Соединенных  Штатов,  о  чем  Прочик сообщал  в  сопроводительной
записке.
     В послании президенту говорилось:
     "У  нас   все  готово.  Это  будет  назиданием  трусливым  американским
империалистам, которые  бросают друзей при первых  признаках  опасности.  Ни
один   американский  спортсмен  не  вернется  из  Москвы  живым.  Все  будут
уничтожены".
     На  письме  стоял  штемпель:   "Солсбери,  Родезия".  Соркофскому  было
известно, что первое такое послание было отправлено из Претории, ЮАР.
     Прочитав  письмо  несколько   раз,  Соркофский  позвонил   в  гостиницу
Бехенбауэру.
     На нетерпеливые звонки в номере немецкого офицера ответила женщина.
     -   Передайте  трубку  капитану   Бехенбауэру,  -  холодно   проговорил
Соркофский.
     Женщина,  растерявшись, секунду  помедлила,  что-то пробормотала, после
чего в трубке раздался голос Бехенбауэра:
     - Слушаю, полковник.
     - Есть новости. Сможете прибыть в управление к шести утра?
     - Конечно, полковник.
     Соркофский  помедлил. Он  чувствовал,  что обязан как-то выразить  свое
осуждение безнравственного поведения немца.
     - Это все, полковник? - спросил Бехенбауэр.
     Соркофский сердито выпалил:
     - Да. До завтра. И, ради Бога, постарайтесь выспаться!
     Бросив   трубку,  он   направился   в  спальню.  Его  охватило  смутное
беспокойство. Не следовало так  грубо говорить с Бехенбауэром. Что это с ним
такое? Ну да, женщина. Ее голос  показался Соркофскому  знакомым, и она  как
будто заволновалась, отвечая  ему. Неужели она его знает? Должно  быть, так.
Иначе,  как Бехенбауэр  мог догадаться,  кто ему звонит, если  Соркофский не
назвал себя?
     Неужели это?.. Нет, только не его секретарша.
     И Соркофский тут же приказал себе не выдумывать лишних проблем.  У него
и без того было достаточно вполне реальных забот.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

     Подобное Римо видел в карибских странах, не удивился бы, столкнувшись с
этим  в  Южной  Америке  или  в Африке, но увидеть такое, выйдя  из самолета
российского Аэрофлота в московском аэропорту, он не ожидал.
     Попрошайки.
     -  Жвачка,  мистер? -  обратился  к нему  молодой  белобрысый  парень с
совершенно   квадратным  черепом,  будто   выращенный   в   коробке   из-под
гигиенических салфеток.
     Когда Римо  отрицательно  покачал  головой,  парень,  не  удостоив  его
ответом,  тотчас  же  двинулся  дальше вдоль шеренги  вышедших  из  самолета
спортсменов, обращаясь на своем ломаном английском: "Жвачка? Конфета?"
     Римо  с Чиуном проследовали  за спортсменами  в главное здание вокзала.
Еще один  парень, с песочного цвета волосами,  приблизительно  такой же, как
Римо, комплекции и с физиономией статиста из вестерна, бочком приблизился  к
Римо.
     - Джинсы есть? - спросил он. - Сто долларов даю за джинсы.
     - Я джинсы не ношу, - ответил Римо.
     - Ну, а эти штаны, что  на  тебе? Армейские? Пятьдесят  долларов даю, -
предложил русский.
     - Нет, - ответил Римо. - Я сам в них хожу.
     - А кимоно не нужно?  - обратился  к парню Чиун. - Такое, как у меня. -
При  этом  он почти  благоговейно  прикоснулся  к  своему  синему  парчовому
одеянию.  - Может, слишком легкое,  но на  лето как раз  подойдет. Пятьдесят
долларов. У меня такие еще есть.
     - Кимоно у нас  не носят, - сказал парень, - Нужны джинсы или армейские
брюки. Есть покупатель. Джинсы имеются?
     - Поди прочь, варвар, - сказал Чиун и, отвернувшись от парня, обратился
к Римо: - разве этим людям нечего надеть?
     -  Конечно,  они хотят носить наши  армейские штаны,  а их  на всех  не
хватает, - ответил Римо. - Понимаешь, просто им нужна американская одежда.
     - Что же это за страна такая? - спросил Чиун.
     - "Образ светлого будущего  при всеобщем братстве и свободе", -  сказал
Римо, глядя в брошюру, которую один из русских гидов сунул ему в руки, как и
всем остальным спортсменам.
     -  Глупость  какая,  -  отозвался Чиун. - При Иване Великолепном ничего
подобного не было.
