ец Винни Палумбо, ты тоже  не  особенно по  нему тоскуешь,
потому что последний раз видел его  восемнадцать лет  назад, когда он  огрел
тебя по голове обрезком трубы во время очередного скандала.
     Если ты Вилли Палумбо, по прозвищу "Сантехник", то тоже держишь язык за
зубами насчет пропажи братишки, потому что отлично знаешь, куда он делся.
     Ну, а если ты Винни-Скала, ты и подавно помалкиваешь, потому что замерз
в  кабине  грузовика  компании  "Океанский транспорт".  Тело  превратилось в
камень, глаза - как льдинки в белом заледенелом черепе.
     А намечалось хорошее дельце. Брат сказал:
     - На пару кварталов отгонишь грузовик - получишь двести долларов.
     А ты отвечал:
     - Меня не обманешь, Вилли-Сантехник. Сколько ты отстегнешь себе?
     -  Ладно,  Винни,  -  сказал  Вилли-Сантехник,  закашлявшись  от   дыма
сигареты. - Как никак ты мне брат родной, пусть будет триста долларов.
     - Пятьсот.
     - Пятьсот. Столько и велели тебе заплатить.
     - Деньги вперед.
     - Сто вперед, четыреста - потом, О'кей? Права у тебя с собой?
     - С собой, но я с места не двинусь, пока не получу три сотни.
     - О'кей. Ведь ты же мне брат родной. Двести пятьдесят. Любому другому я
отказал бы.
     И вот ты, Винсент-Скала  Палумбо, жарким августовским утром  подал свой
грузовик  к двадцать  седьмому  причалу,  в четыре  дня  на  тебя  навьючили
контейнер "Океанского транспорта" и ты не спеша отъехал. Ты заметил за собою
"хвост"  - несколько легковых машин, да  еще грузовичок с  надписью "Горячие
сосиски".
     А еще ты заметил патрульные машины местных фараонов,  в них сидели люди
в штатском, но ты ехал, не снижая скорости, за машиной, что шла перед тобой,
- в ней сидел твой братишка. Ты доехал  за ней  до  склада,  а там  на твоем
грузовике сменяли эмблему, и вот это уже машина компании  "Транспорт Челси".
И за тобой больше нет "хвоста".
     Ты  подождал  темноты,  а  потам  двинулся  в  путь  с  тремя   другими
грузовиками,  на этот  раз впереди ехал не брат,  а кто-то другой. Когда  ты
доехал  до  Нью-Джерси  Тернпайк,   идущая   впереди   машина   дала  сигнал
поворачивать  в   новый  Промышленный  парк  Гудзона:  два  каких-то  здания
посредине болота. Тебе велели съехать по  пандусу вниз и ждать.  Велено было
не  брать  оружия, и  поэтому  ты прихватил два  пистолета:  один,  тридцать
восьмого калибра, спрятал в  отделение для перчаток, а второй, сорок пятого,
- под сиденье.
     Ты лихо  завел  грузовик  в  угол  квадратного  подземного помещения  с
металлическими стенами и массой непонятных  труб. Другие водители  поставили
свои грузовики рядом с твоим, так что вы оказались  бок  о бок  в одной яме,
выстланной металлом. Вам велели не выходить из кабин.
     Ты достал на  всякий случай пистолет сорок пятого калибра.  Увидел, как
шофер  рядом тоже  потянулся  за чем-то. Позади  тяжелые металлические двери
перекрыли въезд. Небо закрыла опустившаяся крыша. Вам велено было оставаться
на   местах,  и   ты  подчинился,   только  вышел  из  кабины  поболтать   с
шофером-соседом. Он сказал, что ему обещали шестьсот долларов. Ты выругался,
вспомнив о сукине сыне, Вилли-Сантехнике, единородном брате.
     Темно, освещения нет. Быстро кончились  спички.  Один из парней включил
карманный фонарик. Ты поискал  в машине  - фонарика не оказалось. Поблизости
его не купишь, а хозяева машины ими не снабжают.
     Водитель  соседней  машины  предложил   вскрыть  один  из  контейнеров,
дескать, может, там выпивка найдется. Ты  отказался, потому  что с минуты на
минуту  за вами  должны  были  прийти.  А кому  охота из-за десятидолларовой
бутылки терять несколько сотен зеленых?
     Сосед сказал, что  выпивка не помешала  бы - становилось холодно. Одеты
все были  легко, а подморозило не на шутку. Один шофер  принялся колотить по
дверям, перекрывшим выезд. Он вопил, чтобы  его выпустили. Вдруг стало не по
себе. А что если они не выпустят нас отсюда?
