ел
опечаленным.  Состояние  печали  характерно  для  того, кто теряет друга или
понуждает его расстаться с жизнью. Ему говорили о таких друзьях --  их  было
много  у  древних  греков.  Мистер  Гордонс не совсем четко представлял себе
смысл понятия "друг", но если друг  не  хочет  вас  потерять,  то  разве  не
логично  предположить,  что  он  должен помочь вам выжить? Да, решил он, это
было бы вполне логично. Эта мысль была интеллектуально творческой, и  мистер
Гордонс   порадовался  своим  успехам:  он  явно  прогрессирует.  Творческий
интеллект является средством выживания, а выживание -- это ведь самое важное
на свете. Друг тоже пригодился бы для выживания.  Надо  будет  завести  себе
друга. Но это потом.
     Сейчас  надо  внимательно  изучить  эту  голову.  Электронные  системы,
заполняющие  его  похожую  на  человеческое  тело   оболочку,   выдали   ему
изображение человека, имя которого с высокой степенью вероятности было Римо.
Высокие скулы. У этой головы скулы тоже выступают. Глубокосидящие темнокарие
глаза. Мистер Гордонс протянул руку и поднял веко. Да, глаза, действительно,
темно-карие  и, похоже, сидят глубоко в глазницах. Правда, его палец ощутил,
что кости глазниц повреждены, так что полной уверенности быть не могло.
     Пробегая пальцами по мягкому  лицевому  покрову  лежащей  меж  его  ног
остывшей  головы,  мистер  Гордонс  сравнивал  показания  своих  сенсоров  с
имевшимся в  его  электронной  памяти  анализом  изображения  Римо.  Никакой
разницы  он  не  находил.  Все  данные  обмеров,  которые производили пальцы
Гордонса, полностью  совпадали  с  данными,  которые  были  заложены  в  его
механический  мозг  во  время  контактов  с  тем, чье имя с высокой степенью
вероятности было Римо.
     Со щек пальцы мистера Гордонса переместились к ушам.  Они  были  сильно
повреждены.  Римо,  должно  быть,  отчаянно  сопротивлялся,  перед  тем  как
умереть. Возможно, что ему пришлось схватиться с тем  желтокожим  человеком,
чье  имя с высокой степенью вероятности Чиун. Мистер Гордонс пожалел, что не
видел этого поединка. Видимо, это было стоящее зрелище.
     Во время их первой встречи  Римо  нанес  повреждения  Гордонсу,  и  тот
сперва  даже  предположил,  что Римо тоже андроид. Теперь он считал иначе. В
конце концов, вот перед ним голова этого Римо. Одним глазом она невидяще, не
мигая, вперилась в Гордонса; другой глаз оставался плотно закрытым.
     Мистер Гордонс ощупал те места, где  на  ушах  у  людей  обычно  бывают
мочки.
     Уши  были  окровавлены,  изуродованы  и  обрезаны.  Кому  и  зачем  это
понадобилось?  Нанесенный  в  нос  удар  мог  бы  быть  смертельным.  Удары,
сломавшие  кости глазниц, тоже могли быть смертельными. Удары по мочкам ушей
не могут быть смертельными.  Такие  удары  могут  иметь  единственной  целью
обезображивание  трупа.  Стал  бы  старик, который выглядел таким печальным,
обезображивать голову того, чье имя  с  высокой  степенью  вероятности  было
Римо?
     "Нет.  Они  были  друзьями.  У  меня, -- мечтал мистер Гордонс, -- тоже
когда-нибудь будет друг. Разве стал бы я уродовать уши  своего  друга?  Нет.
Может быть, уши Римо обезобразил кто-то другой? -- Мистер Гордонс на секунду
задумался  над  таким  вариантом. -- Нет. Никто другой сделать этого не мог.
Его не смог бы убить никто, кроме того желтокожего старика. Только он.
     Почему же тогда изуродованы уши?"
     Мистер  Гордонс  использовал   все   возможности   своего   творческого
интеллекта,  пытаясь  решить  эту  проблему.  Ответа  на  этот  вопрос он не
находил. Возможно, здесь кроется какая-то опасность? Угроза  его  выживанию?
Надо  подумать  над  этим  еще.  Больше  исследований. Больше данных. Больше
интеллекта.
