ого, кто захочет им  помешать. Д-да, с-сэр, продырявить
самым наилучшим образом. Сделать дырку в брюхе или чуть пониже, а, Руфес?
     Он повернул  голову, чтобы солнце светило справа. Лицо его уже заживало
после  очередной  пластической операции,  и  он дал себе  слово, что  это  в
последний  раз. Больше  он не позволит им изменять его внешность. Сейчас  он
выглядел почти так же, как в  те времена,  когда  жил как всякий  нормальный
человек, состоящий на военном учете, с  хранящимися в Вашингтоне отпечатками
пальцев, с кредитной карточкой, различными счетами и удостоверением личности
на имя  полицейского  Римо Уильямса.  Ему нравилось его тогдашнее  лицо. Это
было  самое  человеческое лицо  из  всех,  которые он  когда-либо  имел. Его
настоящее лицо.
     И, если кто-нибудь из тех, кто знал  его раньше, встретит его теперь  и
подумает,  что  этот  человек  ему кого-то напоминает,  то  не  сможет  даже
предположить,  что  это - полицейский  по  имени  Римо  Уильямс.  Потому что
полицейский  Римо  Уильямс  несколько лет  назад был казнен на электрическом
стуле в  штате Нью-Джерси за убийство в  темном переулке какого-то  торговца
наркотиками.
     Торговец наркотиками был действительно убит, но  убил его вовсе не Римо
Уильямс.  Справедливо поэтому, что он и не умер на электрическом стуле. Весь
этот трюк понадобился правительству для того, чтобы убрать отпечатки пальцев
и  другие  данные  из  всех  картотек  и  досье, превратив Римо  в человека,
которого якобы не существует.
     Приятно чувствовать близость Карибского  моря, оно  как  будто  вливает
новые жизненные силы. Римо изнывал от желания сомкнуть веки и задремать.
     Но  тут  один из  мужчин,  сидевших  у  грузовичка,  сказал другим, что
боится.
     -  Если  что-то пойдет  не так, слышь-ка, я  убью тех белых парней, что
прилетят. Сегодня должна  прибыть самая большая партия,  какую мы когда-либо
получали.  И  всех "фараонов" я тоже перестреляю. Так и сделаю. Д-да, с-сэр.
Полицейский, что встанет на пути старины Руфеса, - мертвец.
     Ладно,  Руфес, хочешь застрелить белых парней, твое  дело.  Это избавит
меня от лишних хлопот, подумал  Римо. Он прислушался, не раздается ли сквозь
ласковый плеск волн под утесом шум мотора.
     Руфес подготовил для своих компаньонов еще  и полезный совет. Он сказал
им, чтобы они не беспокоились.
     - А чего беспокоиться, Руфес?
     - Насчет того, что говорит старуха с холма.
     - А я и не знал, что она опять что-то сказала, парень.
     Отрывистые  английские фразы  звучали с  мелодичной напевностью.  Такая
манера речи,  свойственная  уроженцам стран  Карибского  бассейна,  кажется,
последнее, что осталось у них от не таких уж  хороших, но и не совсем плохих
колониальных  времен.  Теперь,  похоже,  они  окончательно  утратили  всякие
нравственные принципы.
     - Насчет нашего сегодняшнего дельца.
     - Ты, Руфес, не рассказывал нам, что старуха с холма что-то говорила об
этом.
     - А... не имеет значения.
     Римо  был уверен: Руфес уже жалеет, что  заговорил на эту тему. Ну,  да
это неважно. Скоро все его сожаления кончатся.
     Остров благоухал густым целебным ароматом  цветущих растений. Казалось,
выделяемый  ими кислород ощущался на  вкус. Но  не  самолет ли  это? Римо не
хотелось провести в ожидании целую ночь.
     - Ну и что сказала старуха о сегодняшнем деле, Руфес?
     - Да не забивайте себе этим мозга, парни. Все будет в порядке.
     - Или ты, Руфес, сейчас же расскажешь  мне все,  или я беру грузовик  -
мой  грузовик - и возвращаюсь домой. Я оставлю тебя и весь твой груз  здесь,
на утесе, а отсюда до города почти сутки ходьбы.
     - Она сказала, что все будет в полном порядке, друг.
     - Врешь ты все.
     - Ну ладно, ребята. Сейчас  я скажу вам правду, и вы сразу же  удерете,
как девчонки.
     - Я не трус какой-нибудь. Говори.
