дходило.
     --  А  этот Солли Соломон, --  обратился Римо к управляющему, -- как он
выглядел?
     Управляющий попытался открыть рот, но у него ничего не получилось.
     -- А, -- сказал  Римо и, оторвавшись от шкафа с папками, подался вперед
и коснулся какой-то точки на шее управляющего.
     Теперь тот мог говорить, но по-прежнему не мог двигаться.
     -- Молодой парень, лет тридцати, среднего роста темноволосый.
     -- С ним был мальчик?
     --  Да.  Худенький  такой паренек.  Лет  тринадцати. Все время  зажигал
спички  и  бросал их  в мусорные  корзины Производит  впечатление  умственно
отсталого.
     Римо кивнул. Затем положил все счета Солли Соломона в большой конверт и
двинулся к двери.
     -- Эй, подождите! -- окликнул его управляющий.
     -- Что?
     -- Я  не  могу  двигаться!  Не  можете  же  вы оставить  меня  в  таком
положении!
     Римо кивнул головой.
     --  Через пятнадцать минут  все пройдет. Расслабьтесь и отдохните. Зато
потом вы будете чувствовать себя великолепно.
     Выйдя  на улицу,  Римо подошел  к ближайшему из выстроившихся в  желтую
линию такси и, нагнувшись к открытому окошку справа от водителя, спросил:
     -- За город поедете?
     -- Если цена подходящая.
     -- Рай, Нью-Йорк.
     -- Это далеко, -- сказал водитель.
     -- Сто долларов.
     -- Цена подходящая, -- сказал водитель.
     -- Римо подал ему конверт.
     -- Это  надо отдать  лично  в  руки доктору  Харолду  Смиту в санатории
Фолкрофт, что в поселке Рай под Нью-Йорком. Понятно?
     -- Понятно. Должно быть, что-то важное.
     -- Не слишком.
     -- А где моя сотня?
     Римо  вручил  ему  новенькую стодолларовую банкноту.  Пока водитель  ее
разглядывал,  Римо  посмотрел   табличку  с  его   именем,  укрепленную  над
счетчиком. А когда таксист снова перевел взгляд на Римо, тот сказал:
     -- Теперь, Ирвинг, я знаю кто ты и номер  твоей  машины. И, если это не
будет доставлено, я сделаю твою жизнь очень интересной.
     Таксист  бросил   на   него  презрительный  взгляд.  Его   правая  рука
инстинктивно потянулась  через  сиденье к гаечному ключу, который он  всегда
держал под рукой.
     -- Это какой же, интересной? -- с усмешкой спросил он.
     Римо просунул в окно обе руки, схватил ключ.
     --  А  вот  так, -- сказал он  и стал  сгибать  ключ.  Толстая стальная
рукоятка лопнула посередине, и Римо бросил обломки на сиденье.
     Ирвинг посмотрел на ключ, на Римо и снова на ключ. И включил передачу.
     -- Рай, Нью-Йорк. Я поехал.
     -- Доктор Харолд В.Смит, санаторий Фолкрофт, -- повторил Римо.
     --  Все  понял, -- сказал Ирвинг и, чуть помедлив,  добавил: -- Сегодня
воскресенье. Он будет на месте?
     -- Он будет на месте, -- сказал Римо.
     Постояв  у  обочины,  Римо  проводил взглядом  машину  и  направился  в
полицейский участок. Подойдя  к зданию, долго стоял на другой стороне улицы.
Оно ничуть не изменилось с  тех пор,  когда  он патрулировал по  городу и по
несколько  раз  входил и выходил в  эти двери. Оно не изменилось, а вот Римо
изменился.  Если  раньше он  видел  перед  собой  только  здание  с широкими
ступенями, то  теперь было несколько  иначе.  Он  на ощупь чувствовал  износ
ступеней, знал, с какой  силой достаточно надавить, чтобы треснул камень. Он
мог, глядя на  эти  старые стены,  прикинуть  с  точностью до  фунта усилие,
которое необходимо  для того,  чтобы выскрести раствор между кирпичами.  Ему
была  знакома  и эта тяжелая  деревянная дверь, но теперь,  глядя на нее, он
тотчас  же представил  себе, какой  силы нужно нанести  по  ней  удар, чтобы
открыть, выбив замок.
     Да,  он был  другой, а  город  совсем не изменился.  Люди говорят,  что
нельзя  вернуться в свой старый  дом, но это неправда. Можно, просто дело  в
том, что, когда  ты туда возвращаешься,  то понимаешь, что дом этот вовсе не
твой и никогда  твоим не был. Дом свой  человек носит в себе, в своей  душе,
отдавая себе отчет в том, кто он и что он.
