овека не пострадал. Зато "вальтера Р-38"  больше
в  руке англичанина не было, а саму  кисть руки со страшной силой оторвали у
запястья, будто выдернули громадный зуб.  Он  не почувствовал  боли,  только
рывок.
     Он также не  видел, как двигались руки  сто  противника, уловил  только
мелькнувший  перед   глазами  палец  и  мог   поклясться,  что   палец  этот
беспрепятственно погрузился в его мозг до  первого  сустава  - ощущение было
такое, что огромная дверь навсегда  захлопнулась перед ним. Впрочем, он  уже
ни в чем не мог поклясться. Просто  эта картина механически  запечатлелась в
его сознании, а  к тому  времени, как он рухнул на  пол,  он уже  ничего  не
чувствовал.
     Нервные окончания еще посылали сигналы в мозг, но та его часть, которая
расшифровывает их, превратилась в кровавое месиво.
     Римо  вытер палец о рубашку незадачливого агента и осторожно  перетащил
того к двери болгарского номера. Оттуда застрекотал "Калашников".
     Из-за  двери   его   о  чем-то   спросили   сначала   по-русски,  затем
по-французски. Наконец, вопрос прозвучал по-английски:
     - Кто ты?
     -  Я -  это я, -  отвечал Римо, прикрывая изуродованный лоб англичанина
соломенной шляпой.
     - Кто "я"? - снова спросили из-за слегка приоткрывшейся двери.
     - Ты - это ты, - сказал Римо.
     - Я говорю о тебе.
     - Обо мне? - спросил Римо.
     - Да. Кто ты?
     - Я - это я. Ты - это ты, - ответил Римо.
     - Что ты здесь делаешь?
     - Вытаскивал труп в коридор - кондиционер не работает,  и он непременно
скоро завоняет.
     - А почему к нашей двери?
     - А почему нет?
     Римо  посчитал  свой ответ удачным, но  за дверью,  по-видимому, так не
думали, потому что тут же последовала очередь "Калашникова".
     Вернувшись в  номер,  он  получил  нагоняй  от Чиуна,  заявившего,  что
стрельба мешала ему следить за развитием действия.
     - Прости, - коротко произнес Римо.
     Чиун важно кивнул, но Римо  чувствовал, что  полностью не  прощен. Этот
кивок  как  бы говорил,  что  Римо  всегда  найдет способ  испортить старому
человеку  удовольствие. И Римо  доказал это, расправившись вскоре со  вторым
англичанином; на этот раз в комнате  прозвучало два выстрела, и одна  ручная
граната разорвалась в коридоре.
     Но испытания Чиуна  на этом  не кончились.  Вскоре Римо объявил, что  к
гостинице направляется группа захвата. Все ее члены, как один, в блейзерах и
соломенных шляпах. У главного во рту трубка.
     -  Интересно,  почему  на  нас  нападают  именно  тогда, когда  Ребекка
произносит свои прекрасные монологи? - поморщился Чиун.
     - На нас нападают, когда придется, папочка.
     - Это точно, - согласился Чиун.
     - Они уже близко.
     Группа  образовывала  так  называемый  "резервный  треугольник".  Часть
команды шла по мостовой, часть -  по тротуару, впереди каждого подразделения
как  бы треугольник:  двое  впереди, двое немного  сзади и  по двое с каждой
стороны.
     Да, неплохая команда. Римо сразу ее оценил. Они  двигались согласованно
-  видно,   и   раньше  работали   вместе:  люди  в  новых  командах  обычно
перекликаются,  подают друг другу знаки,  бегут  вразброд. Эти понимали друг
друга  без  слов. Забравшись  на крышу,  Римо попытался оценить обстановку -
оттуда были видны все участники готовящегося нападения. Темнокожий охранник,
стоя  рядом  и держа  в  каждой  руке  по пистолету  44-го  калибра,  нервно
оглядывался  по  сторонам, не  зная, от  кого  прежде защищаться. Он ругался
по-русски и потихоньку отступал в угол.
     Римо сверху видел, как  две соломенные  шляпы  вплыли в подъезд, другие
две закинули на подоконник их номера веревочную лестницу, повисшую на крюке,
а еще две направились к пожарной лестнице.
     - Не теряй головы, - ободрил Римо охранника. - Оставайся здесь.