     - "Добро пожаловать в Россию", - продолжал  Римо.  - Ты видишь, что это
за  будущее,  и единственное, что здесь  правильно функционирует,  это  мы с
тобой.
     Проверку спортсменов русские решили произвести в Олимпийской деревне, а
не  в  аэропорту,  и  спортивную  делегацию,  словно  стадо,  погнали  через
аэровокзал к  автобусам. По пути Римо обратил внимание на длинную очередь  у
дальней стены помещения.
     Чиун тоже обратил на нее внимание.
     - Что это такое? - спросил он и, отделившись от спортсменов, направился
к очереди.
     - Это очередь, Чиун, нам надо идти.
     -  Нет, - отозвался Чиун.  - Раз  это очередь, значит,  там есть что-то
хорошее. Я знаю,  что  такое очередь, Римо. Я видел их раньше. Мы  постоим в
этой очереди.
     - Пойдем, Чиун. Что бы там ни продавали, тебе оно не нужно. Оставь это.
     - Чепуха,  - ответил Чиун. -  Ты  до сих  пор так ничему и не научился.
Говорю тебе, там будет что-то хорошее.
     Римо вздохнул.
     - Становись в очередь. А я пойду вперед, посмотрю, что там продают.
     - Давай, -  сказал  Чиун. - Ступай и потом скажешь мне. - А  когда Римо
отошел на несколько шагов, крикнул: - И спроси, сколько стоит!
     - Слушаюсь, сэр! - отозвался Римо.
     Очередь начиналась у  лотка,  вроде  тех, с  которых  в Америке продают
газеты, а над ним висела сделанная от руки вывеска.  Надпись на вывеске Римо
прочесть  не  мог, но зато  увидел, что  покупали  люди.  Это были сигареты.
Английские сигареты "Плейерс" в картонных коробках. Каждому давали по  одной
пачке.
     - Сигареты, - доложил Римо Чиуну.
     -  Я тебе не верю, - сказал Чиун и сложил руки на груди. -  Зачем людям
стоять в очереди за сигаретами?
     - Потому что в России трудно достать иностранные сигареты, а у  русских
сигарет такой вкус,  будто их делают из коровьих лепешек. Поверь  мне, Чиун,
там продают сигареты.
     - Это ужасно. Какой кошмар.
     - Да уж.
     - Если  бы мы знали, что здесь такой  спрос  на  сигареты,  мы могли бы
привезти их с собой и продать, - сказал Чиун.
     - В следующий раз так и сделаем, - сказал Римо.
     И они пошли обратно к шеренге  спортсменов, которые плелись к ожидавшим
их  автобусам. Оглядевшись по сторонам, Римо обратил внимание на то,  что ко
всем американцам пристают молодые ребята. Ему удалось услышать обрывки фраз.
Ребята  предлагали хорошие деньги  за джинсы, за  футболки с  Микки  Маусом,
спрашивали, нет ли лишних сигарет, жевательной резинки,  конфет, электронных
ручных часов.
     - Когда поедем в следующий раз, надо не забыть взять с собой сигарет, -
решительно  проговорил Чиун,  -  и побольше  всякого барахла, в котором  эти
люди, похоже, очень нуждаются.
     - Обязательно, - сказал Римо.
     Ему  приходилось  читать  о  том,  что  в  России  жертвуют  интересами
потребителей, расходуя деньги на оборону, но для него это были просто слова,
- до тех пор,  пока он  воочию не  убедился, в какую реальность для простого
русского человека обращается такая политика.
     Впечатление  это  еще больше  усилилось,  когда  они  ехали по Москве в
автобусе. Повсюду от дверей магазинов тянулись очереди длиной в полквартала.
Он увидел  людей,  несущих  свои  драгоценные  покупки,  приобретенные после
долгого  стояния  в очереди:  несколько  пачек  сигарет,  колготки. Какая-то
женщина несла в  руках  бюстгальтер, и на  лице  ее  при этом было  написано
выражение неистового торжества.
     Римо  и Чиуна  поселили в комнате на  двоих,  в  доме  из  шлакоблоков,
стоявшем за оградой, которой была  обнесена Олимпийская деревня, построенная
на окраине Москвы.
     Ступив  в комнату,  оба тотчас же  ощутили  вибрацию. Римо  взглянул на
Чиуна, но тот уже  направлялся к противоположной стене, где над узкой койкой
была лампа.  Ребром  ладони  Чиун ударил  по лампе  и вырвал  ее  из  стены.