     Подумав обо всем этом, Римо задал себе вопрос: "И кто же я такой есть?"
Но, прежде чем решиться на него ответить, перешел дорогу и вошел в участок.
     Полицейский Каликано с  давних пор являлся начальником отдела по борьбе
с преступлениями против собственности.  На  это место  его  пристроил  дядя,
имеющий  вес  в политических  кругах, и  он выполнял свои  обязанности ровно
настолько, чтобы его не перевели на другую должность или не уволили.
     Римо стал перед ним.
     Каликано посмотрел  на него.  На  какой-то миг могло показаться, что он
узнал Римо, однако он тут же снова уткнулся в свои бумажки.
     --  Чем могу  служить? -- спросил  он.  Римо  небрежно бросил  на  стол
удостоверение сотрудника ФБР на имя Ричарда Квигли.
     -- ФБР, -- сказал он.
     Каликано  исследовал  удостоверение,  проверил  соответствие  оригинала
фотографии, после чего вернул удостоверение Римо.
     -- Значит, ФБР? Там я вас, наверно, и встречал. Лицо мне ваше вроде  бы
знакомо.
     -- Возможно, -- согласился Римо.
     -- Чем могу служить?
     --  Я по поводу  вчерашнего пожара.  Мне  надо  взглянуть  на медальон,
который там нашли.
     Каликано кивнул. Затем тяжело поднялся со стула и  неуклюже  двинулся к
большому стеллажу с ячейками. Вытащив длинный серый конверт, проговорил:
     -- И чего это вдруг ФБР стало интересоваться пожарами?
     Римо пожал плечами.
     --  Кое-что, связанное  с налогами. Это оно? Каликано открыл  конверт с
пробитыми в нем отверстиями и пропущенным через них красным шнурком.
     -- Да, -- ответил  он, затем вынул  из конверта лист  бумаги, еще  один
конверт -- белый, поменьше -- и добавил: --  Только  сначала распишитесь вот
тут.
     Римо взял  ручку и уже хотел  было поставить  свою  подпись,  как вдруг
поймал себя на  том, что  забыл  указанную  в удостоверении фамилию. Ричард.
Ричард... И написал "Ричард Уильямс".
     Не  глядя на лист, Каликано положил его на стол и открыл белый конверт.
Оттуда ему в руку выпал золотой медальон. Каликано подал его Римо. Римо взял
медальон в правую руку, а конверт в левую.
     Осмотрев медальон, подбросил его  на ладони. Поднял, посмотрел на свет,
будто бы  исследуя  на предмет выявления микротрещин, затем, кивнув головой,
на  глазах у Каликано бросил  обратно в конверт,  провел языком по отвороту,
плотно прижал и отдал конверт полицейскому.
     -- Все, -- сказал он. --  Этого мне достаточно. -- И развернулся, чтобы
уйти.
     Каликано  опустил белый конверт обратно в  большой и взял со стола лист
бумаги, на котором расписался Римо. Но, взглянув на подпись, окликнул его.
     -- Эй, Уильямс!
     Римо остановился и обернулся.
     -- Чего?
     --  По-моему, твоя фамилия Квигли. Так написано в твоем  удостоверении,
-- проговорил полицейский. Римо кивнул.
     --  Это  старое  удостоверение,  --  пояснил  он  и   вышел  на  улицу,
предоставив полицейскому  в недоумении чесать за  ухом, раздумывая  над тем,
почему физиономия  и подпись этого Уильямса показались ему такими знакомыми.
Как будто он  когда-то  знал этого человека. Но вот-вот должен был  начаться
бейсбольный матч, и Каликано, включив приемник, тотчас  же забыл и о Римо, и
о  медальоне.  Но позже, проснувшись  среди ночи,  вскочил с  искаженным  от
страха лицом,  как  человек, которому  явилось  привидение. Некоторое  время
посидел  неподвижно, прислушиваясь к биению  сердца, отдававшемуся в висках,
после  чего сказал себе, что это просто глупо, что Римо Уильямс  умер  много
лет назад, и дал себе слово больше не злоупотреблять лапшой под густым белым
соусом,  потому  как  после  этого  ему вечно что-нибудь мерещится.  И снова
улегшись, с улыбкой на губах, уснул.
        "Глава шестая"
     Доктор  Смит протянул  Чиуну золотой  медальон. Они  стояли, отделенные
друг от друга столом Смита, и руководитель КЮРЕ, хотя и не отличался высоким
ростом, все же на целый фут возвышался над старым азиатом.
     -- Узнаете это? -- спросил Смит.