     Не может быть. У тебя же  товар. К тому же, ты вооружен. Если им  нужен
товар, так или иначе придется вернуться сюда.
     Ты  начинаешь отбивать ногами чечетку, бить  себя по бокам  и, наконец,
понимаешь, что оказался в холодильнике!
     Один  парень предложил начать пальбу - тогда  их выпустят, но  тот, кто
стоял  подальше,  сказал, что  это идиотизм,  потому  что они не просто  под
землей: вокруг змеевики  холодильных  агрегатов,  и если  прострелить  такую
штуковину, то всех газом задушит.
     Тогда ты залез в кабину, включил мотор и печку, но тут кто-то стукнул в
окно.  Один  из шоферов сказал, что нельзя запускать двигатели, -  отравимся
угарным  газом,  лучше   всем  забраться  в  одну  кабину  и  включить  один
обогреватель.
     Ты согласился, ребята лезут  к  тебе -  теперь в  одной кабине четверо.
Один  начал молиться.  Около  шести  утра  топливо кончилось. Нужно  идти  и
набрать солярки из соседнего грузовика. Один пошел - и не вернулся. В кабине
все холоднее, хотя их втиснулось сюда трое.  Становится трудно дышать. Тогда
вы тянете на спичках жребий, кому идти за соляркой. Проклинаешь  себя за то,
что не запасся топливом,  но кто  мог  подумать, что придется столько  здесь
торчать?!  Парень  с  соседнего  грузовика  вытягивает  короткую спичку.  Вы
сдираете с себя рубашки, так что теперь на нем сразу три.
     Ты  открываешь дверцу кабины и понимаешь: ему ни  за что  не вернуться,
выхлопной газ  хоть  ножом режь. Выключаешь фары - аккумулятор садится. Надо
экономить.
     В кабине  ты да еще один шофер, он  дрожит без рубашки и около полуночи
просит пристрелить его. Ты отказываешься - на душе  и так  полно  грехов. Он
умоляет. Говорит, что сам застрелится, если ты не поможешь ему.
     Ты отказываешься, он плачет  - слезы замерзают на щеках.  Ты ничего  не
чувствуешь. Если ты  не  застрелишься,  доверишься воле  Божьей,  может.  Он
возьмет тебя на небеса или, по крайне мере, в чистилище? Ты всегда собирался
взяться за  ум  и  теперь  клянешься,  что если  выберешься  отсюда, начнешь
честную жизнь.
     Так закончилась баллада о Винни-Скале Палумбо.
     Он замерз.
     Он умер от холода.
     Жарким августовским днем.
     В Нью-Джерси.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

     Хрупкого  престарелого азиата, стоящего на комоде  возле  иллюминатора,
звали  Чиун.  Римо Уильямс почтительно наблюдал за  ним. В руках Чиун держал
блокнот.
     Он вырвал одну страничку и вытянул руку, брезгливо держа листок, словно
грязную пеленку.
     Потом разжал пальцы и выпустил бумажку:
     - Давай!
     Листок полетел, порхая из стороны в сторону, но в четырех футах от пола
замер, пробитый кончиками пальцев Римо.
     Римо сбросил бумажку с пальцев, и Чиун вознаградил его улыбкой.
     - Хорошо, - сказал старик. От улыбки пергамент лица побежал морщинками.
- Продолжим.
     На этот раз Чиун  слегка скомкал бумажку, встал на цыпочки и,  выпустив
ее, сказал;
     - Давай!
     Лист полетел быстрее,  без зигзагов.  И  упал на пол, на  искусственный
ковер, где и остался лежать, словно в немом укоре.
     Чиун сердито уставился на Римо.
     - В чем дело?
     Римо смеялся.
     - Ничего не могу  с собой поделать, Чиун. Ты ужасно глупо  выглядишь на
этом комоде. Я подумал: "Вот было бы потрясающее зрелище, если Чиуна покрыть
золотом и поставить на  каминную полку!" И мне стало смешно. С людьми  такое
случается, ты, наверное, знаешь.
     - Мне хорошо известно,  -  сказал  Чиун в своей  четкой и выразительной
восточной  манере, -  что человечество  - единственный биологический  вид на
земле, представители которого умеют смеяться. Они отличаются еще  и тем, что
погибают,  если не улучшают постоянно своих данных. Это  и с тобой случится,
Римо,  если  не  будешь практиковаться. Плавающий  удар очень важен  и очень
полезен, но его следует выполнять правильно.
