го месяца. И вот уже одиннадцать лет  в первых числах каждого месяца
Винни Энгус звонил по этому номеру -- и добывал деньги.
     Он  не  был уверен,  нравилось ли ему само по  себе это занятие,  но 66
тысяч не облагаемых налогом зелененьких вне всякого сомнения грели его душу.
И потом, разве нарушал он хоть какой-нибудь закон?
     Подняв телефонную  трубку, Винни набрал код области и семизначный номер
и,  прижав  трубку  к подбородку плечом, принялся разбирать  и  чистить свой
девятимиллиметровый карабин с оптическим прицелом.
     После двух гудков  в  трубке раздались переливы  тонального  набора,  а
затем  монотонный  женский  голос  произнес: "Пожалуйста,  сообщите название
вашего города, адрес, номер водительских прав и оставьте вашу информацию".
     И Винни так торопился оставить ее, что не расслышал в трубке еще одного
слабого щелчка -- в комнате наверху подняли трубку параллельного телефона.
     -- Снабжение в целом ровное, -- кивал он в такт словам головой, -- но в
разных районах ежемесячные колебания.  В этом месяце  перебои  с. окороками.
Качество мяса -- лучшее за последние несколько лет, и думаю, что очень скоро
цены стремительно вырастут.
     -- И еще  я  тут жаловался своему дистрибьютору, что вроде министерские
клейма на тушах  стали темнее и глубже обычного. Я сегодня  пробовал как раз
кусок  с  клеймом  -- было похоже,  что жуешь  фольгу, вот ей-богу. Придется
поглубже срезать жир, чтобы удалить клеймо целиком, не иначе.
     --  Винни говорил  и говорил, пока  вдруг  не  сообразил, что в  трубке
слабо,  но  отчетливо  прослушивается  какая-то  другая  линия.  Сначала  он
подумал, что это просто телефонное эхо, но вскоре различил и слова:
     -- Сейчас не время для упражнений в логике, Спок.
     -- Для них всегда находится время, доктор.
     -- То есть вы хотите  сказать,  что мы потеряли Джима --  и  не в силах
сделать ничего, чтобы найти его, мистер Спок?
     -- Галактика очень велика, доктор.
     Винни Энгус поспешил  закончить разговор. Монотонный голос поблагодарил
его, снова зазвучал тональный код -- и абонент отключился.
     -- Вики! -- взорвался он в трубку. -- Это ты, черт возьми?
     В ответ  ему  раздался  голос Джеймса  Т.  Кирка, доблестного  капитана
звездного корабля "Энтерпрайз":
     -- Поражение -- восьмой фактор. В действие!
     -- Вики! Это ты там?
     В  трубке,  из  комнату  наверху,  зазвенел  наконец голос  его старшей
дочери:
     -- Да, я, папа. А с кем это ты говорил?
     -- А это, милая  леди, вовсе не ваше дело! -- ответил Винни с нажимом в
голосе.
     -- Нет, правда, папа. Ты вел  себя очень  непочтительно по отношению  к
представителю  цивилизации квадрантов  в Объединенной  Федерации  планет. Ты
совсем не помогаешь межгалактическому сотрудничеству.
     Винни только покачал головой, -- он почти видел, как Виктория улыбается
в телефонную  трубку. Ну что делать, если она на этом  помешана. Все стены в
ее  комнате  были  увешаны   плакатами   с   изображением  экипажа  Звездной
экспедиции,  под потолком висела  модель звездного корабля  "Энтерпрайз"  (с
руководством  по управлению --  шесть девяносто пять за комплект), на двери,
текст Звездного соглашения (тоже шесть девяносто пять за штуку), на столе --
дневники Звездной экспедиции (десять  баксов в твердой обложке),  на полках:
шесть кукол,  изображающих членов Звездного экипажа, одна --  Клингона, плюс
дешевые пластиковые модели фейзера, трикордера и коммуникатора.
     --  Неплохо бы  для  разнообразия  посотрудничать  со  мной.  Вики,  --
упрекнул он ее. -- Я что же, выкладываю пять тысяч за каждый семестр в Йеле,
чтобы ты тем временем совсем ударилась в эту свою Экспедицию?
     Виктория вдруг понизила голос до заговорщицкого шепота:
     -- Папа, а ты шпион, да?
     -- Вики, я звоню по этому номеру уже много лет. Это... это просто отдел
сельскохозяйственного министерства.
     -- А я и не знала, что они нанимают шпионов.
