Ким Ир Сен опять надолго задумался, а потом ответил:
     - Я должен  подумать. А  пока ты можешь воспользоваться гостеприимством
моего дома.

     Уже почти  стемнело,  когда Чиун вернулся  домой. Римо  все  еще  спал.
Девушка-служанка в доме Чиуна стояла на коленях возле белого человека, время
от времени вытирая с его лба пот.
     - Иди, - сказал Чиун.
     Девушка выпрямилась и почтительно поклонилась Чиуну.
     - Он очень болен, Мастер.
     - Я знаю, дитя.
     - Он совсем обессилел. Белые люди всегда так слабы?
     Чиун грозно взглянул на нее, но понял,  что она не хотела  его обидеть.
Но даже она, его служанка, единственный преданный ему  человек в деревне, не
могла  скрыть  своего разочарования тем, что  Чиун  выбрал  своим преемником
белого человека.
     Чиун поборол раздражение и тихо сказал:
     - Многие слабы, дитя. Этот человек был сильным, сильнейшим среди людей,
пока его не настигли вероломные удары коварных приспешников  шакала, а шакал
слишком труслив, чтобы напасть самому.
     -  Какой  ужас,  Мастер!  -  сказала  девушка  с  горячей  искренностью
человека; которому очень хочется уверовать. - Встретить бы этого шакала.
     - Так и будет, дитя. Вы встретитесь, - сказал Чиун.
     Он  взглянул на Римо, как смотрят на летящие в даль облака. Затем мысли
его опять обратились к реальности, и он выслал девушку из комнаты.
     -  Поправляйся  быстрее,  Римо,  - произнес  он  чуть  слышно в  тишине
комнаты. - Поправляйся быстрее!

     Нуич не пытался покинуть комнату, которая была  отведена ему  во дворце
Ким Ир Сена. Его не тревожило, что у дверей,  как он знал, стояла охрана. Он
ждал ответа.
     В обеденное время в дверь постучали.
     Она открылась, прежде чем Нуич успел ответить.
     На пороге стоял Ким Ир Сей. Он  взглянул на Нуича, сидевшего на стуле и
смотревшего в окно в направлении Синанджу, и улыбнулся.
     - Завтра мы отправляемся в Синанджу, - сказал Сен, - дабы провозгласить
нового Мастера.
     - Вы сделали мудрый выбор, - сказал Нуич и тоже улыбнулся.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

     Колонна прибыла в Синанджу вскоре после полудня.
     В  головной  машине  сидели  Ким  Ир Сен  и  Нуич, следом  шла машина с
губернатором  провинции и  Ми Чонгом,  советником  Сена. Партийные чиновники
рангом  пониже  ехали  в  других машинах,  собираясь искоренить американское
влияние на земле Синанджу, не смущаясь тем,  что они сидели  в "кадиллаках",
"линкольнах" и "крайслерах". Их  сопровождал эскорт  мотоциклистов:  шестеро
впереди, шестеро сзади и столько же по бокам.
     Кортеж  был  замечен более  чем за  милю  на мощеной  дороге, ведущей к
городу, который вырос  вокруг старой деревни Синанджу. Через несколько минут
новость  о том,  что  едет  председатель,  достигла  деревни.  А  еще  через
несколько мгновений об этом узнали в доме Чиуна.
     - Мастер, - обратилась внучка плотника к Чиуну, сидевшему  на коврике и
пристально смотревшему в окно на залив, - едет много людей.
     - Да?
     - С ними председатель и, как говорят, кто-то из вашего рода.
     Чиун медленно повернулся на коврике и взглянул на девушку.
     -  Знай, дитя, беда всегда  приходит по своей охоте и никогда по твоему
желанию. Но все же как быстро наступил день мрака!
     Он отвернулся, скрестил на груди руки и снова уставился на воды залива,
точно хотел увидеть островок земли, где еще светило солнце.
     - Что я должна делать. Мастер?
     - Ничего. Мы ничего не можем сделать, - послышался внезапно постаревший
и усталый голос Чиуна.
     Девушка   немного  подождала,   затем   медленно  вышла,   смущенная  и
недоумевающая, почему Мастер так горюет.
     Кортеж  автомашин  обогнул  город  Синанджу,  повернул  к  побережью  и
направился по проселочной дороге к центру старой деревни.
     Они остановились  на  площади. Нуич и  председатель вышли из машины. На
председателе был китель военного  образца, а Нуич облачился в черное кимоно.
