рмотал:
     - Расточительство. Какое расточительство.
     - Ты говоришь о  человеческой жизни? Наша смерть неизбежна. Но те, кого
мы любили, будут о нас помнить, - сказала однажды очаровательная юная миссис
Перривезер.
     -  Ерунда,   -   отрезал  ее   супруг.  -   Медь,  сталь.   Герметично,
водонепроницаемо. Да просто закопать их в землю. Пусть  сделают хоть немного
добра.
     - Ты всегда так чувствовал? - спросила она.
     -  Разумеется.  Какое  расточительство.  Так  запаковывать тела  -  это
просто... просто...
     - Бесполезно? Трогательно? - предположила она.
     - Эгоистично, - нашелся Валдрон.
     В  то время мать  Перривезера  еще была жива, и юная жена  спросила ее,
всегда ли Валдрон был таким.
     -  А  вы  заметили?  -  спросила  знатная  светская  дама  с  Северного
побережья.
     -  Ну,  когда он просит подать  к  обеду гнилые  фрукты, это трудно  не
заметить, мама. Могу я звать вас мамой?
     -  Я  рада, что, наконец, хоть  кто-то меня так  называет.  Да, Валдрон
часто делает такие вещи, которые кажутся людям необычными. Но позвольте  мне
заметить, что он ни в коей мере  не безумен. Мужчины рода Перривезеров часто
вели себя несколько странно. Но, я снова подчеркиваю это, они не безумны.
     Чудесным весенним днем  свекровь  сидела на своей веранде, выдававшейся
из скальной гряды, которая тянулась до серых волн Атлантики.
     - Мужчины из рода Перривезеров запечатывали себя в  бочонки и  в  таком
виде пытались  спуститься по  Амазонке. Один Перривезер  любил есть  жареных
летучих  мышей. Другой чувствовал себя  птицебогом инков, а  отец  Валдрона,
должна признаться, любил вымазаться клеем прежде, чем сделать "это".
     - Бедная вы женщина, - сказала жена.
     - Растворимый  в воде. Я настояла,  чтобы клей был  растворим в воде, -
сказала старшая миссис Перривезер.  -  Я  бы ни  за  что  не согласилась  на
эпоксидный клей.  Но вернемся к  более важным делам. Ни один из Перривезеров
никогда не был по-настоящему болен психически.
     - А что бы заставило вас назвать одного из них безумным?
     - Отказ  от своих  принципов.  Неумение жить  только интересом к  своим
деньгам. Вот  что было  бы  настоящим  помешательством,  моя  милая.  И  это
доказательство того, что Валдрон не безумен, ибо он никогда так не поступит.
     - Полагаю, бывают и худшие партии, - отвечала молодая жена.
     - Именно об этом я тебе и толкую, милочка.
     Молодой миссис Перривезер  пришлось пережить только один очень  тяжелый
момент в своей супружеской жизни, это произошло в ту ночь, когда, как сказал
доктор, зачатие было наиболее  вероятно. Валдрон  так взял жену, точно хотел
лишь улечься на нее. Но этого  оказалось  достаточно,  чтобы  забеременеть и
сохранить в потомстве имя Перривезеров.
     После рождения ребенка  Перривезер вообще перестал обращать внимание на
жену. Она жаловалась своей свекрови.
     - Он ведет себя так, будто я и не жена ему, - говорила она.
     - Правда состоит в том, что Валдрон и меня  не считает своей матерью, -
сказала старая женщина.
     - Я слышала, что дети иногда сомневаются в своем отце, но уж никак не в
матери. А кто, по его мнению, его настоящая мать?
     - Не знаю. Он никому об  этом  не говорит. Мы  показывали  ему записи в
больничных  регистрационных книгах. Привели к нему врача, принимавшего роды.
Получили клятвенные свидетельства от медсестер. И все же он так и не признал
меня своей мамочкой.
     - Может, это случилось потому, что его растила няня? - спросила молодая
женщина.
     - Всех Перривезеров растили няни. Я была такой же нежной и любящей, как
любая другая мать. Но он просто-напросто не желал называть меня мамой.
     - А вы знаете, как он называет меня? - спросила жена Валдрона.
     - Как?
     - Своей яйцекладущей.
     - Дорогая, - сказала ее свекровь, благожелательно кладя ладонь на плечо
молодой женщины. - Он никогда не изменит принципу.