     -- Забудь ты про них, ради Бога. Тебе уже девятнадцать лет...
     -- Почти двадцать.
     -- Почти  двадцать, а ты  все играешь в куклы из "Звездных войн". Пора,
ей-богу, уже оставить все это. Даже сериал по телевизору уже восемь лет  как
закончился.
     -- Почти девять, -- ответила Вики.  -- А ты  знаешь, что  означали  эти
странные щелчки в начале и в конце твоего разговора?
     -- Знаю -- они разговор записывали. Ну и что?
     -- Не они, а он, папа.
     -- Кто "он"?
     -- Ты говорил с компьютером.
     -- Ну и?
     -- А ты и не понял этого, ведь так?
     -- Не  понял,  -- уже зарычал  Винни. -- И будет лучше, если  ты вообще
забудешь про все это. Никакого разговора ты не  слышала, ничего  о нем ты не
помнишь, и никому о нем  не  скажешь, ясно тебе? Даже матери. Вернее, ей  --
особенно. Поняла?
     -- Я уже не ребенок, папа.
     -- Пока ты  сходишь с ума по монстру с острыми ушами и  зеленой шкурой,
ты -- самое настоящее малое дитя, Вик.
     Вики хихикнула.
     -- Как скажешь, папа. -- Трубка опустилась на рычаг.
     Винни  Энгус улыбнулся помимо воли, представив свою дочь --  пышнотелую
длинноногую  девицу  в обтягивающих джинсах,  играющую  в  куклы из Звездной
экспедиции. Он-то подозревал, что она давно уже переросла все это и играла в
них только, чтобы ему досадить.  А  что? Взрослая  дочь  способна и на более
странные штуки.
     Закончив чистить  ружье,  Винни  дождался, пока из кухни  уйдет  жена и
приготовил себе два больших сэндвича с сыром и пикулями. Упаковав их в пакет
и сунув  в сумку вместе  с четырьмя банками содовой, он повесил у двери свою
черную с красным шерстяную охотничью шапку и ровно в десять лег спать.
     Будильник зазвонил в три пятьдесят восемь  утра. Жена неистово храпела,
пока Винни прихлопнул ладонью  кнопку и быстро и бесшумно вскочил с кровати.
Поспешно оделся,  собрал свое снаряжение, спустился по  лестнице вниз,  мимо
комнаты Ребекки, кладовой,  комнаты  Виктории, взял  в кухне  сумку с  едой,
сошел по ступеням крыльца,  открыл гараж, завел ненавистный "Монте-Карло" --
и  отправился  на свою  последнюю охоту,  с  которой  ему  не  суждено  было
вернуться назад.

     Паркер   Морган,  пожилой  архитектор,   давно   достигший  пенсионного
возраста, выгуливал  своего  пса  --  пожилую,  давно  достигшую пенсионного
возраста гончую, в густом подлеске недалеко от своего дома.
     Паркеру Моргану  нравились  зимние деревья, нравилось  рассматривать их
хрупкие  силуэты  в ясном  морозном воздухе. Отломив от  лежавшего  на земле
сухого сука длинную ветку, он изо всей силы швырнул ее подальше вперед.
     Собака деловито  затрусила за палкой и,  поднявшись на  небольшой холм,
пропала из  глаз.  Паркер  Морган  следил, как  тает в  воздухе облачко  его
дыхания; вскоре пес вернулся, неся в зубах брошенную хозяином ветку и луская
в воздух два столбика двуокиси углерода из раздутых в беге ноздрей.
     Морган наклонился,  и  собака, опершись лапами о колено хозяина, ждала,
когда  он  заберет у нее ветку и снова кинет вперед.  Морган  забрал  палку,
выпрямился -- и застыл, в недоумении глядя на свою ногу.
     На штанине у  колена  были  видны отчетливо два ярко-красных  отпечатка
собачьих лап. Взглянув на дрожавшего от нетерпения пса, Морган  увидел,  что
все четыре  лапы  его  были  ярко-красными;  однако,  осмотрев собаку, он не
обнаружил никаких повреждений или ран.
     -- А ну-ка, малыш, покажи, где лежала палка.
     Он  быстро пошел вверх по склону холма, сопровождаемый весело прыгавшей
вокруг него гончей.
     Когда на мерзлой земле перед ним появилась темная оттаявшая проплешина,
Морган  остановился.  Наклонившись,  он  коснулся  земли;  пальцы окрасились
ярко-красным. Он понюхал пальцы, затем лизнул их в последней слабой надежде,
что на языке останется вкус раздавленных лесных ягод.