     Он подсунул два пальца под нижнюю часть правого уха, помял раздавленное
в кашицу мясо и нащупал что-то инородное. Это  "что-то"  имело  отличные  от
общей  массы  удельный вес, массу и плотность. Это "что-то", извлеченное им,
оказалось кусочком кожи. Он осторожно исследовал его пальцами. На  ощупь  он
не  отличался  от  остальной  кожи  головы. Поднеся его поближе к зрительным
сенсорам, он подсчитал количество пор на квадратном миллиметре этого кусочка
кожи, потом, нагнувшись к  голове,  произвел  аналогичные  подсчеты  в  трех
разных, выбранных наугад, местах на кожном покрове головы. Анализ полученных
данных  указывал  на то, что этот кусочек кожи был частью уха на той голове,
которая лежала у него между ног. Степень вероятности была весьма высокой.
     Мистер Гордонс тщательно обследовал ухо, стараясь  отыскать  то  место,
где  был  раньше  этот кусочек кожи. Ему повезло -- в одном месте он заметил
часть уха, очертания которой напоминали букву "V". Лоскут кожи  в  его  руке
имел  те  же  самые  очертания.  Мистер  Гордонс  стал  искать место на ухе,
очертания которого совпадали бы с конфигурацией лоскутка кожи.  Он  приложил
туда лоскуток, но если верхняя часть петли совпадала с ухом, то нижняя часть
повисла  в  воздухе.  Там  было  пустое  место.  Три  с половиной миллиметра
пустоты. Значит, ухо было укорочено, часть его была удалена. Он пригляделся.
Да, здесь должна была  быть  мочка.  Но  у  того,  кто  с  высокой  степенью
вероятности назывался Римо, на ушах мочек почти не было!
     Значит,  эта  голова  не  принадлежала  тому,  кого  с высокой степенью
вероятности можно было считать Римо!
     Вывод был логичным. Взглянув снова на голову, он попытался  распознать,
кому  же  она принадлежала, но у него ничего не вышло: он такого человека не
знал. Это, однако, было не важно; важно было лишь то, что эта голова не была
головой Римо.
     Следовательно, желтокожий старик  пытался  его  обмануть.  Когда-то  он
заявил,  что  не  будет  угрожать  выживанию  мистера  Гордонса,  но на деле
поступил как раз наоборот, и теперь он  тоже  должен  умерен.  Да,  человек,
которого с высокой степенью вероятности можно считать Чиуном, должен умереть
--  так  же,  как  и  человек, которого с высокой степенью вероятности можно
считать Римо. Мистер Гордонс позаботится об этом.
     Но на очереди и другие дела. Он должен разбросать, как  обещал,  деньги
над городом.
     И найти себе друга.

     ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

     -- Если вы станете моим другом, я угощу вас выпивкой. Согласны?
     Пилот   реактивного   лайнера   компании  "Пан-америкэн"  с  изумлением
воззрился на человека с невыразительной внешностью, стоявшего  перед  ним  с
большой картонной коробкой в руках.
     Капитан  Фред  Барнсуэлл собирался на свидание. Новая стюардесса весьма
прозрачно намекнула, что  он  ей  небезразличен.  Закончив  отчет  о  рейсе,
Барнсуэлл  закрыл  за  собой  дверь  офиса и направлялся домой на Манхеттен:
предстоял интимный ужин...
     Короче говоря, у  него  не  было  ни  желания,  ни  времени  на  пустые
разговоры  с  любителями  гражданской  авиации,  тем более -- с незнакомым и
немолодым мужчиной.
     -- Конечно, приятель, конечно. Я твой друг на всю жизнь.
     Невыразительный мужчина благодарно улыбнулся, но не сдвинулся с  места,
загораживая капитану Барнсуэллу дорогу в узком коридорчике, соединяющем офис
с главным терминалом аэропорта Кеннеди неподалеку от Нью-Йорка.
     --  О'кей,  приятель?  -- улыбнулся ему Барнсуэлл. Он уже опаздывал. --
Говори скорее, что ты хочешь.
     -- Хорошо, -- сказал мужчина. -- Поскольку вы теперь мой друг,  я  могу
обратиться к вам с просьбой об одолжении. Правильно?
     "Ну  вот,  начинается",  --  подумал Барнсуэлл. Опять к нему привязался
очередной забулдыга. Ну отчего они все время лезут к нему? Выражение лица  у
него такое, что ли?
     --  Конечно,  дружок,  --  сказал  он, однако опуская руку в карман. --
Сколько вам надо? Двадцать пять центов? Доллар?
     -- Мне нужен ваш самолет.
     -- Что?! -- воскликнул Барнсуэлл, прикидывая,  не  позвать  ли  стражей
порядка.
     -- Ваш самолет. Если об этом просит друг, то не так уж это, наверное, и
много?