По обычаям Синанджу на нем не было пояса. Его надевали лишь на показательных
встречах. Для смертельной  схватки  пояс  не нужен.  Эта традиция зародилась
четыреста лет назад,  когда два предка Чиуна схватились  за  право  обладать
титулом Мастера Синанджу. На одном из соперников был пояс. Пять минут спустя
он был задушен  этим же  поясом. С тех пор ни  один Мастер  не надевал пояс,
делая  исключение  лишь для тренировок и демонстрации своего  искусства. Для
настоящего боя - никогда.
     Нуич  огляделся вокруг.  Он  заметил, что  люди выглядывают в  окна, но
боятся показаться на улице, пока не узнают о цели приезда колонны машин.
     - Много лет  не ступал я на эту землю, - молвил Нуич. Со стороны залива
дул  сильный бриз, развевая его длинные  блестящие  черные волосы. Глаза его
превратились в узкие щелки, будто прорезанные ножом на гладкой желтой коже.
     Ким Ир Сен увидел в  этих глазах  вечную жажду крови, словно она всегда
таилась там, и он вновь подумал, не обернется ли вскоре это против него?
     Дом Чиуна стоял  в  конце улицы,  ярдах  в  тридцати  от площади.  Нуич
улыбнулся.
     - Пора, - сказал он.
     Не дожидаясь ответа, он пошел по песку  и пыли к дому Мастера Синанджу.
Ким Ир Сен остался стоять  у машины. Понимая,  что все взгляды устремлены на
него,  Нуич направился  прямо к двери дома Чиуна  и  ударил  в нее  кулаком.
Раковины на двери затрещали и посыпались на ступени.
     - Кто там? - послышался после небольшой паузы молодой женский голос.
     - Это я, Нуич. Из рода Мастера Синанджу. Я - новый Мастер.  Выгони  вон
жалкого американца и дряхлого предателя, выдавшего секреты нашего Дома.
     Наступила долгая пауза.
     Потом вновь раздался голос девушки:
     - Уходи! Дома никого нет.
     Нуич вновь постучал.
     - Тебе  не удастся спрятаться, старик, как и твоему белому приспешнику,
которого ты хотел поставить над жителями деревни. Выходи,  пока я не вытащил
тебя наружу за тощий загривок.
     Опять пауза.
     И снова раздался голос девушки:
     -  Никому не позволено входить  в  дом Мастера  Синанджу без разрешения
Мастера. Уходи прочь, бродяга.
     Нуич  постоял, обдумывая уловку  Чиуна. По традиции, Чиун ничего не мог
сделать Нуичу, так  как Мастер  Синанджу не  имел права  поднимать  руку  на
односельчанина. Но  запрет  терял  силу,  если Нуич  войдет в  дом Чиуна без
приглашения:  тогда   тот  мог  расправиться  с  ним,  как  с   обыкновенным
грабителем. Такая  перспектива Нуича  не устраивала. Как  выманить старика и
американца из дома?
     Он  быстро  направился  назад  к Ким Ир Сену. Нуич  придумал, что  надо
делать. Он поговорил с председателем, и Сен со свитой пошли следом за Нуичем
к дому.
     Нуич вновь постучал в дверь. И снова женский голос ответил:
     - Уходи.
     - Здесь председатель  Сен,  - сказал Нуич,  возвысив  голос,  чтобы  не
только Чиун, но и жители деревни слышали его.
     Опять пауза.
     Вновь раздался женский голос:
     - Скажи ему,  что он не туда попал. Ближайший публичный дом находится в
Пхеньяне.
     Нуич заговорил резко и решительно:
     -  Скажи  старику,  что  если он и белая империалистическая  свинья  не
выйдут,  то  председатель  прикажет взорвать дом,  превращенный  в шпионское
логово, где укрылся враг народа.
     Он повернулся и улыбнулся Сену.
     Еще одна пауза, на этот раз длинная.
     Наконец, женский голос сказал:
     - Иди на площадь. Там Мастер встретится с тобой.
     - Скажи ему, пусть поторопится, - приказал Нуич. - Нам некогда возиться
со старичками.
     Он повернулся и вместе с Ким Ир Сеном направился обратно к площади, где
остановился  в  ожидании  возле  "кадиллака" председателя. Жители  Синанджу,
наблюдавшие за  развитием  событий  из домов  и  лавок,  высыпали на  старый
деревянный  тротуар  и  приветствовали  председателя  и   Нуича   радостными
возгласами.