     Чиун учил: когда надо действовать в нескольких направлениях лучше всего
сконцентрироваться   на   чем-то,   что   не   имеет  прямого   отношения  к
происходящему.  Например,  на  дыхании.   Римо  сосредоточился  на  дыхании,
предоставив своему  телу выполнять остальную  работу,  Перекинув ногу  через
выступ, он осторожно пополз вниз - от карниза к карнизу, стараясь, чтобы его
дыхание полностью  совпадало  с ритмическими колебаниями  легких. Как раз  у
окна комнаты Чиуна он столкнулся с теми двумя, что карабкались по веревочной
лестнице.
     - Ох, - только и успел вымолвить один, полетев вниз на грязную улицу.
     Другому  не пригодился  и "вальтер" -  пистолет  глубоко вдавили ему  в
грудину рукояткой  вперед  - сердце  затрепетало, найдя  рукоятку  еще более
вредной для себя, чем холестерин.
     Через дорогу Генералиссимус  Сакристо Корасон наблюдал за  этой  сценой
сквозь жалюзи. Он видел,  как  худощавый белый спускался с крыши, и сразу же
понял, что кузина Хуанита не солгала: этот человек - сильнее его.
     Никогда Корасон не видел, чтобы люди таким образом спускались с большой
высоты. На его глазах некоторые падали с крыши. Однажды он присутствовал  на
соревнованиях,  когда  ныряльщики  в Мексике прыгали с высоких  скал в море.
Как-то видел, как в воздухе взорвался самолет.
     Но этот белый... Спуск его был быстрее падения. Быстрее прыжка  в воду.
Казалось,  ему подвластен сам закон тяготения, который изменялся  по желанию
этого необыкновенного человека.
     Двух мужчин он стряхнул  с лестницы легко,  будто вытряхнул горошины из
лопнувшего стручка.
     - Кто? Кто  этот человек?  -  требовал ответа Корасон, указывая на Римо
через щелку в жалюзи.
     - Какой-то белый, - констатировал очевидное майор, у  которого, как и у
самого Корасона, в кобуре лежал пистолет 44-го калибра.
     Его отец  скрывался  в горах  вместе  с  отцом  Корасона. Когда старший
Корасон стал президентом,  отец  майора  отказался  от  генеральского чина и
дожил до преклонных лет. Сын,  которого звали Мануэль  Эстрада,  усвоил урок
отца. Когда президентом стал молодой Корасон, Мануэль Эстрада в свою очередь
отказался от генеральского чина. Он тоже надеялся прожить долгую  жизнь, но,
в отличие от своего отца, решил со временем получить все.
     Семейный девиз сеньора  Эстрады  звучал так:  "Если  воруешь понемногу,
тебя не пристрелят". Эмануэль Эстрада добавил к нему: "Жди своего часа".
     Майор  Эстрада  был,  пожалуй,  единственным   человеком  из  окружения
президента,  который  не  покрывался  испариной  при  приближении  Корасона.
Широкие  скулы  выдавали  его  индейские  корни, а темно-коричневая  кожа  -
африканские.  Изысканной формы нос говорил о  том,  что когда-то  к  рабыне,
работавшей  на  плантации  сахарного   тростника,  приходил  ночью  уроженец
Кастильи.
     Корасон завопил на него:
     - Каждый дурак видит, что это белый, но из какой страны?
     - Из той, где живут белые, - невозмутимо отвечал Эстрада.
     - Из какой? Выясни. И побыстрей, Эстрада.
     Корасон следил  за  тем,  как  Римо  передвигается по  фасаду гостиницы
"Астарз". Казалось, тог медленно крадется по стене, но если приглядеться, то
становитесь  ясно, что  передвигается  он,  напротив,  очень  быстро,  а вот
движения  отдельных членов  кажутся  замедленными. От  этого  и  фигура  его
расплывалась -  на ней трудно было сфокусировать взгляд. Столкнувшись с ним,
оба англичанина полетели вниз как спелые груши.
     Римо скользил абсолютно бесшумно. Корасон  пробормотал что-то про себя.
Ясно: Хуанита, говоря о другой силе, имела в виду этого человека.
     Диктатор взмолился:
     - Боже, сделай так, чтобы злой человек убрался с нашего благословенного
острова. Заклинаю Тебя именем Твоего сына, окажи мне эту небольшую услугу.
     Произнеся  эти слова,  он  снова взглянул в окно. Римо  все еще был  на
стене.  Ну,  что  ж, если  христианский Бог не  отзывается  на  его  мольбу,
существуют другие  пути. "О адские силы  тьмы, взываю к вам, погубите  этого
человека!"