     Валдрон  Перривезер  III  не  только  поддерживал  благосостояние  дома
Перривезеров,  но и  блестяще увеличил его,  выказав  такую  деловую хватку,
которую  трудно  ожидать   у  кого-либо,  кроме  лучших  выпускников   школы
менеджмента.  Он  стоял  выше  любых проявлений  милосердия  или  жалости. И
обладал необычайной способностью быстро умножать состояние.
     Он  никогда  не раскрывал своего  секрета, но многие подозревали,  что,
судя  по  некоторым  мелочам  и  намекам,  он  просто  терпеливо  дожидается
возможности подкормиться за счет несчастья других людей.
     Но никто даже  не догадывался, что, учась пользоваться своими деньгами,
Перривезер  стал одним из самых ловких убийц на планете.  И убивал он также,
как вкладывал деньги: бесстрастно, но весьма  умело и хитро. За деньги можно
было купить любые услуги, а разница между хирургом и головорезом лишь в том,
что  головорез больше  задумывается над тем, как раскроить кого-нибудь, и не
так скор на оправдания, если ему не удается этого сделать.
     Валдрон  быстро   понял,   что  с   наемными  убийцами  и  вооруженными
грабителями гораздо приятнее  иметь  дело, нежели  с  врачами. Хирург всегда
может свалить  вину за смерть пациента на  его кровяное  давление и все-таки
прислать счет  за неудачное  лечение. Но наемный убийца никогда не придет за
расчетом, если не выполнит задания.
     Таким   образом,  среди   представителей  преступного   мира   Валдрона
Перривезера III  понимали  гораздо  лучше,  чем  в  его родной семье или  на
Уолл-Стрит.
     И среди тех, кто понимал его,  был и некий Ансельмо "Босс"  Боссилони и
Мирон  Фельдман,  хотя  между  собой  они  называли  его  "тот   богатенький
паскудник".
     Асельмо и Мирон выглядели точно,  как два автомата для продажи сигарет,
только у автоматов нет  волос и, как утверждают некоторые, они более склонны
к  милосердию,   нежели  Ансельмо   и  Мирон.  Это  парочка  встретилась   в
исправительной  школе.  Мирон  оказался  лучшим  учеником.  Он  заправлял  в
мастерских   и   очень   быстро   научился   весьма   успешно   пользоваться
электродрелью.  Он  обнаружил,  что,  если  человеку  приставить к  коленной
чашечке сверло дрели, то легко можно договориться о чем угодно.
     Ансельмо  же главенствовал в гимнастическом зале и там понял, что, если
ему удастся прижать человека к земле, об остальном гораздо лучше позаботится
Мирон.  Так  они   стали  неразлучными  друзьями.  Ансельмо   считали  более
привлекательным внешне. Он напоминал монгольского яка.
     Когда эта  парочка впервые повстречалась  с Перривезером, они  работали
сборщиками у ростовщиков  Бруклина. Перривезер предложил им  больше  денег и
задал довольно странный  вопрос: крепкие  ли у  них желудки.  Такой  вопрос,
исходивший  от  элегантного  денди,  прозвучал бы гораздо необычнее, если бы
встреча их не произошла на  мусорной свалке,  где  Ансельмо и Мирон с трудом
могли дышать.  А  Перривезер продолжал беседу так, точно находился где-то на
пляже. Ансельмо и Мирон оставались там достаточно долго, пока им  не назвали
их первое задание, а потом ретировались, блюя и рыгая.
     Целью их была престарелая женщина,  жившая в  своем поместье в Беверли,
штат  Массачусетс.  Надо  было  переломать  ей  кости,  да  так,  чтобы  это
выглядело, как неудачное падение.
     Способ,  которым  им  велено  было  исполнить  поручение   Перривезера,
заставил  содрогнуться  даже бывалую  парочку,  но  оказалось, что  это  еще
пустяки  в сравнении с  тем, что последовало позднее.  Женщину  не надо было
убивать,  только переломать ей  кости. Стояло октябрьское утро, дом оказался
огромным, а вся мебель укрыта чехлами. С концом летнего сезона дом закрывали
на зиму, и женщина приняла их за грузчиков.
     Мирону и Ансельмо еще  никогда не приходилось нападать  на  престарелых
женщин, и поначалу они решили было пойти на попятный.
     -  Я  не стану  этим  заниматься,  - заверяли они друг друга.  А  потом
старуха  стала  распоряжаться  ими  точно собственными  слугами и у  каждого
нашелся в глубине души голосок, который соблазнял: "Сделай".