     Чиун  повертел пальцами  медальон и быстро засунул  его между складками
своего желтого кимоно, которое носил в дневное время.
     -- Это символ Синанджу, -- сказал он.
     -- Римо говорит, что вы отдали его Руби, -- продолжал Смит.
     -- А, Римо. Где он сейчас? -- поинтересовался Чиун.
     -- Этот медальон нашли на месте пожара. Руби погибла, -- сказал Смит.
     -- Да, -- произнес Чиун  с бесстрастным  выражением лица, сухим, ничего
не выражающим тоном.
     Смит видел это  выражение  и слышал этот тон уже  сотни раз,  и тем  не
менее ему стало как-то не  по себе. Он знал, что его  самого кое-кто считает
бесчувственным. Однако Чиун,  если хотел, мог казаться таким хладнокровным и
бесчувственным,   что   Смиту   даже  не   снилось.   Кроме  того,  Смит   с
настороженностью относился к очевидной неспособности Чиуна понять, что такое
КЮРЕ  и  какие  задачи перед ним  стоят. Он  не сомневался  в том,  что Чиун
понимал гораздо больше, чем могло показаться.
     --  По-моему,  Римо  хочет  найти  тех,  кто  должен  понести  за   это
ответственность, -- проговорил Смит.
     --  А почему  кто-то должен понести  за это ответственность, -- спросил
Чиун.
     -- Это был поджог. Римо передал мне кое-какую информацию о том, кто мог
быть к этому причастен. Когда я ее ввел в компьютер, оказалось,  что это тот
самый  человек, который первым пострадал от  такого рода  пожара, после чего
они стали происходить один за  другим. Солли  Мартин. Мы получили фотографию
от его родственников, и теперь она у Римо.
     Чиун кивнул. Смиту очень хотелось сесть, но ему было неловко делать это
первым.
     --  А  эти  пожары,  они  что,  были  устроены с  корыстной  целью?  --
поинтересовался Чиун.
     -- Да, Мастер, -- ответил Смит. -- Этот Мартин и  какой-то мальчишка...
они  осуществили  серию  поджогов  в  разных местах  страны  по  договору  с
заинтересованными лицами.
     Его удивило появившееся на сморщенной физиономии Чиуна оживление.
     -- Мальчишка?
     -- Мы  почти ничего о нем не знаем, кроме того, что ему лет тринадцать,
четырнадцать. Что  его связывает  с этим Мартином, нам тоже не известно. Они
не родственники. Мы проверили.
     -- А эти пожары, они чем-нибудь отличаются от обычных? -- спросил Чиун.
     Смит,  сузив глаза, посмотрел на  Чиуна. Между  его бровями  еще  резче
обозначилась складка.
     --  Ну,  в  общем  да, --  ответил он.  --  Они необычны  тем,  что  не
обнаружено...
     -- Ни бензина,  ни  другого горючего материала, -- подхватил Чиун. Смит
кивнул.
     -- А что? -- спросил он. -- Это имеет какое-то значение?
     -- Для меня имеет, -- ответил Чиун. -- Где сейчас Римо?
     -- Я не знаю. Города, в которых прослеживается эта-серия  пожаров, идут
на запад. Я дал Римо список. Вероятно, он идет по следу. Вам тоже дать?
     Чиун отрицательно мотнул головой.
     --  Все названия  американских городов  звучат для меня одинаково.  Все
начинается с Нью, Индиан или Сент. Я его так найду.
     Чиун  вышел из кабинета. Смит, глядя ему вслед, опустился в кресло. Ему
очень хотелось знать, почему тот факт, что к этим пожарам оказался причастен
мальчишка, был столь важен.
     Выйдя от  Смита,  Чиун остановился  и,  достав  из-под  кимоно  золотой
медальон  Синанджу,  с  улыбкой  посмотрел  на  него.  Потом  несколько  раз
подбросил на ладони, как бы прикидывая на вес, и снова засунул под одежду.
     И заспешил прочь. Улыбки на его лице уже не было.
        "Глава седьмая"
     Ведя  машину,  Римо  время от времени разворачивал карту,  при этом она
каждый  раз  закрывала  ему  приборный  щиток,  на  который ему  нужно  было
смотреть.
     Следующим  пунктом должен был быть  Сент-Луис. Римо был в этом  уверен.
Пожары  следовали  в  строго определенном  направлении,  от  Уайт-Плейнз  до
Ньюарка,  потом один  за  другим  шли  города в  направлении  атлантического
побережья,  а  потом на  запад.  Подняв  глаза, Римо увидел  дорожный  знак,
показывавший, что до Сент-Луиса осталось сорок миль.