     Молодец, Руфес, подумал Римо, которому  не улыбалось гоняться за каждым
в  отдельности. Удобнее, когда  все держатся  вместе. Сыграй на  их  мужской
гордости, крошка Руфес. Как это делают с морскими пехотинцами.
     - Так вот, друзья, старуха сказала, что если мы сегодня пойдем на дело,
то  столкнемся с силой  с  востока, с  кем-то, кого  она  называет восточным
богом. Против него не может выстоять ни один человек. Вот и все.
     Возле грузовика раздался смех. Римо почувствовал облегчение.
     - Ну, Руфес, ну и шутник же ты! Ха-ха-ха...
     - Я  тоже  в  это  не верю. Она сказала,  что  мы  встретимся  с чем-то
страшным. С таким быстрым человеком, что никто даже не сможет его увидеть.
     Теперь рассмеялся и другой компаньон Руфеса.
     - Я рад, что моя  команда  не  клюнула  на эту ерунду, - вновь раздался
голос Руфеса. - Старуха заявила, что черный камень смерти выиграет у зеленых
камней жизни.
     Смех  стих.  Послышался  шум  мотора.   Одномоторный  самолетик   марки
"Бичкрафт"  заканчивал  свой опасный  рейс  из Мексики  и скоро  должен  был
приземлиться. Пилот  самолета и  его  пассажир допустили небольшую промашку.
Они сделали ошибку, какую никак нельзя совершать, если хочешь успешно возить
героин. Они сказали лишнее.
     Нет, ничего  конкретного - всего  лишь  осторожное  предложение кое-что
продать. Однако из осторожного предложения кое-что продать определили место.
Затем кто-то вычислил  время и проследил, когда маленький самолет поднялся в
воздух. Все это было сведено вместе и завершилось  телефонным звонком, после
чего  здесь и  появился Римо  Уильямс,  который грелся сейчас на  солнышке и
прислушивался к мягкому певучему говору уроженцев островов Карибского моря.
     Да,  здесь находился  Римо  Уильямс,  которого вот уже около десяти лет
готовили так, как не готовили никого на Западе, готовили  делать то, что  он
делал теперь  лучше  любого  белого. Его готовили  убивать. Убивать  руками.
Своим умом.  Своим  телом. Он  был натренирован  так, что стал  уже в чем-то
совершенно иным существом.
     Сюда приближался самолет с грузом героина и людьми, полагавшими, что за
это  им грозит самое большее тюремное  заключение сроком от пяти  до  десяти
лет,  если попадется неважный адвокат или  не удастся купить благосклонность
судьи. Да и то, если они будут схвачены с поличным.
     Но, помимо  судов,  были  и  другие  организации,  которые  боролись  с
преступниками. Эти организации считали, что, наверняка, было бы лучше, чтобы
те, кто ввозит героин, перестали этим заниматься.  И наверняка будет  лучше,
если умирать от него будут не дети, а те, кто ввозит эту отраву.
     Все, что творилось  в верхних эшелонах  власти, подсказывало  Римо, что
верхи  не против укольчика. Укольчика тем, кто ввозит героин. Вот уже  почти
год Римо делал уколы импортерам  наркотиков. В промежутках между  настоящими
заданиями. Такими, например, как чтение этих дурацких книг  по геологии. Ему
сказали, что это задание особой важности.
     Римо следил за тем, как вырастали размеры "Бичкрафта"  -  от  маленькой
точки до крылатого аппарата.  Чтобы не быть обнаруженным, самолет  шел очень
низко,  над самой водой. Должно быть, вел его хороший пилот: никаких кругов,
приближается строго по  прямой. Римо  смотрел на него, стараясь  определить,
что  там за люди и  как с  ними поступить. Увидев,  как порывы ветра  кидают
белый  самолетик из стороны в сторону, он  сообразил,  что можно  сделать. В
первый момент он немного засомневался, но все же решил попробовать.
     С безмолвием змеи и быстротой кошки он кинулся в низкие заросли на краю
небольшой  поляны.  Там он сжался в тугой  комок. Небольшая жаба прошмыгнула
перед  самым его  носом, затем прильнула к  земле,  пытаясь  отгадать, какое
отношение к природе имеет это странное существо. Самолетик  еще раз кинуло в
сторону, затем он коснулся колесами земли, подпрыгнул и, наконец, побежал по
траве.
     Римо сорвался с места.  Центр  тяжести его  тела  устремился вперед  со
скоростью теннисного  мяча,  посланного мощным ударом в  центр  площадки. Он
мчался, едва касаясь ногами выгоревшей  на солнце травы, как бы  скользя над
ней, пока ни ухватился за хвостовое  оперение самолетика и ни побежал вместе
с ним, крепко держась за хвост и скользя ногами но земле.