     Кости у нее оказались хрупкими, но эта часть задания и так не составила
бы  им  особого труда. Самым трудным было  оставить ее, живую, корчиться  на
полу под лестницей и просить о помощи.
     Перривезер явился как раз тогда, когда они уже собирались уходить.
     - Эй, а вас  тут быть не  должно было, - сказал Ансельмо.  -  Чего ради
было нанимать нас, если вы сами заявились.
     Перривезер не ответил. Он просто отсчитал им сто  стодолларовых бумажек
-  установленную  плату,  пошел в дом,  уселся  рядом  с  несчастной  старой
женщиной и принялся читать газету.
     - Валдрон - стонала женщина, - я ведь твоя мать.
     - Нет, - ответил Валдрон. - Моя настоящая мать  скоро будет  здесь. Так
что, пожалуйста, умирайте поскорее, чтобы она могла прибыть.
     Ансельмо  переглянулся с Мироном, и они оба недоуменно пожали  плечами,
покидая дом. Потом они прочли в газетах, что Перривезер прожил в доме  целую
неделю вместе с мертвым телом,  и только потом доставил его в больницу, что,
разумеется, не преминула отметить полиция.
     На допросе у коронера Перривезер показал, что жил в другом крыле дома и
просто не заметил  тела матери. Очевидно, она упала с  лестницы и переломала
себе кости, а слуги как раз в тот день покинули поместье, чтобы  приготовить
для  переезда дом во  Флориде, Перривезер  решил, что  мать уехала вместе  с
ними, и он остался один.
     - Разве  вы  не почувствовали запаха разлагающегося тела? - спросил его
обвинитель. -  Его можно было учуять за полмили  от дома.  Там черно было от
мух. Разве вы не поинтересовались, что эти проклятые мухи делают в доме?
     - Пожалуйста, не говорите "проклятые", - ответил Перривезер.
     Но   однако   же   дворецкий   и   другие    слуги   спасли   Валдрона,
засвидетельствовав, что у него весьма своеобразное обоняние. Точнее, судя по
их словам, вообще нет такового.
     -  Да  что  там,  у мистера  Перривезера  может  две недели  лежать  на
прикроватном столике гора гнилых  фруктов и вонять так, что горничную даже с
защипкой на носу не заставишь войти в комнату.
     И именно  столь  недавно отстраненная от его  особы  миссис  Перривезер
сообщила, что ее муж имеет особую склонность к мусорным свалкам.
     Кроме  того в  деле присутствовало свидетельское  показание, что некому
было  почувствовать  смрад   разлагающегося  тела,  так  как  кроме  мистера
Перривезера последними в доме  видели только  двух зверского вида грузчиков,
отбывших в белом "кадиллаке".
     Следствие признало несчастный случай. А обвинитель  посоветовал мистеру
Перривезеру привести в порядок свой нос.
     В  течение  последующих  лет   Ансельмо  и  Мирон  много  работали   на
Перривезера.  Они знали, что Перривезер нанимал и других, но точно не знали,
кого, а порой он жаловался на любителей. Кроме того, порой он говорил весьма
странные вещи. Ансельмо забыл, почему  зашел разговор об  их первом деле, но
слышал,  как Перривезер заметил, что его настоящая мать навестила  его через
день после того события.
     Оба решили, что  Перривезер - просто псих, но деньги он платил хорошие,
а  поручения его никогда не были опасными, Перривезер всегда  сам их заранее
тщательно планировал. Поэтому когда  он их вызвал и заявил, что надо украсть
для него  атомное устройство, недовольства не  было, тем более,  что на этот
раз Перривезер  согласился встретиться с ними  под открытым небом, на свежем
воздухе.
     Он бормотал что-то  о мести, и  они еще  никогда  не видели его в такой
ярости.
     По  его план как всегда был хорош. Перривезер  показал  им  изображение
атомного устройства, дал все пароли и опознавательные знаки.
     - А эта штука не радио-как-это-там? - спросил Ансельмо.
     Он читал о таких вещах.
     - Радиоактивна,  - ответил Перривезер. - Но вам не долго придется иметь
с ней  дело.  Вы  только передадите  ее вот этим двум людям.  Он  показал им
фотографию  молодой женщины с пустым выражением лица  и молодого человека  с
отсутствующим взглядом.