     Но это была кровь.
     Паркер Морган стоял, молча глядя на свою руку, и в этот момент на прямо
кончик носа ему упала  откуда-то сверху теплая красная капля. В изумлении он
поднял  голову и увидел свисавшие с дерева над его головой две ноги в темных
брючинах. Он  поднял глаза -- и на  него уставились дыры  пустых  глазниц на
залитом кровью черепе над охотничьей курткой.

     Игра  в  гражданские  права,  которой  каждые  четыре года  тешит  себя
Америка, закончилась; страна выбрала нового президента.
     По всей  обширной стране,  прилегавшей к  Вашингтону,  округ  Колумбия,
последние секунды  инаугурационной церемонии были подобны ожиданию  выстрела
на старте -- окончание  их должно было возвестить  начало  нескончаемой цепи
банкетов,  кульминацией   которых   служила   дюжина  официальных   приемов,
устраиваемых в тот же вечер новым президентом и его окружением.
     Однако сам новоизбранный президент Соединенных Штатов явно не торопился
на  банкет по  случаю  своего  избрания. Вместо  этого он сидел  в  одном из
закрытых кабинетов  Белого дома,  глядя на  сидевшего прямо напротив бывшего
президента страны, который потягивал чуть  теплый  кофе  сразу из двух белых
бумажных стаканчиков.
     Новый же президент сидел  на краешке стула и чувствовал себя неуютно --
в  комнате  не  было  ни  советников  из  его   свиты,  ни   агентов  службы
безопасности. Но экс-президент,  откинувшись на диване и  скрестив  ноги под
кофейным  столиком,  лишь  качал  удлиненной,  с  тяжелой челюстью  лысеющей
головой -- качал с облегчением, в первый раз на памяти нового президента.
     --  Этот кабинет  теперь ваш,  -- произнес человек с лысеющей  головой,
прожевав кусок миндального пирожного. -- И весь мир теперь ваш -- и вам надо
будет научиться с ним управляться.
     Новый президент  слегка подался назад  на  стуле и, кашлянув,  произнес
скучным голосом:
     --  Сделаю  все, что смогу. -- Чтобы  избавиться  от южного акцента, он
брал уроки  у  логопеда, но они не помогли, и его речь по-прежнему  украшали
характерные мягкие растянутые гласные.
     -- Не сомневаюсь, -- ответил его предшественник. -- Мы все прошли через
это.  --  Ноги  его,  описав   полукруг  в   воздухе,  опустились  прямо  на
полированную  столешницу, в процессе чего он, задев за угол стола, опрокинул
стаканчик с кофе.
     Немного коричневой  жидкости  пролилось со  стола на ковер, и человек с
лысеющей  головой,  опустившись  на колени  около дивана, вынул  из  кармана
носовой  платок, промокнул с ковра  кофе и  тщательно вытер стол, после чего
бросил платок в мусорную корзину.
     --  Знаете,  что самое  замечательное в  том, что  я больше не  сижу  в
президентском кресле? Теперь я могу  наконец перебраться в нормальный дом, с
линолеумом  в кухне и моющимся ковровым покрытием. И  если я случайно пролью
на него чашку с кофе, то все можно будет вытереть без следа простым бумажным
полотенцем,  и  не  придется  нервничать  по  поводу какой-нибудь  комиссий,
которая десять лет спустя предъявит вдруг  мне  обвинение в нанесении ущерба
национальному ковровому фонду.
     -- Я полагаю, вы позвали меня сюда не беседовать  о коврах, -- произнес
новый президент.
     -- Ваша догадливость поражает, -- сухо ответил его предшественник. -- В
самом деле,  я  пригласил  вас  сюда  не  для  этого.  Помните, в  одной  из
парламентских дискуссий я как-то сказал, что президент должен  сохранять  за
собой право решающего выбора  -- поскольку он  один  владеет всей  возможной
информацией в стране?
     -- А когда именно вы это сказали?
     -- Какая, к дьяволу, разница? Не помню. По-моему, на том заседании, где
сам сделал дурацкую ошибку, а вы развлекались тем, что игнорировали заданные
вам вопросы. Как бы  то ни было,  это сейчас неважно. А встретиться с вами я
решил именно для того, чтобы передать вам кое-что из той информации, которая
поступает в распоряжение одного лишь президента.  Касающуюся кое-каких ваших
обязанностей,  которые  вам трудно  будет уяснить  самому  или  из  бесед  с
конгрессменами и с этими ублюдками из "Нью-Йорк тайме".