     И  Римо  в двадцатый  раз  за  то  время, что они находились  на  борту
теплохода "Атлантика", прослушал описание  плавающего удара. Как зависит его
эффективность  от массы жертвы или объекта, на который направлен  удар.  Что
потери  энергии  не   происходит,  если  удар  попадает  в   цель,  но  если
промахнуться, вложенная в удар сила может повредить плечо атакующего.
     - Слушай,  Чиун, -  произнес  Римо, -  я  знаю  семьдесят восемь  видов
различных ударов. Знаю удары, которые наносятся пальцами рук и ног, ладонью,
костяшками пальцев, ногами, локтями, коленями и бедром. Может, хватит?
     - Ты  должен  стремиться к совершенству. В конце  концов,  разве ты  не
Шива-Дестроер?
     Чиун хихикнул,  он взял  привычку так  хихикать  с  тех  пор,  как  они
вернулись  из Китая, куда были  посланы по заданию  президента  и  где  Римо
принимали за воплощение одного из богов индуизма. Старик  смеялся  над этим,
только разговаривая с Римо. В беседах с другими на эту  тему он был серьезен
по очень  простой причине:  Чиун верил в  то, что Римо Уильямс на самом деле
стал Шивой-Дестроером.
     Но все равно он остался для Чиуна учеником, и пожилой кореец вырвал еще
один листик из блокнота, подержал над головой и отпустил, тихо промолвив:
     - Давай.
     Листок бумаги медленно планировал вниз и вдруг раздвоился,  рассеченный
ударом ладони Римо Уильямса.
     Впечатляющее  зрелище для  постороннего! Но  их  каюта располагалась на
самой верхней палубе "Атлантики". Часть палубы, на которую выходили дверь  и
иллюминатор,  была  отгорожена  -  она предназначалась  для  индивидуального
пользования, так что вокруг было только море.
     Под их палубой находилась другая палуба,  под ней - следующая и  еще, и
еще,   до  самого   чрева  судна,  а  там,  ниже  ватерлинии,  уже  не  было
иллюминаторов.  Внизу тоже  были  каюты,  только мебель  была не ореховая, а
крашеная металлическая, на полу вместо ковра - линолеум. А на корме корабля,
в  самой  дешевой  каюте "Атлантики", где  качало сильнее всего, разместился
доктор Харолд Смит, глава КЮРЕ, один из самых могущественных людей в мире.
     В этот момент он, лежа на жесткой койке, изо всех сил старался смотреть
в одну точку на  потолке, пока желудок  не  успокоится. Согласно его теории,
если  сконцентрироваться  на одной  точке  и  не отрывать  от  нее  взгляда,
ощущение качки станет не столь острым и можно даже будет выжить.
     В  нижней части судна, ближе  к днищу корабля, качка не только килевая,
но и бортовая. Точка на потолке поехала направо, и доктор Смит не отрывал от
нее взгляда до тех пор, пока не оказался практически на животе, и тут уж ему
пришлось опять прибегнуть к услугам корзины для мусора.
     "Будь проклят Римо Уильямс!  Неужели ради того, чтобы  выиграть войну с
преступностью, - думал он, - стоит столько терпеть от этого Римо?!"
     Доктор Смит  связался с Римо в Нассау,  где стоял морской теплоход,  на
котором  тот путешествовал, и  приказал немедленно возвращаться в  Штаты для
выполнения очередного задания.  Римо отказался, объяснив  Смиту, что  должен
непременно участвовать  в  финале танцевального конкурса, который проводился
на корабле. Он продолжит круиз, а иначе упустит шанс получить золотой кубок.
Почему  бы  доктору Смиту не  прилететь сюда, чтобы всем  вместе отправиться
обратно?
     -  У вас  будет  достаточно времени обсудить новое задание,  -  добавил
Римо.
     - У меня нет времени плавать вокруг света, - ответил Смит.
     - Тогда вы не узнаете о том,  что приключилось с вашим старым приятелем
Хопкинсом, и о том, как он собирался шантажировать КЮРЕ. А в один прекрасный
день получите секретное письмо с  требованием выплатить  сорок три миллиарда
долларов однодолларовыми купюрами.
     - Очень остроумно, -  сказал  Смит. -  Я  в курсе того, что случилось с
Хопкинсом.
     - Черт побери! Все равно  прилетайте,  и я вам  расскажу, что  сделал с
Ховардом Хьюзом, - не сдавался Римо.
     Он настаивал, уговаривал  и, в конце концов,  после того, как  пообещал
устроить  Смиту отличную каюту,  тот  согласился.  Так он оказался  на  этом
проклятом  корабле -  вывернутый наизнанку и  с  каждой минутой  все  больше
ненавидящий Римо Уильямса.