     На глазах у Корасона белый расправился еще с двумя англичанами. Похоже,
он умел уклоняться от пуль.
     Корасон в сердцах сплюнул на дворцовый пол.
     - Да провалитесь вы все!
     Ни одна из сверхъестественных  сил не вступилась  за диктатора. А какая
польза от богов, если они не помогают?
     Но тут человек на стене.
     - Благодарю тебя,  Вельзевул,  -  сказал  с чувством  Корасон,  но, как
выяснилось, поторопился с благодарностями.
     Римо съехал вниз  по  стене  и  скрылся в  глубине улицы. Корасон снова
принялся яростно ругать богов.
     А ведь  большинство людей боятся  высказать богам  свое неудовольствие,
подумал Корасон. Нет, он всегда готов напомнить богам, что не станет ползать
на  коленках,  хныча: "Я все равно  вас  люблю", если  они вздумают крутить.
Разве он  какой-нибудь  ирландец, чтобы так унижаться?  Не забывай,  Бог, ты
имеешь  дело с Корасоном, так  что  лучше веди  себя хорошо. И  на многое не
рассчитывай.
     Но все это  относится к христианским богам. А ведь существует еще  один
Бог,  к  которому  Корасон  не осмеливается обратиться.  Бог ветра, мрака  и
холода, он живет  в  горах, и в его честь двадцать  четыре часа в сутки бьют
барабаны. Корасон  боится  этого Бога.  Боится даже больше, чем эту  силу...
этого белого из гостиницы.
     Впрочем,  Корасон тоже  силен. Он обладает мощным  оружием,  хотя,  как
всякий  командир,  знает  предел своих  возможностей.  Даже  с этим  грозным
аппаратом он не может считать себя полностью неуязвимым. После  битвы всякий
скажет, что ты  победил только благодаря своему оружию. Но перед битвой надо
прикинуть, что случится, если аппарат не сработает.
     Что  может быть  хуже, чем, хорошо прицелившись в  голову врага и нажав
курок,  вдруг услышать  щелчок и  понять,  что в обойме нет патронов? А что,
если машина не справится с этой новой силой?
     Хуанита говорила, что именно эта сила восторжествует и возведет на трон
святого человека с гор.
     А  тут  еще умибийский депутат, который только со второго раза растекся
лужицей.
     Неужели аппарат теряет силу?  - волновался  диктатор.  Но с Хуанитой он
справился на  удивление быстро. В порядке ли чудесный  аппарат?  Надо хорошо
подумать,  прежде чем пускать  его  в ход. Ведь если  враг останется цел, то
вряд ли  сам Корасон  уцелеет,  а если  даже  ему  удастся  выкрутиться,  то
денежки-то  уж точно уплывут. В посольствах  снова  будет  сидеть  по одному
полусонному клерку.  Корабли покинут  гавань, и Бахья станет почти такой же,
как до испанского завоевания.
     К  этому  оружию  не  стоит  прибегать  всуе.  Но  когда  и  как  часто
использовать  его?  Когда  Корасон думал,  ему  требовалась  женщина.  Когда
задумывался глубоко - две. Очень глубоко - три. И так далее.
     Когда пятая женщина покинула его личные апартаменты, которые напоминали
крепость  внутри крепости - президентского дворца,  Корасон  знал,  что  ему
делать.
     У  майора  Эстрады  сидел  потрясенный  доктор  Джеймсон.  Он  все  еще
находился в состоянии шока.
     - Не могу  этому поверить. Не  могу, - повторял  он,  судорожно  глотая
воздух.
     - Кто этот человек, сотворивший такие жуткие вещи с вашими людьми?
     - Не могу поверить, - твердил Джеймсон, почти задыхаясь.
     Он машинально посасывал трубку, от которой отломилась чашечка. Потерять
всю команду!  Невозможно! Ни одному человеку не под силу справиться с ней. И
что скажет начальство о загубленном снаряжении?
     - Кто этот человек?
     - Американец.
     Корасон  немного подумал. К  любой  другой  стране, располагающей такой
силой, следовало бы проявить уважение. Но  он знал по опыту, что американцев
можно заставить стыдится своей силы  и  сделать совсем ручными. Им нравится,
когда их ругают. Увеличьте цены на сырье в четыре раза, и американцы соберут
на свои деньги конференции, где станут доказывать, что вы имели полное право
устанавливать  те  цены,  которые считаете  нужными. Американцы забыли  всем
известную вещь: уважение дает только сила. Эта нация совсем свихнулась.