     Выхлопы мотора били ему прямо в  лицо. Римо постарался  опустить пониже
хвост  прыгающего  по  неровностям  самолета.  Впереди,  у   дальнего  конца
площадки, всего лишь примерно в сорока ярдах, стоял грузовичок и около  него
трое мужчин. Пилот  выключил мотор  и  начал  тормозить. В этот момент  Римо
сильно надавил  на хвост самолета, отчего нос его  резко пошел вверх, колеса
оторвались от земли, сделав тормоза  бесполезными.  Затем нос самолета снова
опустился, Римо  опять  нажал  на  хвост  и, слегка  подтолкнув  его  влево,
заставил самолет двигаться правее. Сделать  это  было совсем нетрудно,  и он
направил самолет прямо на грузовичок, сбив  одного из мужчин еще вращавшимся
пропеллером. Двое других  только теперь схватились за  оружие.  Римо слышал,
как  в  пилотской  кабине  что-то  кричали  по-французски.  Он   мог  только
представить, какие ругательства обрушиваются сейчас на голову пилота.
     Теми, кто находился в самолете, он решил заняться потом.
     Римо  перепрыгнул через хвостовое оперение к  правому  крылу самолета и
заглянул под него. Молодой мужчина в белых штанах и рубашке лежал на земле и
целился из карабина ему в пах. Одним быстрым движением  Римо перебросил свое
тело  через  крыло и, прыгнув на этого человека сзади, вонзил  большой палец
ему в глаз и затем прямо в мозг.
     Другой  человек,  тоже  в белом,  выронил ружье  и стоял не  веря своим
глазам.  На это ему  была  отпущена  всего лишь  доля  секунды, потому что в
следующее  мгновение  он  подвергся   лоботомии.  Череп  его  был  проломлен
коротким, неуловимым  для  глаза ударом  костяшек пальцев, сжатых  в  кулак.
Пропеллер самолета и то нанес бы меньше повреждений.
     После  этого Римо откинул  дверцу пилотской кабины и вскочил туда. Один
из  сидевших в самолете все еще  орал что-то  по-французски пилоту.  У обоих
между колен были  зажаты легкие автоматы.  Голова пассажира, как  оказалось,
держалась на плечах не столь надежно, как автомат на коленях.
     - Приветствую вас, французские друзья, доставляющие радость через иглы,
- произнес Римо.
     У пассажира, находившегося ближе к нему, была отличная прическа в стиле
Ван Дейка.  Прекрасно  уложенные седые волосы вдруг  залились кровью,  кровь
растеклась и по лицу.
     Римо заметил, как округлились  глаза пилота,  когда тот увидел,  во что
превратили лицо его пассажира разящие руки.
     -  Груз  находится  прямо за  этим креслом,  месье.  Можете  взять  его
целиком. Я доставлю вас, месье, в любое место. Куда угодно.
     - Ты говоришь это, конечно, от  большой любви ко мне, -  ответил Римо и
отвесил пилоту короткий, но сильный удар в голову.
     Так, с самолетом покончено. Теперь наружу - к человеку, которого ударил
пропеллер.
     У  того были  седеющие волосы,  и Римо заметил,  что в  глаза смерти он
смотрит с несомненным  благородством, что говорило о силе духа, которая одна
только может заставить человека думать в такой момент о достоинстве.
     Мужчина едва мог говорить. Но все же он выдохнул:
     - Ты тот, о ком предупреждала старуха, да?
     Римо пожал плечами:
     - Может, в следующий раз, будешь прислушиваться к советам.
     - Да, тот самый... - еще тише произнес мужчина.
     - А ты, должно быть, Руфес. Я слышал ваш разговор.
     - Нет, я не Руфес. Руфес мертв.
     - Ах, вот как,  извини, приятель. Не хочу, чтобы ты думал, будто все вы
для меня на одно лицо. Не такой уж я безразличный.
     - Мне теперь все равно.
     - О'кей,  пока,  -  весело сказал Римо и  прикончил его одним ударом  в
висок.
     Ему не хотелось искать  в самолете героин. Может,  его просто сжечь? Он
поджег самолет, и его едва не сбило с ног взрывной волной.
     И  все  же  он был  недоволен собой.  Затея  с  самолетом  была  просто
дурацкой. Он не нашел  простейшего способа атаковать их. Чиун, его учитель и
тренер, много раз говорил  ему: "Ты всегда останешься белым человеком, Римо.