     Но Харолд Смит не был бы Смитом, если бы пренебрег  своим долгом. Ему и
не  предложили  бы  возглавить КЮРЕ  - секретную  организацию  по  борьбе  с
организованной преступностью, - если бы у него отсутствовала сила воли. Он с
трудом поднялся на ноги, слегка пошатываясь, пересек каюту и достал из шкафа
черный чемодан. Дешевый, без наклеек  аэропортов и отелей. Тщательно заперев
дверь,  он отправился в долгий путь наверх,  на пятую палубу - в апартаменты
Римо Уильямса.
     Было три часа ночи, корабль спал.  Ни на лестнице,  ни в коридорах Смит
не встретил ни души. Но и Римо Уильямса в каюте не оказалось.
     Палуба  была  еще  безлюдней,  чем коридоры.  Было  сыро  и  промозгло,
пронзительно  холодный   ветер  вихрем  налетал  с  моря,  окутывая  корабль
мельчайшей водяной пылью,  пробирая до мозга костей любого, кто  осмеливался
появиться на палубе.
     Но  Римо  Уильямс  не  чувствовал  холода.  Он  осторожно  заглянул  за
невысокую перегородку, отделявшую его часть палубы от остальной. Как всегда,
никого.
     Римо ощупал  массивные  дубовые перила,  ограждающие  палубы.  Они были
шириною сантиметров двенадцать, округлые и влажные.
     Римо сбросил парусиновые туфли и вскочил  на перила. Постоял  минуту на
высоте двадцать пять метров над водой, настраиваясь на ритм океанской волны,
покуда мышцы ног и нервные окончания  ступней не приспособились к ритмичному
движению  корабля. И  побежал по перилам. Корабль  раскачивало из  стороны в
сторону,  кидало  вверх-вниз,  но  Римо  мчался  вперед, замкнувшись  в мире
собственного сознания.
     Он  пробежал   немного,  переставляя   ноги   по   мокрой  полированной
поверхности перил так быстро, что подошвы не успевали соскользнуть. А потом,
на полном ходу повернулся на 90 градусов  и легко, пружинисто побежал боком.
Бросив взгляд на бушующие  внизу  волны, он вдруг  понял, почему  моряки так
независимы и высокомерны: здесь, вдалеке  от земли, посреди ледяного океана,
человек  бросает вызов самому  Господу Богу,  и только  презрение  ко  всему
окружающему помогает одержать верх над стихией.
     Римо добежал  до кормы и  притормозил, дабы  убедиться,  что  на палубе
никого нет. Увидев, что никто не осмелился в такую  погоду  и время покинуть
каюту, он  помчался  на  всех  парах  обратно,  бросив взгляд  вниз,  сквозь
стеклянную крышу бассейна.
     Обычно там все время торчал усатый  крепыш. Пожарный с Среднего Запада,
самодовольный  и  невежественный,  он  с самого  начала  круиза  проводил  у
бассейна дни и ночи напролет. Он обзывал Чиуна "китаезой", когда  тот его не
слышал, что, однако, не  укрылось  от внимания Римо. А однажды  Римо увидел,
как  пожарный украл чаевые,  оставленные кем-то из посетителей официанту  на
подносе, и когда понадобилось освободить каюту  для Харолда В. Смита, у Римо
была на примете подходящая кандидатура.
     В  один  прекрасный день, на пляже острова Парадиз, пожарный загадочным
образом крепко уснул и проспал под палящим тропическим солнцем четыре  часа.
Когда его, наконец, разбудили,  кожа  уже  покрылась волдырями.  В  больнице
Нассау медики оказали ему необходимую помощь,  предупредив,  что нельзя  так
долго  находиться  на  солнце, и  собрались  было  отпустить на корабль,  но
передумали и оставили на дальнейшее лечение и обследование,  после  того как
он сообщил врачам, что потерял  сознание оттого, что к его плечу прикоснулся
рукой рослый парень с глубоко посаженными карими глазами.
     Римо  усмехнулся, миновав  пустующее кресло  у бассейна  и  подумав при
этом, что если  пожарник был падок на чужие чаевые,  то Смит - уж и подавно.
Официанты от такой перемены ничего не приобрели.
     Римо  бесшумно прошел по стальной перекладине,  поддерживавшей выпуклую
пластиковую крышу бассейна, и очутился на  левом борту корабля.  Он пробежал
еще несколько шагов,  быстро обогнул барьер,  отделявший общую палубу от его
личной веранды, и бесшумно спрыгнул с перил возле своей каюты.