Покопавшись в спутанных проводах, он вытащил маленький серебристый диск.
     - Очень похоже на потайной микрофон, - заметил Римо. - Видимо...
     - Ты прав. Есть и еще, - сказал Чиун.
     Над громоздким комодом  у боковой стены  висело большое, высотой больше
метра, зеркало. Еще не понимая  почему, Римо  ощутил вибрацию, исходившую от
него. Едва он сделал к зеркалу шаг, как  его опередил Чиун. Римо  показалось
странным, что зеркало вделано в стену, а не стоит на комоде.
     Длинные,  тонкие  пальцы  Чиуна  пробежали  по  правому  краю  зеркала.
Добравшись  до  верхнего  угла  деревянной рамы, он кивнул головой и  резким
движением  отломил  уголок  зеркала.  Приглядевшись, бросил  его  Римо.  Тот
поймал, перевернул и увидел, что  это прозрачное зеркальное стекло. Переведя
взгляд  обратно  на  зеркало,   Римо  увидел  на  месте  отломанного  уголка
вмонтированную в стену  линзу видеокамеры. Чиун протянул  руку,  ухватился в
стене пальцами за металлический  ободок, в  котором держалась  линза, и сжал
его. Металлическое кольцо медленно сплющилось, и Римо услыхал, как зажатая в
маленьком цилиндре линза затрещала, рассыпаясь в порошок.
     - Ну вот, - сказал Чиун. - Теперь мы одни.
     - Прекрасно, - отозвался Римо. - Ты часто здесь бываешь?
     - Что?
     - Ничего, -  ответил  Римо. - Это у  нас в  Штатах так  говорят.  Когда
заходят  в отдельный  кабинет  в баре. - Увидев недоуменный взгляд Чиуна, он
пожал плечами и покачал головой. - Тебе надо было там побывать.
     - Что это у тебя такое на уме? - спросил Чиун. - Слишком много шутишь в
последнее время.
     Римо плюхнулся  на  узкую койку  возле  окна.  Тут  выбор  был за  ним,
поскольку Чиун все равно спал на полу, на своей старой травяной циновке. Про
себя Римо отметил, что Чиун был  прав, сделав свое замечание. У  него на уме
действительно  кое-что  было.  Джози  Литтлфизер.  И он  тут  же  постарался
выбросить ее из головы.
     - Теперь, когда мы на месте, - сказал он, - надо  все внимание обратить
на  поиски  террористов.  - Он  посмотрел  в окно  на серое российское небо,
которое напомнило ему о Смите. -  Интересно,  как они собираются  попасть на
эти игры.
     - Об этом говорится  в  истории о  Величайшем Мастере  Байте,  - сказал
Чиун.
     Римо застонал.
     - Пожалуйста, Чиун, давай без сказок.
     -  Ишь, с  какой легкостью ты  переименовал историю в сказку, -  сказал
Чиун. - Разве не ты задал вопрос?
     - Задал. Мне интересно знать, как террористы  собираются попасть на эти
игры.  Я вовсе не спрашивал тебя, что Великий Ванг кушал на обед  две тысячи
лет тому назад.
     - Это было гораздо раньше, - уточнил Чиун. -  Ты знаешь,  что  в  таких
случаях говорят?
     - И что же в таких случаях говорят?
     - В таких случаях говорят, что тот, кто забывает историю, обречен на ее
повторение. Величайший Мастер Ванг был еще и великим спортсменом, так же как
и  все Мастера  Синанджу.  А  поскольку Величайший  Мастер Ванг  был  именно
Величайшим  Мастером,  он  был  также  и   величайшим   в  истории  Синанджу
спортсменом.
     Комната  их располагалась на третьем этаже. Римо  знал, что мог открыть
окно, выпрыгнуть наружу и не разбиться. Но  это не изменило бы его судьбы, а
только  лишь  отсрочило  неизбежное.  Он  мог бы,  изменив имя, сбежать  и в
течение  десятка лет скрываться среди бедуинов Северной Африки.  Но  если бы
потом, вернувшись обратно в Америку, - зимой, в два часа  ночи, - он вошел в
номер, снятый им в  отеле какого-нибудь захолустного штата, то увидел бы там
сидящего  на  полу  Чиуна,  который  сказал  бы  ему:  "Как  я уже  говорил.
Величайший  Мастер   Ванг  был   величайшим  спортсменом  из  всех  Мастеров
Синанджу".  И как ни в чем не бывало  продолжил бы в мельчайших подробностях
свой рассказ.
     И Римо решил покончить с этим сейчас. Он сделал вид, что слушает.