     Чиун  слышал ультимативное  требование  Нуича,  а теперь до  его  слуха
долетели приветственные восклицания, и он понял их  причину. Он посмотрел на
залив. После долгих лет его беззаветного служения вот чем кончается  вековая
традиция: Мастер  Синанджу в своей родной деревне унижен отпрыском своего же
рода, а жители приветствуют незваного гостя.
     Как славно  было бы  сделать  то, что следовало:  выйти  на  деревянную
площадь  и  превратить Нуича в кучу  мяса  и переломанных костей. Но вековая
традиция,   взрастившая  в  Чиуне  гордость,  воспитала  в  нем   и  чувство
ответственности.  Сейчас  он  опозорен  перец  жителями  деревни,  но  будет
опозорен и в собственных глазах, если поднимет руку на Нуича.
     Тот все понимал, и сознание неуязвимости развязало ему язык.
     Чиун знал: это Римо должен был принять вызов и уничтожить Нуича навеки.
Так было сказано в старинных книгах. Но Римо спал, его мышцы не действовали,
он был беспомощен, как младенец.
     И поскольку ни Римо, ни Чиун не могли сразиться с Нуичем, титул Мастера
Синанджу впервые с незапамятных времен должен был перейти к тому, кто не был
достоин носить его с честью и гордостью.
     Чиун встал  с  циновки,  вошел в большую  комнату и зажег свечу.  Затем
вынул из сундука длинную белую  одежду - одеяние невинности, а также  черное
боевое кимоно.  Он любовно погладил  его, а  потом убрал обратно. Он будет в
одежде белого цвета - цвета духовной и телесной чистоты.
     Чиун быстро  оделся  и встал  на колени  перед свечой,  дабы помолиться
предкам, сконцентрировавшись на сути школы Синанджу: выжить.
     И Чиун решился. Он отдаст титул Мастера,  выкупив тем самым жизнь Римо.
А когда-нибудь потом, когда Римо поправится, ему представится  шанс отобрать
титул.
     Это не принесет славы Чиуну. К тому времени о  нем останется память как
об отступнике,  первом Мастере,  добровольно отдавшем  свою  корону.  Но  по
крайней мере, сохранится возможность отобрать у Нуича титул. Хоть малое,  но
все же утешение.
     Он протянул руку с длинными ногтями и потушил пламя свечи, сжав  фитиль
между большим и  указательным пальцами. Плавно поднялся, так что его одеяние
не колыхнулось.
     - Мастер? - сказала девушка, появившись рядом с ним.
     - Да?
     - Вы идете?
     - Я Мастер. Я не могу спасаться бегством.
     - Но им нужны не вы! Они требуют американца. Отдайте его!
     - Дитя мое, - сказал Чиун, - он мой сын.
     Девушка покачала головой.
     - Он белый. Мастер.
     - Он мне роднее, чем  любой желтолицый  человек.  Меня роднит  с ним не
кровь, а сердце, ум и душа. Я не могу предать его.
     Чиун погладил девушку по щеке и вышел из дома.

     Тем  временем  на  площади  жители  деревни  собрались вокруг машины, у
которой  стояли  Нуич и председатель  Ким  Ир Сен.  Солдаты-мотоциклисты  не
позволяли подойти близко, но народ ясно выражал свое настроение криками.
     - Мастер слишком стар!
     - Он предал нас, выдав секреты белому человеку!
     - Нуич возродит былую славу Синанджу!
     Некоторые все же считали, что нужно сказать и  о том, что трудами Чиуна
жила деревня, что простым людям не всегда дано понять Мастера, что бедные не
голодали, и  стариков  не выгоняли из дома, и  не топили детей в  море - все
благодаря Чиуну. Но они молчали, так  как, судя  по всему, никто не хотел их
слушать. Каждый, похоже, старался погромче восславить Нуича, который  хмелел
от лести, стоя рядом с председателем.
     - Где же он? - спросил Ким Ир Сен.
     Ответа не последовало. Толпа смолкла, говор оборвался на полуслове. Все
повернулись к дому Чиуна.
     По   улице   медленно,  направляясь   к   машинам,   толпе   и   своему
ниспровергателю, шел Чиун. Лицо его было бесстрастно, ступал он медленно, но
легко, руки засунуты в широкие рукава традиционного белого одеяния.
     - Где американец? - крикнул кто-то.
     -  Мастер-изменник  все  еще защищает  пришельца  с Запада!  - раздался
другой голос.
     - Предатель! - завопил кто-то.
     А затем площадь принялась скандировать:
     - Предатель! Предатель! Предатель!