     -  Это  Мусвассеры. Они установят  взрывное  устройство. Передайте  им,
чтобы на этот раз  не старались  пронести его  за ворота. Оно не обязательно
должно  быть внутри.  В  этом  и прелесть  атомного  оружия, вам  достаточно
находиться в миле  или около того  от вашей цели.  Однако же  я настаиваю на
одной  вещи,  передайте,  я  велел  им  непременно  убедиться,  что эти двое
находятся в лаборатории перед тем, как взрывать устройство.
     Валдрон показал своим  наемникам  фотографии  двух  мужчин, один из них
носил кимоно, другой был худой белый парень с широкими запястьями.
     - Я хочу, чтобы они были мертвы, - сказал Перривезер.
     - А как эти двое  смогут убедиться, что ваша парочка  внутри? - спросил
Мирон.
     -   Не  знаю.  Это   вы   сами  сделаете.   И   сообщите,  когда  точно
удостоверитесь. Я уже устал иметь дело с любителями.
     - Мистер Перривезер, а могу я задать вам один частный вопрос? - спросил
Ансельмо, осмелившись воспользоваться той близостью, право на которую как бы
давали долгие годы успешного делового сотрудничества.
     - Что такое?
     - Почему вы вообще используете любителей?
     - Порой просто нет выбора, Ансельмо.
     - Ясно, - ответил Ансельмо.
     -  Именно  поэтому  мне  так  нравится иметь  дело  с вами,  -  заметил
Перривезер. - Только одно мне в вас не нравится.
     - Что же это?
     - У вас обоих чудесные волосы. Только почему вы их так часто моете?
     - Вы хотите сказать, что это лишает их естественности и живости?
     - Нет. Лишает питания, - ответил Перривезер.

     Как  и   всегда  Ансельмо  и  Мирон  убедились,  что  план  Перривезера
совершенен.  Они безо всякого  труда,  легко  проникли  в хранилище  атомных
устройств и  покинули его с двумя пакетами: в одном находилась сама бомба, в
другом - часовой детонатор.
     С Натаном и  Глорией  Мусвассер они встретились в  пригородном доме под
Вашингтоном. Дом принадлежал отцу Натана. Хорошо оштукатуренные  стены  были
заклеены освободительными  плакатами. Они призывали освобождать  угнетенных,
спасать животных. И особый плакат призывал освобождать черных.
     Очевидно,  этот  призыв уже  осуществили,  так  как  вся  местность  по
соседству была свободна от черных.
     - Вы  бы поосторожнее с этой штукой, - предупредил Ансельмо. - И  вы не
должны ее взрывать, пока те двое ребят не будут в лаборатории.
     - Какие двое ребят? - спросила Глория.
     Ансельмо показал им фотографию уроженца Востока и белого.
     - А как мы узнаем, что они там?
     - Мы вам сообщим.
     - Хорошо. Кажется, это просто. И довольно ясно,  -  сказала Глория. - А
теперь самое важное. Кто возьмет на себя ответственность?
     -  Никакой  ответственности.  Мы  так  не  работаем.  Но ведь  нам  уже
заплатили.
     - Минутку. Мы собираемся уделать эту лабораторию, там две сотни человек
да  еще  окрестности, добавьте еще десять-пятнадцать тысяч человек... Натан,
помни, нам обязательно надо  попытаться  придумать  какой-то способ  вывести
домашних животных  из опасной зоны, может, удастся. Собственно, речь  идет о
пятнадцати тысячах человек. А может, и о двадцати.
     Ансельмо  содрогнулся,  представив  себе  будущий урожай смертей.  Даже
тугие мозги Мирона отметили некое мерцание грядущего ужаса.
     - Поэтому мы хотим  знать, - продолжала Глория,  - какую долю вы берете
себе.
     - Нам заплатили.
     - Я говорю об ответственности за взрыв бомбы.
     - Чего? - хором спросили эти двое.
     -  Ответственность. У нас тут будет  тысяч двадцать убитых. Кто возьмет
на себя ответственность за это?
     - Вы хотите сказать - вину?
     -  Это отсталый взгляд.  Я  говорю  об ответственности за революционный
подвиг. Известность.
     -  Если не возражаешь, девуня, можешь всю ответственность взять себе, -
ответил Ансельмо.
     - Мы можем взамен предложить вам кое-что. Например, мы заявим,  что  вы
нам   помогали.  Но   главное   дело  -  наше.  СОВ  берет  на  себя  полную
ответственность за этот акт.
     - Девуня, о нас не стоит даже упоминать.
     - Вы уверены?  Мы тут можем получить целых двадцать тысяч  убитых. И вы
совсем не хотите быть причастными к такому событию?