     -- Послушай, парень, я не знаю, что ты задумал, но...
     -- Так вы не дадите мне свой самолет? Значит, вы мне не друг. -- Улыбка
сошла с его лица. -- Другу должно быть небезразлично мое выживание.
     --   Ну  все,  хватит!  Тебе  лучше  убраться  отсюда,  пока  не  нажил
неприятностей.
     -- Как вы думаете, найдется ли другой пилот, который захотел  бы  стать
моим другом и одолжил бы мне самолет?
     "И  чего  я с ним волынюсь? Наверное, я слишком снисходителен к людям",
-- подумал Барнсуэлл, но все же начал терпеливо объяснять:
     --  Послушай,  друг,  ведь  это  не  наши  собственные  самолеты.   Они
принадлежат  авиакомпании, а мы просто работаем на нее. Я, например, не могу
одолжить тебе самолет потому, что у меня просто нет своего самолета.
     На лице мужчины вновь появилась улыбка.
     -- Так, значит, вы все-таки мне друг?
     -- Да, -- сказал Барнсуэлл.
     -- А есть такие люди, которые имеют собственные самолеты?
     -- Конечно, частные пилоты. Маленькие самолеты видел? Почти все  они  в
частной собственности.
     --  А  захочет  кто-нибудь  из  них  стать  моим другом? Можно иметь не
одного, а двух друзей? Или еще больше?
     -- Конечно, конечно, можно. Кто сможет тебе отказать? -- Какую шикарную
историю расскажет сегодня Барнсуэлл стюардессочке перед тем, как снять с нее
трусики!
     -- Вы -- настоящий друг, --  сказал  с  улыбкой  мужчина.  --  Вот  вам
миллион долларов. Теперь мы друзья.
     Он  опустил  на  пол  картонную  коробку и открыл ее. Она была до краев
наполнена стодолларовыми банкнотами.
     "Здесь миллионы, если не  миллиарды,  --  подумал  Барнсуэлл.  --  Они,
разумеется,  фальшивые.  Мало  в  каком  банке  найдется столько наличности,
сколько этот псих таскает в картонной коробке".
     -- Ладно, ладно, приятель, -- сказал Барнсуэлл, -- мне не нужны деньги,
чтобы быть твоим другом. А, собственно, откуда они у тебя?
     -- Я их сделал.
     -- Сделал в смысле "заработал" или сделал в смысле "изготовил"?
     -- В смысле "изготовил", друг.
     -- Думаю, приятель, тебе лучше самому передать все это властям.
     -- Почему, друг?
     -- Они будут с тобой  не  так  суровы,  если  ты  явишься  с  повинной.
Правительство не любит, когда кто-то сам печатает деньги вместо него.
     -- И меня арестуют?
     -- Ну, может быть, не сразу, но им наверняка захочется тебя допросить.
     -- И вы советуете мне это сделать? -- спросил улыбающийся мужчина.
     -- Советую, дружок. Лучше пойти и во всем признаться.
     --  Нет,  вы -- не настоящий друг, -- сказал мужчина с улыбчивым лицом,
который вдруг перестал улыбаться.  Его  правая  рука  со  свистом  прорезала
воздух  и  соприкоснулась  с головой Барнсуэлла, отчего проломилась височная
кость, и капитан Барнсуэлл без промедления отправился  в  рай  для  пилотов,
полный очаровательных стюардесс.
     Мистер  Гордонс посмотрел на распростертое перед ним тело, не испытывая
никаких эмоций, кроме недоумения. В какой момент и почему  их  дружба  вдруг
прекратилась?
     Следующим,  кого  он  встретил, был небольшого роста жилистый мужчина с
испорченными зубами и выцветшей под  солнцем  всех  широт  пилоткой.  Хозяин
старенького ДС-4 с удовольствием согласился подружиться с мистером Гордонсом
и  не  стал  советовать  передать  деньги властям. Правда, предварительно он
убедился, что в коробке полно денег и что если даже они и фальшивые, -- а  у
него  имелся  кое-какой  опыт  с перевозкой фальшивых денег, -- то это самые
лучшие фальшивки из всех, какие он когда-либо видел.
     Ну, конечно, он с удовольствием прокатит господина на  своем  самолете.
Чего не сделаешь для друга! Деньги вперед. Две тысячи долларов.
     Когда  они  взлетели,  мистер Гордонс поинтересовался, какой из районов
города населен наиболее густо.
     -- Гарлем, -- сказал пилот.  --  Они  там  плодятся,  как  кролики.  Не
успеешь оглянуться -- хоп! -- еще один зверек.