     В  глубине дома Чиуна  девушка-служанка слышала свист и крики. Ее глаза
наполнились  слезами.  Как  они  могли?!  Как  смели они  так  обращаться  с
Мастером? И в  конце концов она поняла. Они ненавидели не Мастера,  а белого
американца!  Все, что Мастер делает, -  он делает для белого американца. Это
несправедливо - губить жизнь Мастера из-за него.
     Американцу от судьбы не уйти! Она прошла в большую  комнату и вынула из
отделанных жемчугом ножей блестящий кинжал с длинным красивым лезвием.
     Держа его  за спиной, она вошла в комнату, где спал Римо. Глаза его все
еще были закрыты. Она встала на колени рядом со спящим, подняла глаза к небу
и вознесла молитву предкам, дабы они одобрили ее намерение.
     Она с ненавистью посмотрела на белого человека.
     "Подними нож и вонзи ему в сердце", - подсказывал ей внутренний голос.
     Белый человек открыл глаза и улыбнулся.
     - Привет, детка. Где Чиун? - спросил он.
     Она  взметнула нож над головой, чтобы вонзить его  в  сердце Римо... но
выронила его из рук и с плачем упала на грудь Римо.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

     -  Где эта американская свинья? -  презрительно спросил  Нуич, глядя на
стоявшего в двух шагах Чиуна.
     Чиун пренебрег ответом и обратился к председателю:
     - Я вижу, ты сделал свой выбор.
     Председатель пожал плечами.
     - Очень типично для пхеньянца,  - сказал Чиун. - Связаться  с продажной
свиньей!
     Один  из мотоциклистов  шагнул вперед  и поднял  пистолет  над головой,
чтобы ударить Чиуна. Чиун не пошевелился. Ким Ир Сен рявкнул:
     - Отставить!
     Солдат медленно опустил руку и, с ненавистью глядя на Чиуна, отошел.
     - Не сердись, - заметил Чиун. - Твой председатель  только что спас тебе
жизнь.
     - Довольно, - сказал Нуич. - Где Римо?
     - Отдыхает, - ответил Чиун.
     - Я вызвал его на бой. Он испугался?!
     - Трус! Трус! Предатель! Предатель, посвятивший в свои секреты труса, -
послышались выкрики в толпе.
     Чиун подождал, пока стихнет шум.
     - Кто  трус? - спросил он. - Раненый белый  человек? Или этот трусливый
заяц, который подослал к нему трех убийц?
     - Хватит, старик, - сказал Нуич.
     - Нет, погоди, - ответил  Чиун. - Ты  дурачишь  людей, внушая им, будто
ты,  Нуич,  очень  храбрый.  А  ты  рассказал им, что  произошло, когда ты в
последний раз  встречался с американцем?  В  музее,  где  выставлены мертвые
киты? Как он, точно ребенка, связал тебя твоим же поясом?
     Нуич вспыхнул:
     - Ему помогли. Он сделал это не один!
     - А ты рассказал им,  как пытался убить Мастера в  далекой стране,  где
добывают нефть? И как я бросил  тебя поджариваться на солнце, точно  морскую
звезду?
     - Ты слишком много болтаешь, старик, - злобно ответил Нуич. -  Я здесь,
чтобы  раз и навсегда  избавиться от американца.  И тогда я, а не  ты,  буду
Мастером Синанджу. Потому что ты предал свой  народ,  раскрыв секреты белому
человеку!
     - Предатель! Предатель! - снова послышались голоса.
     - Ты забыл легенду о ночном тигре Синанджу, - сказал Чиун. - О мертвеце
с бледным лицом,  который  придет из мира  теней  и которого  Мастер  научит
своему искусству, чтобы тот превратился в  ночного тигра и стал  бессмертен.
Ты забыл об этом?
     -  Это все детские сказочки, -  насмешливо ответил Нуич. -  Давай  сюда
твоего американца и посмотрим, кто бессмертен.
     - Где он? Белый человек... тащи его сюда! - Голоса слились в рев.
     И тогда Чиун тихо сказал Нуичу:
     -  Синанджу  будет  твоей, Нуич. Но  пусть Римо останется жить. Вот моя
цена.
     Громко, чтобы слышали все, Нуич ответил:
     -  Я  не  желаю  сговариваться  со  стариками и глупцами.  Римо  должен
умереть. А тебе пора к предкам!
     Толпа замерла.  В старые  времена  - еще до  того, как Мастера Синанджу
стали поддерживать  существование жителей деревни, - престарелых, больных, а
также голодных детей "отсылали к предкам": топили в холодных водах залива.
     Чиун пристально смотрел в глаза  Нуича. В них не было  ни капли жалости
или сострадания, ни проблеска человечности. Это был окончательный ответ.