     Если подобную силу продемонстрировали бы русские, Корасон мигом побежал
бы в их посольство, прикрепил  к бакийским флагштокам серп и молот и  клялся
бы русским в вечной дружбе.
     Но с  американцами  можно  и нужно вести себя по-другому. Когда Америка
или  ее союзники применяли  в конфликте силу, срочно  собиралась сессия ООН.
Люди  со  всех  концов света  призывали к  ответу американских  поджигателей
войны. Как раз сегодня советский представитель указал на это Корасону:
     -  Станьте  полноправным  членом  содружества   стран  Третьего   мира,
поддерживайте нас во всем, и вас никогда не уличат в преступлении. Это  удел
американцев и их союзников. Даже если вы развяжете кровавую бойню, мы найдем
сотни две американских профессоров, которые  поклянутся, что с вами обошлись
несправедливо и вы ни  в  чем не  виноваты.  От нас  все стерпят - не пикнут
даже.
     Советский  представитель  подчеркнул, что правительство, которое  хочет
чувствовать  себя в  безопасности, должно идти по пути репрессий. Только так
можно поддержать уважение к себе. Коммунизм не терпит никакой критики. И еще
- никаких свободных выборов.
     Корасону не  очень нравились русские,  но как  президент страны  он  не
должен был считаться со своими чувствами. Надо идти на жертвы.
     - Порвите все отношения с Америкой! - приказал Корасон.
     - Что? - не понял майор Эстрада.
     -  Я говорю, прекратите все  отношения с Америкой  и пригласите ко  мне
советского посла.
     -  Я  не  знаю, как  разрываются  дипломатические  отношения  с  другой
страной.
     - Мне что, все делать самому?
     - Хорошо. Когда будем разрывать?
     - Немедленно.
     - Что-нибудь еще?
     Корасон покачал головой.
     - Разорвать отношения со страной - дело нелегкое. Мне про это читали.
     - Кто читал? - спросил Эстрада.
     - Министр образования. Он читал.
     - Это у него хорошо получается, - признал Эстрада.
     Как-то он  видел,  как  министр  образования  читал  перед  аудиторией.
Огромную книгу без картинок  он прочитал за несколько часов. Эстрада однажды
поинтересовался  у  одного образованного  американца,  за  какое  время  тот
прочитал бы  такую книгу,  и  американец  сказал,  что за неделю.  Да, что и
говорить, Бакье повезло с министром образования.
     - И вот еще что, - сказал Корасон.  - Позаботься об этом  человеке. - И
он кивнул в сторону потрясенного доктора Джеймсона.
     - Отвезти его к британскому консулу? - спросил Эстрада.
     - Нет, - ответил Корасон.
     -  Понял,  - сказал  Эстрада и  выпустил две  пули  из пистолета  44-го
калибра прямо в синий блейзер.
     - Не здесь, идиот! - заорал Корасон. - Если бы я хотел убить его здесь,
то сделал бы это сам.
     -  Но вы  попросили позаботиться  о  нем.  И  еще сказали  - прекратить
отношения  с  Америкой.  И  привезти  сюда  посла.  Ничего  себе.  Мне  что,
разорваться?
     - Любого другого, будь он так же глуп, как ты, Эстрада, я пристрелил бы
уже давно.
     - А  меня не пристрелите, - спокойно  заявил  Эстрада, убирая  в кобуру
дымящийся пистолет.
     - А  почему, хотел  бы я знать? -  потребовал ответа  Корасон. Ему было
неприятно слышать такое.
     - Потому что только я один не выстрелю вам в спину при случае.

     Советский посол покрылся испариной. Он  нервно потирал руки.  Костюм на
нем  болтался, как  на вешалке. Это  был пожилой человек;  раньше он работал
консулом в  Чили,  Эквадоре, Перу и вот теперь  служил  на Бакье.  Страны он
оценивал  по десятибалльной шкале. Десятка означала  наибольшую  вероятность
быть убитым. Он не возражал  жить  во имя социализма, но не  хотел  за  него
умирать. Бакья находилась в районе двенадцати.
     В Свердловске у него  остались жена и трое детей. Здесь, на Бакье, ложе
с ним делила темноглазая шестнадцатилетняя красотка. Домой ему не хотелось.