     Римо швырнул карту в окно и надавил на газ.
     Прибыв  в Сент-Луис,  он  стал перед  вопросом: откуда начинать  поиски
поджигателей?  Может, они  сняли  квартиру?  И поскольку  ничего  лучшего он
придумать не  мог, то снял номер в отеле и купил газету, в которой его сразу
же привлек заголовок в нижней части страницы.
     КАК Я ПОУМНЕЛ, БЛАГОДАРЯ ПОДЖИГАТЕЛЮ Джоу Джерати
     "В  салуне Перчки, где мой  приятель  Уоллес  Т.Мак-Гинти  засиживается
очень долго, он  мне  сказал, что есть вещи, которые люди  не станут  делать
даже за деньги. В доказательство этому  он сказал, что  никогда не додумался
бы съехать на автобусе, набитом слепыми монашками, в придорожную канаву.
     На  что  я ему ответил,  что утверждать этот факт он  может до тех пор,
пока его не возьмет за горло финансовое управление коммунального  хозяйства.
Окинув взглядом  салун, я сказал,  что  уверен в том, что можно кого  угодно
заставить делать что угодно, кроме как размножаться в разумных пределах.
     Уоллес Мак-Гинти почему-то принял это на свой счет. Он предложил, чтобы
разрешить  наш  спор,  обратиться с  этим вопросом к первому,  кто войдет  в
салун.  Проигравший ставит выпивку. Шансы наши были равны,  и, поскольку,  в
случае моей удачи, Уоллесу Т.Мак-Гинти пришлось  бы покупать выпивку впервые
с тех пор, как Гарри  С.Труман  ради спасения  демократии превратил  в пепел
японцев, я согласился.
     Первым, кто появился  в дверях, оказался  Арнольд "Безспичкин", который
постоянно  околачивается  у Перчки, когда был освобожден от своего основного
занятия  по  превращению  предприятий  неудачливых  бизнесменов  при  помощи
бензина и огня в площадки для новых застроек.
     Прозвище свой  Арнольд  получил после  своей первой  попытки  совершить
поджог. Придя в назначенное место, он обнаружил, что забыл  взять  спички, и
попытался извлечь огонь  посредством замыкания электрических проводов, после
чего сначала в бессознательном состоянии попал в больницу, а затем в тюрьму.
Теперь он спички не забывает.
     -- Значит,  вас  интересует, есть ли  такие  вещи,  которые  человек не
станет делать за деньги? -- переспросил он.
     -- Совершенно верно, -- подтвердил Уоллес Т.Мак-Гинти.
     -- Конечно есть, -- сказал Арнольд Безспичкин.
     -- Ставь выпивку, -- сказал мне Уоллес Т.Мак-Гинти.
     -- Одну минуту, -- сказал я и спросил Арнольда: -- А что же, к примеру,
ты  не стал бы  делать  за деньги? Неужели ты  хоть  раз  отказался  сделать
что-либо за наличные? Сомневаюсь, что ты скажешь "да".
     --  Да, --  сказал Арнольд  и принялся рассказывать нам  об одном нашем
общем  знакомом, который делал  свой бизнес на  скачках, но,  на свою  беду,
приобрел слишком  широкую известность, особенно среди полицейских из  отдела
по надзору за  игорным бизнесом, которые  иногда выполняли свои обязанности,
отдыхая от собирания взяток.
     Дело в  том,  что нашего  общего  приятеля  взяли в седьмой раз, и  ему
предстояло на всю жизнь  распрощаться с доходным промыслом  и перебиваться с
хлеба на воду.  И вот он  приходит к  Арнольду Безспичкину  с  предложением,
поскольку,  как он сказал,  Арнольд единственный, кто может его  спасти. Ему
пришла  в голову чудесная  мысль,  что все  обойдется,  если только исчезнут
заведенные на  него  дела. Все свои  несчастья  он  приписывал  протоколам о
задержании.
     -- Чем же я могу тебе помочь? -- спросил Арнольд.
     -- Тысячу долларов даю, -- сказал наш общий знакомый.
     -- Что я должен буду сделать? -- спросил Арнольд.
     -- Спалить мои протоколы, -- отвечал наш общий знакомый.
     -- А где они находятся? -- спросил Арнольд.
     -- В полицейском участке, -- отвечал наш общий знакомый.
     -- Постой-ка, -- говорит ему Арнольд. --  Это что ж выходит: ты хочешь,
чтобы я за тысячу баксов спалил полицейский участок?
     -- Совершенно верно, -- отвечает наш общий знакомый.  -- Можешь выбрать
время, когда на дежурстве будет поменьше народу, чтобы было как можно меньше
жертв.