     --  Нет, -- сказал Гордонс. -- Мне нужен район, населенный людьми, а не
кроликами. Я сожалею, что высказался недостаточно ясно.
     -- Все абсолютно ясно, приятель,  --  сказал  пилот  сидящему  рядом  в
кресле  второго  пилота  мистеру Гордонсу.-- Следующая станция -- угол 125-й
улицы и Ленокс-авеню!
     На подлете к Гарлему пилот  поинтересовался,  почему  у  его  пассажира
возникло желание поглядеть с воздуха на этот район.
     -- Потому что я хочу раздать деньги тем, кто живет там.
     -- Ничего путного из этого не выйдет, -- сказал пилот.
     -- Почему?
     --  Да  потому, что они понакупят новых "кадиллаков" и зеленых замшевых
ботинок и дело с концом. И плакали твои денежки.
     -- Я должен. Я обещал. Прошу вас, друг, опуститесь пониже  и  пролетите
на  малой  высоте  над  Гарлемом  --  кроличьим  заповедником,  как  вы  его
называете.
     -- Будет сделано, приятель.
     Пилот увидел, что мистер Гордонс поднял коробку и направился  к  правой
двери  дряхлого  самолета,  построенного  лет двадцать пять назад. Если этот
чокнутый откроет дверь, то может статься, что не деньги, а он сам упадет  на
Гарлем.
     Мистер  Гордонс  распахнул дверь. Пилот почувствовал, как упругая струя
воздуха ворвалась в самолет и заметалась  по  салону.  Он  повернул  самолет
правее,  а затем заложил крутой вираж через левое крыло. Сила инерции должна
выбросить пассажира из дверного проема за борт самолета.
     Но ничего не  произошло.  Пассажир  по-прежнему  стоял  перед  открытой
дверью.  Примостив  рядом  с собой картонную коробку, он нагнулся и принялся
пригоршнями выбрасывать за борт банкноты.  Покосившись  через  плечо,  пилот
увидел,  как  подхваченные  воздушными  потоками  бумажки  скользнули  вдоль
фюзеляжа, а затем начали рассеиваться по сторонам  и  заплясали,  постепенно
снижаясь, в небе предрассветного Гарлема.
     Пилот  еще  раз  повторил маневр, надеясь сбить своего нового "друга" с
ног, но тот как ни в чем не бывало продолжал утреннюю раздачу денег.
     Снова и снова повторял пилот свои попытки, но мистер Гордонс стоял,  не
меняя позы, у двери и разбрасывал деньги. Наконец коробка опустела.
     Оставив  дверь  открытой,  пассажир  вернулся в пилотскую кабину. Пилот
смотрел на него с благоговейным страхом.
     -- Сколько же денег ты расшвырял? -- спросил он, изо всех сил  стараясь
выглядеть беззаботно.
     -- Один миллиард долларов.
     -- Надеюсь, дружище, ты оставил кое-что и для меня?
     --  Вы  -- не мой дружище, а я-не ваш. Вы пытались сделать так, чтобы я
выпал из самолета, и тем самым причинить мне вред. Следовательно, вы мне  не
Друг.
     --  Друг,  друг! Я -- твой друг! -- завопил пилот, когда мистер Гордонс
стащил его с кресла и поволок к открытой двери. -- Ты  не  умеешь  управлять
самолетом!  Ты  разобьешься!  -- крикнул он, вылетая из открытой двери, и, в
отличие от денежных банкнот, полетел к земле напрямую.
     Самолет слегка клюнул, Гордонс быстро вернулся  в  кабину  и  уселся  в
кресло  пилота.  Почему считают, что вести самолет трудно? Все очень просто,
чисто механически. Во всяком случае это выглядело именно так, когда он повел
самолет  обратно  к  аэропорту  Кеннеди.  Правда,  он  ничего  не  знал   об
авиационных  правилах  и, проигнорировав доносившиеся из наушников тревожные
крики авиадиспетчеров, без заходов приземлился на главной взлетно-посадочной
полосе  и  подрулил  к  одному  из  терминалов.  В  него  чуть  не  врезался
приземлившийся  на  той  же  полосе огромный "Джамбо-джет", который пронесся
рядом, подняв такую воздушную волну, что самолетик  Гордонса  чуть  было  не
потерял управление. Гордонс слышал, как кто-то кричал в наушниках:
     --  Боже,  что  случилось  с  этим ДС-4? Герман, чтоб ты провалился, ты
поплатишься своими правами!