     Посол терялся в догадках: зачем его приглашают к Генералиссимусу? То ли
собираются продемонстрировать чужую казнь, а может, будут просить помочь еще
одной  стране Третьего мира сбросить  цепи  колониализма, то есть заниматься
неприкрытым  вымогательством. Советского  посла звали  Анастас Багребян, его
предки  были  армяне. Он  был  послан  на  остров, чтобы узнавать  обо  всех
попытках чужеземных разведок  завладеть  аппаратом,  превращающим человека в
кисель, и всячески препятствовать им. Теперь все чаще на такие ответственные
задания,  связанные  к  тому  же  с  научными  проблемами,  посылали  армян,
отказавшись от евреев, которые, попав за границу, сразу же исчезали.
     -  Я очень люблю Россию,  коммунизм,  социализм и  все такое  прочее, -
заливался  соловьем Корасон. -  И все думаю, что  бы такое  сделать для моих
русских друзей?
     Одновременно  Корасон похлопывал  по синему  бархату,  который накрывал
аппарат. Багребян и раньше имел дела с островитянами и знал, что так  просто
оружия не получить. Надо поторговаться.
     - Есть ли что-нибудь такое, что хотели бы иметь мои русские друзья?
     Багребян пожал плечами.  Неужели  Корасон  собирается  передать аппарат
Советскому Союзу? Нет, невозможно.  Несмотря на все сладкие речи, Корасон не
тот человек, что быстро сдается, тем более что с этим оружием в Бакью ручьем
потекли денежки.  И  еще - президент, который всю жизнь только  и делал, что
крал и  убивал, вряд  ли поддастся  панике и расстанется  с вещью, благодаря
которой может оказывать давление  на конкурентов. Рука диктатора по-хозяйски
расположилась на аппарате.
     Корасон объявил, что разрывает дипломатические отношения с Америкой, но
испытывает при этом страх.
     - Страх перед чем? - спросил Багребян.
     - Чем ответит на это Америка? Вы защитите меня?
     - Ну конечно. Мы  любим ваш  остров, -  ответил Багребян, чувствуя, что
разговор на этом не кончится.
     - На священной земле Бакьи бродят наемные убийцы ЦРУ.
     - Шпионов всюду хватает, товарищ.  Стоит  им  пронюхать, что где-нибудь
завелось нечто стоящее - и они тут как тут, - трезво заметил Багребян.
     На кончике его крупного носа росло несколько  волосков, они увлажнились
от пота. Но при всем напряжении Багребян не терял головы.
     Корасон  расплылся  в улыбке. Его круглое  лицо  напоминало перезревшую
темную дыню.
     - Вы заступитесь за нас?
     - А чего вы хотите?
     - Смерти американцев. Вон тех. Они живут в гостинице. Идет?
     - В  принципе это возможно,  - сказал Багребян. - Но и нам хотелось  бы
получить  кое-что взамен.  Мы могли  бы  помочь вам с  толком применить ваше
оружие. На благо всего человечества.  В мирных целях. Одним словом, в  наших
целях.
     Корасон понимал, что его переиграли, но не сдавался.
     - Я могу,  конечно, отправиться к этим убийцам в гостиницу.  Сдаться на
их милость. Есть и такой вариант.
     Багребян  не  понимал,  почему  Корасон  сам  не  разделается  с  этими
американцами. Он осторожно произнес:
     -  Мы  подумаем.  На острове полно шпионов. Почему же вы,  товарищ, так
боитесь именно этих двух?
     - Товарищ, - сказал Корасон, дружески  облапив посла. -  Разделайтесь с
ними,  и  я  отдам  вам  свой  волшебный  аппарат.  -  Но сердце  президента
по-прежнему сковывал страх. А что,  если  русским этот орешек не по зубам? -
Только обязательно сцапайте их, - добавил Корасон. - Возьмите побольше людей
и уничтожьте шпионов.

     Президент стоял  у  окна и  ждал  появления  русских.  Скоро подойдут -
Багребян неглупый человек. Заходящее солнце окрасило багровым светом главную
улицу  Бакьи.  И тогда  он  увидел русских:  они  шли по  улице,  словно  на
прогулку.  Двадцать пять человек  -  с винтовками,  веревками  и минометами.
Русские не скрывали своих намерений - они шли убивать.
     Сердце  Корасона радостно  забилось. А дело, пожалуй,  выгорит. Все еще
может кончиться хорошо, подумал он.
     Этим  утром  ему  донесли,  среди прочих  вещей,  что один  из  младших
офицеров,   работавших   в   аэропорту,   советовал   не    связываться   со
стариком-азиатом,  еще  одним член