     -  Нет,  нет.  Тут все в порядке, - ответил Мирон. - Собственно, о  нас
вообще не упоминайте. Нигде. И никогда. Ни в коем случае.
     - Это так  бескорыстно  с вашей стороны, - заявила Глория. - Натан, мне
нравятся эти люди.
     - Но тогда почему они  вообще это делают? - спросил Натан. Он посмотрел
на Ансельмо. - Если вы  не  хотите взять на себя  ответственность, зачем вам
было красть бомбу? К чему такие хлопоты?
     - Малыш, нам заплатили, - ответил Ансельмо.
     - Вы это делаете ради денег?
     - Чертовски верное замечание.
     -  Чего ради так напрягаться ради  денег? Я хочу  сказать,  а  где ваши
папы? - спросил Натан.
     Мирон и Ансельмо переглянулись.
     - Натан имеет в виду, что вы могли бы взять деньги у ваших родителей, -
пояснила Глория.
     - Ну, вы не знаете наших папочек, - ответил Мирон.
     - Неважно. Вы совершенно уверены, что не хотели бы такого заявления "им
помогали", а потом ваши имена?
     - Нет. Мы ничего не хотим, - подтвердил Мирон.
     -  И  уж позаботьтесь,  -  добавил  Ансельмо,  -  чтобы  эта  штука  не
взорвалась, пока мы вам не скажем, идет?
     - Возможно, мы не совсем понимаем ваши побуждения,  но я хочу, чтобы вы
знали:  я  солидарен с вами. Мы  все  участвуем  в  общей борьбе, - произнес
Натан.
     - Конечно. Только не взрывайте эту штуку, пока мы не скажем.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

     - Мы снова должны сидеть в этой мышиной клетке? - спросил Чиун.
     -  Прости,  папочка, -  ответил Римо. - Но  мы должны остаться, пока не
выясним, что происходит в этих лабораториях.
     -  Как  легко  ты это  говоришь, жирное белое создание. На  твоем  теле
наросло  столько жира, что тебе удобно спится даже на жестком полу. Но  я? Я
так нежен. Мое хрупкое тело требует настоящего отдыха.
     - Ты так же хрупок, как гранит, - отозвался Римо.
     - Не волнуйтесь, Чиун, - сказала Дара Вортингтон.
     - Вам известно, что  я обречен всю жизнь провести с ним, и вы советуете
мне не волноваться? - спросил Чиун.
     -  Нет,  дело в  том,  что в  лабораторном комплексе у нас  есть  жилые
комнаты.  Я  велю приготовить  одну из них для вас. Это настоящая спальня. И
для вас тоже найдется, - добавила она, обращаясь к Римо.
     - Настоящая спальня? - переспросил Чиун и Дара кивнула.
     - С телевизором?
     - Да.
     -  А  там  будут  одни   из  этих  машин,   что  играют   с  пленок?  -
поинтересовался Чиун.
     - Собственно говоря, да.
     -  А  не  могли  бы  вы  раздобыть  запись  шоу-спектакля  "Пока  Земля
вертится?" - спросил Чиун.
     - Боюсь, что нет, - ответила Дара. - Это шоу не идет уже лет десять.
     - Дикари, - заворчал  Чиун по-корейски, обращаясь к Римо. - Вы,  белые,
все дикари и обыватели.
     - Она делает все, что может, Чиун, - тоже по-корейски  ответил  Римо. -
Почему бы тебе просто-напросто не оставить всех в покое хоть ненадолго?
     Чиун выпрямился в полный рост.
     -  Презренные  слева  ты  говоришь,  даже  в  твоих  устах  они  звучат
омерзительно, - сказал он по-корейски.
     - Я не думал, что уж настолько плохо, - отозвался Римо.
     - Я не стану говорить с тобой, пока ты не попросишь извинения.
     - Скорее ад замерзнет, - ответствовал Римо.
     - Что это за язык? - спросила Дара. - О чем вы говорите?
     - Это был настоящий  язык,  - ответил Чиун. - А не то собачье тявканье,
которое называют языком в этой гнусной стране.
     - Просто Чиун поблагодарил вас за предложенную спальню, - пояснил Римо.
     - Всегда рада помочь, доктор Чиун, - сказала Дара, широко улыбаясь.
     Чиун снова по-корейски проворчал.
     - Эта  женщина слишком  глупа даже для  того,  чтобы почувствовать себя
оскорбленной. Как и все белые.
     - Ты