     Мистер Гордонс понял, что сделал что-то не так, и теперь власти захотят
рассчитаться с ним. К приземлившемуся самолету подбежали какие-то люди. Это,
видимо, были особого рода полицейские, потому что на них была  синяя  форма,
островерхие  фуражки  и  бляхи.  Внимательно  присмотревшись  к  деталям, он
заложил данные в свой электронный мозг и оглядел салон, приспособленный  под
перевозку  грузов  --  немногие оставшиеся кресла были обтянуты грубым синим
сукном.
     Когда трое полицейских поднялись на борт самолета, там никого не  было.
Они самым тщательным образом обыскали самолет, не поленившись даже заглянуть
под   кресла   с   рваной  обивкой.  Позднее  к  ним  присоединились  другие
полицейские, в штатском, но никто не обратил внимание на то, что полицейских
в синей форме стало не трое, а четверо.  А  немного  позже  мистер  Гордонс,
трансформировавший  синюю  форму  полицейского в синий же двубортный костюм,
преспокойно вышел через главный вход аэропорта на улицу.
     Придется написать еще одно письмо, в котором  он  потребует  не  только
голову  Римо,  но  и  голову того, кого с высокой степенью вероятности зовут
Чиуном. Если этих людей оставить в живых, то не известно, сможет ли  он  сам
выжить   в   Америке.   Надо   придумать   такую  угрозу,  которая  заставит
правительство выполнить его  требование.  Для  этого  потребуется  весь  его
интеллектуальный потенциал.
     И  это хорошо. По крайней мере, его компьютеры переключатся, наконец, с
неотвязно преследующего его вопроса: почему у него  не  ладится  с  дружбой?
Может быть, некоторым просто не суждено иметь друзей?

     ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

     -- Наша хитрость не сработала, Чиун, -- сказал Римо, развернув вечерний
выпуск газеты.
     Через   всю  первую  страницу  шел  заголовок,  напечатанный  огромными
буквами, будто бы речь шла о конце света:
     "ГАРЛЕМ ЗАСЫПАН ДЕНЬГАМИ".
     В статье рассказывалось о том, как на улицах  Гарлема  ночью  появились
груды  денег.  Здесь  же  была помещена фотография с изображением нескольких
стодолларовых  банкнот.  Пока  фотокорреспондент  этой  газеты  добрался  до
Гарлема,  на  улицах  не  осталось  уже  ни одной купюры, однако, заглянув в
винный магазин, он получил  возможность  сфотографировать  целую  кучу  этих
банкнот. Образцы банкнот были внимательно изучены двумя управляющими банков,
которые подтвердили, что они настоящие.
     Автор  статьи  пришел  к  выводу: на улицы Гарлема был выброшен, по его
прикидке, миллиард долларов, и за этим кроется некий заговор, коварный  трюк
властных  структур, рассчитанный на то, чтобы отвлечь черных от борьбы за их
справедливые требования.
     Само появление статьи подавалось как результат достойных похвалы усилий
работников редакции их настойчивости и профессионализма.
     Заметка появилась уже через два часа после того,  как  стало  известно,
что  "в  Гарлеме  какая-то  заварушка". В течение этих двух часов в редакции
работали  над  разоблачительным  материалом,  который  должен  был  по  идее
потрясти  читателя  своим  драматизмом.  Сообщалось,  что в Гарлеме началась
всеобщая забастовка, что никто не вышел  на  работу  и  что,  хотя  никакого
специального  заявления  пока не сделано, однако всем ясно, что акция хорошо
организована  и  является,  по  сути  дела,  выражением  массового  протеста
чернокожего  населения  против  расовых предрассудков и дискриминации и всех
форм показного либерализма Когда оказалось, что подоплекой гарлемской  смуты
были  неизвестно как очутившиеся на улицах этого района кучи бумажных денег,
редактор смахнул в ящик стола все то, что было  написано  и  подготовлено  к
печати  на  тему "всеобщая забастовка в Гарлеме". Ничего, это еще очень даже
может пригодиться в другой раз.
     Представители  Казначейства,  когда  их  прямо  спросили  о  гарлемских
деньгах,  ответили, что они изучают этот вопрос и пока не готовы ответить на
него
     -- Мы атакуем, -- сказал Чиун
     -- Я был почти уверен, что наша хитрость сработает и  он  поверит,  что
это -- моя голова, -- сказал Римо.
     --  Я  думаю,  он  обнаружил  внутри черепа какое-то содержимое и сразу
догадался, что это голова принадлежит не тебе,-- хихикнул Чиун.--  Итак,  мы
атак