     Здесь он надел  туфли и вошел  внутрь через  раздвигающиеся  стеклянные
двери.
     Смит сидел на диване, а Чиун, склонившись над ним, массировал искусными
пальцами нервные узлы вдоль шеи доктора.
     - Спасибо, Чиун, - с облегчением сказал Смит, отодвигаясь от  него, как
только в каюте показался Римо.
     - Морская болезнь? - поинтересовался Римо.
     - Не страдаю, Я провел в море больше времени,  чем вы в трезвом виде, -
засопел Смит. - Вернулись с вечерней прогулки?
     - Вроде того, - ответил Римо, а потом безжалостно добавил, поскольку не
питал добрых  чувств  к  человеку, который посылал его на задания, противные
человеческой натуре,  - Хопкинс  сразу  догадался, что  речь идет о вас. Как
только я сказал "дешевка", он понял, о ком речь.
     - Да, да. Хватит,  - сказал Смит,  глядя на Чиуна, который, несмотря на
свои таланты  и  любовь к Римо, представления не имел, что такое КЮРЕ  и чем
она  занимается. Ему достаточно было  знать, что миссия Римо - убивать и что
его, Чиуна, забота - следить, чтобы Римо всегда был в форме.
     Чиун  опустился  на  диван, приняв  позу лотоса,  и закрыл  глаза. Смит
поднялся и открыл  чемоданчик, откуда  извлек пакетик из блестящей бумаги  и
протянул Римо.
     - Вы знаете, что это?
     - Конечно. Наркотик. Героин, - сказал Римо, взяв в руки пакетик.
     - Вы знаете, что ради этого наркоман способен на убийство?
     -  Дорогой  мой,  есть  люди,  которые  могут  убить  вас  просто  ради
развлечения.
     - Напрасно вы шутите, - сказал Смит.
     Не  обращая  внимания  на слабые  протесты  Римо, что  он, мол,  вполне
серьезен, Смит продолжал:
     - Мы сейчас занимаемся  этой проблемой. Ежегодно торговцы наркотиками в
Соединенных Штатах продают около восьми тонн героина. Большая часть торговли
- в руках итальянской мафии. Они выращивают мак в Турции, перерабатывают его
во Франции  или Южной  Америке  и ввозят  контрабандой в Штаты. Министерство
финансов  пытается  помешать  этому,  сдержать этот  процесс, Иногда удается
перехватить крупную партию, например, чемодан весом в двадцать  килограммов.
Ежегодно в стране  используется героина на сумму больше полутора  миллиардов
долларов по розничным ценам.
     - Ну и что? Увеличьте штат министерства финансов, - сказал Римо.
     -  Мы  пытались. Казалось,  что  все продумано.  Но  во время последней
операции все наши агенты были убиты.  И в Штаты попала крупная партия, Римо.
Речь идет не  о  чемоданах, а  о четырех грузовиках,  полных героина.  Около
пятидесяти тонн! Достаточно, чтобы  удовлетворить потребность наркорынка лет
на шесть. На десяток миллиардов долларов!
     - А если  мафия  избавится от мелких  торговцев, - продолжал Смит, - то
выручит в два раза больше.
     Римо  еще  раз  посмотрел на  блестящий пакетик и бросил его в открытый
чемоданчик Смита.
     - Что я должен делать? - спросил он.
     - Вы знаете  город Гудзон в Нью-Джерси, так? Вы  ведь оттуда? - спросил
Смит.
     - Я из Ньюарка. По сравнению с Ньюарком Гудзон - просто Беверли-Хилз, -
сказал Римо.
     -  Так  вот, героин  где-то  в Гудзоне. Там его сгрузили  с  теплохода.
Агенты  министерства  финансов погибли  во  время  слежки  за  грузовиками с
героином. Теперь  грузовики  спрятаны где-то  в городе,  но мы не  можем  их
найти.
     -  А  почему  вы  считаете,  что  они  все еще  там? Груз  вполне может
находиться уже где-нибудь в Питсбурге.
     -  Нет,  они в  Гудзоне.  Всю  неделю  мы  проверяли  каждый  грузовик,
выезжавший   из   города,   специальным  детектором,   который  изобрели   в
министерстве сельского хозяйства. Один наш сотрудник слегка усовершенствовал
его, и им теперь можно отслеживать героин. Ни одна достаточно большая партия
героина не покинула город.
     - Никогда не слышал о таком приборе, - заметил Римо.
     - И правительство тоже.  Пока  мы держим его в секрете. Иначе через две
недели с