     -  Это было во времена, когда еще не было  этих  ваших игр,  которые вы
называете  Олимпийскими. В  те  времена  между  многими корейскими  городами
проводились спортивные состязания. И случалось  так, что жители двух из этих
городов  беспрестанно  воевали  между  собой,  хотя и объявляли перемирие на
время  игр, которые сами по себе являлись величайшим проявлением доброй воли
людей друг к другу.
     Итак,  однажды  вечером  Величайший  Мастер  Ванг  сидел дома и ел свой
любимый суп с рыбой, - он готовил этот суп с очень  горьким красным  перцем,
который выращивали тогда  в  этой  части  страны. Чудесный суп, он  оказывал
особое согревающее воздействие. Однако не слишком сильное. Это был...
     - Чиун,  пожалуйста! - взмолился Римо. - Оставь  в покое суп и давай по
существу!
     - Ты совершенно равнодушен к прекрасному, - упрекнул его Чиун.
     - Я совершенно равнодушен к супу.
     - Как бы  то ни было, жители первого города пришли к  Мастеру и сказали
ему,  что хотят, чтобы  он вкрался в доверие к правителям другого города,  с
тем чтобы получить  возможность состязаться на играх от  имени  того города.
Пока все понятно?
     - Да. Город А попросил Ванга выступить от имени города В.
     -  Эти города  не назывались  городами  А  и В,  - сказал  Чиун.  - Они
назывались...
     -  Давай дальше, -  перебил  Римо. -  Я слушаю.  Оставь в  покое города
вместе с супом.
     -  Итак, Мастер Ванг сделал то, что  от него  требовалось:  выступил от
имени второго  города  и,  конечно  же,  победил  во всех  состязаниях. И  в
большинстве из них одержал победу над чемпионом первого города, того самого,
который его нанял.
     - Зачем? Зачем первому городу понадобилось нанимать Ванга?
     - Величайшего Мастера Ванга, - поправил Чиун.
     - Зачем первому городу понадобилось нанимать Величайшего Мастера Ванга,
чтобы он их победил? Это же противоречит здравому смыслу.
     - Помолчи и дай мне закончить.
     - Давай, - сказал Римо.
     - Когда  Величайший  Мастер  Ванг победил во всех состязаниях,  его как
героя понесли на руках во второй  город. Жители второго города спросили его,
чего  он  желает  в  качестве  награды за  свое  великое мастерство, которое
принесло им такую славу. Он сказал, что  хочет, чтобы они оказали ему честь.
Он предложил им проделать в  стене города  проход, в знак  того,  что,  имея
такого чемпиона, как  Великий Мастер Ванг,  город  не  нуждается ни  в каких
стенах.
     Итак, начальники города проделали в  стене  проход.  Когда они показали
ему эту стену. Величайший Мастер поднял их на смех. Такая маленькая дыра для
такого  великого  героя была оскорблением.  И дыру  сделали  намного больше.
Когда в ту ночь все уснули, Величайший Мастер Ванг вышел из второго города и
пошел к себе домой.  А чуть позже воины из первого города через дыру в стене
проникли во второй город и разделались со своими врагами.
     - Старина Ванг просто молодец, -  сказал Римо. -  А мораль этой истории
такова: никогда не доверяй Мастеру Синанджу.
     -  В этой истории много моралей, но  эта к ней не относится. Во-первых,
Величайший  Мастер Ванг  исполнил то, для  чего  его  наняли.  То есть лишил
защиты второй город. И  сделал  это безукоризненно. Между прочим,  насколько
мне известно,  греки как-то позаимствовали этот  прием  при проведении своих
Олимпийских  игр.  Причем  бесплатно.  Никто  почему-то  никогда  не  платит
Синанджу за то, что у нас заимствуют.
     - Ну, ладно, ладно. И какое же все это имеет отношение к террористам?
     - Иногда  мне кажется,  что ты  действительно туп как  пень. Величайший
Мастер  Ванг  понимал, что лучший способ проникнуть в какое-либо место - это
заранее оказаться внутри него.
     - Не понимаю, что общего это имеет с нашей проблемой.
     - Пень, - пробормотал Чиун. - Тупее пня.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

     Через десять минут после того, как  Римо  и  Чиун вошли в свою комнату,
под дверь им сунули "Правила поведения для участников Олимпийских игр".
     Текст,  занимавший   шесть  листов  розоватой   бумаги,  был  напечатан
крохотным шрифтом  "диамант", который в  Соединенных Штатах не использовался
уже сто лет, за исключением случаев, когда печатали всякие сплетни да клички
лошадей, занявших на скачках последние места.