     - Я сам отправлюсь к предкам, - сказал Чиун. - Но человек с белой кожей
должен жить.
     Его тихий голос взывал к милосердию Нуича.
     В ответ тот язвительно улыбнулся и сказал:
     -  Пока Римо жив, секреты Синанджу - не секреты. Он постиг наше древнее
искусство и должен умереть вместе с ним. Теперь же!
     - Сейчас же! - послышались крики. - Американец должен умереть!

     И тогда  над обезумевшей толпой  зазвенел голос.  И этот голос заставил
всех обратить взгляды  к дворцу Мастера. И замолчали  они, и увидели, что на
пыльной дороге стоит белый человек, одетый в черное кимоно без пояса.
     И  это  его  голос, подобно  колоколу, прозвучал  над  головами жителей
деревни, и с удивлением  воззрились  они  друг на друга, ибо  белый  человек
говорил на языке жителей деревни, и  его слова были словами этой страны и ее
древних обычаев, и означали они:
     - Я  -  Шива, Разрушитель!  Дестроер -  ниспровергатель миров.  Мертвый
ночной тигр, созданный Мастером Синанджу. Кто этот  пес, что дерзает бросить
мне вызов?!
     И толпа смолкла, охваченная ужасом.

     Когда раздался голос Римо, Чиун как раз смотрел на Нуича. Старик видел,
как расширились его глаза то ли от страха, то ли от удивления.
     Ким Ир Сен  выглядел не  только  изумленным, но и напуганным,  что было
простительно: он не принадлежал к Диму Синанджу.
     Чиун медленно обернулся. Неужели боги услышали его молитву и ниспослали
Римо чудесное исцеление?
     Но  надежда  покинула  Чиуна, когда он  увидел  Римо,  который стоял  с
трудом, опираясь всем  телом  на  здоровую левую  ногу, руки его  беспомощно
висели вдоль тела,  прижатые  к  бедрам, чтобы хоть как-то  облегчить боль в
плечах.
     Когда Чиун  подумал о той  боли, которую испытал Римо, одеваясь и шагая
по пыльной дороге  к деревенской площади, его сердце переполнилось любовью и
жалостью  к  нему,  потому  что  сейчас  Римо  лицом  к  лицу  столкнулся со
смертоносной жаждой мести Нуича.
     Нуич понял все.  Он  заметил  запястья,  неловко прижатые к  бедрам, он
увидел,  что единственная опора Римо  - это его  левая  нога. С безжалостной
усмешкой он отделился от толпы и направился к Римо.
     Римо  стоял  на месте. Его голова буквально раскалывалась от боли. Нуич
должен нанести четвертый удар в левую ногу Римо, изуродовать и убить его.
     Но  оставался  шанс, что Нуич проявит неосторожность. Если он  подойдет
слишком близко, то более массивному американцу, может  быть, удастся подмять
его  под  себя  и как-нибудь  нанести удар.  Это было все,  на  что  он  мог
рассчитывать,  но  когда  он  увидел  глаза   Нуича,  то  понял,  что  этого
недостаточно.
     Поверх  головы Нуича Римо видел  стоявшего неподвижно  Чиуна,  его лицо
было печально.  Римо знал, что  сейчас мучило  Чиуна  - любовь к Римо, отказ
опозорить Дом, подняв руку на жителя деревни, даже если им был Нуич.
     Нуич остановился вне досягаемости для Римо.
     - Так ты еще жив... - сказал он.
     - Давай начинай, пес, - ответил Римо.
     - Как угодно.
     Римо ждал, когда Нуич подойдет поближе и нанесет четвертый удар в левую
ногу.
     Но  Нуич, выбросив вперед  ногу,  носком  нанес удар в порванные  мышцы
правого  плеча Римо.  Тот вскрикнул  от боли, когда едва  поджившие  мускулы
снова порвались.
     Запястье соскользнуло с бедра. Тяжесть руки уже не вызывала такой боли,
как само плечо.
     Нуич медленно пошел вокруг Римо, словно тот  был неподвижным предметом.
Римо не мог даже обернуться, чтобы  увидеть удар. Он пришелся в левое плечо,
в пучок мышц. Римо опять закричал от боли, почувствовав, как рвутся мышечные
волокна.
     Но он все еще стоял на ногах.
     Нуич опять появился перед ним с искаженным ненавистью лицом.
     -  Так  это  ты  Шива?!  Ты,  белое  ничтожество,  как   и  все  белые,
развращенный, как и все американцы. А как  тебе понравится во