Вам, белым, только бы в игрушки играть".
     Римо подумал  об  этом,  когда  бежал  обратно к  себе в  гостиницу. Он
нуждался в  хорошей  пробежке. Уже целую  неделю у него  не  было  настоящей
работы.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

     Две  девушки следили за  тем,  как толстяк шериф с пластиковым мешком в
руках, спотыкаясь, поднимался  на небольшой холм.  Прохладный бриз превращал
далекий восход солнца в мелодию, окрашенную в красные тона, вызывая ощущение
истинного  покоя. Было смешно наблюдать за Уайтом, ковыляющим  по каменистой
тропе.
     - Дать бы ему хоть разок, - произнесла одна из девушек, - он бы тут  же
и подох.
     - Тогда я бы непрочь.
     Они сидели  под тополем,  вытянув ноги. Тяжело отдуваясь, Уайт добрался
до вершины холма.
     - Здесь все, - сказал он. - Но Файнштейн создает нам проблемы.
     - Никто не создает нам никаких проблем, -  проговорила одна. - Это тебе
он создает проблемы, а не нам.
     Уайт положил пакет на землю и перевел дыхание.
     - Файнштейн создает ему проблемы, - сказала одна, обращаясь к другой.
     - У свиньи всегда проблемы с либералами, - ответила вторая.
     -  Не смейтесь, девушки... То есть, женщины. Он собирается сообщить обо
всем федеральным властям в Вашингтоне.
     - Так застрели его.
     - Добавь еще одну зарубку на свой пистолет, - сказала вторая.
     - Не могу же я просто взять и застрелить его.
     - Ну, а как еще можно убить кого-то, свинья?
     - Поросенок, чушка,  свинья и хрюшка! Поросенок  просто боится стрелять
из своего большого дурацкого пистолета.
     - Здесь все деньги? - спросила первая девушка.
     - Да. Но Файнштейн отправился в Вашингтон доносить.
     -  Ну,  останови  его  как-нибудь.  Ты  же  заработал  эти  зарубки  на
пистолете.
     - Я не могу убить его, - повторил Уайт.
     - Тогда придется нам, - сказала одна из девиц.
     - Но убийство... - проговорил шериф.
     - Как во Вьетнаме...
     - За убийство нас могут отправить в газовую камеру, - пробормотал Уайт.
     - Ты можешь погибнуть, переходя улицу, поросенок.
     -  Это землетрясение... оно,  что, действительно  может  охватить  весь
разлом и сбросить Калифорнию в Тихий океан? - спросил Уайт.
     - Нельзя изжарить яичницу, не разбив яиц, поросенок.
     - А можете вы удержать это под контролем? - спросил Уайт.
     - Поволнуйся, свинячий выродок. Помучайся.
     - Я и так опасаюсь.
     - Вот и прекрасно.  Ты  и должен опасаться, -  сказали  девицы  в  один
голос.  Затем они объяснили,  что  ему  надо  сделать  в  связи  с  поездкой
Файнштейна. И сказали, что сделают сами, когда тот вернется.
     - Без этого не обойтись? - спросил Уайт.
     - А ты что, хочешь отправиться в тюрьму?
     -  Может  быть, вы  отравите  его  или  зарежете,  или  еще  что-нибудь
придумаете? - спросил Уайт.
     Девицы отрицательно покачали головами.
     - На самом-то деле  он не  такой уж плохой  парень, - сказал Уайт.  - Я
хочу сказать, не настолько плохой.
     Потом они поделили деньги. Уайт получил десятую часть. Но его заверили:
когда дела действительно пойдут, он получит в сто раз больше.
     - Я делаю это не только из-за денег, - заверил их Уайт.
     - Тогда отдавай их обратно, поросенок, - сказала одна из девиц.
     Уайт не отдал.

ГЛАВА ПЯТАЯ

     В тот же  день, только позднее, Харрису Файнштейну  с  огромным  трудом
удалось  добиться  приема  у  помощника  министра  внутренних  дел.  Придя в
министерство, он узнал, что помощник министра ознакомилась с его информацией
и передала ее в соответствующее ведомство.
     - В какое?
     - В Федеральное бюро расследований, - ответила ему секретарь.
     После  этого Файнштейн снял номер в гостинице, хотя раньше не собирался
этого делать. На следующий день утром он отправился в штаб-квартиру ФБР. Да,
там  действительно  получили  запрос из  министерства внутренних  дел, но не
поняли, что к чему. Какое-нибудь мошенничество со страховкой?