     Арнольд  посмотрел  сначала на  меня,  потом на моего  приятеля Уоллеса
Т.Мак-Гинти.
     -- Так вот, ребята, -- сказал он. -- Я этого делать не стану.
     Возразить  мне  на  это  было  нечего,  и   я  заказал  выпить  Уоллесу
Т.Мак-Гинти, а заодно и  Арнольду, полагая тем самым начало тому, что вполне
совпадало с его программой на этот день.
     Арнольд Безспичкин -- как Дракула -- работает по ночам, а потому, когда
солнце перекатилось через  крышу  салуна на другую  сторону,  он  двинулся к
выходу,  наполнив  свое брюхо выпивкой  за  мой  счет,  за  которую,  как  я
надеялся, он должен был рассчитаться.
     У двери он остановился и улыбнулся,  ослепив  меня  своим  единственным
зубом.
     -- Ты никогда не добьешься успеха в этой профессии, -- сказал он.
     -- Это почему же? -- спросил я.
     --  Потому  что  ты  не умеешь правильно  задавать  вопросы, -- отвечал
Арнольд.
     -- А какой вопрос я задал тебе неправильно? -- поинтересовался я.
     -- Ты  меня  спросил,  возьмусь  ли я  за  деньги  спалить  полицейский
участок.
     -- Ну да, -- сказал я. -- А ты сказал, что не возьмешься.
     -- Точно, -- сказал Арнольд и  снова повернулся  к  двери.  Потом снова
обернулся и добавил: -- Просто я сделаю это бесплатно.
     И теперь я, когда  беру у  кого-нибудь интервью, всегда об этом помню и
никогда не задаю легких вопросов. Пусть за свой счет угощают другие."

     Римо однажды  прочел заметку, затем отыскал бар "У Перчки" в телефонном
справочнике,   а   услужливый  полисмен  растолковал  ему,  как  попасть  на
Ла-Дукс-стрит.
     Подъехав к  бару,  Римо увидал стоявший  там фургон телевизионщиков.  У
входа выстроилась очередь, и молодой  парень  в испанском кожаном пиджаке  и
сшитых на заказ джинсах отпихивал людей от двери.
     Римо двинулся к нему.
     -- Извини, приятель, -- сказал парень. -- Бар откроется через два часа.
     -- А в чем дело? -- поинтересовался Римо.
     -- Рекламу снимают.
     -- Хорошо, -- сказал Римо и  сделал вид, что уходит. Парень отвернулся,
чтобы отогнать кого-то еще, и Римо, следивший за глазами парня и дождавшись,
когда тот повернется настолько,  что не  сможет видеть его  боковым зрением,
шмыгнул у того за спиной в дверь салуна.
     -- Извини,  туда  пока нельзя,  --  сказал  парень  какому-то  мужчине,
одетому в клетчатый пиджак и синие джинсы фирмы "Фармер Браун".
     -- А почему же ты только что пропустил того малого? -- спросил мужчина.
     -- Какого малого?
     -- А того, худого.
     -- Отойди. Я его тоже выгоню, -- ответил парень.
     -- Дубина.
     -- Приходите через пару часов, -- сказал парень.
     Деревянный   пол   старого   заведения  был   сплошь   устлан  толстыми
электрическими кабелями, и освещение было как вечером на стадионе.
     Возле стойки стоял мужчина. Это был  крупный, толстый человек, одетый в
костюм, который выглядел так, будто владелец получил его по почте в бумажном
пакете.  Римо узнал  Джоуи Джерати,  портрет  которого был помещен в  газете
рядом со статьей.
     Позади Джерати стояли мужчина и женщина -- модели, тщательно наряженные
под  посетителей.  За  стойкой  стоял  бармен,  выглядевший  вполне реально,
наверное, потому, что у него был мокрый передник.
     Римо сел  за  столик  и стал наблюдать.  Возле камеры  стоял режиссер и
выслушивал сетования Джерати.
     -- Когда же мы, в конце концов, закончим? -- спрашивал Джерати.
     -- Сразу, как только вы правильно произнесете текст.
     -- Если я еще хоть раз глотну эту дрянь, меня вырвет.
     --  Не  надо  пить.  Только  прикоснитесь  губами.  А  теперь,  давайте
попробуем еще разок.
     Режиссер кивнул оператору, и Джерати повернулся к бармену.
     Стоявшие рядом с ним двое, громко заговорили.  На музыкальном  автомате
заиграла пластинка. Джерати начал говорить бармену о том, какие хорошие люди
мусульмане-шииты  и  как спокойно  было  бы жить  в  этом мире,  если бы  он