     Новый президент откинулся на стуле и, в упор глядя на  предшественника,
кивнул.
     -- Да, сэр, я вас слушаю.
     -- Помните тот  съезд в Пенсильвании, после  которого погибло несколько
десятков  человек?  -- Бывший президент  сделал паузу, дождавшись  ответного
кивка собеседника.  -- В причине их смерти  с самого  начала не было никаких
сомнений. Все они были отравлены.
     -- Отравлены? -- переспросил президент. -- А кем?
     -- Сейчас дойдем и до этого. Отравлены -- и более того,  это был отнюдь
не первый  подобный  случай,  а только самый  серьезный. До  этого в течение
нескольких месяцев мы получали сообщения о том, что в разных  местах  страны
большие группы людей  начинали внезапно ощущать странное  недомогание. Гости
на вечеринках. Родственники  на свадьбах. Прихожане на церковных праздниках.
Мы, конечно, немедленно подключили  ребят из министерства здравоохранения, и
они все выяснили довольно быстро. Яд. Но проблема  в  том, что им  так и  не
удалось определить, что это был за яд и каким образом он применялся.
     -- А почему об этом  не  сообщалось  нигде  и ничего? -- спросил  новый
президент. -- Я не помню, чтобы когда-либо читал или слышал...
     --     Потому      что     судьбу     правительства,     возглавляющего
двухсотдвадцатимиллионный  народ,  не  стоит делать  материалом  для  первой
полосы, поверьте. Единственным результатом  могла стать  лишь дикая  паника,
справиться с которой  нам  бы не удалось.  Что могли мы  сказать людям?  Что
кто-то пытается отравить их всех, но мы понятия не имеем, кто, как  и почему
-- так что спокойно ложитесь спать  и забудьте об этом?  Это же  невозможно.
Нет, нет, не пытайтесь сейчас искать ответа на этот вопрос -- вначале просто
выслушайте  меня, ладно?  В  результате  этих отравлений, однако,  никто  не
умирал, и  потому  то,  что причина  их  так и  осталось неизвестна,  особых
волнений у  нас не вызвало. И тут этот самый съезд в  Пенсильвании -- и гора
трупов на десерт. После  этого все  начали  понимать,  что дело, видно, куда
серьезней.
     -- Вы, признаться, меня удивляете. Я совсем недавно проводил брифинги в
ЦРУ, в  ФБР и во всех федеральных  агентствах и департаментах  -- и никто не
сказал мне ни  слова  об  этом. -- Новый  президент досадливо поморщился. --
Странно, что они скрыли это от меня.
     --  Они  ничего не скрыли  от вас.  А попросту  не знали обо всем этом.
Дайте   мне  закончить  --  и  сразу  поймете  все.  После  этих  смертей  в
Пенсильвании   мы  поручили  ученым   разработать  вакцину,  которая  смогла
нейтрализовать неизвестный яд.
     -- Тогда почему вы не начали немедленно массовые прививки? Простите, но
мне трудно все это понять. И обман, и эту медлительность...
     --  Отнюдь  -- мы  как  раз  пытались  ее прививать.  Помните программу
прививок от свиного гриппа? Новый президент медленно кивнул.
     -- Как вы, видимо, понимаете, никакого свиного гриппа не существует. Мы
придумали его специально, как  предлог, чтобы привить всей стране вакцину от
этого  смертоносного яда.  Но  эти проклятые писаки из прессы  загубили нашу
программу, завыв о "нескольких ничего не значащих смертных случаях в годовых
отчетах". И мы  снова оказались голой задницей на раскаленной сковороде,  --
бывший президент страны нервно потер лысину и почесал машинально правое ухо.
     -- Так что вам мешает сделать эту прививку обязательной? -- спросил его
преемник. -- Издайте соответствующий закон -- и дело с концом!
     Бывший президент натянуто улыбнулся.
     -- Можете  себе представить,  какой рев  поднимет вся  эта свора насчет
попрания гражданских прав? Да еще после Уотергейта?  Эти адвокатишки вышибут
двери Белого дома и распнут нас как фашистов, сатрапов и еще Бог знает кого.
И вряд  ли  вам  удастся убедить  американский народ,  что  где-то в системе
пищевой промышленности в продукты попадает неизвестный смертельный яд,  -- а
где,  мы,  мол,  и  знать  не  знаем.  Ведь  смертей  после  того  случая  в
Пенсильвании больше не было. Кто знает,  может,  появилось  -- да прошло,  и
забудем об этом.