     - Нет, - ответил Файнштейн. Тогда его вдруг  спросили о его прошлом и о
проблемах с женой.
     - Какие еще проблемы? - удивился Файнштейн.
     -  Шериф  Уайт  из Сан-Эквино  сообщил, что у  вас  в  последнее  время
возникли сложности в  семье. Он сказал, что был бы весьма признателен, как и
весь ваш город, если бы мы, в Вашингтоне, не принимали всерьез ваши странные
речи.  Мы  связались с некоторыми уважаемыми гражданами вашего города, и все
они заверили нас, что  вы  никакой опасности  не представляете. Ваши друзья,
господин Файнштейн, очень обеспокоены  состоянием вашего  здоровья. Здесь, в
Вашингтоне, есть отличные врачи. Вы могли  бы сходить к одному  из них, если
вам неудобно сделать это в Сан-Эквино.
     Харрис  Файнштейн  не  стал рассказывать, что Калифорния, да  и  другие
штаты,  скоро  могут  оказаться  в  руках  шантажистов,  способных  вызывать
землетрясение,  когда  они   того  пожелают.  Вместо  этого  он  вернулся  в
министерство  внутренних  дел  и  накричал  там  на  чиновника, который,  не
ознакомившись с делом, отфутболил его в ФБР.
     Он  кричал, понимая, что его поведение только подтверждает  слухи о его
психическом расстройстве. Он  кричал, заранее зная,  что ничего не добьется.
Он  кричал, потому  что,  черт  побери,  он  хотел кричать,  и потому  что в
министерстве внутренних дел полно идиотов. Если бы они не были  прежде всего
идиотами, то, конечно, не служили бы здесь.
     -  Если  вы выслушаете  меня  спокойно,  - сказал  ему чей-то  помощник
(Файнштейн уже не был уверен, помощник это или нет), - то поймете, что у нас
все-таки есть человек, занимающийся тем, о чем вы говорите. Его зовут Сайлас
Мак-Эндрю. Он работает на первом этаже. Вот номер его кабинета.
     Чей-то помощник  вручил  Харрису Файнштейну полоску бумаги.  Он вышел и
направился  по  невероятно  длинным коридорам  министерства,  таким длинным,
будто кто-то специально проектировал здание с целью запутать попавшего  сюда
посетителя.  Однако  Харрис  Файнштейн  был   настойчив.  Ему  потребовалось
двадцать пять минут, чтобы походить  мимо комнат, которые, как  он убедился,
не  имели  строгой  порядковой  нумерации,  и  отыскать  кабинет с  номером,
указанным на бумажке. Он постучал.
     - Войдите, - раздался несколько гундосый голос.
     Файнштейн  вошел. Это  была  маленькая комната  с  голой  электрической
лампочкой под потолком, бросавшей вокруг яркий желтый свет. Он увидел  груды
бумаг и картонных коробок,  наваленных друг на друга и возвышающихся кое-где
почти  на  двенадцать  футов.  Но  человека, пригласившего его войти, он  не
увидел.
     - Я  здесь,  - донесся голос из-за огромной картонной коробки, которая,
казалось, вот-вот  развалится  под напором больших конвертов  из  оберточной
бумаги. - Я Сайлас Мак-Эндрю.
     Файнштейн заглянул за коробку. Там, согнувшийся  над пишущей  машинкой,
сидел человек. Его пиджак был брошен на стол, узел галстука ослаблен, рукава
рубашки закатаны. Он был в очках с толстыми линзами. Человек улыбнулся.
     -  Мне  не положен секретарь, - сказал он и протянул руку.  У него было
хорошее рукопожатие -  не слишком сильное, но и не слишком слабое. Уверенное
рукопожатие, сопровождавшееся приятной улыбкой.
     -  Я Харрис Файнштейн. Полагаю, вы уже слышали обо мне от помощника, не
знаю, правда, чьего.
     -  О, -  ответил  молодой  человек  с честным  открытым лицом, - нет не
слышал.
     - А почему вы тогда сказали "О"?
     - Потому что я знаю, почему вы здесь. Садитесь.
     -  Слава  Богу,  - сказал  Файнштейн,  оглядываясь в  поисках  стула  и
устроившись, в  конце концов, на каком-то большом валуне. По  крайней  мере,
это выглядело как валун. Или отколотый от него кусок. Но он не был грязным.
     - О'кей, - произнес Файнштейн. - И что мы будем делать?
     - Ну, прежде всего скажите мне, почему вы здесь?