить: ведь он обещал  Чиуну не
задерживаться.
     -  Интересно, каким это  образом?  Тем, что не станете  обвинять меня в
предумышленном  наборе  телефонного  номера?  В  заговоре  с  целью  сделать
телефонный  звонок?   В  пособничестве  и   подстрекательстве  к  разрушению
телефонной сети страны?
     - А как насчет важного свидетеля по делу об убийстве? Важного свидетеля
или  даже  подозреваемого по  делу об  убийстве  конгрессмена, занимавшегося
расследованием тайных операций? Как тебе подобная перспектива?
     - Выходит, меня подозревают в убийстве только из-за того, что я пытался
позвонить по телефону?
     - Потому  что ты пытался дозвониться именно по этому номеру,  приятель.
Повторяю,  он  значился на неизвестно  откуда  взявшемся  документе  ФБР. За
последние три  месяца,  пока шло расследование, только один  человек набирал
этот номер. Ты. И еще мы знаем, что некий  конгрессмен пытался разобраться в
компьютерной  сети  и  обнаружить  деньги на секретные  операции,  скрытые в
федеральном бюджете. А теперь он убит, и его сердце вынуто из груди. Так что
дело не просто в телефонном номере, приятель.
     - А при чем тут я? - с невинным видом поинтересовался Римо.
     -  Ты  знаешь, что  мы можем задержать  тебя как важного  свидетеля,  -
объяснил второй адвокат.
     -  Как  вам  будет  угодно,  -  ответил  Римо  и   дал  имя  и   адрес,
предусмотренный  на  случай  ареста.  Как  только  это  имя  и  адрес  будут
направлены в ФБР  для  проверки  на  наличие  криминального досье  - обычная
полицейская  процедура,  служащий  ФБР  тут  же обнаружит в  деле отсылочный
номер, и в  течение двадцати минут компьютеры санатория "Фолкрофт" передадут
приказ немедленно освободить Римо, в каком бы месте Соединенных Штатов он ни
находился.
     Все  это, уверял его  Смит, займет не более  двух  часов, ну, в крайнем
случае,  три  - если  место  его  задержания  находится  достаточно  далеко.
Естественно, что его отпечатки  пальцев  не  будут обнаружены  в обширнейших
досье ФБР.  Ни в списках сотрудников, ни в  списках нежелательных элементов,
ни  среди  тех,  кто  когда-либо  подвергался  аресту, потому что,  согласно
установленному порядку,  они были  уничтожены  самим  ФБР более  десяти  лет
назад. Там не хранят отпечатки пальцев мертвецов.
     Так что, когда Римо сказали,  что у  него есть  последний шанс  пролить
свет на телефонный номер, по которому он звонил из закусочной, или на жуткое
убийство  конгрессмена,  расследовавшего тайную деятельность  спецслужб,  он
ответил, что они сильно заблуждаются.
     Камера была маленькой, с недавно покрашенными металлическими решетками,
установленными в обычном  металлическом  каркасе, и  запиралась  на  простую
защелку. Выглядело все очень внушительно, если не рассматривать это  с точки
зрения Синанджу.
     Римо сел на койку, подвешенную к стене,  и  стал  припоминать камеру, в
которой оказался больше десяти лет назад.
     Он  ожидал исполнения смертного приговора, когда его пришел  исповедать
монах. Монах дал Римо пилюлю и велел съесть в тот момент, когда его привяжут
к электрич