     Маленький  южанин  лишь плотнее вжался в спинку стула --  президентские
полномочия начинали явно тяготить его.
     -- Ну... и что же нам делать теперь? -- наконец спросил он.
     --  Вы  хотите сказать --  что же вам  теперь делать? --  поправил  его
экс-президент. -- Вы же президент страны -- вот и решайте.
     -- Я не могу понять  одного. Минуту назад вы сказали, что об этом никто
не знал -- ни ЦРУ,  ни  ФБР, ни  другие службы.  Каким же  образом это стало
известно вам?
     -- Именно об этом я и собирался рассказать вам. Давайте вашу чашку -- я
налью вам еще кофе; только крепче держите ее.
     И лысеющий ветеран  политических  баталий, вновь откинувшись на диване,
начал рассказывать новому президенту о существовании тайной  государственной
организации под названием КЮРЕ, которая была основана в  начале шестидесятых
для борьбы  с преступностью и  коррупцией в государственном аппарате. Методы
КЮРЕ  выходили  за  рамки  конституции  --  для того,  чтобы преступность  и
коррупция не упрятали конституцию в свои рамки.
     Один  лишь  президент Соединенных  Штатов  знал  о  существовании  этой
организации,  статус которой даже  позволял ей не подчиняться  его приказам.
Президент  только  ставил  задачу  --  в  способах  ее  выполнения  КЮРЕ  не
отчитывалась ни перед кем.
     -- Иными словами, -- подытожил его собеседник, -- президент попросту не
контролирует ее.
     --  Отнюдь,  --  покачал  головой  экс-президент,  --  последнее  слово
остается за  вами. Отдайте приказ о ее  расформировании  -- и  КЮРЕ  тут  же
перестанет  существовать. Испарится,  исчезнет, и даже вы забудете,  что она
когда-либо была. -- И экс-президент продолжал рассказывать. -- Все это время
КЮРЕ возглавлял некий доктор Харолд В.Смит,  и только Смит, мозг организации
-- и еще один человек, ее карающая рука -- знали о том, чем и как занимается
эта организация.
     -- А кто этот... карающая рука? -- спросил президент.
     -- Не  знаю, -- покачал головой  бывший хозяин Овального кабинета. -- Я
видел его  всего один раз. Должен  признаться,  производит впечатление. Я не
знаю даже его имени. Мне он известен был под кличкой Дестроер.
     Глядя  в  пол,  новый  президент  Соединенных  Штатов  задумчиво  качал
головой,  словно все, о чем предшественник сообщил  ему, наполнило его  душу
глубочайшим сожалением.
     --  В  чем  дело,  черт возьми?  -- экс-президент  в недоумении вскинул
брови.
     --  Значит,  это  правда.  Это правда. Я всегда это знал. Знал,  что  в
стране  есть   секретное   правительство,   на  которое  работают  секретные
спецслужбы...   попирающие    гражданские   права,   оскорбляющие   миллионы
законопослушных американцев -- и я не намерен с этим мириться, слышите! Меня
избрали вовсе не для того, чтобы, находясь на этом посту, я терпел такое!
     --  Вас  избрали  прежде  всего  не   для   того,  чтобы   вы  сообщали
американскому народу по радио о неизвестных отравителях, которые  вот-вот  в
полном составе отправят его  на тот свет  -- точное время в утреннем выпуске
новостей, оставайтесь  с нами!  А если русские уберут наших лучших шпионов в
Европе, разгромив  таким  образом всю агентурную сеть и лишив нас  защиты от
восточного блока -- вы тоже пожелаете  сообщить об этом избирателям? Лично я
предпочел  в свое  время в подобной ситуации действовать  по обстановке -- и
потому  поручил  разбираться  с этим  делом  КЮРЕ.  --  Встав, он  ободряюще
улыбнулся своему низкорослому собеседнику. -- Видите ли, здесь дело вовсе не
в этике... а  скорее в вашей сообразительности, в  умении управлять  страной
так, чтобы это пошло на пользу интересам всего народа. КЮРЕ может вам в этом
помочь. Так  что решайте. Если вы не хотите поручить им  разобраться с этими
отравлениями --  дело ваше.  Просто подпишите приказ об их роспуске. Правда,
если через неделю люди  снова  начнут умирать, не знаю уж, к  кому вам тогда
о