     - О чем там? - поинтересовался Чиун.
     - Но знаю, - ответил  Римо. -  Этого и за год не прочтешь. Но вот,  для
начала:   не   покидать  территорию  олимпийской  деревни,  ни  с   кем   не
разговаривать. Не фотографировать. Доносить обо всех, кто это делает. И даже
не пытаться победить славных спортсменов из стран славного коммунистического
лагеря. Если хочешь  переметнуться к ним, сообщи куда следует. Таких обещают
показать по  телевидению.  Ну,  а через двадцать минут  состоится автобусная
экскурсия, и все могут поехать.
     - Я не  поеду, - сказал Чиун. - Россия действует  на меня  угнетающе. В
стране, где стоят в очередях за сигаретами, мне не на что смотреть.
     - А я, пожалуй, поеду, - сказал Римо.
     Он подумал о Джози Литтлфизер. Она наверняка поедет на эту экскурсию.
     Чиун бросил на него подозрительный взгляд.
     - Да, поезжай, - сказал он. - Потом расскажешь, что было интересного.
     - А тебе не будет тут скучно одному? - Римо почему-то почувствовал себя
виноватым.
     -  Конечно,  нет. Я совсем  не  против побыть  в одиночестве.  Если  по
правде, то я и так один с тех пор, как имел несчастье с тобой встретиться. Я
останусь и отдохну. Потом прогуляюсь по деревне.  Пустое времяпрепровождение
-  это  для молодых. А я тут  все  осмотрю - ведь  я здесь по  заданию моего
императора. И я...
     - Тогда пока, - сказал Римо, направляясь к двери.
     Существует  особый  способ преодоления  чувства вины, в равной  степени
свойственный  европейским матерям  и  корейским наемным  убийцам,  благодаря
которому через  какое-то время это чувство преобразуется в ощущение веселья.
Римо больше не чувствовал себя виноватым.
     Он    стоял    на    площадке,    где   длинной   чередой   выстроились
неуклюже-громоздкие красные  автобусы без кондиционеров.  Секретные  агенты,
тщетно изображавшие из себя экскурсоводов, упорно  пытались затащить  Римо в
автобус,  но  он,  столь  же упорно  не обращая  на них внимания,  продолжал
ожидать Джози Литтлфизер.
     Она появилась  через  двадцать  минут,  вместе с  группой  американских
гимнасток, и  Римо вновь  поразило, насколько  более  крупной  и женственной
выглядела она на фоне остальных девушек.
     Увидев  его, она  вся просияла, и Римо  небрежно махнул ей рукой, делая
вид, будто вовсе не ждет ее, а очутился тут по чистой случайности.
     Она улыбнулась и спросила:
     - Давно ждешь?
     - Только подошел, - ответил он.
     Она смотрела на него не отрываясь, и улыбка продолжала играть в уголках
ее рта.
     - Двадцать минут, - признался он.
     - Ну вот, - сказала она. - Это уже вызывает у меня чувство уверенности.
Ты  не  забыл, что обещал дать  мне кое-какие  советы  насчет  упражнения на
бревне?
     - Можешь не сомневаться. Победа  тебе гарантирована, - ответил он. - На
экскурсию едешь?
     -  Похоже, эти  чиновники не  оставили  нам  выбора,  -  сказала она  и
прибавила, копируя русский акцент: - В  два часа  собраться для  поездки  на
экскурсию по красавице Москве. Не фотографировать. Не взрывать мосты.
     Римо рассмеялся:
     - Тогда поехали. Не будем огорчать наших русских хозяев.
     Они  сели  на заднее  сиденье, безуспешно пытаясь  не  слышать русского
экскурсовода, превозносившего прелести жизни в коммунистическом государстве,
пользуясь  мегафоном,  мощности  которого  позавидовал  бы  владелец  любого
нью-йоркского дискоклуба.
     - Я не  против комиков Карла Маркса,  - сказал Римо  Джози, -  но такая
громкость - это уже слишком.
     -  Он потому так орет, чтобы ты не  заметил очередей у  магазинов и как
плохо одеты люди.
     Римо посмотрел  в  окно  и  понял,  что Джози  права.  Городской пейзаж
напоминал старую кинохронику времен Великой  депрессии в Америке.  Одежда на
людях была мешковатая и уродливая.
     - Как в черно-белых фильмах, - сказал Римо. - Ужас.
     - В Америке тоже хватает ужасов, - заметила Джоз